Звездная любовь

ЗВЕЗДНАЯ ЛЮБОВЬ  

(фантастический рассказ)  

«Если за наслаждением непременно последует страдание,  

это не есть причина отказа от наслаждения».  

Конфуций.  

«Если нельзя, но очень хочется, значит – можно»  

Народная шутка.  

– Ну все, наше время вышло. Теперь можно и отдохнуть. Ох, и высплюсь, как медведь зимой в берлоге, даже лучше. Он спит 3-4 месяца в году, а мы будем спать целых одиннадцать.  

С этими словами Роман поднялся со своего рабочего места астроштурмана корабля и смачно потянулся. Я сидел на рабочем месте астропилота, увлеченно глядя на резервный монитор в командирской рубке галактического разведчика. Сейчас на нем шел старый-престарый фильм, еще средины двадцатого века «Анжелика и король». Я любил эти старые фильмы, особенно с участием Мишель Мерсье. Цифровая память БМПК (большой машины памяти корабля) хранила тысячи фильмов прошлых лет, когда-то шедших на Земле. И в часы дежурства в командирской рубке, когда часами, сутками, даже неделями ничего не происходит, просто сидеть тупо уставившись в рабочие мониторы, просто скучно и тягостно. Поэтому каждый занимал себя тем, чем мог, тем более, что в случае необходимости в нештатной ситуации автоматика подаст сигнал. Как правило, компьютеры корабля сами принимают правильное решение, но для контроля оповещают дежурного звуковым и световым сигналами. А нештатной ситуацией может стать отказ какой-нибудь системы корабля или появление по курсу следования очередного астероида. В первом случае дежурному предстоит оценить серьезность отказа и принять решение или на включение резервной системы, или на подъема ремонтной бригады. Во втором случае от дежурного вмешательства не требуется. Просто автоматика предупреждает о предстоящей коррекции курса корабля, что вызовет кратковременную перегрузку.  

Я неохотно оторвался от экрана. Да, время нашей смены закончилось, теперь нужно поднимать очередную смену, а самим идти отдыхать, погружаться в анабиоз на одиннадцать месяцев.  

Руководством проекта сразу было принято решение, что дежурная группа будет состоять из двадцати четырех человек. Дежурить будут по месяцу, в каждой смене по два человека: астропилот и астроштурман. Так как экспедиция рассчитана на многие годы, то для экономии «человеческого ресурса» оставшееся от дежурства время одиннадцать месяцев остальные члены дежурной группы будут проводить погруженные в анабиоз. Так каждый из них за двенадцать лет пути постареет только на один год. А мы в пути уже 60 земных лет. За это время мы постарели только на пять. Так мне сейчас 35 лет, а на Земле мне бы было 90. А если учесть, что мы летим со скоростью близкой к скорости света, и учитывая относительность времени, то на Земле уже сейчас… даже трудно посчитать.  

Мои мысли прервал голос Романа.  

– Послушай, Вадим, я пошел готовиться, сниму последнюю мемограмму мозга и ложусь. Ты сам справишься? А то я что-то устал.  

– Не беспокойся, с я все сделаю сам.  

– Не забудь напомнить Виктору и Тому, что скоро потребуется пополнять запасы ртути. Пусть поищут по курсу подходящий астероид.  

– Хорошо, напомню, – механически согласился я, продолжая думать о своем. Потом остановил фильм и выключил монитор. Мысли мои были совсем далеко. Перед моими глазами все еще стояла Анжелика. Боже, какая красавица! Я всю жизнь мечтал об этой женщине. Эх, если бы я только мог…  

Мысли мои прервал звук отворяющейся двери. Это Роман закончил процедуру копирования последней мемограммы своего мозга и направился в зал анабиоза, или, как мы его называли, в «спальню». Инструкция обязывала каждого из нас по окончанию дежурства делать мемограмму на тот случай, если произойдет авария или катастрофа, или еще что-то, в результате чего человек может погибнуть, то восстановить его смогут с последней записанной информацией его мозга.  

Я поднялся со своего кресла и последовал за Романом. Мне нужно было проконтролировать его погружение в анабиоз и вывести из сна наших сменщиков Виктора и Тома.  

