Исповедь Грешника

17-е июня, 2025 год.  

Имя и звание: Джон «Грешник»* Нейтон, лейтенант.  

Дата рождения: 27. 10. 1989.  

Личный номер: B–666013.  

Группа крови: IV+.  

ВС Велсентлии, мотострелковые войска.  

Сорок восемь дней назад правительство высадило подразделение специального назначения, состоявшее из 15 солдат, в штате Оук–вилл в Велсентлии. Нашей главной задачей было зачистить небольшую деревушку, которую оккупировали террористы и взяли в заложники всех местных жителей, точнее, тех, кто остался в живых. Мы окружили со всех сторон деревню и постепенно наступали, но видимо нас забыли предупредить о том, что численность противников превышает нашу примерно в три раза. Запас патронов был ограничен. Но все шло гладко, до того момента, пока не прибыло подкрепление. Не в нашу пользу. В тот день мы потеряли двух бойцов — Алана и Морелли. Хоронить и оплакивать не было времени, мы отступили. Спустя неделю нас осталось всего восемь, двоих взяли в плен, остальные мертвы. На моих руках умер один из друзей — Деррик Милдон, мы прослужили вместе пять лет, хороший был парень.  

Несмотря на потери, мы почти выполнили свою задачу, большинство пленных было спасено. Мы отрезали путь террористам, загоняя их в угол, чтобы они не сбежали и не перегруппировались с остальными. Два дня назад я отбился от оставшейся группы, точнее, мы разделились, чтобы закончить до конца миссию. И все это время я был один, там, в лесу, который ночью поглощает бескрайняя тьма и тебе ничего не остается, кроме как спрятаться и переждать до рассвета.  

Плечо ныло, и пулевая рана периодически открывалась, кровоточила. Сидя ночью в канаве под узким деревянным мостом, я бинтовал свои раны и думал. В конце концов, что может быть страшнее войны? Когда ты бежишь под ливнем пуль и любая из них может стать роковой. Но пока тебе везет и ты продолжаешь бежать. Нет, ты не отступаешь, просто меняешь свою позицию, чтобы не умереть или не попасть в плен. Попасть в плен страшнее смерти (если, конечно, тебе нечего терять). И хотя Женевской конвенцией предусмотрено гуманное отношение с пленными, то есть, их нельзя пытать, унижать, принуждать к выдаче информации и дальше по списку. Но вот беда — ты никак не докажешь, что получил ту или иную травму (например, порез или пулю в ногу) во время пыток. Вокруг война! В таких конвенциях легко найти лазейку, к тому же… Не обязательно говорить начальству о том, что ты заходил лишний раз проведать пленного.  

Война — страшное время, во время которого обычных людей не редко выпускают, как пушечное мясо, для отвлечения внимания или чтобы потянуть время. Но любой все равно скажет «пал в бою за Родину, пал смертью храбрых».  

Вторая рана уже в бедре дико болела. Отстрелившись от очередного противника, я ковылял вперед, стараясь не шуметь. Но боль была жуткой, хотелось упасть на землю и кричать. Нельзя. Нельзя — до последнего твердил я себе. Нужно было добраться до безопасного места. Где бы его еще найти. Спустя метров двести среди деревьев показалась небольшая деревянная церквушка. Хотя здание было больше похоже на руины. Но что еще оставалось? Зайдя в церковь, я опустил оружие, оставляя то болтаться на ремне. Достав из кармана куски оставшихся бинтов, я сходу перевязал рану, которая так сильно кровоточила и была немного грязной, что уже невозможно было понять, в каком именно место она находилась. Голова гудела и кружилась — сказывается большая потеря крови. Это было уже второе пулевое ранение.  

— Ха–ха, перед своей смертью убийца попал в церковь. Видимо, чтобы вымолить свои грехи. Как иронично, — прокряхтел я с долей язвительности, запирая за собой дверь. Помещение внутри церкви было светлым, лучи солнца проходили сквозь разноцветные витражи с библейскими рисунками. В центре стены, напротив того мета, где обычно священник читает свои проповеди прихожанам, возвышался огромной величины цветной витраж с изображением Иисуса Христа. Величественно, с грустью во взгляде, он смотрел на все происходящее сверху вниз.  

— Ты грустишь? Не удивительно, творения твоего отца восстали против друг друга и уничтожают не только себя, но и все вокруг.  

Помню, как дедушка в детстве читал мне Библию. Я противился этому, так как не желал верить в то, чего не вижу своими глазами. Я думал: «Бога нет. Его придумали сами люди, чтобы говорить с ним, когда никто другой не захочет их слушать. Он что-то вроде воображаемого друга, только для взрослых». Но находясь здесь сейчас, в тяжелый момент, когда хочется кричать, от страха, боли, хочется верить. Верить, что кто-то там наверху — наблюдает и уже придумывает план по спасению.  

Опустившись, а скорее рухнув, на колени перед алтарем, я сложил рядом автомат. Колени дрожали от усталости и страха. Я просидел там какое-то время, а после отполз к противоположной стене в угол, скрываясь за какими–то огромными коробками и развалинами. В этом месте не чувствовалось войны. Казалось, что весь мир вокруг остановился. Отчего-то захотелось плакать. Глупо, смешно, нелепо.  

— Ха! Черт возьми, и это я — лейтенант военного взвода, убивший более пятисот человек. Кому скажешь — не поверят.  

Несмотря на то, что деревянные стены были прочными, в церкви был слышен почти каждый шорох за ее пределами. Весьма удобное место для временного укрытия.  

