Долг

Упрямый ветер вознамерился порвать меня на части. Холодными руками мертвеца он впивался плохо гнущимися пальцами в мой, местами прохудившийся шерстяной плащ, и порывами старался опрокинуть меня на спину. Вниз, в глубокий снег, чтобы тут же замести мою холодную могилу. Но и так его усилия остались не напрасны. Налипший коркой снег утяжелял мой шаг, напоминая груз возложенной ответственности.  

Я продолжал идти.  

Ноги исчезали в снегу по колено. Каждый выдох отражался от промокшего шарфа мешая сделать новый вдох. Из-за ветра я лишь изредка старался открывать глаза, чтобы не потерять направления вдоль леса и не свалиться с пологого берега к замёрзшей реке. Попав в сугроб, я вряд ли смогу выбраться.  

Я продолжал идти.  

С трудом, под привязанную к голове шапку, до меня донеслась одинокая песнь лесного бродяги. Ан, нет. К ночной подхриповатой песне вскоре подключились остальные. Слишком далеко, отмахнулся я и тут же замер, как вкопанный.  

Глубокий снег заставлял волков подбираться к путнику прыжками. Зелёные всполохи глаз, то и дело сверкали, вторя лунному свету, пробивающемуся сквозь одеяло рваных облаков. Небольшая стая рассыпалась веером и замерла, ожидая действий вожака. Высокий чёрный волк оскалил жуткие клыки и стал медленно проламывать снег своей массивной грудью.  

– Нельзя поддаться страху. – Прошептал я как завет. – «Любое испытание – это проверка намерений. Только проверка».  

Пока я смотрел на вожака, меня уже взяли в кольцо. Сужающийся круг моей скорой смерти смыкался на мерцающем гипнотическом взгляде косматого монстра.  

«Я принял решение и не отступлю». – Собрался я и тяжело шагнул вперёд.  

Звери перестали двигаться, застыли. Я осторожно обошёл огромного чёрного волка и не оглядываясь, поспешил вперёд. Со спины послышался едва уловимый скулёж.  

«Я принял решение». – Твёрдо повторил себе я. – «А это моя отходная».  

Учащённое дыхание испариной морозило мне щёки. Уже в нескольких местах шарф больно приклеился к лицу. Даже в рукавицах пальцы коченели. Просто устали держать на груди пола скомканного плаща, что бы лучше прилегал и грел. Мой и без того не быстрый шаг замедлился. Усталость камнем улеглась на плечи, заставляя ниже кланяться земле. В лицо, болезненной пощёчиной ударил ветер и… тут же неожиданно утих.  

Я с трудом разогнулся и глянул на небо. Ещё мгновение назад чехарда облаков не позволяла выглянуть луне, а теперь исчезла даже с горизонта. Острый лик царицы ночи ярко освещал мой путь, словно бы подмигивая одинокими дрожащими звёздами.  

Уханье филина заставило меня обернуться к опушке.  

Непроницаемая тьма хвойного безмолвия вцепилась лапами – ветвями в тихую зимнюю ночь. Неровный строй деревьев незаметно смешался верхушками с высотой звёздного неба. Я понял не сразу, что огни, мерцавшие в ночи, это не одинокие звёзды горизонта, а взгляды лесного зверья. В ужасе я отшатнулся в сторону реки. Десятки внимательных взглядов следили за моим безумным путешествием.  

Неожиданный, знакомый тёплый треск донёсся до бесчувственных от холода ушей со стороны покатого берега. Я пригляделся на ходу и даже моргнул от неверия.  

Одинокий костёр освещал кусочек берега, не выявляя не тенью не даже силуэтом своего хозяина.  

«Ну, так и бывает». – Понадеялся я и поспешил к теплу.  

Оставшиеся силы меня подвели, и я увязнув по пояс в наметённом сугробе, запутался в ногах и рухнул, кубарем скатившись со склона почти к самому кострищу.  

Упёрся руками в замёрзшую землю и как можно быстрее поднялся. Но прежде чем отряхнуться от снега, как можно почтительней, поклонился живому теплу.  

Огонь полыхнул, освещая больший ореол своим ласковым светом. Ветер скрипнул позёмкой, и легонько подтолкнул меня к теплу. Я кинулся к огню, присел, и скинув рукавицы, стал разминать иззябшие пальцы.  

Всегда говорливую реку сковало толстым льдом. Её снующие волны, застыли в движении, образовав волнистые бритвы на поверхности хозяйки. Я невольно поёжился.  