Роман правильно подготовил все сам, и мне оставалось только проверить плотность закрытия крышки саркофага, и по приборам проконтролировать температуру, влажность и состав воздуха. Все было в норме. Я направился к саркофагам Виктора и Тома. Пока я шел туда, то почувствовал, что мне категорически не хочется их поднимать. Мне вдруг очень захотелось побыть одному. Нет, не одному, а с Мишель, с Мишель, хотя бы мысленно. Я закрыл глаза и представил ее сейчас рядом с собой. Какое это было бы счастье! И вдруг безумная мысль посетила меня: а что если… Я старался ее отогнать, но эта навязчивая идея все больше овладевала мной. Изо всех сил я боролся с этим искушением, но оно, в конце концов, победило. Прекрасно понимал, что иду на нарушения всех запретов, и за что меня ждет страшная кара, вплоть до исключения из состава экспедиции, выражающееся в запрете на восстановление после очередной анагиляции, что равносильно смертной казни, исчезновению навсегда. Но искушение было выше моих сил. Вспомнилось изречение Конфуция, дословно которые я не помнил, но смысл которого сводился к следующему: «Если за наслаждением следует страдание, то это не является причиной отказа от наслаждения». И я решился.  

В операционном зале стояло несколько машин ПЭК различного назначения. Все они работали по одному принципу, но функции выполняли разные. Машина ПЭК01 служила для срочного аварийного восстановления члена экипажа, случайно погибшего или серьезно заболевшего. Память ее хранила образы всех двухсот членов экипажа нашего межгалактического разведчика. Слава Богу, за 60 лет полета использовать ее нам не пришлось. И вот теперь я, воспользовавшись тем, что остался бодрствовать один на всем корабле, решился попытаться оживить Мишель. Сделать это будет не просто. Ее образ хранился в базе данных памяти главного компьютера корабля, как и образы тысяч других людей Земли, предназначенных для расселения во всей Вселенной. В том, что ее образ попал в эту компанию, есть и моя заслуга. Когда Высший Совет стал отбирать кандидатов, чьи образы будут внесены в базу данных памяти главного компьютера, я постарался сделать для этого все, чтобы образ Мишель Мерсье обязательно попал туда.  

Тогда по решению Высшего Совета в состав экспедиции включались лучшие представители человечества: самые сильные, самые умные, самые здоровые, самые красивые. Я считал, что Мишель должна была обязательно быть в их числе, потому что, по моему мнению, она была самой красивой женщиной на Земле. Возможно, члены Высшего Света могли так не считать, и не включить ее в число кандидатов, но я сделал все, что от меня зависело, чтобы это произошло. Для этого мне пришлось сделать почти невозможное.  

Во время отпуска в 208.. году я был в Париже. Там посетил музей самых красивых людей мира. На одном из стендов увидел портрет Мишель Мерсье. Я, как очарованный, замер возле него. Она была моим кумиром еще буквально с детства. Еще в юности я посмотрел фильмы с ее участием и безнадежно влюбился на всю жизнь. Я долго смотрел на ее портрет, а потом опустил глаза вниз и увидел, что на стенде около ее портрета под стеклом находится прядь ее волос. И тогда я совершил преступление. Дождавшись, когда в зале музея почти не останется посетителей, тихонько приподнял стекло и украл несколько волос из ее пряди. Здесь же, в музее, в киоске среди сувениров приобрел медальон с ее портретом и поместил в него эти волосы. Это стало самой дорогой для меня вещью. Теперь я постоянно носил этот медальон у себя на груди.  

А когда я узнал о том, что образы людей можно восстанавливать по молекуле ДНК, то задался целью обязательно включить образ Мишель Мерсье в состав экспедиции межгалактического разведчика. Я подумал, что эту молекулу можно будет выделить из волос ее пряди. Мне пришлось долго уговаривать лаборантку сделать этот анализ и по нему создать образ. Она никак не соглашалась, и только после приглашения ее в ресторан, выполнила мою просьбу. Теперь образ Мишель нужно было внести в память главного компьютера корабля. Мне повезло, помог мне случай. В операционном зале, где заполняли память главного компьютера корабля, работал мой одноклассник. С ним мы не виделись уже много лет. Когда я подошел к нему, он в это время вносил в базу данных образы самых красивых женщин Земли. Он очень обрадовался нашей встрече.  

– Привет, Вадька! Сколько лет, сколько зим. Слышал, слышал про твои успехи. Ты давно вернулся из экспедиции? Чем теперь занимаешься?  

– Привет, Серега. Да, вернулись мы месяц назад. А сейчас готовлюсь к этому.  

Я кивнул в сторону в сторону целого ряда металлических шкафов, на которых постоянно мигали лампочки, сигнализирующих о процессе заполнения памяти головного компьютера. Серега меня понял.  

