Чёрные семена

Как родители познакомились? Я точно не знал и сам, и они, кажется, тоже не знали. Мои родители едва помнили этот день, всегда как-то отпирались, недоговаривали; только есть одно смутное чувство, что это связано с семечками: они встретили, они радовали, и они… Самыми обычными тыквенными семечками, которые можно есть. Родители их очень любили.  

Давно-давно познакомились два отчаянных романтика-одиночки. Каждый рассказывал эту историю по-разному: что всё началось со встречи под деревом, или всё-таки в школе. Они давно любили друг друга, но боялись признаться себе, боялись сказать словами. Сидели на лавочке на перемене и, немного робея, предлагали друг другу семечки. Кто начал, кто поддержал, этого уже не помнит история. Но и полностью ей не забыть.  

…Быстро развивались события у молодых влюблённых, и у Них родился я. Когда молодые родители открыли бутылку шампанского, на столе стоял клубничный торт, различные продукты и семечки. Когда купили свой первый участок за городом, поехали на природу и долго сидели вдвоём. Они смотрели на лес, взявшись за руки, смотрели на лес, а видели облагороженный участок из будущего. Небольшой водопад, горку из искусственных камней, саженцы различных деревьев и даже кусты самых редких кремово-синих роз. Чёрный кот с белым «галстучком» и его «жена», и их дети, много-много чёрных и полосатых детей. И тарелочка с семечками, конечно, на которую падала тень синей розы.  

…Они сидели всегда вдвоём на диване, сонные, точно в каком-то мареве. Солнце кидало свои лучи сквозь окно, но блестящие белые обои превращали сияние в золото; шоколадного цвета накидка, лежащая на диванчике, и сам любимый диван, оранжевые, как апельсинки, подушки, один на двоих белоснежный пушистый плед. Они сидели, глядя какой-то фильм, а скорее друг другу в глаза, временами отвлекались на видео, а рука то и дело ныряла в тарелку со сладкими семечками.  

…Они ходили по три часа в одну сторону на море, точнее были согласны ходить, пешком по крутым горам, прыгая, как горные козлы и как козы, по серпантину дорог, над крутыми каменными обрывами. Останавливались, обнимались, смеялись, расстилая полотенце на сухую и горячую землю. Не дошедши метров десяти до пляжа, так и сидели на земле, на полотенце, положенном поверх густого слоя упавшей и жёлтой хвои. Я помню, даже один раз шли с мольбертом, а потом возвращались назад, изнемогая от жары и от жажды…  

И столько всего! Так много воспоминаний! И как искали потом ручей, и как бежали несколько километров по серпантину в обратную сторону. Вечер, когда горячие лучи уже все забрались за гору, когда синее марево сумерек окрасило все кусты, а мимо летали бабочки, редкие и даже эндемики; один раз, возвращаясь домой, нас троих застала целая туча из мотыльков. Такой редкий год и такое редкое нашествие бражников…  

А как лежали иногда в гамаках, как соорудили импровизированную раскладушку под черешней и спали под сотней её листов. Или как сидели вдвоём на дереве и, споря, подавая первое, пятое, восьмое, десятое, а затем двенадцатое или тринадцатое ведро. И такой был у нас год, очень сочный и необычный, залитый шутками про варенье из муравьёв, с шумной грядкой высоких и спелых томатов… Там можно было прятаться с головой – и они скрывали меня, и я бегал за ними, было так весело! Детство.  

Был год подсолнухов, год ещё одной дачи, год новой квартиры, год моей младшей сестры. Был год, когда Он… Был год, что Она… И тринадцать лет, двадцать, двадцать пять, двадцать семь лет рядом… А потом, куда потом делось всё?  

