Исповедь наёмного убийцы

Игорь Шестков  

ИСПОВЕДЬ НАЁМНОГО УБИЙЦЫ  

1  

Мне повезло, высоченная ель упала и своей хлипкой верхушкой врезалась в стену.  

Я прошел по ее стволу к стене, расставив руки как канатоходец.  

А в конце подтянулся и вскарабкался на стену, оказавшуюся довольно широкой. По ней можно было ходить.  

Раньше я предполагал, что стена поддерживает что-то вроде стеклянного или энергетического купола. Оказалось – там была установлена колючая проволока под током. Установлена так, чтобы никто извне не смог через нее перелезть. Кто-то охранял меня… от кого? От чего?  

И проволока и крепления, на которых она была подвешена, поржавели от времени. Кое-где крепления сломались, а проволока висела на другой стороне стены как гирлянда.  

Что дальше?  

Протрусил по стене чуть ли ни милю… искал подходящее для спуска место.  

Жадно смотрел на ту сторону. Там рос обычный смешаный лес. От него веяло свежестью, он хорошо пах. Кажется, я даже видел маленькое стадо пятиногих антилоп… не похожего на себя зайца… и треххвостых ласточек с белыми колечками на спинках.  

Заяц нагло мне подмигнул. Не поверил своим глазам.  

Наконец… дотянулся до ветки растущего недалеко от стены бука, повис на ней, рискуя сорваться, перебирая руками, добрался до ствола, обхватил его и потихоньку спустился.  

Ура, я на свободе!  

Ушел поскорее от стены.  

О том, что я пережил там, в западне – старался не думать. Не пытался даже объяснить себе то, что со мной случилось. Кому это надо?  

Хотел выйти на дорогу, поймать попутку, доехать до какого-нибудь города… а дальше? А дальше… постараться как-то добраться до моей конуры в предместье Далласа. Там в надежном тайнике есть деньги. Много денег. Если нашу трехэтажную коробку на 120 квартир конечно еще не снесли…  

Сколько времени я торчал за этой стеной? Неделю? Пять лет? Или всю жизнь? Кто знает…  

Шел, шел…  

Но никаких дорог не встретил… даже проезжих.  

Еще хуже – не видел линий электропередач… будок охотников… специальных мест для пикников… ничего… даже тропинок тут не было.  

В небе не заметил конденсационных следов от самолетов.  

Ничего не встретил, что свидетельствовало бы о существовании человека.  

Зато видел незнакомых мне странных животных – рогатую собаку, преследующую кота с головой петуха, и двухголового зубра. Одна из его голов сосредоточенно щипала траву, другая мрачно смотрела на меня.  

Долго не хотел признаваться себе, что на небе два солнца, одно знакомое, земное, а другое – маленькое и синее.  

Куда меня опять занесло? На какую планету? В какой галактике? Сколько времени тут длится день?  

Натолкнулся на ручей. Попробовал воду – чистая, свежая, вкусная… Только вот, вода ли это?  

Напился и присел отдохнуть. Тут же заметил крупных рыжих муравьев, размером с жужелиц, бегущих по своим делам, кто с листиком, кто с личинкой в мандибулах, вежливо поприветствовал их и пошел искать другое место для отдыха.  

Один из муравьев кивнул.  

Заснул на теплой земле. На одуванчиковом поле.  

Когда проснулся, наручные часы с фосфорными стрелками, как-то пережившие мои инфернальные приключения, показывали три часа четырнадцать минут.  

То, что произошло со мной потом – трудно описать. Я ведь не писатель. Тут нужны какие-то особые слова или метафоры, а я их не знаю.  

Непонятная сила подняла меня на воздух. Затем меня всосал в себя большой никелированный пылесос. Или металлический ящик сложной конструкции.  

Я оказался в нигде, в недопространстве.  

На меня прыгнул невидимый медведь. Обнял и стал, рыча и пуская ветры, ломать могучими лапами. Давить бедрами, брюхом, плечами и огромной косматой головой.  

Кости мои захрустели, из под ногтей брызнула кровь. Кровь пошла из носа, из ушей и изо рта. Я закричал, давясь и корчась, услышал, как трещит мой хребет.  

Понял – конец.  

И тут медведь исчез. Но боль осталась… и прошла только через час.  

Весь этот час я стонал и выл.  

А когда очнулся, то не сразу, но осознал, что сижу на деревянной скамье на втором этаже в бывшей церкви Святой Софии в Стамбуле и разглядываю старинные люстры, состоящие из небольших стеклянных светильников, нанизанных как бусы на кривые металлические ребра. А передо мной – простирается величественное внутреннее пространство – сплошная глубина – этого необыкновенного здания, сохранившего свою магическую силу несмотря на почтенный возраст.  

Вспомнил, что привело меня в Стамбул однако не желание посетить этот храм-музей, что мне предстоит разобраться тут с одним аборигеном, владельцем игорного салона, по национальности греком, долго жившим в Калифорнии и облапошившим там нескольких светских дам.  

Грек промышлял в Америке брачным аферизмом. А у его жертв были влиятельные покровители и родственники. Обычное дело.  

Рядом со мной сидел мужчина незаметной внешности. Без возраста, без национальности и без лица. Посредник. Показывал пальцем на одного разгуливающего по музею посетителя, плотного, с лысиной и огромным носом, ведущего за руку кроткую девочку в платочке. Лет двенадцати.  

– Вот, возьмите бинокль. Посмотрите внимательно, запомните его лицо, не перепутайте с кем-нибудь. Рядом с ним – его единственная дочка. Кажется, она умственно отсталая. Раз в неделю они ходят вместе гулять и он показывает ей какую-нибудь достопримечательность. Добренький папочка. Покупает дочке леденцы. Потом он отвозит ее на своем стареньком белом Ленгли домой в Ускюдар, где она живет в двухкомнатной квартире с матерью в деревянном доме, а сам возвращается к себе в Каракёй. Его роскошные аппартаменты – на третьем этаже недавно отремонтированного дома недалеко от Башни. Советую прямо сейчас подняться на Башню и рассмотреть все сверху с картой в руках. Но не мне вас учить… Вот, возьмите, другую модель мы не нашли.  

Мужчина подал мне конверт и пистолет с глушителем.  

– В конверте карта, деньги и авиабилет на завтра. До Франкфурта. Пистолет местного производства, но тоже стреляет. После применения можете его выбросить. Фабричный номер сбит.  

– Что еще мне надо знать?  

– Имя и адрес цели у вас есть. Лучше вам больше ничего не знать. Завтра утром он будет дома один. Он всегда по понедельникам часов до двух торчит дома. Мы проверили. Дверь в подъезд будет открыта, наш человек сломает утром замок и проследит, чтобы его не починили. Позвоните около десяти, а когда он спросит кто там, ответьте по-английски, что вы продаете специальные страховки для животных. Он вам откроет. Страховки для животных – его конек. Вы войдете и сразу же выстрелите в него. Если что-то пойдет не так, не ездите в аэропорт и не возвращайтесь в отель, а спуститесь с холма, перейдите через мост и пройдите несколько сот ярдов направо по набережной. Там вас будет ждать синяя лодка «Синбад». Поднимитесь на борт, наш человек отвезет вас в убежище. Поживете там неделю, а потом мы отправим вас морем в Грецию.  

– Вы уверены, что он будет дома один?  

– Да. В понедельник утром в Стамбуле все или на работе или в постели. Поступайте по обстоятельствам. Если там будут люди, можете сразу же раскланяться. В этом случае – половину гонорара вам придется вернуть… Главное, ваше лицо тут не известно. И ваше имя тоже. Ваш имидж – турист. Идеальное прикрытие. Продавцом страховок вы будете только несколько секунд. Да, кстати. Прямо за вашим отелем, за глухой кирпичной стеной – пустырь. Там живут бездомные коты. Можете сегодня вечером там поохотиться. Чтобы познакомиться с оружием. В магазине 18 патронов, на всех хватит. Еще вопросы есть?  

– Есть не вопрос, а предложение. Пошлите кого-нибудь понаблюдать завтра за его домом и его окнами. Скажем, часов с восьми утра. Если у него вдруг соберутся спонсоры его салона или он наймет трех проституток и будет заниматься с ними утренним сексом, ваш человек должен меня предупредить, я не пойду к нему утром, а навещу его днем или вечером.  

– Предложение принято. Я попрошу того, кто займется замком, захватить бинокль и понаблюдать. Он встретит вас и предупредит. Если он не объявится, значит вы можете спокойно делать вашу работу. Да, последнее, наденьте темные джинсы и пуловер с капюшоном, тут некоторые молодые люди так ходят, дурацкая мода… и еще черные очки и соответствующие ботинки… вы будете одним из многих… и несколько случайных видеокамер недалеко от его дома вас не засекут.  

– Так и сделаю.  

– Прощайте, надеюсь, мы с вами больше не увидимся.  

Человек без лица встал, похлопал меня по плечу и исчез.  

А я посидел еще несколько минут, а затем вышел из музея и пошел в сторону моста через Золотой Рог.  

Все шло по плану.  

Пуловер с капюшоном – неопределенного цвета – я купил в торговых рядах у Большого Базара. И черные очки. И небольшую набрюшную сумку для оружия.  

На Галата-Башне побывал и нашел по карте и дом цели и окна его квартиры. Начертил мысленно несколько вариантов бегства. Постарался их запомнить.  

Посетил пустырь позади отеля. В кошек не стрелял, зато продырявил несколько баночек пепси-колы. Пистолет как пистолет.  

Вечером смотрел телевизор. Показывали американский сериал «Твин Пикс». На турецком языке. Хорошо выспался.  