– Принял решение, значит. – Раздавшийся голос за спиной чуть не опрокинул наземь. – Обдумай его хорошо, пока время есть.  

Коренастый мужчина обошёл меня, и подойдя к костру, подкормил ненасытное пламя мёртвым сушняком.  

– Я прошёл испытание. – С трудом вымолвил я озябшим лицом себе под ноги. Я боялся посмотреть ему в лицо. Боялся увидеть его. Точнее, я боялся увидеть одно конкретное лицо. – Волки, ветер, мороз, тьма. Я не повернул назад и сейчас не стану.  

Мужчина закончил с хворостом и присел на валежное дерево, невесть откуда оказавшееся рядом. Но тут уж удивляться не приходится.  

– А он бы одобрил? – Спросил мужчина, вытягивая ноги к теплу.  

– Это мой долг. – Поднял я глаза и в груди моей ёкнуло сердце. – Защищать всё живое. Хранить жизнь. – С трудом добавил пересохший рот.  

Улыбающиеся карие глаза с морщинками по краям снова посмотрели на меня. Небритое лицо скрывало подбородок и ещё больше округляло щёки. Русые, уже седоватые волосы были в беспорядке закинуты на бок. Всё, как я помню. Как я помнил своего учителя. Своего отца.  

– Я думал, что вы женщина. В писаниях сказано…  

– Я принимаю облик от просителя. – Улыбнулся мужчина и скрестив ноги спрятал ладони в подмышках.  

– Я пришёл к вам с просьбой…  

– Я знаю, зачем ты явился. – Перебил он. – Но осознаёшь ли ты последствия своего решения? Ты молод, даже юн. Твоя восемнадцатая весна ещё не наступила. В тебе бурлит кровь, нагревая необдуманные мысли. Ты остался один после смерти учителя и считаешь, что весь мир теперь взгромоздился на твои подростковые плечи. Это не так, сынок. – Подался вперёд собеседник и сменил тон на ласковый, отцовский. – Твой отец был человеком. Он так же ошибался как и все. Брал на себя чужое горе и сгинул, не справившись с ответственностью, которую сам же на себя и возложил.  

– Это наш долг. – Не выдержал я, но мужчина лишь ухмыльнулся.  

– Чушь. – Отмахнулся он. – Видишь эту ветку. – Мужчина поднял сухой окоченелый прут. – Когда-то он был частью прекрасного дерева. Оно кормило плодами жирных кабанов, пушистых белок и вездесущих людей. На его ветвях вили гнёзда крикливые птицы. Выводили птенцов, кормили их и учили полёту. И так длилось годами, пока орех не состарился, не засох и не принялся гнить. Его труха стала пищей для его же маленьких побегов – детей. Но не все они смогут потянуться к солнцу. Самый ранний превратится в могучее дерево, а остальные захиреют и умрут. Такова жизнь, таков исход всего. Всё умирает и всё возрождается.  

– Я совершил ритуал. – Насупился я. – Вызвал Мать всех матерей – тебя, Владычица Природа. Ты откликнулась на зов, значит, тоже приняла решение.  

– Воля твоя, молодой, ещё глупый друид. Я исполню «твой долг». – С ударением на последние слова произнесла Природа. Прощай сынок. – Улыбнулся мужчина. Но очень-очень грустно. Совсем как отец.  

Мои ноги подкосились. Слабость льдом сковала сердце… мои мысли. Тепло быстро остывающего тела вырвалось на волю, растопив вокруг меня снег на целую ладонь. Я замер и…  

***  

Несмотря на поздний час, в их словно одиноком доме теплился печальный свет свечи.  

– Плашенька, доченька… – Без устали причитала женщина то и дело, поправляя одеялко на постели бледной девочки. – Да как же это, солнышко… Мужа болезнь забрала, брата твоего Златомирушку, тебя я не отдам, не отдам тебя смерти, миленькая… – Её губы тряслись не от шёпота. Её горячие слёзы упали на детское личико и прокатились по бледным щекам.  

Вдруг ребёнок, лежащий без чувств, дёрнул щёчкой, сгоняя мамину слезу. Малышка сморщила маленький носик и медленно, как ото сна приоткрыла глаза.  

– Мамочка, водички.. Ма..  

– Сейчас солнышко, сейчас милая … – Вскочила женщина и побежала в комнату за деревянным черпаком к ведру.  

Жизнь за жизнь. Чудес не случается.  

