Звено цепи. Книга Четвёртая. Код Стихии

Глава первая. Предварительные итоги  

Полагалось дождаться поддержки. Штурмовать засевших в укрытии вооружённых преступников не входило в задачу группы. Но время уходило. На дороге в любой момент могли показаться люди – мирные граждане, которые решили поймать августовское солнышко на своих дачках. Вместо него могут запросто словить пулю.  

Инга смотрела на Сокольского, ожидая его решения. Казалось, его разморила жара. Прикрыв глаза, он вяло перебирал пальцами на рукоятке пистолета, ощупывая поверхность. Но он не дремал, Инга точно знала. Он выжидал какой-то одному ему ведомый момент. Потом вдруг открыл глаза и кивнул людям на другой стороне двора.  

– Прикрой меня, – приказал он Инге и оттолкнулся от стены.  

Инга пальнула несколько раз из-за угла. Краем глаза она видела, как Сокольский кувырнулся через плечо, прокатился за деревянной колодой, из которой во все стороны брызнули щепки, вскочил и молниеносным броском преодолел оставшиеся метры до укрытия – колодезного сруба. Оттуда показал, что всё хорошо. Берестова только хмыкнула. Какой-то дебил щедро поливал двор автоматной очередью. Секунды через три остановился. Сообразил-таки, что никого не достанет.  

Берестова прикусила губу. Она не совсем понимала, что задумал шеф и зачем ему понадобилось оказаться прямо напротив окон, пусть даже за колодцем. Что если у засевших в доме людей найдётся граната?  

– Дорохов! – крикнул Сокольский. – Может, хватит дурить? Поговорим как взрослые люди!  

– А ты покажись! – крикнули ему в ответ. – Чё прячешься?!  

– Не хочу получить пулю! – честно ответил Сокольский. – Кирилл! Ты раньше голову не терял. С какой радости ты связался с этими парнями? До сих пор на твоих руках крови не было!  

– Заткнись, начальник! – Это был другой голос. – Он с нами, а будет рыпаться – и на него пуля найдётся!  

– Валяй! Мне легче! – с энтузиазмом поддержал Сокольский. – Чем быстрее вы друг дружку перестреляете – тем меньше работы!  

Он знаком показал Даниле Некрасову, прячущемуся на другой стороне двора за поленницей, чтобы обошёл дом сбоку. Дан кивнул и исчез из поля зрения. Инга напряглась. По её мнению, людей было маловато, чтобы перекрыть все дыры. Но Сокольскому со своего места виднее.  

– Из дома никому не выйти, так что думайте быстрее! – потребовал он.  

Сбоку послышались одиночные выстрелы, потом короткая очередь из автомата. Видимо, кто-то попытался проверить, действительно ли нигде не просочиться. Ещё через несколько секунд заговорил Дорохов:  

– Ладно! Чего ты хочешь?  

– Бросайте оружие и выходите по-одному! – Сокольский понимал, что людям, засевшим в пустом доме, терять нечего, поэтому добавил: – По суду вас не расстреляют, а тут наверняка все поляжете.  

– А если прорвёмся и половину твоих положим? – снова вступил в разговор другой голос, с едва уловимым акцентом.  

– Пробуйте! – милостиво предложил Сокольский и добавил: – Дорохов! Ты меня знаешь! Через минуту начну стрелять я – и положу всех, у кого в руках ствол, нож или хоть палка. Суда не будет. Больше вообще ничего не будет! Ты растолкуй своим новым дружкам, что я всегда делаю то, что обещаю!  

Инга прикинула, что если Некрасов с напарником заняли удобное положение, а двое местных полицейских не растеряются, карауля бандитов с обратной стороны дома, всё получится. "Не растеряются", – решила Берестова. Её убеждённость строилась вовсе не на знании местного полицейского контингента, а на уверенности в том, что Сокольский умеет выбирать в свою компанию нужных людей.  

Со стороны дороги донёсся шум мотора. Инга оглянулась, но вместо знакомого микроавтобуса заметила старенькую "Ниву". Медленно взбираясь по разбитым колеям, она вот-вот должна была оказаться на линии огня. Инга кинула взгляд на Сокольского. Тот кивнул.  

Выскочив на дорожку, Берестова махнула несколько раз, чтобы водитель остановился. Но он продолжал упорно двигаться вперёд, не меняя скорости. Из окошка высунулся тип со стволом. Реакция сработала автоматически: Инга шарахнулась и откатилась в кусты. Поднявшись на колено, она открыла огонь по лезущей вперёд "Ниве". Машина будто споткнулась и замерла на некрутом склоне. Инга подбежала к ней со стороны водителя. Тот лежал, уткнувшись лицом в руль. Второй человек вскинул руку в её сторону. Берестова выстрелила – и его отбросило головой в провал опущенного стекла на дверце.  

Тут из-за поворота выкатил автобус ОМОНа!  

– Как всегда вовремя... – буркнула Инга и подняла руки на тот случай, если её не узнают издали. И почувствовала, что тяжело дышит, а вдоль позвоночника, под футболкой и бронежилетом, скатываются капли пота. – Дрянь! – неизвестно в чей адрес выругалась Берестова...  

Через пару минут всё закончилось и к Инге подбежал Дан.  

– Жива?!  

– Отстань! – рявкнула она.  

Сокольский подошёл, убирая подмышку пистолет, остановился у раскрытой дверцы "Нивы".  

– Шофёр жив, – спохватившись, доложила Инга. – Второй... – Ей снова захотелось выругаться, но вместо этого она отвернулась и сделала глубокий вдох. Стрелять Берестовой приходилось много раз, но покойников на её совести висело немного. Если точно сказать: два. И труп второго сейчас осматривал один из ОМОНовцев.  

Сокольский обошёл машину и заглянул внутрь. Лицо застреленного Ингой парня показалось знакомым. Краем глаза он заметил, что Некрасов топчется за плечом Берестовой, собираясь её успокаивать. Сокольский выпрямился, пару секунд посозерцал эту картину и решил вмешаться.  

– Знаешь, кого ты подстрелила? – сказал он, критически прищурившись. – Петю-Соловья, точнее – убийцу и рецидивиста Соловьёва Петра Германовича. Теперь его приятели тебя найдут и прикончат. – Он дождался, когда до Берестовой дойдут его слова и она обернётся, ожидая продолжения. – Короче, сразу как вернёмся, собираешь вещи и катишь на нашу конспиративную квартиру. Прятаться, – распорядился он совершенно серьёзным тоном.  

– Чего?! – Она зло прищурилась. – Да пошёл ты!  

Решительно отвернувшись, она сама отошла в сторону. Обычно она не ругалась на начальника при посторонних, поддерживая субординацию, но тут не сдержалась. Сокольский едва заметно усмехнулся и поманил к себе Дана.  

– Не знаешь, что сказать девушке? – спросил он, хлопнув Некрасова по "бронированному" плечу.  

– Не знаю, что сказать конкретно этой девушке, – признался тот. – А этот Соловей? Его дружки действительно такие опасные?  

– Все бандиты опасные, – без тени улыбки ответил Сокольский и пошёл к колодцу, у которого местный ОМОН разложил на земле связанных пленников. Присев рядом с одним на корточки, Сокольский взял парня за волосы и заставил приподняться. – Ну что, Дорохов? Предупреждал я тебя: не ходи к террористам, они хорошему не научат.  

– Да я... Начальник! Ты ж меня знаешь, я бы никогда! Само получилось...  

– И почему у тебя всегда "само получается"? – попенял ему Сокольский, встал и шагнул к колодцу.  

Все его люди уже собрались, ожидая указаний начальника. Вместо этого Сокольский набрал ведром воды, сунул "сбрую" с кобурой в руки одного из полицейских, стянул бронежилет и рубашку. Валяясь позади сруба, он ухитрился измазать лицо и руки в грязи и теперь, никого не стесняясь, принялся отмываться.  

Инга подошла, привалилась к старым брёвнам колодца и без смущения стала наблюдать, как шеф плещет на себя холодную воду.  

– Этот Соловей – тот самый, который пару лет назад завалил семью полицейского? Того, который в одиночку задержал груз взрывчатки? – спросила она.  

– Тот самый, – коротко ответил Сокольский.  

Ей нравилась его фигура. Сокольский принадлежал к числу людей, которым несвойственно накапливать жир под кожей. Сухие, развитые мускулы перекручивались вокруг костей, как верёвки. Пресс накачан так, что даже когда Сокольский сгибался или наклонялся, живот его оставался поджарым, как у борзой. Поймав себя на том, что она дольше допустимого пялится на полуголого начальника, Берестова медленно отвернулась, переведя своё внимание на бандитов и ОМОНовцев.  

– Ты знал, что он тут будет? – спросила она, не поясняя, что имеет в виду Соловьёва.  

– Я знал, что эти люди сейчас под ним ходят, – признался Сокольский, выпрямляясь и доставая из кармана джинсов носовой платок. – Но что он сам сюда прикатит... Я отправил вторую группу на квартиру в Выборге, где по сведениям, он должен был прятаться. А он успел улизнуть и явиться сюда... Может, и к лучшему. Меньше заботы.  

– Нет бандита – нет проблемы, – съязвил один из полицейских.  

Инга глянула на него. Её "фарфоровый" лоб на мгновение словно подёрнуло судорогой, обозначив совершенно нехарактерные морщинки. Сокольский заметил.  

– Возвращаемся в Питер! – резко скомандовал он, набрасывая на плечи рубашку. – Берестова, Некрасов – в машину! Остальные дожидаются следователя и оформляют тут всё, как положено.  

Ничего больше не добавив, он направился вслед за своими молодыми коллегами...  

* * *  

– Вот всё, что удалось раздобыть на интересующего вас человека, товарищ полковник.  

Раскрытая папка легла перед глазами пожилого военного.  

– Посмотрим-посмотрим... – протянул тот. – Родился в феврале 76-го. Сейчас ему сорок один? Хорошо! Достаточно молод, чтобы не вцепляться зубами в начальственное кресло... Так, рост 175, обычный вес – 63 килограмма, волосы русые, глаза серые... Это не имеет значения! – Полковник провёл широкой ладонью по волосам, так коротко остриженным, что не сразу можно было понять, седые они или просто светлые. – Особые приметы... – продолжил читать он. – Ну, это для дактилоскопии. Вот! А это уже интереснее! Патриот, склонен проявлять инициативу. Значит, врагов своей родины щадить не станет и не будет по каждому поводу спрашивать разрешения начальства. Послужной список удалось получить?  