Без пяти десять стоял у входа в дом.  

Никто ко мне не подошел. Тяжелая, с цветным стеклом, дверь в подъезд была открыта.  

Прислушался. Тишина. Быстро, мягко и бесшумно, как пантера, взбежал на третий этаж. Проверил имя на табличке.  

Позвонил.  

Мой грек даже не спросил, кто там. Открыл дверь. Босой. Носатый. В голубом шелковом домашнем халате на голое тело. Выглядел он благостно, так, как будто хотел пригласить меня позавтракать вместе с ним. Или попробовать новый деликатес. Я скинул капюшон и снял черные очки.  

Он посмотрел на меня, и все понял.  

На его лице отразились испуг и недоумение.  

Я хотел его успокоить, улыбнуться, принять приглашение позавтракать… но в следующее мгновение уже бешено стрелял ему в голову и грудь из своего турецкого оружия. Всадил в него пять или шесть пуль.  

В очередной раз прикончил не только цель, но и человека в самом себе.  

Грек лежал в неестественной позе в луже собственной крови в прихожей своей квартиры, а я, вместо того, чтобы сейчас же уйти, закрыл входную дверь и сел на элегантную, обитую красным бархатом кушетку рядом с огромным венецианским зеркалом в золотой раме. Невольно пробормотал: Это подделка… вас обманули.  

И непонятно зачем начал щупать этот красный бархат, как будто хотел оценить товар.  

В этот момент в прихожей появилась девочка, дочка бывшего брачного афериста. Я сразу ее узнал. Она напоминала маленького жирафчика, заблудившегося на бойне. Кроме не закрывающего соски ее опухших грудок детского бюстгальтера – на ней ничего не было. Длинная ее шея была покрыта бордовыми пятнами от засосов.  

Девочка не сразу поняла, кто лежит перед ней на полу, скрючив пальцы.  

У кого голова – как растерзанный арбуз… и дырки в груди и на шее.  

Когда поняла, села на пол и заплакала.  

Тихо.  

По всем законам моего ремесла я должен был сейчас же убить ее. Потому что она меня видела. Как всегда: Или умрешь ты, голенький беззащитный жирафчик, или придется умирать мне, заматоревшему мерзавцу и убийце.  

Не знаю, если ли у турок смертная казнь. Но тюрьма у них страшная. Об этом меня предупредили.  

И чем дольше я медлил, тем сильнее она мучилась.  

Услышал эхо звука…  

Звука не от мира сего.  

Почувствовал, что настал момент, когда я смогу проявить милосердие, отбросить прошлое и вновь стать человеком. Напрягся.  

Нет, не осилил.  

Чудовище во мне зашевелило темными колючими щупальцами, вцепилось в сердце красными зубами и выпустило из кожаных складок огромных яиц синеватый член, похожий на длинный коготь.  

Я поднял девочку и потащил ее в спальню.  

Руки мои тряслись от вожделения.  

В аэропорту я чувствовал себя комфортно и спокойно. О том, что произошло в квартире грека, видимо еще никто не узнал. Я не заметил ни полицейских патрулей, ни агентов в штатском, внимательно рассматривающих ожидающих регистрации туристов.  

Вкусно поужинал в ресторане. Заказал жареные хвосты омара с орехами в масле. Выпил несколько рюмок дорогого коньяка. Пококетничал с официанткой. В зоне дьюти-фри купил трость с серебряной рукояткой.  

В самолете сладко заснул…  

А проснувшись сразу почувствовал – страшная машина опять пропустила меня сквозь свои футуристические кишки. Все повторилось, медведь вновь мял и ломал меня. Потом, как и в первый раз, исчез.  

И это мучение продолжалось чуть больше часа.  

Затем оно прекратилось… и что же… я опять очутился в западне. В искусственном лесу, окруженном бетонной стеной.  

Деревья из папье-маше не шелестели листьями и пахли гипсом.  

Я долго шел вдоль стены и искал упавшую ель, но так и не нашел.  

Ночью мне пришлось убегать от атакующих меня со всех сторон комодских варанов.  

Какие гнусные твари!  

2  

Когда я проснулся, костер уже догорел.  

Проснулся я не из-за холода, не из-за чириканья птиц, воя волков или жужжания пчел. А из-за грозной тишины, которая гремела громче грома небесного.  

Мое тело в исступлении посылало мозгу тревожные сигналы, вроде сирены полицейской машины, мчащейся к месту преступления по вымершему городу.  

В мою спину так глубоко впечатался рельеф коры дерева, послужившего мне спинкой кресла, что я не мог пошевелить плечами. Казалось, что кожа на спине разорвется. Ноги затекли, поначалу не мог встать. Затем, несмотря на боль, вскочил… заскакал козлом, чтобы разогнать кровь. Покукарекал, покрякал, что-то проорал в звенящее пространство. Сирена затихла.  

Поискал в карманах мобильный телефон. Не нашел.  

Зажигалка, складной нож, носовой платок. Больше ничего не было. Ни документов, ни денег, ни приглашения на званый обед в Вестминстере или на концерт Пинк Флойд.  

Сияй, сияй безумный бриллиант.  

Пошел, сам не знаю куда. И вскоре наткнулся на стену. Или на забор, назовите как хотите. Бетонный, высотой в три или четыре моих роста.  

Потрогал его, постучал тяжелой палкой, никто с той стороны не отозвался…  

Делать нечего, пошел вдоль стены. Надеялся дойти до ворот. Перед тем, как идти, нарисовал землей на заборе большой крест и череп. Нет, без всякого намека, оставьте Фрейда в покое. Его и так знобит уже сто лет.  

Шел, не торопясь, насвистывал что-то, несколько раз принимался петь арии из «Суперзвезды».  

Через два часа вернулся к кресту и черепу.  

Не было у забора ни выхода, ни входа. Получается, я в западне.  

Что же, мне не привыкать, живу так всю вторую половину жизни.  

Тем не менее, решил во что бы то ни стало перелезть через стену.  

Но как? Выбрал самый глупый способ. Начал собирать сухие ветки и складывать их в кучу у стены. Работал долго и упорно.  

Когда куча подросла, забрался на нее и попытался вскарабкаться на стену. Ничего не вышло. Сорвался, куча подо мной развалилась, и я упал на землю. Строить вторую кучу, выше первой, даже не пытался. Я не египтянин. Признал поражение.  

Раза три прошел лес насквозь, от стены до стены, но ничего интересного не обнаружил. Ожидаемое разочарование.  

Осознал наконец, что какое-то время или остаток жизни придется провести здесь, в лесном массиве, окруженном высоким забором.  

Заночевал на ложе из сухих еловых веток.  

Проснулся рано утром. Ужасно хотелось пить. Прислушался. Ни звука. Даже шелеста листьев не было слышно. Как будто кто-то построил над лесом громадный стеклянный купол.  

Что делать?  

Встал, побрел…  

И… случайно натолкнулся на дерево с дуплом, полным воды. Черпал воду рукой, другой рукой очищал ее от лесного мусора и потихоньку пил. Вода в дупле оказалась сладкой. Ни паучков, ни муравьев, ни сколопендр в ней не было.  

Жажда прошла, а голод остался.  

Достал нож, вынул лезвие, потыкал им в воздух и начал мечтать… вот, мол, поймаю и прикончу зайца или кролика, обдеру его и зажарю на костре…  

Ноздри почувствовали чудесный запах свежего жареного мяса. Слюна набежала во рту. Фантомные радости скоротечны.  

Никаких зайцев или кроликов я в этом лесу не встретил. Вообще никаких животных не видел, птицы тоже отсутствовали. Не было и насекомых. Ни бабочек, ни муравьев, ни даже грибов. Флора была вроде в порядке. Смешаный лес. А фауна пропала. Начисто. Но ведь так не бывает! Все взаимосвязано.  

И еще… в этом лесу не было погибших деревьев. Сухие ветки, да, кое где валялись, а старых, покрытых мхом стволов, пней нигде не было видно.  

Что это за странный лес?  

Я такой только в театре видел.  

Может быть, это закрытая зона?  

Полигон для испытаний биологического, химического или психотропного оружия?  

Или чего-нибудь похуже? Кто знает, до чего додумались наши нобелевские лауреаты?  

Или тут нейтронная бомба взорвалась?  

Или я на самом деле провалившийся шпион. И меня погрузили с помощью гипноза и специальных наркотиков в состояние долго длящегося бреда с целью выведать явки и адреса вражеских агентов?  

Напрасно погрузили. Не знаю я никаких явок.  

…  

Догадался…  

Этот лес не настоящий. Виртуальный или сделанный из гипса и других материалов. Созданный для того, чтобы свести меня с ума. Мой индивидуальный круг ада.  

Разбежался и в ярости толкнул плечом дерево. Кажется клен. Клен затрещал и повалился. Оказалось, у него не было корней.  

Попытался повалить березу. Не сразу, но удалось. И у березы не было корней, а ствол был сделан из папье-маше. Нарвал листьев, растер их ладонями – труха.  

Я действительно находился внутри огромной декорации.  

Страшная мысль укусила в сердце. А вдруг и я… тоже… робот, кукла, персонаж компьютерной игры. В ужасе ощупал свое тело. Ущипнул себя за…  

Вроде нет…  

Кем, за что я так наказан?  

В бешенстве принялся валить деревья. Топтал ветки и сучья ногами. Рычал и плевался, кашляя от поднявшейся пыли.  

Кидал палки вверх, хотел разбить стеклянный купол. Безуспешно.  

3  

Я шел по большому незнакомому городу.  