– Да, я видел твою фамилию в списках экипажа. Значит, летишь?  

Я печально улыбнулся.  

– Не я, мой клон.  

– Ах, да. Я все не могу привыкнуть. А ты что на Земле будешь делать?  

– Пока не знаю, что начальство прикажет. А ты чем занимаешься?  

– Вот ввожу образы красоток в память. Будем другие планеты населять красотками Земли, как будто некрасивые женщины этого не достойны. Они может быть для жизни и получше будут, чем эти избалованные красотки.  

– А список можно посмотреть?  

– На, смотри.  

Он протянул мне два скрепленных листа бумаги с напечатанными на них фамилиями и именами женщин. В списке их было 87. Я быстро пробежал глазами этот список. Мишель Мерсье в этом списке не оказалось. Тогда я спросил Сергея:  

– Серега, а мог бы ты в этот список внести еще одну?  

– Это еще кого?  

– Я считаю, что Мишель Мерсье достойна быть в этой группе.  

– А разве там ее нет?  

Он взял у меня бумаги и внимательно их просмотрел.  

– Действительно нет. А зря не внесли. Она девка, то что надо. А тебе это зачем? Ах, да, понимаю. Ты захотел взять ее с собой, чтобы потом где-нибудь на другой планете высадиться и создать, как раньше говорили, «крепкую советскую семью», вырастить детей и внуков, дожить до глубокой старости и умереть в один день. А у тебя губа не дура.  

Я глубоко вздохнул.  

– Ты почти угадал, Серега. Все это только мечты. А может быть какой-то шанс у меня и есть. Ну, хотя бы увидеть ее живую вблизи…  

– Ты что, серьезно втюрился? Ну, ты даешь! Я бы с радостью тебе помог, но где я возьму данные ее образа?  

– У меня с собой, – и я протянул ему свой коммуникатор.  

Сергей удивленно покачал головой и подключил коммуникатор к своему терминалу.  

– Послушай, Вадим, здесь же только образ, а где мемограмма мозга?  

– У меня ее нет.  

– Ну, а как же?..  

– Понимаешь, здесь дело вот в чем. Те данные, которые ты вводишь, взяты у людей живущих сейчас, в настоящее время. И когда они будут восстановлены потом, то они окажутся такими же, какими они есть сейчас, не только в том состоянии их тел, но даже с той памятью и уровнем развития их мозга. А у меня другая картина. Ее образ я получил без ее согласия из волоса ее локона, хранящемся в музее в Париже. Я просто украл его. А когда он был срезан, я не знаю, но думаю, что давно, в период ее расцвета, где-то в семидесятых годах двадцатого столетия. Она родилась 1 января 1939 года. Так сколько сейчас ей лет, если она еще до сих пор жива? А в тот момент, когда срезался этот локон мемограммы мозга еще не снимали. Вот и приходится обходиться только одним образом. И по восстановлению она окажется такой, какой была в момент, когда срезала эту прядь.  

– Понятно. Тебе подавай молоденькую, старуха тебе не к чему. А ты уверен, что в музее был ее локон, а не, скажем, локон ее парика?  

Его вопрос ударил по моему самому больному месту. И раньше у меня на этот счет были сомнения. В фильмах Анжелика была блондинка, а локон был черным. Так какая она на самом деле? Неужели все мои старания напрасны и вместо Мишель будет восстановлена совсем другая женщина?  

Заметив тень, пробежавшую по моему лицу, Сергей потрепал меня по плечу.  

– Не дрефь, Вадька, получишь ты свою красавицу на другой планете, и заживете вы счастливо и весело. И тогда не забудь вспомнить своего друга. И назовите сына Сергеем.  

Спасибо, ты настоящий друг.  

Так образ Мишель тогда оказался в базе данных памяти главного компьютера корабля.  

Прежде чем приступить к задуманному, я решил все продумать, все взвесить, все за и против, и составить конкретный план действий. Для этого я вернулся в рубку корабля и сел на свое рабочее место. Здесь мне как-то лучше думалось.  

Я прекрасно понимал, что нарушу все мыслимые и немыслимые запреты.  

Во-первых, я нарушаю все инструкции. Инструкция категорически запрещает оставаться одному на корабле. В случае, если дежурный потеряет сознание, или что-то с ним случиться, из-за чего он не сможет поднять остальных членов экипажа, весь состав экспедиции будет продолжать находиться в анабиозе, и корабль, управляемый только компьютерами, веками будет мчаться в межзвездном пространстве, тем самым не выполнив свою основную миссию. Все достижения человечества Земли будут потеряны.  