Или как праздновали однажды ещё один День своей свадьбы, на даче, под разноцветным пляжным зонтиком. Сидели на скамейке и ели шашлык, а под ноги бросались котята двух – дети детей и внуков. Рядом рос совсем небольшой дубок, незаметно проросший из жёлудя… Папа не выкопал его, лишь потому, что не видел, а потом было «поздно и жалко». Он хотел его унести затем в лес, но как-то с пересадкой в лес не сложилось. Спустя много лет дуб будет закрывать весь обзор, станет высоким и стройным, расправит плечи и перерастёт старый дом. Спустя много лет, когда скамейка покроется шелухой от обмороженной краски, когда зонтик рассыплется в пыль и не будет уже никого, кто бы мог посидеть рядом, тогда... Мне тоже будет уже много лет, но не настолько много, как думалось.  

Лида отказалась выходить из дому ни под каким предлогом, а я всё решался собрать вещи и переехать в место в место, которое когда-то казалось раем. Лучше буду там жить один и исправлю всё, что ещё можно исправить, чем смотреть на остатки былых надежд и пустоту.  

***  

Прошёл всего один год, казалось бы, не так много времени; осень снова сменилась зимой, а затем наступила весна. Отключили батареи, вынесли на балкон некоторые особенно громоздкие горшки с цветами, подросшего за зиму котёнка стали чаще выпускать погулять. Только кот не хотел. Он тоже был без настроения. Кот сидел дома, спрятавшись под кроватью, вяло играл с листочками бумаги, которую забывала вытащить оттуда или специально положила сестра. Там был даже её личный дневник, ничем не примечательная толстая тетрадка, обычная тетрадка обычной десятилетней девочки, но покрытая кляксами слёз и пальцами от чёрного шоколада.  

…А на столике в гостиной по-прежнему лежала тарелка, маленькое хрустальное блюдечко, однажды приобретённое с большущим трудом и в мороз, то самое любимое блюдечко, с которым было так много и счастливых, и трудных, и горьких совместных воспоминаний. Почему-то хрусталь не блестел, на него тускло падало солнце, да и чёрные шторы с трудом могли пропустить весеннюю радость. Никого не радовала эта весна.  

Новая весна, а вроде бы новый день, и многое такое, как прежде. В холодильнике – пусть и старый – кофейный торт, на диване оранжевые потёртые от времени две подушки. Другой, но похожий на старый плед, мягкий, тёплый и серый. Тот же телевизор, похожий, но новый фильм. Та же девушка, мама, только на много лет старше.  

Маленькая табуреточка, покрытая пылью салфетка, пыльная хрустальная мисочка и несколько больших белых семечек. Несколько чёрных подсолнечных среди горсти привычных тыквенных. Диван, на диване Она, а в ногах испуганный котик-подросток. Остался тот же дом, та же мама, та же отдушина, но не было больше любви.  

«Лидочка, убери табуретку подальше, – хриплым заплаканным голосом сказала мать. – Убери и никогда не ешь, – имела ввиду, конечно же, семечки. – Никогда не ешь. Видеть их не хочу! Пока не было их… – с трудом проговорила она. – А теперь, а теперь… Говорил, что любовь до гроба… Страшные чёрные, непохожие…» Она приняла рыдать и в гневе разбила хрусталь. Закончить мать не смогла.  

Все молчали. Слова просто не лезли в тот вечер. Лида снова сидела в комнате, закрывшись и спрятавшись, писала свой первый дневник. А я был уверен, я знал, она напишет не про папу – про семечки. Огромные страшные чёрные семечки! Страшные и ужасные, с зубами, рогами, когтями, хвостами, копытами. Всё буйство детского воображения тут же пустится в ход. Огромные семечки и ещё более огромные подсолнечники о двух ногах, и это будет смешной и очень странный рассказ, и это будет кошмар, который она никогда не забудет. Самая смешная и самая страшная история, какую только возможно придумать и написать. Самый большой удар, нанесённый двумя чёрными семечками. Самый плохой её день, самый грустный поступок, самый больной пример, стоящий сестре прожить старой девой.  

А такая, говорили, любовь! Так повезло детям!  