Асфальт, дома, фонари, двухэтажные автобусы, автомобили, прохожие и само небо казались мне темно-темносиними.  

В руке я держал нож. Я шел к дому, в котором жил этот отвратительный старик, моя цель.  

Для окружающих я был невидим, но мой нож мог проткнуть тело человека. Я был идеальным убийцей-призраком, не оставляющим после себя никаких материальных следов. Кроме трупа, конечно.  

Я не искал его виллу на карте, не спрашивал прохожих. Властная сила толкала меня в нужном направлении, вела к его дому кратчайшим путем.  

Вот, я уже стою перед этим мрачным строением, возведенным после пожара Лондона во времена короля Карла Второго. Прохожу в дом прямо сквозь толстую сырую стену. Иду по темным коридорам, через анфиладу роскошно обставленных, но запущенных комнат. Останавливаюсь перед дверью в душевую.  

Открываю дверь.  

Под душем моются двое мужчин. Моя цель и младший его лет на сорок молодой человек. Старик и юноша. Вот, старик, плотоядно улыбаясь, повернулся к юноше откляченным морщинистым задом и похотливо потерся им о его промежность. А юноша…  

Я подхожу к старику и всаживаю нож ему в грудь. Затем вытаскиваю нож, с которого капает густая темно-синяя кровь, и втыкаю его ему в грудь еще раз. И еще…  

Старик, скрежеща зубами и дьявольски гримасничая, падает и умирает.  

Молодой человек садится на корточки и плачет, закрыв руками лицо. Его я не трогаю. Ведь этот юноша, это я сам.  

Что это? Ложное воспоминание? Или мечта? Внушенный мне кем-то кошмар? Или указание на то, почему я тут оказался, в этом искусственном лесу.  

Мне не надо указывать… я и так знаю.  

4  

Решил на окружающий мир не реагировать, а мой внутренний мир подвергнуть строгому допросу. Провентилировать память и подсознание. Не удалось.  

Прямо у меня над головой соткалось из ничего черное грозовое облако. Хлынул ливень. Засверкали молнии. Одна из них ударила в дерево, под которым я сидел, и расщепила его ствол надвое, обнажив неприглядную пустоту внутри оболочки-коры из папье-маше. Дерево вспыхнуло, мне пришлось искать другое убежище. Нашел. Молния ударила и в это дерево.  

Внезапно гроза прекратилась. И я услышал звук прибывающей воды.  

Потоп! Если бы это произошло в нормальном лесу, я бы подумал, что где-то прорвало плотину. Через несколько минут вода была мне по горло. Пришлось плыть. Вода отхлынула и исчезла подозрительно быстро.  

Стало жарко. Градусов сто двадцать по Фаренгейту.  

Откуда ни возьмись, налетели осы с желто-черными брюшками и длинными бордовыми жалами и облепили незащищенные одеждой части моего тела.. Начали меня жалить. Я завыл от невыносимой боли, побежал, споткнулся, упал…  

Осы пропали так же неожиданно, как и появились. Места укусов не болели.  

После жары и ос наступил ледниковый период, я дрожал, умирал, затем появились москиты, слепни, потом из земли вылезли огромные черви, непонятно откуда прилетели летучие мыши-кровососы, притащились шакалы и гиены, тяжело затопал тираннозавр…  

Не буду перечислять все прелести моей темницы. Калейдоскоп.  

Длились эти ужасы вечность или мгновения – не знаю. Время тут не подчинялось законам природы, а текло или прыгало по чьей-то прихоти.  

Но я жил, если конечно мое вымороченное существование в этом лесу можно назвать жизнью. Царапины, раны, укусы, обморожения и переломы заживали удивительно быстро. Существо, у которого я находился в плену, явно хотело продлить мои страдания.  

У садисткого шоу, главным героем которого я стал, были и зрители. Иногда я слышал рукоплескания, сменявшиеся хохотом и свистом.  

Мне казалось, что я вижу этих людей, разгуливающих на костюмированном балу в огромном зале, в центре которого вместо люстры висел на потолке мельничный жернов.  

5  

Мне недавно исполнилось двенадцать… родители отправили меня на каникулы к Эбигейл, младшей сестре моей бабушки. Ей тогда еще не было и пятидесяти. Жила она в Аллентауне, в небольшом двухэтажном доме в ряду сотен ему подобных домов напротив старого кладбища. На котором был похоронен и ее муж, зверски убитый лет восемь назад при нападении полицейских на протестующих шахтеров. В те прекрасные времена подобные убийства не были редкостью.  

Мне нравилось в Аллентауне. В соседних домах жило много моих сверстников, с которыми я быстро подружился, и главное, взрослые не запирали нас на площадках, огороженных высокими решетчатыми стенами, как это было в нижнем Манхэттене, где я жил тогда с родителями. Мы бегали, где хотели, шалили, играли на безлюдных улицах, по которым редко ездили автомобили.  

Эбигейл, как мне казалось, мало интересовалась моей жизнью. Кормила меня, следила за тем, чтобы я мыл руки перед едой и полдесятого лежал в постели, стирала и штопала мои вещи… Убиралась, читала, слушала радио, регулярно ходила в гости к своей сводной сестре, жившей на другой стороне реки.  

Спал я в маленькой детской спаленке под крышей, на узкой жесткой кровати, а Эбигейл почивала на огромном супружеском ложе в спальне на втором этаже.  

И вот… в Аллентауне зарядил дождь.  

Крыша нашего дома протекла. И как раз над моей постелью. Эбигейл поставила на мою кровать большое цинковое ведро, а меня погладила по русой голове и сказала: Завтра крышу починят, а сегодня ты будешь спать у меня, не беспокойся, это нормально. Я никому об этом не скажу.  

Вечером послала меня как обычно в душ. Потом заставила надеть пижаму ее покойного мужа, а сама облачилась в непрозрачный пеньар. Перед сном прочитала мне главку из «Квакерской книжки для мальчиков» – «О чистоте, благонравии и благодати».  

Кровать в ее спальне была настолько широкой, что между нами простиралась полоса шириной в два ярда.  

Я «ни о чем таком не думал» и заснул как только положил голову на подушку.  

А бедная Эбигейл видимо долго боролась с соблазном… через несколько часов сдалась, подползла ко мне, обняла, просунула руку мне в пижамные штаны, нашла мой детский член и яички стала их ласкать. И целовать меня в губы.  

Ребенок реагирует на эротику в несколько раз интенсивнее, чем взрослый. Она приносит ему больше радости, и именно поэтому может испугать или вызвать припадок брезгливости, или стать причиной ненависти.  

Через какое-то время я проснулся.  

В облаке дорогих духов, ласки и любви…  

Окруженный колышущимися женскими прелестями (Эбигейл к этому моменту уже разделась донага и меня раздела). Член мой не просто стоял, но грозил разорваться. По всему телу прокатывались волны наслаждения.  

Я не испугался и не возненавидел сестру моей бабушки. Я был ей благодарен. И полюбил ее.  

Никто никогда не делал со мной ничего подобного. Сверстницы, к которым меня влекло, меня сознательно не замечали… девушки постарше презирали, родственники, родители… от них я получал только сюсюканье, наставления, упреки… в лучшем случае – саркастические замечания, которые я тогда еще не понимал.  

Десять следующих ночей мы провели вместе.  

А затем случилось то, что я никак не мог предвидеть.  

…  

В спальни Эбигейл стояли две тумбочки. Ампир или рококо – не знаю. Но под старину. В одной из них, в верхнем выдвигающемся ящике лежал дамский четырехствольный пистолет-бульдог. Эбигейл боялась грабителей. Пистолет этот ей купил ее покойный муж, не для того, чтобы она его использовала, а для ее душевного спокойствия.  

Я ничего о пистолете в тумбочке не знал. Если бы знал, попытался бы стянуть, чтобы пострелять с приятелями на развалинах кирпичного завода, куда мы часто бегали.  

И еще я не знал, что у Эбигейл был любовник.  

Эбигейл несколько раз упоминала какого-то Джонни. Говорила: Вот придет Джонни и починит кран…  

Джонни был мулатом, поэтому его не любили и белые и черные, что негативно отразилось на его характере. Отношения с Эбигейл у него были сложные. И заходил он к ней редко.  

Вы, господа, наверное уже догадались, что произошло. Да, почти так, как вы себе это представили, все и случилось.  

Мулат Джонни объявился без обычного телефонного звонка… после полугодового перерыва… в три часа ночи… сюрпризом… пьяный, нанюхавшийся дури и обозленный на весь мир… открыл входную дверь своим ключом, по дороге в спальню скинул с себя одежду и обувь и нырнул в постель своей любовницы, где обнаружил незнакомого ему подростка. Я в это время крепко спал в объятиях неутомимой Эбигейл.  

Джонни зарычал и скинул меня с кровати. Как слон белку (такова была пропорция).  

Ударил кулаком по лицу несчастную Эбигейл. Та даже не пыталась успокоить Джонни… знала, что это бесполезно… дотянулась до заветного ящика в тумбочке, схватила пистолет, но не успела выстрелить… она хотела выстрелить в потолок. Джонни выбил оружие у нее из рук и начал в ярости душить изменницу.  

Тут я и проснулся. На полу в спальне Эбигейл. Рядом со мной валялся заряженный пистолет. На семейной кровати обезумевший от ревности Отелло душил мою любовь, у которой уже посинело лицо...  

Я схватил пистолет и выстрелил в Джонни. Целил в голову. Но в самый важный момент закрыл глаза от страха. Стрелял вслепую.  

Четыре раза.  

…  

Зажёг торшер. И только теперь разглядел результаты моей пальбы.  

И Эбигейл и Джонни были мертвы.  