***  

Но вот за дверью раздался шум в виде перепалки между двумя мужчинами, которые пытались друг друга заткнуть. Поднявшись на ноги, в спешке перебираюсь в келью, где обычно святой Отец говорил с «грешниками» и прощал им их грехи.  

Дверь со скрипом отворилась, и я видел, как в помещение вошли две обезьяноподобные фигуры, которые принялись за осмотр, изредка ломая коробки или другие деревянные предметы, наводя в церкви еще больший хаос. Спустя минут пятнадцать, не найдя ничего полезного, террористы собирались было уходить, но вдруг один замер, с хищной улыбкой указывая своему соратнику толстым пальцем на капли крови на каменном полу.  

— Ты это видишь?  

— И что? Это просто кровь, — отозвался темноволосый бугай, — Моррис, пошли отсюда.  

— А то, дубина, — рыжик присел на корточки, проводя пальцем по каплям и пачкая его алой грязью, — она еще свежая…  

На их губах возникли довольные оскалы. Моррис кивнул своему другу Шону на соседнюю комнату, мол, иди проверь. Тот тут же ушел. Моррис остался здесь. Я чувствовал, как он буравит взглядом «будку», в которой я прятался. Слыша приближающиеся шаги, я приготовил автомат, выставив его прямо перед собой, нацеливаясь на дверь. Какова вероятность, что он выстрелит первым? Задержав дыхание, я прислушался. Он передернул затвор у своего оружия. Когда бугай подошел еще ближе и остановился, я понял, что он приготовился расстрелять келью. Здоровой ногой резко выбив дверь, я нажимаю на пуск, но автомат не выстреливает. Черт, патроны… Последнее, что я запомнил, это острая боль от приклада в лоб.  

***  

— Так–так, кто это у нас очнулся? — с усмешкой спросил террорист, наклоняясь перед солдатом и шлепая того по лицу. Джон что-то невнятно пробурчал, а только после открыл глаза, приходя в сознание. Перед ним стояло уже двое. Поелозив, Джон понял, что руки и ноги были связаны.  

— У нас будет к тебе несколько вопросов.  

— Для начала... назови свое имя, солдат, — приказал Моррис.  

— Джон Нейтон, — сипло проговорил он. Челюсть болела, словно ее вырвали и вставили обратно. Вот вам и Женевская конвенция.  

— Звание, личный номер?  

— Лейтенант, личный номер B–666013.  

— Элита, неудивительно, что ты так долго продержался в этом аду. Эй, лейтенант, а кто твой командир?  

Молчание. Коротышке явно не нравилось, когда его игнорируют. Потому что его брови сдвинулись, а глаза налились злобой.  

— Отвечай.  

— По правилам Женевской конвенции, солдат может сказать только свое имя, фамилию, звание, личный номер и дату рождения.  

— «По правилам Женевской конвенции», — передразнил Моррис и громко рассмеялся, хватаясь за живот. — Вы только послушайте! А–ха–ха–ха! Ты, что, правда думаешь, что нас волнует какая-то там бумажка?  

— А ты смешной, Джон, — брюнет наклонился вперед, прикасаясь дулом M249 к щеке блондина. — А так что скажешь?  

Молчание, Нейтон нервно сглотнул, смотря на оружие. Бедро предательски ныло.  

— Ну, что же, — с усмешкой подытожил один из амбалов и в тот же миг размахнулся и с силой ударил ногой Джона, задев живот и грудную клетку, да так, что мужчина проехал копчиком несколько сантиметров и опрокинулся на пол с тяжелым и глухим стоном, за которым последовал тихий хруст. В тот же миг острая боль пронзила грудь.  

Судорожно задышав, Нейтон перевернулся на спину, раскинув руки в стороны, перед глазами все плыло и темнело.  

— Эй, не смей отключаться, — грозно проговорил афроамериканец в кепке и тут же надавил ногой на красное пятно на бинте, — не хочешь по–хорошему, будет по–плохому…  

— Лучше застрели меня…  

— О, это непременно, но сначала мы немного поиграем, — губы брюнета искривила дьявольская усмешка.  

— Я ничего больше не скажу.  

— О, это мы еще посмотрим, — ответил Шон.  

Джон уже знал, что его будут пытать. Женевская конвенция была бесполезна. Внезапно по комнате пронесся почти бесшумный хлопок. Афроамериканец потупился и застыл, словно увидел призрака, а после бесшумно упал. Улыбка пропала с губ рыжеволосого, он схватил свой М249 и нервно стал оглядываться. Через миг его ждала та же учесть, что и его друга. Террорист с шумом упал, исказив лицо в жуткой гримасе боли и страха. В церковь ворвалась группа солдат в точно такой же форме, как у лейтенанта.  

Какой–то солдат передавал по рации:  

— Это Ястреб 1–0–6. Мы нашли Грешника. Повторяю: мы нашли Грешника. Он серьезно ранен.  

Над мужчиной склонился какой–то солдат, на его рукаве была вышита надпись «Who Dares Wins»**. Он что–то спросил у Джона, но тот не ответил. Перед глазами все расплывалось, так что Джон не смог даже рассмотреть лица солдат, что нашли его, но ясно было одно — это его друзья, он слышал знакомые голоса где–то на фоне шума вертолета. Стало легко, тело вдруг оказалось таким невесомым. Голоса солдат, врачей и шум вертолета эхом отзывались в голове — это последнее, что слышал мужчина перед тем, как заснуть.  

Примечания:  

*“Грешник” – позывной  

** “Who Dares Wins” (англ. ) – кто рискует – побеждает.