Чёрные семена: дополнение  

Отрывки из дневника Лиды  

Она снова открыла глаза, заспанная, в плохом настроении, встрепенулась от громкого звука и поняла, что больше не спит. Чудесный замок, где она была дочерью Самой счастливой королевы на свете и смотрела мультики круглый год, оборвался. Реальность со своими проблемами снова обступила малышку Лиду.  

Мама?  

Точно, её голос. Крик. Снова с папой на кухне.  

«Может, не ругаются? Может, потому, что я проспала? » – она подняла глаза на весёлый будильник с котятами. А нет – сейчас только три часа ночи. Оживилась – да и не может же утром быть настолько темно.  

Лида соскочила с дивана, аккуратно прошлась до двери. Она специально не надела тапки, чтобы не было слышно их лёгкого звонкого хлопанья. Прислонилась. Ну как всегда… Её заперли зачем-то на ключ! Это было неожиданное и очень странно, хотя в последние пару месяцев такое обстоятельство стало почему-то случаться.  

«Разве я сделала что-то не так?.. » Нет, ничего ты не сделала. Просто так решили они. …И буквально через пару минут перед девочкой открылась вся правда, огромная, захлестнувшая её целиком. Нет, маленькая Лидочка никак не была к такому готова.  

Она тихо ойкнула, обмякла и упала, как подушка, на пол. Услышанное своими хорошими ушками, повергло её в шок, а фантазия ещё и дорисовала. Я не знаю, как именно так получилось, девочка подсмотрела через глазок, или составила образ, только исходя из интонации голоса. Но пред глазами тотчас пронеслись и картины ночных скандалов, и откровения, сказанные наперебой.  

Лида увидела маму. Её мать была мрачна, всегда такая яркая и сияющая, рыжая, румяная, точно тыква, в широких и длинных платьях, не зря она с детства напоминала её и цветом, и формой, и даже днём рождения в конце осени. …Сейчас женщина показалась другой – с чёрными глазами-провалами, с каменно-бледной кожей, её слова – были не такими ласковыми, как обычно, и волосы разлетались в разные стороны, как огромный наэлектризованный шар. Её мама, всегда такая светлая и лучистая, как сладкая и спелая тыковка (так говорил раньше папа, шутя), теперь она была скорее лампой легендарного Джека.  

А рядом стояла другая. Стройная, даже излишне, в слишком странной и редкой одежде, другая женщина, точнее ещё только девушка, в зелёном топе, коротких джинсах, с длинными рукавами рубашки на поясе. Девушка в зелёном не показывала своего лица, но от неё уже веяло холодом и развратом, и Лида боялась даже представить что будет, «если тётя посмотрит назад, на меня».  

Лиде казалось, девушка увидит её даже через стену. Уже увидела. А может… К тому времени не будет ни Лиды, ни стены. Исчезнет даже диван с игрушками! Девушка обернётся, и у неё будут один в один как у мамы глаза, только хрустально-синие.  

Всё растворится и всё исчезнет, останется мама-тыква и зелёная незнакомка. Наедине. Незнакомка начнёт превращаться, и происходящее с ней будет пугающе жутко. Вытянется тело, раза в два удлинятся ноги. Зелёные рукава отделится от пояса и начнёт гулять и жить своей жизнью. Руки превратятся сначала в живые гуляющие рукава, а затем… Это были уже не рукава, а огромные листья подсолнуха. Руки рубашки к тому времени тоже станут нечеловеческими.  

Или это только случится, или уже случилось?  

…Длинные светлые волосы тоже станут другими. И лицо вытянется, расширится и чуть не разорвётся, как один большой круглый блин. Лицо почернеет, а волосы станут лепестками. Огромный подсолнух о двух ногах встанет посреди кухни. Их кухни! Посреди их дома!  

Что за странная галлюцинация, или всё же фантазия посетит дом?  

Лида начала резко трусить головой – из стороны в сторону – раз и ещё раз, второй. Картинка никуда не рассеялась.  