Три пули попали в голову и шею Джонни, а четвертая, шальная – убила Эбигейл. Потом мне сказали, что она влетела в ее раскрытый рот. Как муха.  

У меня начались спазмы в горле, я потерял дыхание… повалился на пол… это был нервный припадок, похожий на эпилептический, но без пены изо рта.  

Так нас троих и застала полиция.  

Ее вызвали соседи, разбуженные криками и выстрелами. Когда меня уводили, я успел разглядеть могучие волосатые пальцы Джонни на пухлой шее Эбигейл и ее вылезшие от ужаса из орбит глаза.  

…  

Полицейская дама, которая меня расспрашивала в присутствии моей матери, приехавшей из Нью-Йорка, особенно интересовалась характером моих отношений с Эбигейл. У меня хватило ума не раскрывать нашу тайну.  

А на часто повторяемый вопрос, что же случилось в спальне, я всегда отвечал так: Услышал крики двоюродной бабушки и прибежал на помощь. Увидел, что бабушку душит мужчина. Запаниковал. Схватил валяющийся на полу пистолет и выстрелил.  

Учитывая обстоятельства, мне поверили и не судили за непредумышленное убийство двух человек. Тем более, что Джонни не раз сидел в тюрьме за нанесение тяжких телесных повреждений… обвинялся он и в убийстве. Но был отпущен за недостаточностью улик.  

6  

Отрастил усы. Они идут к моей смуглой ухоженной коже.  

Напялил на себя старые джинсы, ковбойку, кожаный жилет и бежевую шляпу.  

На шею повесил галстук Боло с кельтским серебряным «вечным» узлом.  

Надел коричневые ботинки на мягкой подошве.  

Вылитый гринго.  

Мне рекомендовали так одеться мои работодатели. Там, в этом «самом американском городе Мексики», мол, шатается много неудачников из Штатов. Сбежавших от жен, алиментов, долгов, мести обманутых мужей, от судебного преследования…  

Да, да. Не выделяться. Это в нашей профессии – главное. Делать свое дело и ничего не демонстрировать, кроме готовности к отпору. А то – заклюют. В кармане у меня лежит складной нож – наваха. С удобной рукояткой и толстым пятидюймовым лезвием из хорошей стали. В случае чего могу побрить обидчику усики. Или палец отрезать.  

Никакой охоты делать это, поверьте, у меня нет. Предпочитаю решать бытовые конфликты с местным населением мирно. Но далеко не все зависит от меня.  

…  

Убивать людей – тоже не доставляет мне никакого удовольствия, но за это хорошо платят. Я не работаю с женщинами и детьми. Не лезу в политику. Не связываюсь с мафией. Никогда не убиваю известных личностей. Не мое дело, ведь я занимаю нижнюю позицию в иерархии наёмных убийц. И это неплохо. На рутину никогда не падает спрос.  

Если возможно, использую снайперскую винтовку. Это не так отягчает совесть. Стреляю три раза в голову и грудь.  

Тщательно планирую свою работу. Не торопясь, пристреливаю свое оружие, в лесу или в пустыне.  

Винтовка обычно ждет меня в разобранном виде на почте. До востребования. Нанимаю какого-нибудь бродягу за пять долларов получить посылку по фальшивой паспортной карте. Наблюдаю за ним издалека.  

После исполнения заказа оружие и гильзы зарываю в землю.  

Деньги мне всегда переводят вперед.  

Заказчиков своих я не знаю. Но они знают меня. Присылают мне закодированные электронные письма. Отправляют их из интернетных кафе.  

Если я в условленное время не звоню по специальному номеру – значит я заказ принял и приступил к исполнению. Обратной дороги нет.  

…  

Границу я пересек пешком. Так надежнее. Доехал до города на автобусе. То еще удовольствие. Кататься в пахнущем выхлопными газами и навозом стеклянном ящике вместе с крестьянами и их курами. Чуть не задохнулся.  

Номер взял в гостинице недалеко от дома цели.  

На следующий день утром пробежался по той улице. Изображал джоггера. Посмотрел на тот дом.  

Синий. Не богатый. Двухэтажный. Ничем не примечательный.  

Осмотрел соседние дома на другой стороне улицы. Один из них был недостроен и заброшен. Что может быть лучше? Значит, оттуда и буду стрелять. Из окна, с крыши или из темного угла лоджии на втором этаже.  

Ружье мне прислали сносное – чешского производства. С глушителем.  

Лучше всего стрелять ночью. Но ночью моя цель спит в спальне, поэтому скорее всего придется стрелять вечером, когда цель подойдет к открытому окну гостиной подышать свежим воздухом.  

Надо было и о траектории пули подумать. Тут столько проводов навешено. На всех окнах – металлические решетки. Мешает целиться. Может и пулю от цели отвести.  

…  

Рядом с входной дверью на стене дома – табличка. На испанском и английском.  

Педро Родригес  

Маг. Специалист по оккультным проблемам.  

Приемные часы: По рабочим дням – с одиннадцати до пяти.  

Минимальная плата за час консультаций – сто американских долларов.  

Только наличные.  

Оккультным… Меня об этом не предупредили. Моя цель – колдун… Дожил.  

Несколько дней наблюдал за домом из комнаты в пустующем доме. Забираться в нее с биноклем на шее, не привлекая к себе внимания соседей и прохожих, – было нелегко.  

Раз или два в день к дому подъезжали солидные автомобили, из них выходили хорошо одетые люди и входили в дом. На консультацию к магу…  

Записал несколько номеров. Звонил своему знакомому полицейскому в Сан Диего, просил узнать, что это за машины, кто их хозяин. Результат этих исследований мне не понравился. Номера были фальшивыми. Кто-то не хотел, чтобы его узнали. Не люблю тайны.  

Все окна на втором этаже были круглые сутки закрыты и вдобавок защищены опущенными металлическими жалюзи. За ними почти ничего не было видно.  

Окна на первом этаже – маленькие, это окна кухни, прихожей, кладовки, ванной и туалета. И тут – жалюзи. На другой стороне дома видимо установлены кондиционеры.  

По улицам Родригес не ходил. Два раза – утром – выходил из зарешеченной входной двери и садился в свой подержаный форд, паркующийся тут же. Делал это весьма проворно. Я даже разглядеть его не успевал.  

Уезжал. Приезжал через час-полтора. Всегда до одиннадцати. Где он был, я не знаю. Возможно консультировал кого-то на дому. Или боролся с привидениями. Мексиканцы страшно суеверны. Брать напрокат машину и выслеживать цель, тут в Мексике, в одиночку, я не хотел. Боялся засветиться.  

Квалифицированно заминировать его машину – не мог, это должны делать профессионалы.  

Что и где он ел? Каждый день хромая служанка приносила с базара полную корзину продуктов. Фрукты, овощи, творог, рыба, устрицы, креветки. Здоровое питание! Она же видимо выполняла роль поварихи и экономки. И жила в доме.  

Живет ли в доме Родригеса старая мама… или маленькие дети от умершей родами жены? Не знаю. Вопрос не праздный. Мне вовсе не хотелось услышать пронзительный крик шестилетней девочки, которая только что стала свидетелем того, как голова ее папы раскололась на куски.  

Есть ли у него оружие? Вероятно да, как и у всех мексиканцев.  

Чем дольше я наблюдал, тем более трудной представлялась мне моя задача.  

По-хорошему тут нужна команда из пяти или больше человек. Как минимум двух головорезов с мачете и трех специалистов, бывших военных. Работать они должны совместно. Выслеживать, минировать, атаковать. И если головорезам не удасться прикончить цель простыми средствами (взломать входную дверь, ворваться в дом и зарубить Родригеса), то это должны сделать профессионалы с армейскими винтовками, взрывчаткой, дистанционными взрывателями, ручными гранатами… Такое убийство должно стоить раз в двадцать больше того, что заказчики перевели мне – пять тысяч долларов.  

Придется пойти ва-банк.  

Сходить к Родригесу на прием. С навахой в кармане. Устроить кровавую баню.  

Хоть это и против моих правил.  

Дома подточил лезвие навахи точильным камнем. Чтобы резало бумагу как масло.  

…  

Позвонил. Входную дверь мне открыла та самая хромая служанка-повариха.  

– Что надо?  

– Хотел бы проконсультироваться с мистером Родригесом.  

– Приходите сегодня в пять. Деньги захватите.  

– Спасибо. Приду.  

…  

Пришел в пять. Мне долго не открывали.  

Затем… Родригес открыл дверь сам.  

С виду – это был симпатичный человек европейского вида лет сорока пяти. Не без стали во взгляде. Но общее впечатление – приятный, надежный, умный человек.  

– Вы тот американец, который приходил сегодня?  

– Да, это я.  

– Проходите.  

Тут головорез выхватил бы мачете и разрубил хозяину дома голову… а мне полагалось обнять его и нежно перерезать ему горло. Легко сказать…  

Вынул из кармана и бесшумно раскрыл наваху.  

Обнял Родригеса сзади.  

Но пустить ему кровь так и не смог. Струсил.  

Даже задрожал от страха. Сам не знаю, почему.  

Родригес не сопротивлялся… как будто ждал, когда я закончу… потом обернулся и попросил: Положите нож тут, в прихожей, на тумбочку. Он вам больше не понадобится.  

Я ничего не ответил, но сделал то, что он сказал.  

Родригес потрогал лезвие подушечкой большого пальца.  

– Ого! Как бритва. Опасная игрушка.  

Затем он провел меня по витой железной лестнице на второй этаж, в гостиную.  