***  

– Парень, ты живой? Заснул или напился? – Ударил мне в лицо тяжёлый тёплый перегар.  

Я с трудом открыл глаза. Яркий солнечный свет проникал прямо в разум наводя и без того сумятицу в сознании.  

– Бродяга, али шёл куда? – Нависал мужчина в простецкой, давно нестиранной рубахе.  

– А? – Выдавил я и огляделся.  

Буйство зелени кругом. Листочки разной формы трепетали на лёгком прохладном ветру. Солнце игриво лизнуло мне щёку, и я невольно прикрыл глаза рукой. Ладонь была влажной от утренней росы. А зад от долгого сидения под деревом отказался отвечать на помыслы о подъёме на ноги.  

– Ну, ожил? – Рассмеялся мужчина. – Давай лапу, подыму.  

Он поднял паренька, и тот с трудом остался на ногах, хватаясь руками за его плечо и ближние ветки.  

– Где я? – Едва выдавил я, пытаясь смочить иссохший рот слюной.  

– В лесу, где ж ещё. – Усмехнулся незнакомец. – Ты не дурачок? А? Пил вчера?  

– Да. – Я медленно кивнул.  

– Тада понятныть. – Рассмеялся он и хлопнул меня по спине. – Пойдём ко мне, опохмелю. – Улыбнулся он во все зубы. – Я вот, кроля в силок поймал. – Он потряс передо мной своей добычей. – Пойдём, охоту обмоем.  

– Угу. – Согласился я и последовал за ним на полусогнутых, словно бы, чужих ногах.  

«Как я здесь оказался? В лесу, летом. Я же умер. Отдал жизнь…»  

– А ты тут ночь провёл? Не страшно? – Всё выспрашивал попутчик. – Волков не побоялся. А зря заночевал. Тут до Шанки идти то всего ничего.  

– Шанки?  

– Ну, да. Ты точно не дурной? – Недоверчиво, но с улыбкой покосился мужичок. – Идёшь, а куда идёшь не знаешь?  

– Может и дурной. – Пожал я плечами.  

– Поправим мы твою беду. – Снова хлопнул меня по плечу мужичок. – Щас, настоички жахнем, и под кроля, заедим. – Он порадовался новому сображнику. – Жёнку свою нам пожарить заставлю.  

Он ещё что-то говорил и говорил, будто не замечая, что юноша давно отстал, уставившись на медноволосую деву, стоявшую между деревьев. Её зелёная кожа, местами принимала сходный с корой дерева окрас, словно отражала их как зеркало. Стройное гибкое тело едва округлялось привычными женскими формами. Она смотрела на парня большими голубыми, как небо глазами и улыбалась.  

– Ты рад своему решению? – Спросила женщина, не издавая звука.  

– А девочка выжила? – Спросил я. В голове, лесными пчёлами, роились другие вопросы, но почему то я выбрал именно этот.  

– Выжила. Выросла. Стала женой. Матерью. Вдовой. Это её сын. – Кивнула она в сторону уходящего, без умолку болтающего крестьянина. – Он мать, за хатёнку, со свету изжил. Завёл свою семью. Теперь избивает жену и детей, как напьётся. А он, как понимаешь, это делает частенько.  

– Но, ему под сорок вёсен. – Тяжело выдохнул я и едва не упал, привалившись спиной о ствол ореха.  

– Тридцать шесть. – Уточнила Мать природа.  

– Но как же…  

– Глупо чему-либо теперь удивляться, ты так не думаешь? – Улыбнулась она.  

– Глупо. – Согласился юный друид.  

– Иди за этим волком. – Указала она пальцем позади меня, заставив обернуться.  

На небольшую прогалину вышел худощавый волк. Его уши тоскливо прижимались к телу, слегка покачиваясь в такт взмахам виноватого хвоста. Зверь неотрывно глядел на хозяйку и заискивающе дёргал влажным носом.  

– Он укажет дорогу к землянке глубоко в лесу. За лесом наблюдай, учись. Минует не одна весна, но если будешь постигать мою науку – станешь достойным друидом.  

– Но, как я выжил? Почему не… – Обернулся я на голос, но богиня растворилась в красоте.  

Волк дёрнул вверх мордой, и развернувшись, юркнул в лес.  

– Постой! – Крикнул я, и погнался за проводником, разминая затёкшие ноги.  

«Такой молодой. Совсем ещё глупый». – Прижавшись к дереву спиной, на высокой ветви сидела Матушка природа. – «Но такой отчаянно смелый. Как все друиды до него».