– Нет. – Худощавый майор с морщинистым лицом покачал головой. – Всё, что мне удалось узнать: до недавнего времени он работал под прикрытием, но несколько месяцев назад стал заместителем начальника по оперативной работе в своём отделе.  

– И всё?  

– Продвигался по службе быстро и благодаря собственным заслугам. Любит работу полевого агента, а не кабинет и бумажки. По отзывам нашего общего знакомого, если этот парень берётся за дело, то доведёт до конца, чего бы это ему ни стоило.  

Полковник выпрямился и закрыл папку.  

– Возможно, это именно тот человек, который нам нужен, – задумчиво проговорил он. – Должность даёт ему пространство для самостоятельности. Надеюсь, он не отступится при малейшем намёке на опасность. Свяжитесь с этим Сокольским и договоритесь о неофициальной встрече, – распорядился он.  

Заместитель кивнул, забрал со стола папку и покинул кабинет...  

Глава вторая. Одноклассники, коллеги и любовники  

Что есть у человека? Только та минута, в которой он находится. Именно эта минута – самое важное, что происходит с ним в жизни. От шага, который он сделает, зависит следующий миг, день, год, а зачастую – и вся судьба.  

Аркадий Витальевич не задумывался о том, правильный ли шаг он делает, когда рассорившись с женой, отобрал у неё ключи от автомобиля и категорично хлопнул входной дверью.  

– Дура! – рявкнул он через плечо, спускаясь по лестнице в многоугольный питерский двор. – Бизнесменша, мать её!.. Она машину покупала! Снобша!  

Аркадий Витальевич ненавидел снобизм. Правда, под этим словом он подразумевал широкий круг явлений, начиная от умения не напиться на вечеринке "до синих огурцов" и заканчивая способностью зарабатывать деньги. Сам Аркаша считал себя выше таких вещей, а сегодня вечером ему было жизненно необходимо щегольнуть перед охладевшей к нему любовницей. Поэтому он затеял ссору и ухитрился урвать ключи от жениного "Шевроле". Права у него были, но после того, как он вдрызг разбил собственный автомобиль, ему никак не удавалось заработать на новый.  

– Служебную вызовешь! Старая курица! – высказал Аркадий Витальевич, залезая на водительское место.  

Верный ли шаг он сделал? Больше ли он заслуживал смерти, чем тот, кто благодаря его действиям останется жив? Ни одному человеку не дано ответить на этот вопрос...  

В тот момент, когда Аркадий Витальевич повернул ключ зажигания – прогремел взрыв.  

* * *... Всю ночь по квартире Зои Максимовны Курковой, супруги убиенного Аркадия Витальевича, протаптывали дорожки сотрудники следственного отдела. Ранним утром появился ещё один человек. Он скромно дожидался своей очереди, а когда последний посетитель сделал шаг через порог на лестницу – прикрыл входную дверь и прошёл на кухню.  

Хозяйка квартиры курила, сидя у кухонного стола. Вызванная на дом секретарша варила кофе. Обе не обратили внимание на невысокого мужчину в джинсах и летней куртке, из-под которой виднелась модная приталенная рубашка. Он простоял около кухонной двери, наблюдая за женщинами, не меньше минуты, прежде чем его заметила секретарша.  

– Вы кто? – нервно спросила она и тут же ринулась в наступление: – Оставьте нас в покое наконец! Здесь уже вся полиция Питера расписалась!  

– Я не из полиции, – признался мужчина. Вместо того, чтобы исчезнуть, он бесшумно шагнул к столу. – Подполковник Сокольский, УВР ФСБ.  

Он показал удостоверение. Секретарша упёрла руки в бока, а новоиспечённая вдова устало подняла голову. Апатия на её лице сменилась удивлением.  

– Вот это да! – высказала она, рывком поднимаясь из-за стола. – Игорь?! Глазам не верю! Давно не виделись!  

Они обнялись перед носом секретарши, которая решила, что менять позу преждевременно и продолжала грозно взирать на фээсбэшника.  

– Пятнадцать лет, – напомнил тот, ласково похлопал Зою Максимовну по спине и наконец-то выпустил её из объятий. – Последний раз мы общались на встрече одноклассников. Ты почти не изменилась, Зоя!  

– Не ври! Даже с такими честными глазами, – высказала женщина, но недовольства в её голосе не было. – А где Олежка? Куда делась твоя праведная половина?  

– Погиб. Больше года как...  

Женщина несколько секунд разглядывала его строгое, худое лицо с резко очерченными скулами, потом мотнула головой.  

– Вот как... Что на свете делается! Ну, сочувствую! – спохватилась она. – Только не говори, что ты мне тоже сочувствуешь. В отличие от твоего брата, мой благоверный не стоит длинных эпитафий. Вот не поверишь, мне даже жаль этого козла! – Она всплеснула руками, после чего достала из холодильника початую бутылку французского коньяка. – Погуляй, Полина, – скомандовала она секретарше и та вышла из кухни. – Он собирался ехать к любовнице и честно считал, что я ничего не знаю об этой стерве!  

– Он спас тебе жизнь, – заметил Сокольский, присаживаясь на стул. Пить по утрам он считал дурным обыкновением, но отказаться не счёл возможным.  

– За что ему огромное спасибо, – мрачно высказала Зоя Максимовна и налила в две стопки коньяк. – Лучше скажи, что случилось с Олегом? Вот кого мне действительно жалко! Такой парень! Я в него влюбилась ещё в третьем классе.  

– Да ладно! – не поверил Игорь, понимая, что она делает попытки отвлечься от собственных проблем. Потом, через паузу, добавил: – Олега бандиты убили.  

– Сурово... – Они выпили, после чего Зоя устроилась рядом с ним, придвинув табурет. – Ну, что у тебя за вопрос? – спросила она, потянув из пачки очередную сигарету.  

Сокольский оглядел кухню, а потом – бывшую одноклассницу. Не считая кругов вокруг глаз, встрёпанной причёски и морщинок, заметных с близкого расстояния, выглядела она очень хорошо. И дело не только в тщательно закрашенной седине. В детстве Зойка была тощей, нескладной и личиком походила на актрис из мексиканских сериалов (читай, на обезьянок). С годами её лицо стало броским, даже красивым, да и фигура чудесным образом оформилась. Было на что поглазеть. Сокольский знал, что госпожа Куркова (в девичестве – Стрельникова) регулярно занимается плаванием и ходит в тренажёрный зал.  

– Ты не думаешь, что покушаться могли на тебя, а не на твоего мужа? – спросил он, разом вернувшись из воспоминаний в настоящий момент.  

Зоя подалась от него, но тут же взяла себя в руки.  

– Извини, нервы сегодня... Я не знаю, Игорь! – Она отмахнулась, потом налила в стопки ещё коньяка. – Кто мог знать, я сегодня поеду на этой чёртовой машине, или Аркаша? Да я сама этого не знала! – Она отмахнулась вторично, словно хотела избавиться от навязчивых мыслей. – За мной чаще водитель выезжал. И бизнес у меня не глобальный, чтобы кому-то захотелось меня убрать... – Она неожиданно забеспокоилась. – Серьёзно, на меня? Только не темни, не будут люди из твоей конторы приезжать и задавать вопросы, если у вас нет чего-то конкретного.  

Сокольский невесело усмехнулся.  

– Я тебе хуже вещь скажу, – признался он. – Тот, кто на тебя покушался, захочет довершить начатое. Поэтому я здесь, а внизу ждёт машина. Тебе лучше по-быстрому взять всё необходимое и поехать со мной в безопасное место.  

– Но мне сказали никуда не отлучаться из города, – начала было Зоя. – И дела...  

– Вопрос с полицией я утрясу, – перебил Сокольский. – Но сделаю это после того, как ты окажешься в безопасности. С делами придётся повременить. Всех разом не переделаешь, а жизнь дороже.  

– Я не понимаю, – честно призналась женщина. – Кому я нужна?  

Сокольский придвинулся, глядя на неё своими ясными, серыми глазами.  

– Пару недель назад ты стала свидетелем одного происшествия. Вспомни: при тебе увезли человека, а потом он был найден мёртвым. Ты видела похитителей и можешь сильно испортить им жизнь. ФСБ берёт тебя под свою защиту. Конечно, если ты согласишься дать показания...  

* * *  

(Санкт-Петербург, территория "Красного Треугольника", лето 2010 года)... На захламлённой лестнице кирпичного здания было гораздо прохладнее, чем на улице. Вот чем хороши такие постройки – они держат температуру, зимой защищая от холода, а летом – от жары.  

Осторожно поднимаясь по крутым, длинным пролётам, Инга старалась всё время быть спиной к стене и охватывать взглядом не только пролёт наверх, но и вниз. Может, ей почудилось это неясное движение в выбитом окне верхнего этажа? Большая часть команды громила наркопритон в другом подъезде, ОМОНовцы перекрыли двор. Хотя, что тут можно перекрыть? За десять лет запустения в корпусах появилось столько дыр и непредсказуемых переходов, что можно гулять по всему комплексу, не выходя на улицу. Не везде, конечно, но в этой части фабрика успела дойти до состояния дикой живописности. Мечта режиссёров, снимающих постапокалиптику...  

Длина пролётов объяснялась высотой потолков. Миновав очередной, Инга остановилась и прислушалась. Выбившаяся из "английской косички" прядка платиново-белых волос прилипла к вспотевшему лбу. Из пустого оконного проёма тянуло жаром аномального полдня, запахами пыли, гари и испарений гниющей резины. Не выпуская пистолета из обеих рук, Инга попыталась вытереть лоб о плечо. Что-то хрустнуло наверху. Девушка замерла, так и не доведя жест до конца, но секунды тикали и ничего не происходило.  

– Что там? – крикнул кто-то снизу. – Берестова! Ты куда одна полезла?  

– Вроде никого, – откликнулась Инга, но вместо того, чтобы пойти вниз, поднялась на следующую ступеньку...  