Гостиная напоминала музей или мастерскую алхимика, столько в ней находилось – стояло на полу, на столах, на полках, висело на стенах – необыкновенных изящных вещиц. Статуи Будды и индийских богинь, китайские божки, старинные изделия из серебра, меди и отлитые из цинка фигурки, кувшины, вазы, африканские маски и копья, кинжалы, сабли, мумифицированные рептилии и птицы, огромные засушенные насекомые, нефритовые и стеклянные черепа, минералы, старинные пожелтевшие фотографии и карты…  

Пахло пряностями и благовониями. Я смутился.  

– Садитесь сюда, в кресло. Так вы предпочитаете снайперские винтовки? Похвально, похвально, хотя нож конечно надежнее. Если хватит мужества перерезать живому человеку горло.  

Родригес укоризненно посмотрел мне в глаза. Покачал головой. Я почувствовал, что все летит к черту. Сейчас он вызовет полицию. Меня уведут и осудят. Сгнию в тюрьме.  

И что самое ужасное – даже убежать не могу. Ноги как свинцовые. Холодный пот. Апатия.  

Собрал все оставшиеся силы и промямлил: О чем это вы?  

– Так, ни о чем. Просто пришло в голову. Сколько вам заплатили? Тысяч пять?  

– Как вы узнали?  

– Вы не злой человек, мистер… (он назвал мое настоящее имя). Ваши глаза вас выдают. Что, винтовка уже в гостинице?  

– Да.  

– Ремингтон?  

– Что вы. Чешская.  

– И на этом сэкономили!  

Я сказал правду, потому что окончательно понял – врать бесполезно. Он все знает. Просвечивает меня какими-то лучами. Маг.  

– Почему вы дрожите? Для наёмного убийцы это как-то нетипично.  

– Потому что я понял, что убить вас не смогу. Это значит – автоматически – следующей целью моих заказчиков буду я. Теперь мне придется скрываться, убегать. Возможно во время бегства я потеряю все деньги, которые отложил на старость. А для вас кстати это тоже не сулит ничего хорошего. Они пришлют команду из самых отвратительных людей, которых вы только можете себе представить. Они не только убьют вас, но и ваших соседей и вашу служанку и продавцов на рынке, у которых она покупает для вас свежую рыбу. Если будет надо, они сровняют с землей всю вашу улицу.  

– Какие злодеи!  

– Именно.  

– Ну что же, мистер гринго, пойдемте в мой кабинет. Там я вам кое-что покажу.  

…  

Кабинет мага, выходящий большим окном во двор, поражал спартанской простотой, скромностью. Стол, на нем огромный темно-красный монитор, несколько стульев и два колоссальных книжных шкафа на всю стену, в которых хранились не только книги, но и какие-то ящички, пробирки и колбы.  

Торшеры заливали кабинет мягким розоватым светом.  

Пахло ладаном.  

Маг подвел меня к монитору. Эта штука явно не была монитором компьютера… что это такое? Машина времени? Телепорт? Или простая чертежная доска, на которую он силой мысли мог проектировать свои видения?  

Попросил меня положить левую руку на стол, ладонью вниз.  

Монитор тут же ожил и показал нам живую картинку.  

Необыкновенно солидный мужчина в шикарном костюме с сигарой в руке сидел за дорогим письменным столом в собственном кабинете. Листал журнал мод. Судя по виду из окна, кабинет этот находился на энном этаже небоскреба в Лос-Анжелесе. Я узнал корону башни Банка США.  

Вот, в кабинет вошел другой солидный господин и тоже в шикарном костюме.  

Костюмы обменялись приветствиями и многозначительными взглядами.  

Новый костюм сказал старому: Кого послали?  

– Нашего ушлепка. Пусть попробует. Я отправил ему письмо неделю назад. Но он что-то тянет. Я послал приглашение и Джонсу.  

– Очень хорошо! А если люди Джонса не справятся с заданием, попросим ВВС сбросить на этот паршивый город фосфорные бомбы. Ха-ха-ха…  

– Именно так.  

…  

– Вот посмотрите, это ваши работодатели. Говорят они о вас и обо мне.  

– Чем вы им не угодили?  

– Это долгая история. Я помог одной из жертв этих пауков вырваться из их финансовой паутины. Они узнали об этом случайно. Кстати, киллеры Джонса и сам Джонс живут в Техасе, недалеко от вас. У него есть собственный самолет. И они собираются лететь на нем сюда. Предвижу, добром это для них не кончится…  

– Что же теперь будет?  

– А вы сейчас увидите сами. Вот, возьмите это.  

Он подал мне мой собственный пистолет Глок. С привинченным к дулу глушителем. Пистолет, который должен был в это время лежать в моей конуре, под матрасом, в шестистах милях отсюда.  

– Будьте добры, снимите с предохранителей…  

Потом подошел ко мне и крепко обнял меня за плечи. И поцеловал меня в губы.  

Не знаю, что произошло, как он все это устроил…  

Но уже через мгновение мы стояли в том самом кабинете, где беседовали мои заказчики... рядом с ними. Оба костюма раскрыли рты и уставились на нас расширенными от ужаса зрачками.  

…  

Я тоже с изумлением посмотрел Родригесу в глаза. А он как-то коротко, властно и яростно кивнул. Как будто беззвучно приказал. И я… да, господа, я как послушный робот выполнил его приказ. Застрелил солидного мужчину с сигарой. Потому что заметил, что его рука тянется к правому ящику письменного стола, где наверняка хранилось оружие.  

Пуля попала в серебряный висок и вышла на затылке. Вместе с половиной мозга. Второй костюм как бешеный бросился к выходу. Похоже, спортсмен!  

Я два раза выстрелил ему в спину, он упал, захрипел… и я убил его выстрелом в затылок. Вытер оружие и руки носовым платком. Отвинтил глушитель. Положил пистолет и глушитель в разные карманы джинсов.  

Родригес все это время смотрел в окно. Так, как будто эти убийства не имели к нему никакого отношения. Затем произнес: Благодарю вас! Безупречная работа.  

Сказал и исчез. Как будто его тут и не было. А я остался.  

Дьявол!  

В дверь кабинета уже стучала секретарша и вопрошала кокетливо: Мистер Сименс! Мистер Сименс! Я приготовила для вас и мистера Кларка кофе. Как вы любите – черный с фисташковыми орешками.  

Убивать женщину я не хотел.  

Содрал когтями с моей первой жертвы пиджак и его белую рубашку, разодрал ее на полосы и обмотал себе ими голову. Так, чтобы получилась маска. Не хватает еще, чтобы меня опознали.  

Открыл дверь и грубо обхватил секретаршу руками. Втащил ее в кабинет. Она не сопротивлялась, таращила на меня глаза и охала. Захлопнул дверь. Как мог быстро всунул секретарше в рот кляп из той же рубашки, замотал ей лицо тканью, связал руки и ноги. Освободил ее нос для дыхания. Перетащил ее подальше от двери.  

Затем одолжил у своей второй жертвы немного крови и смазал белую тряпку у себя на лице. Я все еще был роботом, но только не тем, который выполняет приказ, а тем, который действует по одной из вложенных в него заранее программ.  

Вышел в коридор.  

Мне повезло. Коридор был пуст. Вызвал лифт. Второй раз повезло. В лифте никого не было.  

На первом этаже промчался мимо обомлевшего охранника как вихрь.  

Выбежал из здания и понесся по улице как раненая антилопа. Свернул направо. Затем налево. Сорвал с себя окровавленную тряпку и выбросил. Скрепя сердце выбросил и галстук. И носовой платок.  

Издалека слышал сирену полицейской машины, подъезжающей к зданию, из которого я выбежал. Полицию наверняка вызвал охранник.  

Снизил темп, перевел дыхание.  

Пошел по Пятой улице, миновал несколько кварталов, потом перешел на Шестую.  

В Скид Роу забежал в знакомый магазинчик подержанного барахла и купил себе черные очки, часы, новую зеленую рубашку, джинсовую куртку хиппи и рваный кепи. Толстый чернокожий продавец сидел за кассой, уставившись в маленький телевизор, где показывали какую-то викторину, и принял деньги, даже не посмотрев на меня.  

Мою старую рубашку, жилет и шляпу зарыл в куче тряпья.  

Среди палаток бездомных нашел ржавый мусорный бак, полный всякой дряни. На дне его плескалась вонючая пестрая жижа. Бросил пистолет в эту жижу.  

Когда его там найдут? И найдут ли вообще. А если найдут, вернут одному чайнику в Далласе, у которого его года два назад стащили заезжие пуэрториканцы.  

А глушитель выбросил в другой мусорный бак, в полумиле от первого.  

Отыскать в этом районе отель было нелегко. Но я помнил, что поближе к реке есть один. Без вывески. Нашел. Снял номер на третьем этаже. Без телевизора. Старый портье бросил на меня понимающий взгляд, вручил мне ключ и даже не попросил расписаться в книге.  

…  

Сел в ужасное, как будто человеческим салом смазанное кресло и попытался успокоить нервы. Не тут то было.  

Перелетел из Мексики в Штаты. Как?  

Прикончил своих работодателей. Зачем?  

А цель упустил. Струсил. Позволил собой манипулировать.  

Если так и дальше пойдет…  

Сбрил усы и побрился одноразовой безопасной бритвой, которую нашел в ванной комнате под треснувшим зеркалом.  

Раздавил ногами двух любопытных тараканов, выбежавших из-под плинтуса посмотреть на нового постояльца.  

Принял холодный душ.  

Выпил крохотную бутылочку виски.  

Лег в постель и заснул как убитый.  

…  

На следующий день услышал по радио, что ранним утром по пути из Далласа в Монтеррей разбился частный самолет. Очевидцы говорили: Упал с неба. Как огненный шар.  