Во-вторых, согласно Устава корабля, не имел права без разрешения руководства экспедиции восстанавливать кого-либо из посторонних, не входящих в состав экипажа. Тем более женщину. Несмотря на то, что из двухсот членов экипажа корабля 37 были женщины, дежурная смена состоит только из одних мужчин. А что будет, если среди них появится одна женщина, да еще такая красавица? Возникшее при этом соперничество может привести к печальным результатам. Мужчины всегда остаются мужчинами, а «женщина на корабле…»  

Ладно, – думал я, – последнее можно будет как-то избежать. Мишель будет бодрствовать только во время моего дежурства, остальным членам дежурной группы совсем не обязательно будет о ней знать, а ее саркофаг, в котором она будет находиться в анабиозе, можно будет как-то замаскировать, чтобы они его не обнаружили. Но, если произойдет что-то серьезное, и будет поднята вся дежурная группа, то появление Мишель на корабле сразу обнаружится. Но будем надеяться, что это не произойдет, или произойдет не так скоро. Однако, в любом случае, при высадке на планету, когда будет поднята на ноги вся экспедиция, ее появление не удастся скрыть. Но когда это будет… А так месяц за месяцем я буду проводить время с милой Мишель, что бы потом мне не грозило. Что они смогут мне сделать? Исключить из состава экспедиции, «списать с корабля на берег»? Скорее всего, это так и произойдет. На первой же планете, на которую будет произведена высадка, меня оставят там. Ну и пусть! Если только со мной там останется Мишель, об этом я ничуть не пожалею.  

Я поймал себя на том, что уже ревнивая мысль мелькнула у меня в голове. Ведь образ Мишель останется в памяти главного компьютера корабля в любом случае, и ее будут восстанавливать на других планетах, А этого мне бы совсем не хотелось. Она моя единственная, и только моя.  

Так почему же я до сих пор просто сижу? Пора уже действовать. Итак, что нужно сделать в первую очередь?  

Мишель открыла глаза и растерянно осмотрелась вокруг. Я продолжал наблюдать за ней сквозь опущенные ресницы. Она подняла голову и посмотрела вверх, явно ничего не понимая, где она находится. Я плотнее прижал ее к себе и тихо сказал, стараясь придать своему голосу будничный успокаивавший тон:  

– Спи, Крошка. Еще рано.  

Только теперь, при звуке моего голоса она обратила на меня внимание и, отодвинувшись, внимательно стала изучать мое лицо. Плотнее прикрыл глаза стараясь, чтобы веки мои не подрагивали, изображать крепко спящего. Она потихоньку освободилась от моих объятий, отбросила одеяло и посмотрела на себя. На ней была только короткая полупрозрачная ночная сорочка на бретельках, едва доходящая до колен. Она удивленно посмотрела на нее. Потом так посидев некоторое время на кровати, опустила ноги, стараясь найти под кроватью тапочки. И тут только я вспомнил, что про тапочки совершенно забыл. Белье и халат ей приготовил, спрятал их под ее подушку, а вот про тапочки и забыл.  

Не найдя их под кроватью, она босыми ногами пошлепала по полу каюты, и стала внимательно рассматривать все вокруг.  

Каюта была небольшой и имела квадратную форму размером три на три метра. Проектировщики корабля предусмотрели такие каюты для каждого члена дежурной группы, справедливо посчитав, что каждый человек должен иметь свою индивидуальную «берлогу», где он сможет почувствовать себя «дома», где он будет хранить не только скафандры, но и личные индивидуальные вещи.  

Мебели в каюте было не много. Справа от входной двери у стены стоял письменный стол и рядом с ним вращающееся кресло. У правой стены посредине стояла широкая двуспальная кровать. Непонятно было, зачем ее здесь установили такой ширины. Уж, во всяком случае, не предполагалось, что дежурный будет спать еще с кем-то вдвоем. Слева и справа от кровати стояли тумбочки для постельных принадлежностей. У противоположной от входа стены стоял широкий трехстворчатый шкаф. Посредине левой стены был рассоложен огромный экран телевизора. Сейчас он был темный. Слева от входа была душевая кабинка из какого-то полупрозрачного пластика. Вот и все убранство каюты.  

(продолжение следует)