Она отчётливо слышала шаги коллег. Наверное, им не понравилась неуверенность в её голосе и они решили присоединиться, ругая жару и бесконечные лестницы. Почувствовав себя уверенней от того, что она уже не одна, Инга преодолела последний пролёт. Солнце пробивалось сквозь крышу, ложась полосами и пятнами на загаженные голубями кирпичи. Обзору это мешало не меньше, чем столбы, которые поддерживали кровлю. Тёмные углы расплывались перед глазами цветными пятнами. Сколько Инга ни вглядывалась, она ничего подозрительного не видела. Для очистки совести, она сделала несколько шагов и подошла к полуразрушенной переборке.  

В глубине тёмного угла что-то шаркнуло. Инга повернулась, вскидывая оружие. Темнота дышала.  

– Не двигайся! – скомандовала Инга. Топот коллег на лестнице раздавался всё ближе. – Он здесь! – крикнула она, не поворачиваясь.  

В следующий миг она увидела вспышку. Её с силой ударило в голову и отбросило к кирпичной стене...  

* * *  

(2017 год, середина августа, дом на канале Грибоедова)  

Инга проснулась, моментально вспомнив, где находится: у Сокольского. Ночью они вернулись из командировки в Выборг и квартира в небольшом дворике, выходящем прямо на набережную, оказалась ближе всех. Сокольский предложил остаться у него и Инга, по обыкновению, не стала отказываться. Благо, неизрасходованный комплект чистой одежды лежал в её сумке.  

Инга посмотрела на светящийся циферблат часов: шесть утра. Она скорее почувствовала, чем услышала, что шеф ходит по коридору. Наверное, он тоже почувствовал, что она собирается встать, заглянул в комнату и категорично приказал спать дальше. "Значит, не моё дело", – решила Инга и повалилась обратно на подушку, засыпающим сознанием отметив щелчок замка во входной двери.  

Ещё через пару часов раздался звонок. Судя по тишине в квартире, Сокольский ещё не вернулся. Пришлось выползать с кровати и тащиться открывать. Она правильно угадала: явился Ольгин. И почему-то обалдел, увидев Берестову на пороге квартиры в мужском махровом халате. "Интересно, что он ожидал тут застать? " – подумала Инга.  

– Ну чего уставился? – буркнула она и посторонилась. – Заходи.  

– Я тебе звонил несколько раз, – всё ещё подозрительно на неё глядя, сказал Слава. – А ты что, ночевала прямо тут?  

– Ага! И всю ночь трахалась с Сокольским! – оборвала его фантазию Берестова. – Разбила я трубу! Ещё в Выборге. На вторую не мог позвонить? Что случилось-то?  

Слава успокоился. Вот если бы она начала оправдываться и что-то объяснять... Нет, он не мог себе представить, чтобы Инга хоть за что-то стала оправдываться.  

– Покушение на важного свидетеля, – сообщил он. – Вроде тот жив, но нужно отвезти в безопасное место и обеспечить охрану на ближайшие несколько дней.  

– Так бы и сказал. Сейчас оденусь.  

Берестова ушла в комнату. Почему-то именно сейчас ей пришла мысль, что попади она сразу под начало такого, как Сокольский, она бы не получила пулю семь лет назад. Игорь ничего не пускал на самотёк, не ленился каждому выдать конкретную инструкцию. Он просто не упустил бы из виду девочку-новичка...  

Ольгин присел на тумбочку для обуви. Но тут же раздался щелчок замка и через порог шагнула невысокая молодая женщина с длинной косой, в лёгком светло-зелёном платье и с двумя пакетами в одной руке. Увидев вскочившего с тумбочки Ольгина, она замерла на пороге.  

– Извините! Игорь сообщил, что уже вернулся из командировки, – проговорила она растерянно. – Можно мне его увидеть?  

– А вы Серафима? – сообразил Ольгин. – Да вы заходите! Шеф действительно приехал... Только он уже уехал. В смысле, он наверное только вечером вернётся. А я – Слава.  

– Я помню. Я вас видела. Издали. – Серафима вошла и Ольгин бросился закрывать за ней входную дверь. – Я тогда его подожду? Так случилось, что у меня сегодня выходной. Обед приготовлю...  

Она чувствовала себя неловко, когда сталкивалась с сослуживцами Игоря. Но паузу на этот раз прервала Берестова, вывалившись из комнаты и на ходу напяливая джинсовую жилетку поверх "сбруи" с пистолетом.  

– Привет! – буркнула она. – Я там шмотки оставила, потом заберу. Идём! – скомандовала она Ольгину.  

Когда оба оперативника исчезли за дверью, Сима поставила сумки на тумбочку и вздохнула. Она уже поняла, что в общении с Сокольским нужно быть готовой к любым неожиданностям. Его нужно либо принять таким, какой он есть, либо отказаться от близких отношений сразу. А отказываться Серафиме не хотелось. Особенно после того, как Игорь дал ей ключ. Было в этом жесте что-то доверительное и подкупающее...  

Сбегая по лестнице, Инга буркнула:  

– Что он в ней нашёл?  

– Тебе какая разница? – удивился Слава.  

Берестова ничего не ответила. "Действительно, какое мне дело? " – подумала она, привычно занимая водительское сидение. Слава покорно сменил траекторию и пошёл в обход, на пассажирское место.  

* * *... – Да не знаю я!!! Этот дом сто раз перестраивали!..  

– Что ты говоришь! И кто это делал?  

Человек, которого держали на краю крыши за полу куртки, сделал попытку извернуться и присесть, но получил пинок в живот и снова завис филейной частью над бездной.  

– Я не знаю... Вроде, одна ремонтная фирма. Не надо! Я расскажу, что знаю!  

– Ладно, отпусти его... То есть, давай сюда! – быстро поправился господин в золотых очках, испугавшись, что его туповатый помощник поймёт приказ буквально и отпустит полу куртки, за которую удерживает своего пленника на краю крыши.  

Амбал дёрнул несчастного на себя, подхватил подмышки и поставил перед хозяином.  

– Говори! – приказал господин в золотых очках. – И делай это быстро, пока я не передумал.  

– Его раза три перестраивали, – зачастил пленник, сгибаясь и держа себя за грудь. – Ещё в конце девяностых хотели снести, но выкупил один тип... У него сейчас крупная фирма, то ли ЗАО, то ли ООО...  

– Короче!  

– Ну, я и говорю: он, то есть, его фирма дом отремонтировала, а потом продала не то под богадельню, не то под приют. Через пару лет – пожар, одни стены и перекрытия остались. Дом закрыли на капремонт и эта фирма его опять выкупила, когда встал вопрос о сносе. Только он несчастливый, он после нового ремонта всего пять лет и простоял. Снова пожар, да ещё прорвало что-то в подвале... Говорили: теракт – не теракт, но ремонтировать одни убытки. Только его снова поставили на капремонт и вот, до сих пор жив...  

– Что за фирма? Чья?  

– Там гендиректором некий Лисовской. Он эту фирму и основал. Больше ничего не знаю.  

– Говоришь, трижды чинил эту рухлядь?  

– Да это памятник архитектуры! – возмутился пленник и даже выпрямился, так что громила схватил его за локти, чтобы не кинулся на хозяина.  

– Ладно, кончай с ним, – буркнул господин в золотых очках.  

– Что?! Как кончай?! – Пленник сделал попытку вывернуться, но громила приподнял его и повернулся к краю.  

– Стой! Идиот! – рявкнул на него господин в золотых очках. – Сдурел совсем? Нам только полиции не хватало... Отвези домой и напои до беспамятства! А вот если начнёт болтать, когда протрезвеет – тогда точно сдохнет.  

Лишние трупы господину в золотых очках были не нужны. К тому же, ничего криминального он пока не сделал. Подумаешь, мягко попугал одного простофилю. Зато узнал то, что хотел. Правда, что-то подсказывало господину в очках, что с Марком Лисовским подобными методами разговаривать бесполезно и нужную информацию будет чрезвычайно сложно получить. Но есть иные способы, не менее действенные. Или даже более...  

Глава третья. Вопросы мистические и не очень  

Метафизика для человека зачастую сводится к одному вопросу: что будет за гранью жизни? О смерти говорят гораздо больше, чем о любви. Ей посвящено огромное количество произведений человеческого ума, начиная от коротких эпитафий на кладбище и заканчивая творениями великих классиков вроде Толстого и Достоевского.  

Мы не знаем, что нас ждёт после окончания нашего земного существования. "Какие сны в том смертном сне приснятся? " – вопрошал Шекспир устами принца Гамлета. А действительно, какие? И приснятся ли вообще? Нам свойственно робеть перед потусторонним миром – антиподом живого. С нежного возраста крутится наша фантазия вокруг могилочек, косточек, гробиков, щекочет нервишки, ворочается липким комом под рёбрами. Мы фантазируем, создавая искусственный страх, чтобы получить прививку, как от оспы – и избавиться от настоящего страха смерти. Но достичь иммунитета невозможно и страх смерти продолжает в нас существовать вопреки всем стараниям.  

По природе человека, склонного видеть самое таинственное и мистическое именно в смерти, большинство легенд и загадок Петербурга связанно с этим явлением. Тут и Медный Всадник, который сходит по ночам со своего пьедестала и скачет по улицам, и призрак Распутина в ротонде на Гороховой, и духи сорока заживо погребённых в 1917 году священников на Смоленском кладбище. Главной "тайной" Обводного канала становится якобы найденное под ним в 1923-м году языческое капище, на котором совершались кровавые жертвоприношения, и "прославляется" Обводный числом канувших в нём после этого самоубийц. Марсово Поле искатели тайн и загадок признают местом шабаша нечистой силы. Привезённые из Фив сфинксы, по легенде, несут на себе мистические заклинания, при помощи которых египетский фараон Аменхотеп оживлял мумии...  

Питер выставляется городом, погружённым в метафизику, в пугающий, но привлекающий мир духов, порождённых убийствами, кровавыми жертвоприношениями и погребениями без соблюдения необходимых ритуалов. Никому в голову не приходит, что наши человеческие ритуалы для Бога – ничто. Душа умершего всё равно предстанет пред Ним и отправится туда, куда Он определит. Или вы воображаете, что большевики, закопавшие живьём сорок человек, или масоны, творившие свои обряды в ротонде на Гороховой, сильнее Бога?  