Два члена экипажа и восемь пассажиров сгорели заживо. Спасатели нашли на месте крушения целый арсенал современного стрелкового оружия, взрывчатку и гранатомет. Ведется следствие.  

Похоже, это и была группа Джонса. И Родригес знал заранее, что с ней случится. Как это возможно?  

Начал размышлять. Загибал пальцы, ухмылялся и хмурился.  

С одной стороны – заказчики мертвы. Это не так уж плохо. Потому что это единственные на свете люди, которые знали мое настоящее имя и мою профессию. Все остальные умерли. Еще лучше – то, что и люди Джонса – покойники. Скорее всего, они должны были разделаться с Родригесом, а затем и со мной.  

С другой стороны – проклятый колдун жив, он знает, кто я, и он способен на все.  

Один раз он уже заставил меня убить двух человек, может быть, ему захочется воспользоваться моими услугами еще раз. Такой человек, как он, имеет много врагов.  

Перенесет меня, как вчера, – в Австралию или в Китай. Загипнотизирует. Я пристрелю его врагов, а он меня опять бросит. Тут, в Городе Ангелов, я хотя бы ориентируюсь. А что, если это будет Рио или Оттава?  

И ведь не скроешься от него! Во время моего бегства из небоскреба мне казалось, что на меня смотрят его всевидящие глаза. Сквозь дома, сквозь асфальт, с неба.  

…  

В дверь постучали.  

– Откройте, полиция!  

В номер ввалились трое полицейских. Ощупали меня, скрутили и положили связанного на пол. Несколько раз ударили ногой в живот. Обыскали мою комнату, ничего естественно не нашли.  

Через двадцать минут я уже сидел на откидывающейся койке в одиночной камере. Без окна, но с умывальником и маленьким металлическим унитазом в углу.  

Позвонить адвокату мне не позволили. Да и нет у меня адвоката. И звонить некому.  

– Вы официально не задержаны.  

– Тогда отпустите.  

– Потерпите. Мы должны провести с вами очную ставку и побеседовать. И еще с вами хочет познакомиться один очень важный человек со стороны. Советую вести себя с ним прилично и говорить правду.  

– Ладно, валяйте.  

…  

Ко мне в камеру вошел мужчина лет сорока, с залысинами, в свободных брюках цвета хаки, такого же цвета рубашке с галстуком и в дорогих зеленых кроссовках. Сел на тюремный стул и положил ногу на ногу.  

Не представился. Молчал и долго смотрел на меня.  

– Вы… тот?  

– Что вы имеете в виду?  

– Да, вы тот самый тип, который…  

– Я ни в чем не виноват.  

– Только не надо отпираться, мистер… Я уверен, это вы застрелили Сименса и Кларка. Он заставил вас совершить это преступление. Не так ли?  

– Так.  

– Он тоже был там, в кабинете?  

– Да.  

– И пока вы работали, он вел себя так, как будто это его не касается? Рассматривал какую-нибудь безделушку, листал журнал, напевал что-то про себя?  

– Он молча смотрел в окно.  

– Типично… А за минуту до этого и вы и он находились в его зеленом доме в Монтеррейе? По крайней мере, вы так думали.  

– Да. В синем. В синем доме в Монтеррейе...  

– Хм… А потом вы, непонятно как, перенеслись оттуда в здание инвестбанка в Даунтауне Лос-Анжелеса? На тридцать четвертый этаж.  

– Да.  

– Фантастика! Полиция вам конечно не поверит. Никто не поверит, кроме меня. Советую вам молчать. Они задержали человек сто или больше. Всех тут, в округе, кто не успел смыться и хоть немного походил под описания преступника, данные секретаршей и охранником. На вас у них ничего нет… У вас даже усов нет.  

Сказав это, он усмехнулся.  

– Их якобы заметила секретарша. Скорее всего – вас отпустят сегодня вечером. Тут за углом, на Шестой улице вас будет ждать джип темновишневого цвета. Садитесь в него, вас отвезут ко мне. Если вы это не сделаете… у вас нет шансов.  

…  

Собеседник мой покинул камеру.  

Допрашивали меня полицейские после его ухода вяло. После очной ставки с заметно осовевшими секретаршей и охранником, на которой они меня не опознали, полицейские вернули мне мою паспортную карту, гримасничая и чуть не плюясь. Знали, что она поддельная. Но почему-то не хотели меня за нее наказывать. Просто вытолкнули на улицу.  

Ко мне тут же подскочила миловидная темнокожая бездомная. Схватила меня за руку и пробормотала: Пойдем, пойдем, милый братец, тебя ждут.  

Черные ее глаза не были сонными, тупыми, ко всему миру безразличными, как у тутошних обитателей. Они горели и жили своей прекрасной жизнью.  

Я знал, что она тащит меня к джипу.  

Страшно хотелось вырвать мою руку из ее цепкой лапы и улизнуть.  

Спрятался бы тут где-нибудь, а ночью – угнал бы машину в другом районе и уехал. Добрался бы потихоньку до одного тайного местечка в Техасе. Нашел бы спрятанное на берегу реки каноэ. И приплыл бы на нем на отдаленный островок. Там есть домик. Который построил Джек. В домике есть все: Припасы, керосин, оружие, радио… Пожил бы там годик. Ловил бы рыбу.  

Затем вспомнил про глаза Родригеса. Представил себе его лицо. Лицо это почему-то насмешливо улыбалось. Мол, попробуй, убеги в свой домик на острове. Буду тебя там ждать, гринго.  

Прошел вместе с моей провожатой к джипу. Прилег на заднее сидение. За руль села моя черноглазая дама. Деловито включила зажигание…  

Ехали мы дольше, чем я ожидал. По дороге задремал и отключился.  

А проснулся не на сидении автомобился, а на широкой кровати, в небольшой уютной комнате с вентилятором на потолке... Лопасти его приятно шуршали. Рядом со мной лежала девушка-шофер. Она спала. Ее шоколадная кожа пахла розами.  

За окном зеленел небольшой садик. Мне страстно захотелось съесть большое спелое яблоко.  

7  

В доме с садиком я живу уже больше двух недель.  

Вместе с черноглазой, пахнущей розами девушкой, которую, как оказалось, зовут Николь. Настоящее ли это имя или нет, я не знаю, мне все равно.  

Хозяин дома, тот самый господин в свободных брюках цвета хаки, вопреки собственному обещанию, так тут и не объявился. Я стараюсь об этом не думать, ни о чем не думать, только жить. Каждый день ем яблоки.  

Николь делает для меня все, что может. Спит со мной, готовит, убирается. Я ей не мешаю, подстригаю траву на небольшом газоне, покрасил как Том Сойер невысокий забор. Заменил несколько черепиц на крыше, почистил колодец, починил насос…  

Иногда я пытаюсь разговорить мою новую сожительницу, но она не разговорчива. Чаще всего молчит. А если говорит, то скупо, осторожно. Смотрит на нашей домашней видеосистеме только комедии. Смеется и плачет. Телевизор мы не смотрим, радио не слушаем. Компьютер старый, интернет – очень медленный. Зато есть прекрасный проигрыватель и штук пятьсот пластинок к нему. От Баха до Бенни Гудмена.  

Подолгу гуляю один.  

Несколько раз предлагал Николь пройтись, но она всякий раз находила причину для отказа. Перед тем, как я отправился на прогулку в первый раз, она взяла лист бумаги и нарисовала домик. Карандашом. Как рисуют дети. И забор вокруг него. Потом нарисовала, как умела, озеро, луг, лес… А затем, нарисовала огромную стену, окружающую все это. Я понял, что она рисует карту. Карту окрестностей. Ворот у стены не было. За стеной она изобразила несколько странных существ, не похожих ни на людей, ни на волков.  

Николь пояснила: Это наше поместье. Тут достаточно земли, чтобы вволю нагуляться. Восемь или десять квадратных миль. Но через стену прошу тебя не перелезать. Там колючая проволока под током и что-то еще… Умоляю тебя, не лезь… с другой стороны плохо.  

– Значит я тут заключенный?  

– Нет, нет, что ты. Все тут – и дом, и я, и сад, и деревья, и тишина и одиночество – для твоего блага, для того, чтобы ты мог насладиться покоем, отвлечься от прошлой жизни. Воспринимай жизнь тут – как оздоровительный курс. Без медицинских гадостей. Лечение природой и любовью. Погоди, скоро приедет мистер Кинг и все тебе объяснит.  

– Как же он заедет в поместье, если у стены даже ворот нет?  

– Он прилетит на вертолете, мы тоже так сюда прилетели. Если бы у нас кончились мясо и мука, или ты или я заболели бы, я бы вызвала вертолет по спутниковому телефону. Он был бы тут через двадцать пять минут.  

– Хорошо. Обещаю не лезть на стену. Но ты должна мне сказать, где мы.  

– Мы в Америке, это главное. Подожди мистера Кинга, он все тебе расскажет. Я обещала ему не болтать. Прошу тебя, не спрашивай меня ни о чем. Так легче. И тебе и мне. Просто отдыхай. Поплавай в озере, там вода чистая. Поищи малину, пособирай грибы, вырежи что-нибудь из дерева. Только не терзай себя. И меня.  

– Ладно. Последний вопрос. Что это ты нарисовала? Тут, за стеной? Это что, снежные человеки, бигфуты или инопланетяне?  

В ответ Николь не проронила ни слова, а ушла куда-то и вернулась с толстым ластиком. Не спеша стерла эти непонятные фигурки со своей карты. И пошла готовить обед.  

