Ох, и холодина сегодня! Быстрей бы добраться до перехода, там хоть не на много, но теплее. По крайней мере, нет ветра. Только бы не нарваться на Мишу-сержанта, кажись, сегодня его смена. Вот и переход. Чёрт, ноги скользят! Не растянуться бы на этих ступеньках. Ну вот, теперь сюда, тут опять и сяду. Может, сегодня опять повезет, как в тот раз? Целых пятьсот рублей дали! Теперь та девчонка со своим парнем так и стоят перед глазами.
Ух, и пол холоднючий, даже сквозь картонку это чувствуется! Ну вот, теперь бы согреться немного. Привычно, клубочком, руки за пазуху. Хоть и рвань, но так все же теплее. Теперь только ждать. Ждать, смотреть на мелькающие рядом ноги, на равнодушные взгляды, да не забывать смотреть по сторонам, не появился ли на горизонте наряд. Завтра легче, завтра дядя Паша дежурит, он добрый. И накормить может, и денюшку даст. А Миша-сержант, этот зверюга лютая, может и дубинкой отходить. И напарник ему под стать, пацаны его Гвоздём кличут – тощий и длинный. А Миша, наоборот, толстый и неповоротливый, но только на вид. Когда надо, двигается Миша ещё как быстро. Вообще, вместе они – то еще зрелище! На прошлой неделе им Генка попался, теперь лежит уже какой день, и писает кровью.
Люди. Ох, сколько же людей! Вот если бы каждый хоть по копеечке положил, сколько за день набрать-то можно было! Да я бы сразу у дяди Сайдулло весь его киоск скупил бы. Ну вот, вспомнил, теперь живот до вечера урчать будет. Ну что вы на меня смотрите? Я такой же, как и вы. Подумаешь, одет в рванину. Но ведь тоже человек же! Лучше пожалейте ребёнка, киньте в банку копеечку. А лучше бумажку.
Ага, размечтался! Хорошо хоть не пнули под зад, бывало и такое. Ох, и холодно! Быстрей бы вечер, что ли? Сходить к дяде Сайдулло, да и под теплотрассу. Там тепло! Пацаны тоже чего-нибудь принесут, поедим тогда. У них точки лучше, это я новичок. Ну, уж как нибудь. Хотя, им тоже не сладко, это понятно. Всем не легко. У Борьки с Толиком место на вокзале, тоже целый день почти на улице, да еще гляди во все глаза, чтоб на ментов не нарваться. Но зато там люди как-то... добрее, что ли? Или им просто скучно ждать свои поезда.
У Игоря с Тимкой место около больницы. Не ахти тоже местечко, но частенько перепадает что-то с кухни. Пацаны уже знают, к кому можно там подкатить. Да и кафешки там рядом. Правда, нарваться там тоже можно, место-то, в общем, не плохое. Один раз на взросляков нарвались около кафе, все синие пришли. Зато ментов почти нет.
О, первый улов за сегодня. И какой! Дядька положил аж сто рублей. Спасибо, дяденька! Ага, аж кивнул даже. А у самого глаза, как будто бы я его чем-то обидел. Ну и ладно! Так, денюшку заныкать поглубже, мало ли что. На чём я остановился? Ага, на "ментов нет". Ну, и нет, зато другие есть. Здесь тоже есть другие, но у меня самое неприятное в переходе место – справа и слева выходы в город. Дует, как в трубе, да и ментов проглядеть легко. Вот я никому и не мешаю. О, опять что-то дают! Ещё двадцатка упала, тоже хорошо. Глядишь, и наберу чего-нибудь сегодня.
В общем, пацаны кто где, но далеко от нашей Норы не уходим. Нору Мишка нашел, старший наш, ему уже пятнадцать скоро. Нора – это камера тепловая, под теплотрассу. Там и обитаем. Как её взросляки просмотрели, не знаю, но пару раз нам её уже отбивать приходилось. Нас там восемь человек, вместе с Мишей. Правда, двое живут на "особом" положении, но я бы так, как они, не смог. Их даже пацаны наши презирают. Зовут их Ромка и Денис. Одному двенадцать, другому тринадцать лет. Работают они... в общем, работают. Зато у них всегда деньги есть, и одеты лучше на много, чем мы все. И все равно, я им не завидую. Ой, дядя Гриша идет! Он в центре перехода стоит, на гармошке обычно играет.
– Чего сидишь, Мишка-сержант идет, – тихо прошипел он мне.