"А привидения? А ожившие мумии и призраки? " – возмутится материалист. Эти почему-то особо охочи до мистики, несмотря на всех основоположников научного атеизма, марксизма и прочих измов, которых они почитают сильнее, чем верующие – Библию. Ответ прост: окружающий нас воздух полон падших духов и они являются нам в том виде, в котором мы жаждем их лицезреть. Когда люди верили в чертей – те и являлись им в виде козлоногих рогачей. Сейчас черти не в моде и большинство предпочитает верить в летающие тарелки, зомби и прочую подобную чепуху. Вот и видят то, во что верят.  

Игорь Сергеевич Сокольский за свою бурную жизнь встречал достаточно реальных ужасов, творимых людьми. Может, поэтому он не пугался мистики. Человек со своей индивидуальной, нелогичной и зачастую непонятной психикой и логикой – вот загадка, похлеще надписей на египетских гробницах и завывающих звуков в каком-нибудь заброшенном особняке на окраине города. И даже если ты сталкиваешься с неким "необъяснимым явлением", о котором все вокруг повторяют как заведённые: "Мистика, мистика... " – ты должен помнить, что объяснение есть и оно вполне материально. Нужно лишь захотеть его найти.  

Задача таких учреждений, как УВР ФСБ, полиция или прокуратура – искать реальные факты и причины даже самого таинственного происшествия. Поэтому документы, которые изучал сегодня Сокольский, его совершенно не убедили. Никакой мистики! Одно чистое разгильдяйство и нежелание доводить странное расследование до конца. Но чего он хочет? Дело-то было ещё в конце девяностых. В стране бардак, никто не жаждет работать, зато все озабочены тем, как бы побольше взять и поменьше дать. Были, безусловно, и светлые стороны, но где-то за пределами описываемых в докладной записке событий.  

– Я тебе лучше на словах расскажу, – предложил Матвей Киппари, который и раскопал все эти сведения для Сокольского. – А ты прикинешь по бумагам детали.  

– Валяй, – предложил Сокольский, устраиваясь за столом поудобнее.  

– Жил-был Петя Иванов, – начал Мотя. – В школе учился, в армии служил. Получил черепно-мозговую травму, после чего подчистую уволился и стал искать себе места под солнцем. И не просто места, а такого, на котором было бы побольше денег и удовольствий.  

– Ты эту часть можешь сократить, – подсказал Сокольский, перелистывая бумаги. – Историю того, как честный парень Пётр Осипович Иванов сделался криминальным авторитетом по кличке Большой Иван, я наизусть знаю.  

– Хорошо! – покладисто согласился Матвей. – Я только сделаю пару акцентов. Вдруг ты забыл или читал невнимательно.  

Сокольский тихо вздохнул, но возражать не стал.  

– Была у Большого Ивана тайная страсть, она же – больное место. Он боялся высоты и одновременно жаждал от своего страха избавиться. По этой причине, любимой казнью для тех, кто провинился, было у Ивана сбрасывание виноватого с различных высотных объектов: верхних этажей недостроенных зданий, разводных мостов, башенных кранов. В общем, развлекался Ваня как мог, но не помогало. Собственный страх не проходил. Тогда он купил вертолёт! Милый такой двухместный "пузырь" – Робинсон R22. Кто-то ему помог достать эту игрушку, с помощью которой Иван стал лечить свою фобию.  

– Интересно! – признал Сокольский, отложив пачку бумажек. – Я не знал, что у Большого Ивана была фобия.  

– Я тоже не знал, – весело сообщил Мотя. – Но случайно обнаружил приложенный к делу счёт. Наш Ваня лечился у настоящего психиатра, частным порядком. За хорошие деньги. Но управлять вертолётом самостоятельно так и не смог, летал с пилотом. Делал это редко, только когда хотел пустить кому-то пыль в глаза. А на сохранившейся аудиозаписи он жаловался своему доктору, что на него ступор нападает, когда этот, с позволения сказать, аквариум с пропеллером поднимается выше десяти метров.  

– Короче можешь? – спросил Сокольский, глянув на часы.  

– Могу! В 1999-м году у Большого Ивана возник серьёзный конфликт с одним молодым, но подающим надежды бизнесменом. Паренёк не захотел платить и оказал такое умелое сопротивление, что перед Иваном встал вопрос: "Или – или". Не перешибёшь хребет двадцатишестилетнему пацану – тебя перестанут уважать. И Большой Иван приговорил нашего юного бизнесмена к смерти. Все были уверены, что бедняге осталось от силы несколько дней до снайперской пули или крыши какого-нибудь недостроенного его же фирмой здания. Но внезапно Большой Иван разбивается вместе со своим вертолётом. Вот такая история!  

Мотя всплеснул руками, сел за стол и воззрился на Сокольского с видом довольного кота, который ожидает, что сейчас у него спросят, куда он девал сметану.  

– Я читал материалы дела, – осадил его Сокольский. – Точнее, того, что выдали за расследование. Никому не хотелось напрягаться из-за бандита Иванова.  

– Да! В том-то и дело! – воскликнул Мотя и придвинулся ближе. – Я собрал воедино то, что было установлено следствием и то, что можно было восстановить по другим источникам. Первое: в двухместный вертолёт помещался только сам Иванов и его пилот. Второе: на месте аварии нашли только одно тело – самого Иванова. Третье: его пилот таинственно исчез и нашёлся лишь через несколько дней. Оказалось, что накануне катастрофы он выпил с кем-то, не помнит с кем, палёной водки, отравился и попал в заштатную больничку без документов. Заметь: человек он был непьющий и хозяина, то есть, Большого Ивана, боялся как огня. Но уговорил же его некто пить какую-то дрянь! Кто рулил "аквариумом" в его отсутствие – неизвестно. – Мотя сделал короткую паузу, чтобы акцентировать на своих словах. – Сопровождающие Иванова утверждают, что не признали чужака. Да и как признать, когда на нём шлем, наушники? Никому в голову не пришло, что на закрытую территорию, в самое сердце владений Большого Ивана, проникнет злоумышленник и займёт место пилота!  

– У тебя есть предположение, кто это мог быть, так что выкладывай, – потребовал Сокольский.  

– Между прочим, я потратил на это расследование своё личное время, – пококетничал Мотя. – Ты мой должник.  

– Ладно, сочтёмся! – Сокольский не стал спорить, этим делом он заинтересовался по своей инициативе. Матвей имел право требовать благодарности за сверхурочное и никем не запланированное расследование.  

– Ну вот! – энергично продолжил белобрысый аналитик, для порядка потеребив бороду. – Ты знаешь, что твой хороший друг Марк Лисовской закончил вертолётное училище и служил в Северодвинске? – Получив кивок от Сокольского, Мотя продолжил: – Кстати, из характеристик я узнал, что он считался большим талантом и мог с закрытыми глазами справиться с любой машиной. О том, что именно Лисовской был тем молодым бизнесменом, которого приговорил Большой Иван, ты тоже догадываешься? Очень хорошо! Доказать причастность Лисовского к катастрофе не удалось. Никто и не старался. Он сразу предоставил алиби: его не было в городе и вообще в области, он ездил в командировку и даже билеты на поезд сохранил. Аккуратный человек, всё сделал правильно. И были свидетели, которые опознали его и подтвердили, что он приехал поездом во столько-то, на такой-то вокзал и всю дорогу от пункта А до пункта Б из вагона не выходил... Теперь смотри! – Мотя развернул на столе карту. – Вот тут случилась авария. Поскольку пилот пропал, можно предположить, что он покинул вертолёт раньше, примерно вот в этой области. – Он обрисовал линией предполагаемое место. – Довольно обширно, да? Но здесь несколько дорог и если приложить усилия – можно быстро выбраться либо на эту, либо на эту. Дальше, с попуткой, до железки и на электричку. Доезжаешь до конечной – и оказываешься в нужном тебе городе. Быстренько отмечаешься со своими делами, возвращаешься на вокзал и садишься в поезд на Питер! Несколько часов – и ты дома. У тебя куча свидетелей и никто не заподозрит, что ты проделал солидный крюк вместо того, чтобы ехать прямо.  

Сокольский скрестил руки на груди и задумался. Мотя не стал ему мешать. Только проследил за взглядом, которым его начальник скользил по карте, словно прикидывал, как бы он сориентировался на местности.  

– Ну, допустим, – согласился Сокольский. – Как версия такой вариант возможен...  

– Дальше версии мы тут и не продвинемся, – признал Мотя. – Но если версия хоть каким-то боком приближается к истине – Марк Лисовской может знать, куда делся "несгораемый кейс" Большого Ивана. Тот же летел заключать сделку и взял всё необходимое с собой. Все видели, что этот его кейс, который он на заказ сделал и нигде не оставлял, был при нём. А после аварии кейс не нашли. Сгореть он не мог.  

– Существует вероятность, что кейс исчез из вертолёта до крушения, – заметил Сокольский. – Мы же не знаем, что случилось и почему эта штука рухнула посреди леса, да ещё совсем не там, где её ждали. Он отклонился от намеченного курса километров на двадцать. Марк может и не знать, куда делся кейс.  

– Я приведу тебе только один аргумент, – заявил Мотя, выразительно подняв указательный палец. – Точнее, даже два. Первый – конкурент Большого Ивана, подобравший его бизнес, о Лисовском почему-то забыл и никогда не вспоминал. Ну вот будто такого не было! Второй – дела Лисовского тогда здорово пошатнулись из-за тёрок с Иваном. Но уже через год он не просто выправился, он стал в несколько раз богаче и дела его резко пошли в гору. Само по себе это ни о чём не говорит, но на твоём месте я бы попытал Марка. Так, в дружеской беседе. Потому что если он знает, что произошло – он может знать и о том, куда делся интересующий нас предмет!  

– Вот тебе и мистика... – медленно протянул Сокольский. – Смерть Большого Ивана задала загадку девятнадцать лет назад, а разгадка вполне материальна и ничуть не таинственна...  

– Ну не скажи! Иванов должен был везти этот странный артефакт, то ли обломок летающей тарелки, то ли неизвестный науке сплав...  

– Хоть ты не лезь в мистику, – посоветовал Сокольский.  

Зазвонил телефон. Сокольский отвлёкся и ответил.  

– Да, Инга!  

– Ты просил сообщить: место забронировано, мы сейчас заберём твою гостью с квартиры и отвезём в пункт назначения.  

– Погоди! – Сокольский покрутил рукой, чтобы Мотя сам прибрал бумаги. – Будет лучше, если я ей лично сообщу о смене места жительства. Я сейчас приеду.  

– Нельзя всё делать самому, – напомнил Матвей. – Там Берестова с Капустиным.  

– Вот и хорошо! Прикроют.  

– Ну, как знаешь, – не стал возражать Мотя.  

Сокольский быстро собрался. Он предпочитал иметь дело с Зоей Максимовной Курковой лично. Та еле согласилась прятаться на их конспиративной квартире, а теперь её нужно уговорить покинуть город и отсиживаться в области, на ещё более секретном положении. Вопрос с Марком Лисовским и его причастностью к делу многолетней давности мог подождать...  

* * *  

В коридоре старинного дома было прохладно, несмотря на летнюю жару и солнце за высокими окнами. Немолодой военный в чине полковника стоял у одного из окон и смотрел, как по булыжной мостовой Дворцовой площади, перед самым Военным Архивом, снуют бойкие туристы с фотоаппаратами и планшетами, щёлкают всё вокруг себя – и даже не подозревают, что их самих могут в подробностях сфотографировать камеры слежения на этом доме и арке Главного Штаба...  

– Александр Павлович!  

Полковник Мегавой оглянулся. Его друг и сослуживец, полковник Астафеев, подошёл к нему.  

– Вы себя хорошо чувствуете?  

Звучало участливо, но почему-то Мегавой не получал ни малейшего удовольствия от того, что кто-то замечает перемены, произошедшие в нём за последние месяцы.  

– Так... Голова с утра болит, – соврал Мегавой. – Всё в порядке, Натан Олегович.  

– Может, к нам на дачу на этих выходных? Рыбалка, шашлычки.  

Александр Павлович рассеянно кивнул. Отказываться глупо, но почему-то ему казалось, что ничего с этой поездкой не выйдет. Что-нибудь непременно произойдёт раньше. Он устал от постоянного ожидания неизвестности, которая пугала куда сильнее, чем пуля в пистолете. Но увы, он не мог даже руки на себя наложить. Не получалось. Внутренний запрет стоял незыблемо, как скала. Едва Мегавой начинал думать о том, как ему обойти этот запрет – у него мутилось в голове и он переставал осознавать действительность. Один раз даже сознание потерял. Хорошо, что никто из сослуживцев не заходил в те десять минут в кабинет...  

"Так не пойдёт! – говорил он себе, вынырнув через некоторое время из тяжкого дурмана. – Так нельзя! Не думать об этом! Не думать! Сделать что-то, не раздумывая! Но что?.. "  

– Конечно, я с удовольствием съезжу на дачу, – согласился он, улыбнувшись почти привычной улыбкой. – Давно не сидел с удочкой. Обязательно приеду!  

И тут же отвернулся, сделав вид, что торопится на своё рабочее место. Астафеев некоторое время смотрел ему в след. Потом вздохнул и подумал: "Совсем сдал Палыч! Эх, ему бы сейчас отпуск!.. "  

Он отвернулся и направился к себе в кабинет, расположенный в том же коридоре, в десяти шагах от кабинета полковника Мегавого...  

* * *  

Номер высветился незнакомый. Сокольский не хотел отвлекаться от дороги, поэтому переключил телефон на другую линию и соединился через спецканал со своим заместителем, майором Киппари.  

– Пробей, откуда идёт звонок на мой телефон, – приказал он. – Потом сообщи. Я не отключаюсь.  

Женщина на заднем сидении машины с тревогой смотрела ему в спину.  

– Думаешь, за мной следят? – спросила она, когда Сокольский получил ответ и убрал телефон.  

– Не бойся, – ответил он, не отвлекаясь от дороги. – Чтобы через мою трубу следить за тобой, нужно сперва узнать её номер. – Он посмотрел на неё в зеркало заднего вида. – Просто расслабься и воспринимай это как небольшой отпуск.  

Зоя Максимовна ещё не пришла в себя после случившегося, поэтому не нашлась, что ответить. Сокольский перестал за ней наблюдать, активировав связь с идущей следом машиной.  

– Через полкилометра сворачиваем на платную, – предупредил он.  

Тут ему позвонил Киппари.  

– Игорёк! Звонок был сделан из приёмной полковника Астефеева. Что от тебя нужно военным?  

– А я знаю? – вопросом на вопрос ответил Сокольский. – Ладно, если сами не перезвонят, потом поинтересуюсь.  

– Уже звонят, – обрадовал Мотя. – Прямо сейчас, на твой второй телефон, который ты у меня оставил.  

Пресловутый "второй телефон" был обычным аппаратом, приобретённым в салоне связи. На нём не было защиты от пеленга, поэтому Сокольский не брал его, когда следовало избежать постороннего интереса к маршруту следования.  

– Странно, что они позвонили сразу на служебный, а не на тот аппарат! – задумчиво проговорил Сокольский.  

– У них в Штабе свои связи, – напомнил Киппари. – Если хотят обратиться к тебе как к сотруднику УВР – могли и узнать твой служебный номер.  

– Ладно, сойдём с Кольцевой – сам им перезвоню. – Сокольский предпочитал знать, кому и зачем он понадобился. – Не отвечай.  

Через полчаса они въезжали в ничем не примечательный посёлок городского типа. Только тут, получив от Ольгина доклад о том, что за ними никто не следит, Сокольский снова взялся за телефон.  

– Подполковник Сокольский, – представился он, хотя был уверен, что человек на другом конце беспроводной связи знает это. – Вы мне звонили минут тридцать назад. Могу я поинтересоваться, по какому поводу?  

– С вами будет говорить полковник Астефеев, – ответил ему мужской голос. – Соединяю!  

– Игорь Сергеевич! Это полковник Астафеев. Мы с вами заочно знакомы. Генерал Чёрный наверняка обо мне упоминал.  

– Было, – коротко ответил Сокольский, опустив приветствие, коли и собеседник без него обошёлся.  

– Мне нужно с вами встретиться.  

– Где и когда?  

– Вы не спрашиваете, зачем?  

– Если бы вы могли сказать это по телефону – не просили бы о встрече, – ответил Сокольский.  

– Мне нравится ваш подход к делу, – признался полковник. – Можете подъехать часам к двум к Мраморному дворцу? Там есть садик перед памятником...  

– Понял. К половине третьего.  

– Приходите один, – добавил Астефеев и разорвал связь.  

Сокольский убрал телефон.  

– Инга! – позвал он, активировав наушник. – Свяжись с майором Киппари. Пусть пришлёт свободного человека на Шпалерную, чтобы ждал нас. На нашем месте, в 13:30.  

Зоя Максимовна забеспокоилась и едва Сокольский закончил переговоры с коллегами, напомнила о себе.  

– Я надеялась, что останусь под твоей охраной.  

– С тобой будут двое моих сотрудников, – пообещал Игорь. – К тому же, это закрытая зона, сюда никто кроме своих не заходит.  

– Наверное, я поторопилась согласиться на твоё предложение быть свидетелем, – мрачно пошутила госпожа Куркова.  

– У тебя не было выбора, Зоя, – напомнил Сокольский.  

Глава четвёртая. Перпендикулярные прямые  

Инга припарковала машину в Мраморном переулке, как можно ближе к выезду на набережную. Повернувшись, посмотрела на Сокольского. Тот сидел расслабленно, словно поймал момент для отдыха. Мобильник торчал из его руки, как оружие на изготовку, но глаза мужчины были прикрыты.  

– Он может не прийти, – бесцеремонно прервала его размышления Берестова.  

Сокольской открыл глаза и посмотрел на неё.  

– Он придёт. – Сказано было со спокойным убеждением.  

– Забьёмся? – предложила Инга тоном полнейшей невинности.  

Сокольский наконец-то усмехнулся.  

– Не придёт – с меня внеплановый выходной, – также невинно предложил он.  

Инга сделала вид, что обиделась.  

– Так и знала! Сволочь ты, Сокольский!  

– Все бы так реагировали на предложение взять выходной, – серьёзно заметил тот, но потом добавил: – Расслабься! Тебя я ни на кого не променяю.  

Она снисходительно хмыкнула, но тут же напряглась, подавшись вперёд.  

– Его машина проехала!  

– Я заметил, – отозвался Сокольский. Он и не сомневался, что никакие разговорчики не отвлекут Ингу от наблюдения. Нужный автомобиль она не пропустит даже ночью, с закрытыми глазами.  

Через несколько секунд завибрировал мобильник в его руке и Сокольский ответил на звонок.  

– Да, я тут, неподалёку. Хотел убедиться, что вы не передумаете. Сейчас подойду. – Он толкнул дверцу, сказав Инге напоследок: – Подожди минут пять, потом подходи. Если покажется кто-то подозрительный – ты знаешь, что делать.  

Инга посмотрела ему вслед и в очередной раз подумала, что ей нравится работать в паре именно с Игорем.  

* * *  

Набережная Кутузова  

Астефеев сидел на одной из скамеечек, выбрав место, с которого просматриваются оба выхода из садика. Деревья перекрывали прямой обзор с улиц, а памятник загораживал место встречи от окон дворца.  

Сокольский отметил, что в зоне досягаемости нет никаких признаков сопровождения. Он подошёл к сидящему на скамейке человеку и остановился в двух шагах.  

– Здравствуйте, Натан Олегович, – поздоровался он, не без интереса разглядывая пожилого господина, временно сменившего форму на светлый гражданский костюм, но не обманувшего опытный взгляд: в Астафееве за километр чувствовался бравый вояка.  

– Никогда бы не подумал, что передо мной – подполковник ФСБ, – заметил Астафеев вместо приветствия, разглядывая потёртые джинсы и модную приталенную рубашку Сокольского.  

Игорь не стал отвечать, что одежда Астафеева тоже далека от военной формы. Вместо этого сел, не дожидаясь приглашения, и отвалился на спинку. Прямо перед ними возвышался один из самых спорных памятников Питера, несправедливо оклеветанный множеством "критиков", из числа тех, кто не удосуживается подумать и пяти минут, прежде чем преподнести собственную тупость под видом "авторитетного мнения".  

– Почему вы обратились именно ко мне? – спросил Сокольский.  

– Потому, что вы считаетесь одним из лучших сотрудников вашего ведомства. И потому, что у вас нет никаких знакомств и связей в моей организации.  

– Вы в этом уверены?  

Астафеев повернулся всем телом, внимательно посмотрев на Сокольского. Тот не изменил ни позы, ни отсутствующего выражения лица и продолжал разглядывать огромный монумент в центре небольшого скверика.  

– А у вас есть такие связи? – спросил Натан Олегович.  

– Даже если есть – вам я не признаюсь.  

Сокольский наконец посмотрел на него. Почему-то Натана Олеговича смутил этот ясный взгляд, такой прямой и открытый, словно его обладатель знал все тайны мира, или, как минимум, видел собеседника насквозь.  

– Понимаю, все мы взаимосвязаны, – Астафеев выскользнул из-под взгляда Сокольского, в свою очередь обратив взор на монумент. Глубоко вздохнув, он продолжил: – Меня предупреждали, что при всех ваших качествах, вы сложный для общения человек. Но я уверен, что вас самого заинтересует возможность изобличить врагов своей страны и заслужить благодарность от начальства.  

– Это моя работа, – согласился Сокольский, не уточняя, что именно имеет в виду: получение благодарностей или изобличение врагов.  

– У нас произошло ЧП, – начал сухо рассказывать Астефеев. – Никто ещё об этом не знает, но из секретной папки, хранившейся в Архиве, пропало несколько документов.  

Сокольский прищурился, вглядываясь не в собеседника, а в грустное лицо императора, восседающего на упрямом коне.  

– Если вы в этом уверены, почему бы вам не потребовать официального расследования? У вас есть свои специалисты. Или вы опасаетесь, что заинтересованные лица не дадут вам этого сделать?  

– Так и будет, – признался Астафеев. – Поэтому я хочу провести проверку частным порядком и подальше от заинтересованных лиц.  

– Даже не знаю, стоит ли мне за это браться, – признался Сокольский и посмотрел на собеседника. – Материалы из военного архива, да ещё секретные... У меня нет к ним доступа.  

– Вы получите их без всякого доступа, – отрезал полковник. – Я возьму на себя такую ответственность. – Потом он заговорил тише: – У нас слишком шустрое руководство, постоянные поиски коррупционеров, шпионов, террористов. Под шумок можно скрыть само существование этих документов, тем более, что со времени остановки проекта прошло пятнадцать лет. Большинство о нём не то, что не помнит, а просто не знает.  

– Пятнадцать лет? – переспросил Сокольский. – За такой временной промежуток технологии безнадёжно устаревают, а приоритеты меняются. Что есть в этом проекте, что вы о нём вспомнили?  

Прямой вопрос Сокольского подразумевал не менее прямой ответ и полковник Астафеев не стал увиливать.  

– Со мной связался один человек из городской администрации. Стал спрашивать моего мнения о старой разработке. Это был светоотражающий сплав, который испытывали в своё время на одной из наших северных военных баз. Потом от изобретения отказались из-за чрезмерной затратности. – Натан Олегович посмотрел на Сокольского. – Прежде чем дать ответ, я решил просмотреть все имеющиеся старые документы по этому вопросу. В том числе и те, которые до сих пор остаются засекреченными. Тогда я и обнаружил, что некоторых документов не хватает. Не тех, в которых речь идёт о технологии получения сплава, а... как бы так выразиться... Был там один сопутствующий проект, который закрыли вместе с основным.  

– Бумаги могли изъять в любой момент за эти пятнадцати лет, – предположил Сокольский.  

– Нет! – полковник Астафеев посмотрел на Сокольского и твёрдо проговорил: – Около года назад я держал эту папку в руках. Мне нужно было сверить кое-какие даты. Все бумаги были на месте.  

– Что именно пропало?  

– Техническая документация проекта "Стихия". Вам это о чём-нибудь говорит?  

– Нет, – соврал Сокольский, который ещё утром выслушивал доклад майора Киппари о пропаже некоего кейса, в котором покойный ныне криминальный авторитет Большой Иван вёз образец, сыгравший роль основы для проекта "Стихия", чтобы передать заграничному покупателю. – Что это был за проект?  

Ощущения мистики не возникло, но Сокольский признался себе, что некое шевеление под рёбрами он почувствовал. Казалось, что внешняя сила, природу которой он не в состоянии постичь, толкает его к чужой загадке, которую давно следовало предать забвению.  

– Представьте себе, что вы можете управлять погодой на конкретном участке земной поверхности, – уклончиво ответил полковник. – Это суть проекта. Разумеется, в первоначальном виде он безнадёжно устарел. Но идея, основа технологии, может представлять интерес. На тот момент разрабатывался принципиально новый способ, опережающий своё время. И как раз технические характеристики пропали. Все остальные материалы остались.  

– Пятнадцать лет... – задумчиво повторил Сокольский. – За последнее время дело шагнуло слишком далеко, чтобы кого-то привлёк материал пятнадцатилетней давности. Тем более, в деле управления погодой. Или этот проект подразумевал что-то ещё?  

– Не поймите меня неправильно... – Астафеев посмотрел на памятник. – Всего я не могу вам сказать. Просто найдите вора, а с остальным я сам разберусь.  

– Иначе спросят с вас? – невинно поинтересовался Сокольский.  

– Полагаю, что вас лично это не касается! – резко выговорил полковник.  

Сокольский проследил за его взглядом.  

– Вам нравится памятник? – спросил он.  

– Не знаю... – собеседник явно сбился с мысли. – Не задумывался об этом.  

Сокольский посмотрел на Натана Олеговича.  

– Трудно рассуждать о памятнике, не имея представления о том времени, в котором жил его автор, – сказал он доверительно и неожиданно мягко. – Делать выводы, не получив максимально исчерпывающие ответы на свои вопросы, ещё труднее. Хотите, чтобы я помог вам – дайте полную информацию.  

Его собеседник некоторое время молчал, разглядывая Сокольского.  

– Вы верите в будущее России? – спросил он наконец.  

– Я верю в то, что ради будущего России должен хорошо делать своё дело, – ответил Сокольский.  

Натан Олегович вздохнул.  

– Я знал, что примерно так вы и ответите, подполковник Сокольский, – сказал он. – Вы должны меня понять. Я не могу сперва отдать вам эту папку, а потом получить от вас ответ, что вы за дело не берётесь. Соглашайтесь – тогда получите весь материал. Здесь и сразу.  

– Откровенно, – кивнул Сокольский. – Я возьмусь за это дело.  

"Если бы не пропавший кейс с образцами – чёрта с два ты бы меня уговорил! " – подумал он про себя.  

– Хорошо, – с явным облегчением произнёс Астафеев и подвинул Сокольскому портфель. – Синяя пластиковая папка. Достаньте незаметно.  

Сокольский вынул из кармана сложенную вчетверо газетку и с ловкостью фокусника переложил в неё пластиковый "конверт".  

– Это – копии того, что осталось, – пояснил Астафеев. – И сведения о том, что было в пропавшей части. У меня не было возможности переводить текст в цифру. Откатал ксерокопии. Учтите: хоть я и не требую с вас расписку о неразглашении, большая часть того, что вы узнаете, строго засекречена. Будет утечка – мне придётся указать на вас, как на самый вероятный источник.  

Сокольский не впечатлился. Ему каждый день приходилось сталкиваться с секретной информацией.  

– До встречи, господин Астафеев! – сказал он, поднимаясь со скамьи. Куда девалась газетка с завёрнутыми в неё секретными бумагами, полковник определить не смог.  

Не дожидаясь ответных слов, Сокольский отвернулся и пошёл к выходу на набережную. За одним из столбиков игралась с телефоном Инга. Когда Сокольский вышел, она убрала аппарат, подождала, чтобы шеф скрылся за поворотом и направилась следом.  

Уже в машине, выруливая с боковой улочки в сторону Литейного моста, она сказала:  

– Какой-то парень пытался за тобой проследить, но потом ему позвонили и видимо дали отбой.  

– Господин Астафеев опасался, как бы наш разговор не оказался зафиксированным, – заметил Сокольский. – Он не зря назначил встречу именно в этом месте.  

– Ты тоже не дурак, – напомнила Инга.  

– Может быть, и дурак, – задумчиво произнёс Сокольский.  

Инга мельком глянула на него, но по лицу шефа нельзя было догадаться, шутит он или нет...  

Метров за сто до Литейного моста в набережную Кутузова упирается Кричевский переулок. Коротенький, чуть больше шестидесяти метров, он соединяет набережную со Шпалерной улицей. По одну его сторону – розовый дворец Шереметева, которому довелось за свою историю быть и шикарной графской резиденцией, и Домом Писателей, и даже гостиницей. По другую – красно-кирпичные офицерские казармы Артиллерийской бригады. Именно тут, на самом повороте, стоял ничем не примечательный продуктовый фургон.  

Когда синяя "Лада Гранта" перестраивалась на среднюю полосу, намереваясь уйти под Литейный мост, фургон ринулся поперёк набережной.  

Две перпендикулярные прямые сошлись в одной точке...  

Глава пятая. Оправданные предположения  

Белый свет лампы резко выделялся на фоне тёмно-зелёных стен. Отражаясь в зеркальной стенке, он делал помещение просматриваемым до самой последней неровности в дальнем углу. Впечатление незащищённости заставляло человека на крутящемся стуле, в самом центре помещения, втягивать голову в плечи и щуриться.  

– Дурочку не валяй! – Капустин схватил человека с перецарапанной рожей за плечо и развернул к себе. – Чего ты не помнишь? Как чужую машину подрезал?  

Допрос продолжался уже второй час.  

– Не помню... Да не помню я! – Парень сделал попытку вырваться и закрыть лицо руками. – Голова болит!  

В соседнем помещении, скрытом зеркальной поверхностью одностороннего стекла, майор Киппари скрестил руки на широкой груди и посмотрел на Сокольского. Тот пришёл минут десять назад, понаблюдал немного за допросом, но потом отошёл от прозрачной преграды, сел на край столешницы и задумчиво потрогал пластыри, под которыми скрывались свежие швы на щеке.  

– Не похоже, чтобы он врал, – сказал Мотя, и ещё пристальнее принялся разглядывать шефа. – Может, тебе домой поехать? С охраной.  

– Брось! – Сокольский опустил руку. – Охотились не за нами с Ингой, а за папкой, которую мне передал полковник Астафеев. Теперь должны понимать, что я не буду таскать её с собой и оставлю в надёжном месте. Кстати, твой косяк: как получилось, что за нашим рандеву наблюдали, а никто этого не заметил?  

Сокольский наконец-то посмотрел на своего заместителя.  

– Я уже думал об этом. – Матвея трудно было смутить, даже если он сам считал, что виноват. – Следить могли только с одной точки: из окон дворца. Было бы чуть больше времени на подготовку, я бы успел и туда поставить своего наблюдателя.  

– Знаю. – Сокольский предпочёл закрыть тему. – Мне сейчас больше интересно, кто из окружения этого полковника в курсе его "секретных" дел. Надеюсь, не всё его ведомство.  

– Инга как?  

– Цела. Пара синяков. – Сокольский усмехнулся. – Если бы не её реакция... Сделала единственное, что вообще можно было предпринять в такой ситуации: нажала на газ. Попыталась бы затормозить – этот фургон вынес бы нас с дороги. А так, только багажник помял...  

Он вспомнил, как от удара автомобиль крутануло по дороге и занесло в тоннель. Чудом не перевернувшись, они врезались в стену, уже потеряв скорость. Хорошо, что поток машин на набережной оказался реже обычного: несколько легковушек отделалось вмятинами, а их водители – выбросом адреналина. Водитель фургона не справился с управлением и вылетел через парапет, рухнув боком на пешеходную часть. Но и он пострадал куда меньше, чем мог бы.  

– Камикадзе какой-то... – проворчал Игорь и достал телефон. – Людмила Кирилловна! Это Сокольский. Хочу подкинуть вам пациента, если вы не возражаете. Есть подозрение, что у него амнезия, вызванная каким-нибудь химическим средством или наркотиком. Наш эксперт уже взял пробу крови, но мне хотелось бы, чтобы вы тоже подключились... Хорошо, сейчас оформим официально и парня привезут к вам. – Он опустил руку и посмотрел на Мотю. – Давай отбой Капустину и пусть тащит этого типа в нашу лабораторию. А я – домой.  

Он поднялся с края стола.  

– Погоди, я Дана вызову, пусть тебя проводит, – обеспокоился Мотя.  

– Не надо! – остановил его Сокольский. – Сам доберусь...  

* * *  

– Разрешите войти?  

– Заходи! Присаживайся! – генерал Дмитрий Иванович Чёрный повёл пухлой рукой в приглашающем жесте.  

Начальник аналитического отдела УВР, полковник Сергей Сергеевич Ланской, прошёл через весь кабинет, вдоль длинного стола, и устроился на стуле поближе к генералу. На его решительном лице с крупными, сухими чертами, явно читался вопрос: зачем его так спешно и едва ли не тайно вызвал Чёрный?  

– Сергей! У меня к тебе деликатная просьба, – начал генерал, привычно потрогав нижнюю губу. – Ты уже слышал, что стоит вопрос о судьбе нашего подразделения.  

Ланской настороженно выпрямился.  

– Я слышал, что речь не идёт о расформировании, – с надеждой предположил он. – Только о перестановках.  

– Да, это так, – согласился генерал. – Но есть шанс доказать, что мы хороши в таком виде, в котором есть.  

Генерал заботился и о себе тоже. Он понимал, что другой руководящей должности ему не светит, пора уходить на заслуженную пенсию. А хотелось ещё поработать. Поэтому судьба подразделения его сильно беспокоила, и аналитик Ланской понимал без слов, что волнует генерала.  

– Вы говорите о том расследовании, которое сейчас ведётся? – уточнил он.  

– Да, – живо согласился Чёрный. – И именно в этом состоит моя просьба. Сейчас, когда полковник Баринцев в командировке, мне бы хотелось, чтобы ты помог Сокольскому.  

Ланской приподнял брови, но генерал ему слова не дал.  

– Я знаю, что ты не одобряешь молодёжи в руководстве, – предупредил он фразу грозного "СС", как за глаза дразнили его коллеги. – Вот и помоги. Игорь – хороший начальник, он знает, как использовать ресурсы, и кого к какому делу определить. Хоть ты этому и не веришь, но он отлично может справиться с работой Баринцева.  

– Тогда при чём тут я? – ещё больше удивился Ланской, хотя про себя вынужден был признать, что он оценивает способности Сокольского точно так же, как генерал.  

– Вот послушай, – продолжил Дмитрий Иванович. – Ты знаешь, что я вырос в деревне. По соседству с нами жила одинокая женщина с котом. Этот кот так лихо ловил мышей, что односельчане брали его "напрокат", на сутки. Запускали в дом, и он не останавливался, пока оставалась хоть одна живая мышь. У Игоря – талант оперативника, и огромное желание работать. Он, как тот кот, не останавливается до тех пор, пока не доведёт дело до конца. Ему надо помочь. Поэтому я прошу тебя до возвращения Баринцева взять на себя его отдел. А Сокольский и его группа пусть работают в привычном для них режиме. Как ты считаешь, пользы от такой расстановки будет больше? Особенно, если твои аналитики помогут информацией, – добавил Чёрный отнюдь не лести ради. Он действительно считал Ланского и его помощников специалистами высокого класса.  

Ланской задумался.  

– Почему просто не приказали? – спросил он, заранее зная ответ.  

Дмитрий Иванович не стал его разочаровывать.  

– Я хотел, чтобы ты согласился на это добровольно, без приказов. И чтобы ты помог Игорьку. Он тебя уважает, и сам придёт за помощью. В этом я уверен.  

Ланской усмехнулся.  

– Моя гордость не пострадает, если я приду к нему первый, – заметил он. – Тем более, что у меня есть повод.  

– Я знал, что могу на тебя положиться, – сказал генерал, улыбнувшись своими толстыми губами. – Это важно для нас всех, Серёжа! Не подведите меня!..  

* * *  

– Садитесь вот сюда. – Невысокая женщина с рыже-чалой гривой коротко обрезанных волос подвела раненого к столу и заставила взгромоздиться на край. – Снимайте рубашку. Я возьму у вас пробу спинномозговой жидкости.  

– Это зачем? – обеспокоился раненый, повернувшись к ней своим перецарапанным лицом. Но руки его уже покорно расстёгивали пуговицы. Именно это и беспокоило майора Бердникову. Он вообще всё делал по первому же приказу, даже если ему что-то не нравилось. Можно было списать его беспрекословное послушание на шок от травмы и страх перед фээсбэшниками, но Людмила Кирилловна не спешила делать выводы.  

– Повернитесь, – приказала она, подтолкнув парня, чтобы он не мешал рассматривать свою спину. – Будет неприятно, но недолго.  

Охранник стоял у двери, бдительно наблюдая за манипуляциями с арестованным, но тот агрессии не выказывал. Молодой лаборант подвинул к Бердниковой стойку с инструментами, но майор не спешила начинать процедуру. Она рассматривала что-то между лопаток своего невольного пациента. Потом провела пальцами, защищёнными резиновой перчаткой, вдоль позвоночника, надавив в одном месте чуть сильнее. Парень выгнулся, но скорее от неожиданности, чем от боли.  

– Тебе делали операцию на позвоночнике? – спросила Людмила Кирилловна.  

– Не помню, – признался арестованный. – Вообще-то нет, не делали.  

– Вот как? Очень интересно... Андрюшенька! – обратилась она к лаборанту. – Позвони Галочке, пусть подготовит аппарат для МРТ.  

– А пункция?  

– Это подождёт. Лучше подготовь потом мой тестер, хочу кое-что проверить...  

Через пару часов Бердникова нашла в телефоне номер Сокольского.  

– Поздравляю, Игорёк! Когда тебя погонят из оперативного отдела, придёшь ко мне, возьму на стажировку!  

– Обязательно приду, – пообещал Сокольский. – Что-то есть?  

– А ты что ожидал?  

– Наркотики, следы психотропных препаратов...  

– Значит, я поторопилась с оценкой твоих способностей! – с трагизмом в голосе высказала Бердникова. – Зацикливаешься на одном и том же, а надо смотреть шире. У вашего подопечного высокая СОЭ, в крови заметное содержание титана и палладия. Если тебе это ничего не говорит, объясняю проще: я нашла имплантат, вживлённый в жировой слой эпидурального пространства между вторым и третьим грудными позвонками. – Разговаривая с людьми, далёким от медицины, Людмила Кирилловна старалась объяснять популярным языком, избегая специфической терминологии, но это не всегда удавалось. – Судя по степени капсулирования титановых клипс, имплантат стоит месяц-полтора. Тот, кто проводил операцию, настоящий гений своего дела. Будете задерживать – не убивайте, я его перевербую.  

– Вот как... – Сокольский несколько секунд напряжённо думал. – Извлечь эту штуку можно?  

– Не уверена, – призналась тётя Люся. – Лучше приезжай сам, поговорим.  

Она прервала связь и повернулась к своему столу. В голове крутилось какое-то соображение, но Людмила Кирилловна никак не могла за него зацепиться.  

– Что-то я упустила, – сказала она вслух.  

В кабинет ворвался лаборант Андрюшенька.  

– Товарищ майор! – Он сглотнул. – У парня сердце остановилось.  

– Я должна была догадаться!  

С этим возгласом, маленький доктор вскочила и побежала вслед за лаборантом...  

Глава шестая. О презумпции невиновности  

Сокольский заметил знакомую машину, пересёк сквер и подошёл со стороны водителя. Тот опустил стекло.  

– Добрый день, Сергей Сергеевич, – поздоровался Игорь с крупным, худощавым мужчиной за рулём. – Я подумал, что вы ждёте именно меня.  

– Садитесь в машину, – сухо скомандовал Ланской.  

Игорь обошёл серебристый "Шевроле" и выполнил его указание.  

– Операция под Выборгом прошла не так гладко, как должна была? – спросил Ланской, желая услышать объективную оценку.  

– На твёрдую тройку, – ответил Сокольский и не было похоже, что он шутит. – Двое бандитов убиты, двое ранены. Из наших никто не пострадал.  

– Это утечка, Игорь Сергеевич. – Ланской посмотрел на него. – Вы должны были не сообщать никому о месте проведения операции до последнего момента, но люди Соловьёва оказались предупреждены.  

– Это и случилось в последний момент, – уточнил Сокольский. – Иначе они успели бы уйти.  

Он словно не понял, что полковник Ланской подразумевает утечку через кого-то из его подчинённых.  

– Игорь! – Полковник смотрел на него пристально. – Ты должен проверить всех своих людей. И особенно вашего новичка, Вячеслава Ольгина. Может быть, сработали какие-то его прежние связи, о которых мы не знаем...  