…  

Я внял ее совету. Набрал после дождика целую корзину диких шампиньонов. Попросил Николь их поджарить, но она скорчила брезгливую мину и выбросила мою добычу в помойное ведро.  

– Я не уверена, что эти грибы съедобны. Они как-то не так выглядят.  

Я не обиделся. И что странно, посмотрел на мои шампиньны еще раз – они действительно были похожи на мухоморы. Как же я это не заметил раньше?  

Нашел малиновые кусты за березовой рощей. Крупные ягоды прыскали во рту соком. Но в некоторых из них сидели червяки. Жуткие, с синими крючками на коже.  

Вода в озере была чистая и теплая. В ней росли лилии. Ненормальное озеро, точно геометрически круглое. Ярдов восемьдесят в диаметре. Как будто космический великан вырезал его в земле огромным ножом.  

И еще – оно было необыкновенно глубоким.  

Я с детства умел и любил нырять. Мог спокойно достичь глубины в двадцать ярдов.  

Нырял, нырял в нашем круглом озере, но дна так и не увидел. Вместо дна подо мной темнел жутковатый провал, в глубине которого мелькали огромные темно-синие тени. Оптическая иллюзия?  

Спросил об озере Николь.  

– Ради бога, не ныряй глубоко. Жившие тут раньше индейцы верили в то, что озеро это – заполненный водой вертикальный туннель в ад, прорытый исполинским кротом, их предком. Что где-то там, в глубине живут бобры размером с гризли, которые воруют девушек на суше и тащит их в свои подводные жилища.  

– Поэтому кроме тебя на этих десяти квадратных милях нет больше ни одной женщины? Всех забрали бобры?  

– Мужчин тоже нет. Кроме тебя. И так – лучше, поверь.  

– А как же мистер Кинг? Он что, никогда тут не живет?  

– Ты так говоришь о нем… без уважения… Он спас меня. Я уже погибала. Продавала себя, чтобы достать деньги на героин. Перестала заботиться о своем теле. Жила жизнью бездомной собаки в Сан-Франциско. Он вытащил меня из клоаки, вылечил и сделал человеком, вернул мне радость жизни и достоинство.  

Черные глаза Николь сверкнули.  

– Так он, что, врач-филантроп? Психо-доктор? Это многое бы объяснило. Но что ему в этом случае нужно от меня? Я вроде не болен. Только профессия у меня не легкая.  

– Подожди, все прояснится.  

…  

Доходил я и до стены.  

Стена? Нет, скорее бетонный забор высотой ярдов в шесть-семь.  

На расстоянии до сорока ярдов от забора все деревья были аккуратно спилены. Так что забраться на дерево и перелезть через забор было невозможно.  

Любопытство заставило меня залесть на высокий дуб, росший неподалеку, и посмотреть на то, что там, за стеной. Может и правда, бигфуты…  

Ничего загадочного там не было. Такой же лес, насколько хватало глаз… никакой цивилизации. На горизонте посверкивали снежные вершины гор.  

Только далеко-далеко от нас, в сизоватом небе круглилось и мерцало нечто похожее на дирижабль или воздушный шар. Может быть в эти дикие места занесло ветрами какую-то надувную рекламу – нового пива или кока-колы…  

Довольно скоро я убедился в том, что внутри ограниченного забором пространства живут разные звери и птицы.  

На полянке паслось стадо длинношеих оленей с огромными глазами и маленькими рожками. Один из них подошел ко мне и ткнулся мордой в живот. Кто-то его приручил. Я погладил ему шею. И сразу заметил под шерстью черных клещей. Отдернул руку…  

В лесу я не раз наталкивался на зайцев, невольно спугнул несколько белок в чаще, однажды заметил прошмыгнувшую мимо меня лису на высоких лапах с очаровательным хвостом.  

Не раз наблюдал за небесными маневрами стаи скворцов или каких-то других черных птиц. Завораживающее зрелище!  

Видел дятлов, диких лесных голубей и ласточек. Слышал кукушку. Один раз надо мной медленно пролетел белоголовый орел. Погрозил ему кулаком. Он даже не посмотрел на меня.  

Видел фазана. Удивительная птица. Поначалу принял его за павлина.  

Вечерами я брал хвойные ванны. Иногда ко мне в ванну залезала Николь, и мы шалили и брызгались, а затем целовались. В пене.  

По ночам я слышал доносившийся откуда-то вой койотов или волков. И еще какие-то, непонятные мне звуки. Ветряная мельница гигантов? Паровой молот? Шаги командора?  

…  

Ничто не омрачало нашу курортную жизнь в этом лесном поместье. За высоким забором без ворот.  

Время шло, вот уже на деревьях стали появляться желтые и красные листья, а по ночам лил холодный дождь. Ночью я замерз. Николь достала откуда-то теплое верблюжье одеяло шириной в кадиллак. Мы начали топить печь.  

Два раза прилетал вертолет и три чернокожих гиганта в желтой униформе носили к нам в кладовую тяжелые тюки с продуктами, газовые баллоны, минеральную воду, молоко и консервы. Алкоголя у нас не было…  

Я смотрел на вертолет и мне не хотелось улететь на нем. Может быть, первый раз в жизни я не хотел убежать, убежать от самого себя, от своей жизни.  

Николь была со мной ласкова, но я чувствовал, что той, заветной, черты я в ней достигнуть не смогу. И что если завтра прилетит мистер Кинг, и заберет меня, а под опекой Николь оставит нового пациента, она даже не заплачет. А может быть и не заметит перемены. Это не печалило меня, наоборот. Мне страшно не хотелось того, чтобы моя добрая подруга страдала.  

И вот… вертолет прилетел в третий раз.  

Из него бодро выпрыгнул человек в свободных брюках цвета хаки. Приветливо помахал нам рукой и прошел в дом.  

…  

За обедом мы с Николь молчали, а мистер Кинг говорил без умолку. Смеялся своим собственным шуткам. Говорил о чем угодно, только не о наших делах. Рассказывал, например, о сексуальных скандалах в Пентагоне, об эпидемии, уничтожившей поголовье пекари на юге Бразилии, о том, как арестовали художника, вскрывшего себе в экстазе вены на живописном холсте, о том, как чуть не началась, из-за ошибки компьютера, атомная война с русскими, как известный канатоходец прошел по канату между башнями Всемирного Торгового Центра, как провалился в прокате последний фильм Копполы…  

После обеда мистер Кинг устроил маленькое совещание с Николь. Я на нем не присутствовал. После совещания очередь наконец дошла и до меня. Кинг предложил мне пройтись по «осеннему лесу». Мы вышли из дома и пошли по направлению к озеру.  

Первые десять минуть Кинг молчал, я предполагал, что он обдумывает, с какой стороны лучше подойти ко мне. Решил облегчить ему задачу и раскрыть карты.  

– Дорогой Тони (так он попросил называть себя за обедом), я очень благодарен тебе за этот чудесный отпуск. За дом, за озеро, за лес, за Николь. За свежий воздух и свободу, разумно ограниченную стеной. Я чувствую себя тебе обязанным и готов помочь. Даже если это связано с смертельным риском.  

– Спасибо. Твое пребывание здесь мне почти ничего не стоило. Кто-то должен был жить здесь… заботиться о доме и о саде… это не мелочь. Я очень люблю это скромное поместье… Оставить тут Николь одну… Ты немножко помог ей, она помогла тебе. Мы квиты. К тому же, для того, чтобы помочь мне, ты должен был физически окрепнуть. Да, я хочу прикончить Родригеса, и для этого мне нужен ты. Но дело обстоит не так просто, как ты это себе представляешь. Даже не знаю, как это тебе объяснить…  

– Может быть тебе стоит просто сказать мне сейчас – без обиняков – что я должен сделать. Я ведь не мальчик, Тони, у меня руки по локоть в крови. Убивать людей – моя профессия.  

– Ну что же, тогда пора открыть карты и мне. Для начала, попрошу тебя ответить на несколько вопросов.  

– Если это нужно…  

– Это нужно тебе. Скажи мне, кто твои отец и мать? Где прошло твое детство?  

…  

Вопросы эти застали меня врасплох. Сколько я ни напрягался, так и не смог вспомнить имен своих родителей и где прошло мое детство. Что со мной не так?  

Тони, похоже, прочитал мои мысли.  

– С тобой все не так, мой дорогой. Но, все по порядку. Давай продолжим. В какой ты учился школе? Посещал ли колледж? В каком городе жил до того, как стал профессиональным киллером?  

– Ничего не помню. Помню мою жизнь начиная с первого убийства.  

– Замечательно. Давай поговорим о нем, о твоем первом деле. Расскажи о нем. Кратко.  

– Кратко не получится, но попробую. Я познакомился с одним отзывчивым человеком. В стриптиз-баре на выходе из Чайнатауна. Кажется, в «Гонконге». Мы выпили, разговорились. Он сказал, что у него есть работа для меня. А я тогда жил в гостинице недалеко от Аквариума в Сан-Франциско. Мне деньги были позарез нужны. Он дал мне три тысячи долларов, пистолет с глушителем и фотографию одного типа. Показал на карте, где он живет. Объяснил, что мне надо прийти к нему, постучать и, когда тот приоткроет дверь, выстрелить, а потом обязательно сделать контрольный выстрел в голову. Так я и поступил В тот же вечер. И – счастье новичка – все прошло именно так, как говорил этот человек в баре. Никто меня не заметил, я ушел пешком с места преступления, дал кругаля и вернулся в бар. Рассказал все заказчику убийства. Отдал ему пистолет и фотографию. А через месяц получил от него новый заказ. Лет через семь его застрелили. Но у меня уже были новые работодатели.  