Черт, убираться придется, и быстро! Ох, а ноги совсем затекли, еле шагают. Быстро оглядываюсь на ходу, замечаю в толпе ментовские шапки и шмыгаю на лестницу, в город. Ещё ноги эти, мало того, что от холода задубели, так ещё и скользко на ступенях.
Ох, успел! Успел шмыгнуть за мусорные баки около ларьков, дальше – поглубже заныкаться между ларьками. Это моя нычка, на всякий пожарный. Одним глазом всё же смотрю в узкий проход. Если наряд поднялся из перехода здесь, то пройдут мимо, и я их засеку. Во, так и есть – в проходе мелькает грузная фигура Мишки-сержанта, за которой совсем не видно тощей фигуры Гвоздя, лишь его плечи и башка торчат выше Мишкиной головы. Я даже глаза зажмурил, ну их. Хотя, с такой жопой, как у Мишки, ему сюда не залезть, а Гвоздь по росту не влезет.
Фу, вроде ушли. Осторожно выбираюсь из нычки, выглядываю из-за угла. Ага, потопали в сторону вокзала. Ну и пусть убираются, жить легче. Возвращаюсь в переход и несу вахту дальше. Время бежит незаметно, вон люди уже и с работы возвращаться стали. Скоро уже и мне топать надо, хотя ещё посижу. Сейчас опять наплыв пойдет, жалко терять такой шанс, хоть норму я сегодня и набрал уже. Только бы к дяде Сайдулло не опоздать, а то закроется – и пиши пропало, придётся что ни будь на собранные денюшки покупать. Да нашему брату даже за деньги, и то продают не везде и крайне неохотно. Оно и понятно – грязные, рваные, вонючие. А что мы сделаем? Душа у нас в Норе нет. Правда, кое-как приспособились, иногда банный день себе делаем – вода-то горячая под боком. Но это редко, да и что толку, если после помывки, хоть какой, напяливаешь на себя всё то же старое, рваное, вонючее тряпьё. Одежда, хоть и попадается, но редко. В основном, из мусорных баков – кто что выбросит.
Ну, мне, наверное, пора. Ох, ноги опять не идут, еле выкарабкиваюсь из перехода. Теперь бегом к дяде Сайдулло. Вот и его палатка, дядя Сайдулло всегда сам стоит в ней.
– Здравствуй, дядя Сайдулло!
– О, дарагой! Чиво носа не кажешь? Обидел тибя дядя Сайдулло чем?
– Нет, что ты! Пришел, как всегда.
– Я тибя ищо днем ждал.
– Днем от ментов прятался, сегодня же Мишка-сержант дежурит.
– Вай, шайтан! – сплюнул дядя Сайдулло. – Ну не горюй, завтра лучше будет. Вот, держи тебе.
Дядя Сайдулло протягивает мне... целый большой пакет, набитый чуть ли не под завязку!
– Ой, дядя Сайдулло! Зачем так много-то?
– Вай, не обижай, слушай! Сам кушай, друзьям давай кушай.
– Спасибо, дядя Сайдулло! Побегу я, пока все еще теплое.
– Беги, беги, дарагой. Приходи к дяде Сайдулло, он не обидит.
Ох, ну ничего себе! Повезло-то сегодня как! И денюшку собрал, и хавки целый пакетище тащу. На ходу засовываю руку в пакет, достаю что попалось. Беляш, теплый еще! Живот аж свело, во рту слюна не умещается. Ух, а быстро что-то он кончился, даже не распробовал. Может, еще один? А, я сегодня хорошо заработал, почему бы и нет?
Фу, аж тепло стало. Не совсем, конечно, но теплее. Почти не пережеванные беляши теплыми тяжелыми комками лежали в желудке. Только бы живот не скрутило, наглотался живьем!
Тихонько пробираюсь к Норе. Замерзшие руки только со второй попытки отстучали условный стук. Крышка камеры приподнялась.
– А, это ты, Малёк? Чего скребешься-то?
– Руки застыли, – ответил я. – Принимайте, пацаны.
– Ого! Миша, Малёк целый пакет хавки припёр!
Я спустился в камеру. Ох, как же тут тепло! Целый день об этом моменте мечтал. Пацаны уже все были на месте, я пришел последним. Тихо покашливал Генка в своем уголке, остальные кто где. Я подошел к Мише.
– Пришел? – спросил он. – Мы уже вспоминали тебя. Куда пропал-то?
Я молча откопал из лохмотьев собранные за сегодня деньги, протянул Мише. Тот так-же молча принял их, пересчитал.
– Хавка откуда? – спросил он.
– Дядя Сайдулло дал, – ответил я.
– Дал?
– Ага, дал. Не за деньги, ты не думай!
