Руина

РУИНА  

Андрей Смирнов  

В подражание и память Лимонова  

Бальзаминов, дряхлеющий русский эмигрант невнятной внешности, гулял по Нью-Йорку теплым летним вечером 2020 года.  

Лето в тот год выдалось по всей Америке жарким. Сотни тысяч, если не миллионы, американцев бились на улицах с полицией и друг другом не на жизнь, а на смерть. Восстание BLMов. Гуманоиды всех рас и цветов кожи, позабыв о распрях, объединились в едином порыве разрушить свою некогда любимую и боготворимую Америку до основания.  

Кеглеобразные накаченные нигеры и импульсивно жестикулирующие латиносы, внешне флегматичные WASPы и раскосые азиаты, сторонники и противники республиканской и демократической партий, политики и пожиратели пособий, национальные промышленники и финансовые спекулянты, студенты и реднеки в ковбойских шляпах – все словно взбесились в едином порыве разнести старушку Америку в хлам.  

За свою пятидесятилетнюю эмигрантскую жизнь Бальзаминов никогда не видел Америку такой. По его мнению, за всеми этими событиями явственно угадывалась большая круглая задница. Было страшно и тревожно за свою жизнь, за свое будущее. Все его годы борьбы и страданий, вписывания в новую реальность могли пойти прахом. "Дурак, – шептал он себе, – надо было остаться в России. Сейчас сидел бы в лесу на речке Волчихе с друзьями, с круглой суммой в кармане, слушал бы местных соловьев, попивая коньячок с теплым ощущением удавшейся жизни".  

Бальзаминов часто размышлял, как надо было поступить в том или ином случае, куда направить свою бурную жизнь, и каждый раз парадоксальным образом приходил к совершенно разным выводам.  

Бродя где-то возле Центрального парка, он не узнавал улиц, провонявшихся дымом пожарищ и запахом слезоточивого газа, засыпанных стеклом разбитых витрин и мусором, "украшенных" искореженными автомобилями, расцвеченных разводами засохшей крови. Толпы дерущихся друг с другом людей, истошно орущих, трясущих плакатами и машущих палками, мелькали перед ним. Он всячески избегал встреч с ними. Завывая жуткими сиренами, мимо проносились полицейские и армейские бронированные лимузины с вооруженными людьми. Он шарахался от них еще сильнее.  

Бальзаминов, незаметно для себя, очутился на некогда любимом месте – пересечении 55-й улицы и Медисон-авеню, у наглухо закрытого делового центра. Через подземную парковку и мусоропроводы, черными лестницами, пожарными переходами он поднялся на крышу, очутившись среди фантасмагорических инженерных конструкций, извивающихся и петляющих вентиляционных труб, каких-то непонятных абстрактных хреновин, место которым, казалось ему, в экспозиции современного арт-искусства. Подошел к ограждению крыши, с ужасом созерцая апокалиптическую панораму некогда любимой некоронованной столицы мира.  

На этом месте стоял когда-то стрёмный отель Винслоу, где жил и творил великий русский писатель-бунтарь Эдуард Лимонов. Бальзаминов был с ним знаком: удрав из Совка, они случайно пересеклись на кривых эмигрантских стежках-дорожках. Несмотря на огромную разницу и характеров, и внешности, и родов деятельности, частенько сиживали в номере "Эдички".  

Лимонов тяготел к литературе и искусству, а он, Бальзаминов, был занудным барыгой. Но все же не совсем конченным, раз у них находились общие темы: французские вина, женщины, чтиво, политика.  

Лимонов не любил западный мир, любил Россию. А Бальзаминов перед Западом преклонялся. "Эдичка" был весь такой персонифицированный, эпатажный, скандальный. Бальзаминов же – антагонистично обезличенный, невзрачный в своём строгом костюмчике-униформе офисных работяг.  

Увы... отель разломали, воздвигнув на его месте деловой билдинг, полный помпезных офисов, суетливых клерков, соблазнительных секретарш, стройные ножки которых произрастали прямо из-под мышек. Бальзаминов всегда удивлялся, где у них находится все остальное.  

Но прошло время, офисы с их бизнесами захирели, не пережив чистилище кризисов. Строгокостюмные клерки вместе со стройноногими секретаршами куда-то тихо испарились.  

Лимонов вернулся домой в любимую Россию, увлекся политикой, эпатируя всех и вся, создал оперативно запрещенную политическую партию, даже посидел в тюрьме. Ходил на неразрешенные митинги, регулярно получая от ментов дубинками, крутил романы с молодыми девчонками. Словом, бурлил, искрометал по жизни. А потом вдруг... умер.  

Бальзаминов же остался в Америке. Пустился во все бизнес-тяжкие, меняя сферы деятельности, крутился-вертелся, копил, скрипя зубами, доллар к доллару. Сколотил баблишко, получил вожделенное USAто-полосатое гражданство, правда, надорвал, бедняга, здоровье.  

Ветра катаклизмов и кризисов потрепали некогда величавое здание бизнес-центра, святыни и символа Американской Веры – храма, где истово поклонялись золотому тельцу, делали деньги, занимались всеми мыслимыми и немыслимыми видами спекуляций.  

Бальзаминова же, внешне тихоню, но внутри эстетствующего раздолбая, нередко тянуло втайне осквернить святыни и алтари, предаться сладостным извращениям, сорвать всевозможные запретные плоды. Вот и сейчас, одолеваемый приступом простатита, он, расстегнув ширинку, дал волю чувствам, которые, в прямом смысле слова, изливались прямо из глубин его, можно сказать, души и тела. "Чувства" теплым ручейком стекали по крыше, чтобы, скатившись с карниза, улететь вниз мелкими испаряющимися каплями.  

Его гаденькое святотатство гармонично сочеталось с жуткой, фееричной картиной: красно-багровый горизонт, озаряемый огнем пожарищ, отражался одновременно в Гудзоне и Ист-Ривере. Зловещий бордовый закат, подсвеченный гееной огненной, vstaval nad Vsem Mirom.  

– Ipat" vas vseh! Фак! – вдруг истерично крикнул он искореженным ртом в  

глухой колодец улицы.  

Но крик его не долетел и до середины здания, заблудившись в бесчисленных этажах. И только меленькие капельки "живительной влаги" окропили тротуар и головы редких пешеходов. "Дождик... " – буднично подумали люди.  

Старый мир умер! Да здравствует новая жизнь!  

Новосибирск, лето 2020 – весна 2021