– Как это мило… гладко… пожалуй, слишком гладко.  

– Я же говорю – счастье новичка.  

– Не совсем.  

Мистер Кинг начал меня раздражать. Почему он мне не верит? Во мне поднялась волна гнева. За все время моего пребывания в поместье я ни разу ни на кого не разозлился. А тут… Правда мне и сердиться было не на кого. Николь вела себя со мной как ангел. Не на оленей же мне было злиться и не на фазана.  

Неожиданно я увидел перед собой лицо колдуна Родригеса. На сей раз он не улыбался… а наклонился к моему уху и прошептал: Убей его. Он специально хочет запутать тебя. Он хочет погубить тебя. Убей! Убей!  

Я испытал стыд. Как мог себя успокоил.  

– Что еще?  

– Не спеши. И не сердись.  

– Я и не сержусь.  

– Нет, сердишься. Так вот. Попытайся вспомнить, как звали твою первую жертву. Кем он был.  

– Не помню.  

– Его звали Эндрю Хилл, и он был твоим тестем. Добропорядочным гражданином. Играл на банжо.  

– Как же он мог быть моим тестем, если я и женат не был?  

Волна раздражения опять поднялась во мне.  

– Нет, ты был женат, и жену твою звали Кэнди, а тещу – Рут. И убил ты тогда не одного человека, а трех. И жену и тещу и тестя. Даже четырех, потому что твоя жена была беременна. И случилось это не в США, а в Канаде, в предместье Монреаля. Тебе удалось скрыться. Ты убежал в Мексику и жил там почти восемь лет.  

– Все это вранье! Я не был женат и не убивал свою семью. Зачем ты внушаешь мне эту ложь? Хочешь, чтобы я покончил с собой?  

Руки у меня тряслись, изо рта выступила пена… Я был взбешен как медведь в клетке, которого дразнят прохожие. Тыкают длинными палками с гвоздями ему в бока. Еле-еле сдерживал себя.  

Тони не был слепым. Он все видел и чувствовал. И знал, что делал.  

– Вроде того. Рассказать тебе, что ты делал в Мексике?  

– Расскажи, расскажи, всезнайка. Посмотрим, что ты придумаешь на этот раз.  

– Хорошо. Слушай. В Мексике ты присоединился к банде отпетых мерзавцев. Четыре года ты убивал, пытал, грабил и насиловал вместе с остальными. За твою голову назначили вознаграждение, но тебе везло, тебя так и не поймали. Вас предали и заманили в ловушку. В неравном бою с полицией погибли все члены банды, кроме главаря и тебя. Тебя только легко ранили, но ты живуч как кошка. У главаря были отложены деньги. Он купил дом в районе, где жили люди, принадлежащие к богатому среднему классу. В городе Монтеррей. Обставил его по своему вкусу и через два года открыл в нем бюро специалиста по оккультным проблемам. Но ни магом, ни колдуном он не стал. И с привидениями не боролся. Он был посредником. Организовывал убийства граждан, имевших несчастье задолжать кому-то деньги или не понравиться, или просто мешать наркобарону. А ты был его правой рукой. Звали этого человека Педро Родригес. Сами вы не убивали, наемных киллеров в Мексике и без вас более чем достаточно. После того, как вы разбогатели, вы оба после небольших хирургических операций получили другие лица, опасаться вам стало нечего, кровавый бизнес приносил постоянный доход. Казалось бы, что тебе еще нужно? Ты избежал наказания за убийство семьи, ты безнаказанно убивал и грабил четыре года, а нынче заделался богачом. Нет, всего этого тебе было мало. Ты захотел занять месть шефа. И ты убил Родригеса, хладнокровно зарубил его мачете. В его доме. После ужина. Изрубил тело на куски и скормил их свиньям. А затем… и это самое интересное и загадочное в этой истории… ты, сам того не осознавая, стал Педро Родригесом. Что только ни делает с нами наше больное подсознание, в какие безумные игры ни втягивает. Ты был одним человеком – а стал двумя. «Честным и добрым» киллером, не убивающим женщин и детей… И зловещим магом и колдуном, гипнотизирующим и заставляющим убивать других. Возможно, ты всегда мечтал стать кем-то подобным, но жизнь мешала тебе. Тебе пришлось забыть свое прошлое… ты придумал для себя две новые судьбы. Одну из них твое подсознание разработало сравнительно хорошо, вот только детство и юность забыло придумать, другую – только наметило контурно.  

…  

Не хочу даже пытаться описать то, что происходило во мне во время этого монолога Тони. Это было похоже на Большой взрыв, породивший нашу вселенную, и на Коллапс, собравший в конце времен ее обратно в точку.  

Тем временем мы подошли к озеру. Вода его казалась черной как чернила.  

Черный бездонный туннель, не ведущий никуда.  

Гнев мой исчез. Я как будто проглотил его. Лицо Родригеса больше не появлялось перед глазами. Я чувствовал себя усталым, выжатым, бессильным, разрезанным на куски. Куски эти вряд ли удасться склеить. Да и зачем? Я знал, что Тони прав.  

– Скажи мне, чего же ты хочешь.  

– Я думал, ты уже понял это. Я хочу убить в тебе Родригеса... и оставить в живых доброго киллера, который больше не будет убивать.  

Сказав это, Тони вынул из кармана небольшой пистолет, приставил мне к левому виску и выстрелил.  

Я упал в озеро, в его темные воды, и пошел на дно. Смерть оказалась не такой страшной, какой я ее себе представлял.  

8  

Ничего не понимаю. Зачем я поперся в лес и в озеро прыгнул?  

Как был, в одежде и ботинках. Осенью.  

Чуть не утонул. Вот же напасть…  

Еле вылез, дрожал. Что это было? Припадок сумасшествия? Суицид?  

Снял с себя мокрые тряпки, выжал их и опять напялил.  

Холодно. Ветер дует. Лес трещит.  

Куда идти – не знаю. Хорошо еще зажигалка в кармане жилета нашлась. Развел костер, прислонился спиной к стволу дерева, согрелся.  

Потом, пока не стемнело, начал следы искать. Мои следы. Ботинки у меня тяжелые, рифленые. Узор на них ясный. Ромбический. Нашел следы на берегу озера. Потому что глина там на поверхность выходит.  

Только мои следы. Значит был я тут один, не толкал меня никто.  

Висок левый почему-то ныл. Потер кожу, понюхал, порохом пахнет. Если нажмешь, больно. Но дырки нет.  

Соединил мысленно центр озера со своими следами и продолжил эту линию до горизонта и выше. Заметил характерное облако, пошел на него. Авось приду туда, откуда пришел. Брел, брел…  

И на домик с садиком наткнулся. Яблони, огород, теплицы.  

Нашел калитку… вот и входная дверь. Постучал, что еще делать-то?  

Толкнул дверь. Открылась. Не заперто.  

Прихожая скромная. Дверь на кухню. Кухня пустая.  

– Халло! Есть тут кто-нибудь?  

Никто мне не ответил.  

Еще одна комната. Большая. Наверное, гостиная.  

Тааак…  

На полу лежали два трупа. Мужчина в брюках цвета хаки и миловидная темнокожая девушка.  

Девушка голая и босая, мужчина тоже босой, но голый только до пояса. У обоих пулевые отверстия на груди и по дырке в голове. Похоже, они занимались любовью, когда в гостиную стремительно вошел убийца… и сразу начал палить. Вначале он стрелял жертвам в грудь, потом, для контроля, выстрелил и в головы.  

Похоже… это я их убил. Мой почерк. А вот и след ботинка. Ромбы.  

А где оружие? На столе лежит. Глок 19 с глушителем. Любимая модель. Вынул магазин. Шесть патронов отсутствуют. Все правильно, два раза в грудь, один раз в голову. Так я обычно и стреляю. Но, почему я не помню это убийство? Кто эти люди? Где мы?  

Голова не работала, шок после осеннего купания еще не прошел. А тут еще эти трупы…  

Голова не работала, а кровь горела, так хороша была темнокожая красавица.  

Расстегнул и приспустил штаны, лег на мертвую девушку.  

Через две минуты кончил. Как локомотив летел, задохнулся даже. Вот же сладость!  

…  

Теперь вместо вожделения пришел страх.  

Знакомое лицо повисло надо мной… голос бил молотком в висок: Ты что же это делаешь, идиот, извращенец? Мало того, что загубил молодую жизнь, еще и надругался? И генетический след оставил, кретин… беги, беги отсюда…  

Но бежать-то я и не мог. Надо было дело до конца довести.  

Пошел искать бензин. Нашел, в кладовой рядом с кухней. Две канистры.  

Все, что можно – и на первом и на втором этаже – облил бензином, особенно много на большую уютную софу в гостиной вылил. Перетащил трупы на софу. Закрыл им глаза, перекрестился. Вышел из дома и все его стены по периметру тоже облил. Отходя от дома, делал бензиновую дорожку.  

Зажег ее зажигалкой.  

Пламя побежало как спринтер. Дом запылал, а затем еще и взлетел на воздух. Видимо баллоны с пропаном взорвались.  

Стоял метрах в пятидесяти, смотрел как очарованный на огонь.  

Не расслышал из-за шума и треска пожара рева садящегося вертолета.  

Понял все, только когда люди Джонса окружили меня и начали, гнусно гогоча, избивать меня прикладами своих М16.  

После того, как они выбили мне все зубы и сломали половину костей, ко мне подошел сам Джонс, вставил мне в окровавленный рот восьмидюймовое дуло своего Магнума, прошептал: До скорой встречи в аду, Гарри.  

И нажал на курок.