Миша как-то по-доброму усмехнулся.
– А я и не думаю. Везунчик ты, Малёк! И чем ты этого Сайдулло взял? Сколько к нему не подкатывали, ни в какую, даже за деньги. А ты вот как-то общий язык с ним нашел.
– А он как Ромик с Данькой, – раздался чей-то ехидный голос.
Я вскинулся, обидно стало очень.
– Сам ты...
Миша положил мне руку на плечо.
– Затухни там! – крикнул он. – А то сам у меня завтра пойдешь.
В Норе стало тихо, пацаны Мишу уважали.
– Ты молодец, Малёк. Вот, держи.
И протянул мне... стольник!
– Миш, я...
– Бери, бери. Я к тебе давно присматриваюсь, пацан ты правильный. Ты вот что, Малёк. Завтра никуда не ходи, с Генкой останешься. Плохо ему совсем, еле встает.
Я посмотрел в угол, где лежал Генка.
– А как же...
– А на твое место завтра наш говорун пойдет, – заявил вдруг Миша. – И попробуй мне норму не собрать. Понял?
Миша стрельнул хмурым взглядом на пацана, сказавшего про меня обидные слова.
– По-о нял, – уныло протянул тот.
– И за что, понял?
Пацан буркнул что-то неразборчиво.
– Чего!?
– Да понял, Миш, – тут же ответил пацан.
– Ну и хорошо. Ладно, пацаны. Давайте поедим, что ли, и спать.
Пацаны зашевелились, доставали пакеты, стали раскладывать добытый за день хавчик.
– Генке дайте, черти! Не сообразит никто, что ли? – прикрикнул Миша.
Поели и разбрелись по своим местам. Да и где тут было разбредаться-то? Велика ли наша Нора – где стоишь, там и ложишься. Я пробрался в свой уголок, устроился. Место здесь было не плохое, мое щуплое маленькое тельце легко умещалось между двух теплых, почти горячих труб. Ох, хорошо-то как! А еще и завтра выходной, никуда идти не надо. Аж сердце замирает! Засыпать уже было начал, да вдруг почувствовал, что надо что-то сделать, на улице-то забыл.
Пацаны еще не спали, тихо переговаривались.
– Миш, Миша, – тихо позвал я.
– Ты что ли, Малёк?
– Ага. Посвети, а? Мне надо.
– Чего ты? – спросил Миша, включая фонарик.
– Миш, я писать хочу.
– Чего на улице не сходил? – проворчал Миша.
– Забыл. Спешил с хавкой.
– Ну иди, посвечу, – уже добрее ответил Миша.
Был у нас на всякий случай "ссаный угол", как его пацаны называли. В одном месте в стенке камеры была круглая дыра, уж не знаю, для чего. Вот туда на крайняк мы и делали свои маленькие дела. Не на улицу же вылезать каждый раз!
Сделав дело, снова завалился на свое место. И тут же стал куда-то проваливаться. Перед глазами замелькали цветные пятна сна. Постепенно они сложились, и я увидел вдруг себя среди жаркого лета. Кругом была зеленая листва, светило яркое, теплое солнце, пели птицы. Я с изумлением оглядел себя. На мне была яркая футболка, светлые шорты, кроссовки. И еще мне было очень хорошо и весело.
– Дима, – тихо позвал меня кто-то.
Я резко обернулся. Позади меня стояла молодая красивая женщина.
– Мама... – тихо прошептал я и кинулся к ней. Она обняла меня и прижала к себе.
– Я соскучился, мама, – прошептал я..
Миша совсем уж было заснул, когда в Норе раздался какой-то незнакомый звук. Миша прислушался, замерев. Звук повторился. Он напоминал какое-то тихое поскуливание. Бывает, пацаны кричат во сне, бывает, даже плачут. Тут было что-то совсем другое. Может, Генка? Может, плохо ему?
Миша включил фонарик, обвел небольшое помещение Норы. Все пацаны вроде бы уже спали. Миша тихо поднялся со своего места, шагнул в угол к Генке. Нет, Генка спал, тяжело дыша. Звук опять повторился. Миша повернулся на него, как охотник, услышавший дичь. Звук исходил из угла, где спал Малёк. Миша тихо подошел к нему, осторожно осветил прикрытым рукой фонариком.
Малёк сладко спал, свернувшись калачиком между двух труб. И как он там умещается? На его чумазой мордашке светилась счастливая улыбка. По грязной щеке, оставляя на коже светлый след, скатилась слезинка, а губы мальчишки еле слышно прошептали одно-единственное слово – "Мама".
Авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице.