Охота с неба.

Я бы съел советский герб, поперхнувшись гнилым серпом,  

Я бы сел на двадцать лет, если бы не мой народ.  

Гербарий зацветёт, тогда принесём жертву великую,  

Чистую.  

Как стихотворная форма священной развратности,  

На бегу упадёт, не успев сказать свою клятву,  

Сослуживцам с конфетами мятными,  

В зловонных стократных харях умытых.  

Мне однажды собрат написал:  

"Самолётик бумажный, как хуев лепесток кружил,  

Роил тела огнём свинцовым сладким,  

Дыхание из дула тлело гниющими мудями,  

А Солнце в небе плясало улыбкой новой пиздатой весне.  

На убой мы ротой стояли очередями,  

Каждый мечтал заткнуть собою унитаз в редуте  

Каждый из нас приловчился ссать себе в сапоги на батуте,  

Чтобы мёртвыми не ссать на флаги союзной державы.  

Миллион матерей наших остались на кладбищах плакать,  

Однако, осчастливились в раз заурядно:  

"Поебать, мы полки и фронты нарожаем,  

Похуям, но хоть не вышел бы сын за бесплатно. "  

Богомерзкий крест червивой дуристики,  

Похотливый мозг на асфальте ёбнутой мистики,  

И поехавший генерал – в могиле с косыночкой,  

Все они поглядели, как опарыш из гниющей зловонной вагины,  

Все они разлетелись, как плоды несвежей малины,  

По капральским свинячьим желудкам,  

Позабыты, как извечные оспины на теле скотины,  

Недолечены, как кровавые фонтаны урины,  

С мочевых армейских погон.  

Для головок заготовлены урны,  

Для вдовицы армейский золочённый страпон.  

Всем жить, поживать – хуёвый резон,  

Умереть и не встать – отступить, как зашитый гондон,  

Лихо уметь мастерить матершинные столбики,  

Почивать под покровами льда,  

А затем мастурбировать ружьями,  

Как сыны растолстевшего Нептуна. "  

Я обомлел, перепроверил,  

Все доказательства ничейной вины.  

Так и рады мы были встретить покровы новейшей зимы,  

Пока брат знал себе, пока посгнивал себе  

Понарошку.  

Будет знать кузькину нашу мать.