…И мама изменилась. А мама стала ещё шире и рыжее, она преградила собой путь из кухни, закрыла двери к мужу и спальням детей и на какой-то миг осталась одна одинёшенька, одна вместе с этим гадким и страшным подсолнухом.  

Но она не смогла победить. Две огромные, с рост человека, чёрные семечки появились из ниоткуда и сбили с ног, пнули, отодвинули и переступили через растрепанные рыжие волосы. Подсолнух прошла победно по коридору. …А огромные семечки тащили папу, вели его под обе руки. И больше никогда-никогда Лида его не видела. Ни папу, ни его с этой жуткой зелёной девочкой. Он не отвечал на звонки, и мама не смогла объяснить толком, куда тот делся.  

Огромные чёрные семечки, стройный стан, зелёные лепестки, бледные лепестки цветка-блондина, они врезались навсегда в память маленькой десятилетней девочки и продолжили преследовать её в кошмарах, а иногда грезились ей наяву. Старший брат, Макс, пытался объяснить сестрёнке:  

– Глупая, так не бывает!  

Но она твердила одно:  

– А я видела! Видела, видела! Папу забрала тётя-подсолнух, папа-тыква пропал вместе с чёрными семечками.  

– Успокойся! Не беги! Не реви, да объясни ты уже…  

Но она стояла на своём или опять где-то пряталась.  

– Я видела, как его забрала очень худая девочка. Эта девочка…  

– Может, девушка?  

– …не человек, у неё из рук выскочили огромные чёрные семена!  

Тогда Максим становился перед ней на колени, брал за руки, обнимал и тихим голосом говорил:  

– Лидка, нет, ты придумала это всё… Так не бывает. Случилось… нечто другое. Лидка, всё немного не так. Ты просто маленькая и… и…  

– Но я же видела! – каждый раз говорила она.  

Он не мог знать, что видела сестра на самом деле, а то, что родители любили семечки – знал хорошо с детства и сам. Родители часто изъяснялись метафорами, – наверно, передалось. Папа просто ушёл к другой женщине. Но как это объяснишь?  

– Лидка, прости его, прости и забудь. Так бывает иногда, так…  

– Почему?  

Вот этот вопрос был сложнее.  

– Я не знаю, зачем так бывает или за что.  

– Тогда почему я должна прощать?..  

– Родители очень поссорились. Лидка, у тебя будет, возможно, когда-нибудь новый отец. У нас будет. А может быть, всё образумится, мама с папой помирятся. А ещё… Он всё равно любит нас, даже если так получилось. и со временем у тебя будет человек, которого ты полюбишь, который станет отцом твоих уже детей, твоих мальчиков и девочек.  

– А я, я не хочу! Он тоже поступит так, тоже уйдёт. Найдёт молодую-красивую, и тоже уйдёт. Не хочу!  

– Ты просто маленькая, когда-нибудь ты поймёшь…  

– Мне никогда не нравился никто так, как папа.  

– …Ты когда-нибудь встретишь человека, который понравится, не сейчас, ты будешь к тому времени думать давно по-другому.  

– А если он тоже уйдёт, зачем? Буду лучше, как тётя Катя, она даже замуж не выходила, и всё нормально. Ты ведь помнишь тётю Катю?  

Максим нехотя выдавил улыбку и «да».  

– Ребёночка она взяла в каком-то доме. Котиков завела, а какие орхидеи красивые выращивает, загляденье, всегда хочу мимо её окошка – любуюсь; я хочу так! Цветы и котики никогда…  

– Никогда, – на ходу согласился Максим.  

– …Не бросают. Ну, и зачем тогда ты говоришь, что мне кто-то понравится? Якобы в будущем? Мне уже нравится кто-то, котик из нашей школы. Возьму одноглазого Борьку и буду с ним жить! Решено.  

Своё слово Лида сдержала до старости.  

Севастополь, 7 – 14 ноября 2021, 503