Сокольский повернулся к нему.  

– У вас есть доказательства того, что кто-то из моих людей мог связаться с Соловьёвым?  

– В нашей профессии потенциально никому нельзя верить, – назидательно произнёс Ланской, не ответив на прямой вопрос. – Любой может оказаться виновным, случайно или намеренно выдать информацию преступникам, соседним ведомствам – кому угодно. Ты должен знать: беспечность это или осознанное действие.  

– Сергей Сергеевич! Вы забываете о презумпции невиновности, – возразил Сокольский, почему-то легко вступая в спор.  

– Это понятие не для нашей с вами конторы, – отрезал Ланской. – Мы обязаны подозревать всех и каждого. И особенно тех, кто имеет допуск к секретной работе. Надеюсь, вы понимаете, что наши ошибки могут обойтись государству очень дорого.  

Сокольский прищурился, не отводя взгляда. Теперь он говорил негромко, чётко и жёстко:  

– Один инструктор, который со мной работал, сказал: "Если в процессе подготовки выясняется, что человек не подходит к службе, значит ошибка была допущена ещё на этапе приёма". Я скажу по-другому: если бы я не верил своим людям, я бы с ними не работал, потому что вместо дела мне пришлось бы ловить предателей за своей спиной. – Он отвёл взгляд и теперь смотрел через ветровое стекло на проезжающие мимо машины. – Я найду источник этой утечки, можете не сомневаться.  

Его тон подразумевал продолжение: "Но я уверен, что никто из моих этого не делал". Однако, Сокольский промолчал. Любые его слова прозвучали бы неубедительно для полковника Ланского. Так зачем их произносить? Но тот и не стал продолжать тему. Вместо этого спросил:  

– О чём у вас был разговор с полковником Астафеевым?  

– Это личное дело, – не моргнув глазом, соврал Сокольский.  

– Будьте осторожны! Натан Олегович принадлежит к числу людей, которые легко втягивают посторонних в свои разборки, чтобы было кого подставить вместо себя на линию огня.  

– Многие так делают, – беспечно ответил Сокольский. Делиться информацией с полковником Ланским он не собирался. Хотя где-то в подсознании шевельнулся неприятный осадок, и Сокольский почти сразу понял, что именно его беспокоит: у него создалось впечатление, что Сергей Сергеевич знает о копиях секретных документов. Или догадывается...  

* * *  

Майора Бердникову Сокольский обнаружил у прозекторского стола. Она собственноручно делала вскрытие. Кроме неё рядом был только её молодой ассистент.  

– Болевой шок, остановка сердца, – бросила тётя Люся, не отрываясь от своей работы. – Имплантат самоуничтожился. Что послужило сигналом к ликвидации – ума не приложу.  

Сокольский подошёл, хотя ему очень не хотелось этого делать. У любого человека есть свои слабости. Главное – уметь их перебарывать. Игорь не шарахался от трупов, но вид распластанного на столе тела с разрезами, из которых торчат металлические "вилки" ранорасширителей, всякий раз вызывал неприятную вибрацию под рёбрами. Приходилось пересиливать собственное отвращение и неприятие процедуры. Умом Сокольский понимал, что трупу всё равно, а им нужно знать правду, чтобы делать свою работу. Но логика ума расходилась с сердцем.  

– Я должна была это предвидеть! – Тётя Люся не смотрела на него, увлечённая своей работой. – Кто бы не вживил имплантат, он должен был предусмотреть "стоп-кран" на экстренный случай. Теперь даже не узнать, как именно это сработало: сигнал извне, или какой-то внутренний таймер? Нет, вряд ли он был запрограммирован на определённое время работы. Слишком тонкая операция, чтобы ликвидировать носителя имплантата после первого же дела.  

– Может, это было не первым и даже не десятым... – предположил Сокольский, справляясь с собой. – Он успел что-то сказать перед смертью?  

– Покажи ему запись, – не оборачиваясь, приказала майор Бердникова ассистенту Андрею.  

– Вот, товарищ подполковник. – Андрей с готовностью стянул перчатки и отошёл к столу. – У меня игрушка была на компе открыта, ну он и разговорился. Стал рассказывать, что играл в какую-то очень крутую игру. Ну вот, послушайте сами! Я специально этот фрагмент выделил.  

Андрей включил запись с камеры наблюдения.  

"... Крутая игра! – говорил неизвестный им персонаж, тело которого сейчас лежало в двух шагах, на прозекторском столе. – Ты как бы попадаешь внутрь чужой страны. Очень натуралистично! Я был агентом МИ-6. В мою задачу входило ликвидировать премьер-министра. Он должен был поставить вопрос о выходе Англии из Евросоюза и нужно было его убрать. Я ждал в проулке у набережной.  

– На какой набережной? – переспросил Андрей.  

– Ну, на Темзе! Это же Лондон! Я ждал. Если бы показалась машина премьера, мне должен был поступить сигнал... Я держал мотор включённым, чтобы если что – газануть и врезаться в неё. Её там легко было бы выкинуть в реку, хотя от неё и раньше бы каша осталась. Я-то был на грузовике и в кузове у меня лежали такие большие бетонные штуки. Это я сам придумал! – Судя по тону, он гордился своей изобретательностью. – Там можно было вносить в игру нюансы... Потом мне позвонили и сказали, чтобы я приготовился... Не помню, чем всё закончилось... "  

Сокольский знаком показал ассистенту, чтобы выключил запись, и задумался, глядя в пространство перед собой.  

– Люди, которых при помощи имплантата заставляют жить в созданной для них реальности, – произнёс он. – А когда нужно – задают задачу и выпускают... Вы правы, не может быть, чтобы тот, кто создал этот имплантат и провёл сложную операцию, делал "одноразовых бойцов". Слишком дорого и нерентабельно.  

– Могу предположить две вероятности, – заметила тётя Люся. – Либо этот конкретный имплантат дал незапланированный сбой и ликвидатор допустил ошибку, либо кто-то специально нам его подсунул.  

Сокольский поднял голову и посмотрел на неё ясным взглядом.  

– Меня беспокоит, что может существовать иная вероятность, о которой мы даже не догадываемся, – признался он.  

* * *  

На столе завибрировал мобильник. Каждый раз, когда это происходило, полковник Мегавой напрягался и боролся с нежеланием отвечать. Позвонить мог кто угодно, но Мегавого пугала перспектива услышать знакомый голос, который последние месяцы звучал в его голове почти постоянно. Забыть, не думать об этом он не мог. Навязчивый страх подтачивал некогда сильного, уверенного в себе человека, но друзья и знакомые не могли понять суть происходящих перемен.  

Совсем недавно Мегавой похоронил жену. Прошло чуть меньше года. Те, кто знал Александра Павловича давно, пребывали в уверенности, что его подкосила эта утрата. Ему предлагали отдохнуть, съездить в санаторий, обратиться к психологу. Он отказывался, утверждая, что работа, привычная служба поможет быстрее, чем лекарства и процедуры. Никто не догадывался, как сильно этот мужчина с решительным лицом и шрамом над бровью хочет ответить: "Да! Я поеду в санаторий! Я уйду в отставку! Я улечу на Луну, на Марс! Лишь бы не получать этих звонков и не слышать больше голоса... "  

Очередная борьба с нежеланием отвечать закончилась поражением и полковник глухо отозвался в трубку:  

– Полковник Мегавой!  

– Возьми тот пистолет, который тебе передал посредник, выйди из кабинета и иди направо, десять шагов. Зайди в дверь кабинета, около которой остановишься, и застрели того, кто там находится. Это враг! Ты должен его убить. Сделай это так, чтобы тебя никто не видел.  

Полковник выключил аппарат, открыл сейф и протянул руку. На лбу его выступили капли пота. Он сосредоточился, пальцы задрожали, рука медленно двинулась в сторону кобуры его собственного наградного "Макарова". Но в последний момент что-то отпустило внутри и он с облегчением сунул руку в самую глубину сейфа и извлёк оттуда пакет с чужим пистолетом. Сомнения отступили, полковник Мегавой закрыл сейф, встал и направился через пустую приёмную, направо, к двери кабинета другого полковника – своего друга и боевого товарища, Натана Олеговича Астафеева...  

* * *  

Сокольский не любил сам сидеть за рулём. Он использовал время поездок, чтобы думать, строить планы, решать проблемы, на крайний случай – отдыхать. Поэтому почти всегда брал себе водителя. Сегодня эта честь выпала Ольгину, которому (втайне от Сокольского) майор Киппари чуть плешь не проел подробным инструктажем. Матвей не считал своего босса беспечным, но подозревал, что Сокольский мало задумывается о собственной безопасности. Раз так – нужно, чтобы об этом позаботился кто-то другой.  

Ольгин внимательно наблюдал за дорогой, размышлял о том, как бы он себя повёл в той ситуации, что сложилась на набережной. Инга подтвердила репутацию крутого водителя и Слава испытывал гордость за неё, будто он сам отличился в подстроенном ДТП. Сокольский отвлёк его от размышлений.  

– Ты бы съездил к Берестовой, – посоветовал он. – У неё в последние дни сплошные стрессы. Удачный момент.  

– Для чего? – не понял Слава.  

– Для дружеского участия, – ответил Сокольский, ощущая себя сводником. Но он действительно беспокоился за Ингу и считал, что есть минуты, когда человек, тем более девушка, не должна оставаться в одиночестве.  

Позволив Ольгину переваривать информацию, Сокольский позвонил Марку Лисовскому.  

– Привет, Марк! Я подумал, раз тебя нет в конторе – значит, ты дома?  

– От твоего бдительного ока нигде не скроешься, – пошутил Лисовской. – Добрый день! Что-то случилось? Я действительно дома. Хочу сам отвезти Ольгу с Дашенькой на дачу.  

Сокольский подумал, не встретиться ли с Марком после того, как тот съездит за город и вернётся, но решил, что дело важнее.  

– Я хотел заехать на полчаса, – признался он. – Я тут совсем рядом, на Невском.  

– Тогда жду, – согласился Марк. – Всё равно мои дамы раньше чем через пару часов не соберутся.  

– Поверни на Большую Конюшенную, – приказал Сокольский Ольгину. – Заглянем в гости.  

Слава кивнул, ничего не переспрашивая...