"ЖИЗНЬ ПРОЖИТЬ - НЕ ПОЛЕ ПЕРЕЙТИ..." Часть четвёртая

Жизнь прожить – не поле перейти!.. часть четвёртая  

ЖЕРТВЫ СУДЬБЫ…  

*****  

Глава 1  

Дело в том, что мой командир экипажа – Меладий Михайлович Арбузов, с которым у меня сложились хорошие, дружеские отношения, собирался переехать жить и летать в родной город Куйбышев, где проживали его родители и жена. А я довольно часто ходил к нему в гости. Он жил на квартире в частном доме у немолодых супругов, оба были русскими, детей не имели. Меня всегда приятно удивляло, с какой теплотой, по-родственному они общались между собой – хозяева дома и мой командир. И когда мы вечером, после полётов или в выходные, праздничные дни сидели за рюмкой вина, чувствовалось, что Меладий Михайлович для них был, как старший сын, а меня они принимали за младшего сына.  

Признаюсь, для меня это было очень приятно. Я находился за тысячи километров от родного дома, и мне так не хватало тепла, сочувствия, маминой любви, общения с родными, близкими, дорогими моему сердцу людьми. Спасибо судьбе, что подарила мне встречу с такими добрыми, неординарными людьми. На момент наших первых встреч, бесед я ещё не знал, да и представить себе не мог, с какими необычными людьми судьба свела меня. Кто они? Какую жизнь они прожили? Что привело их в Кызылкумскую пустыню, в Аральск?  

А сейчас постараюсь описать их и вкратце о их жизненном пути.  

Дядя Витя – высокий, худощавый, мускулистый, красивый, с пышными усами, мужчина. Кроме красивых усов имел внимательные, умные глаза. И, что мне в нём особенно нравилось – умел внимательно слушать собеседника и ярко, интересно рассказывать. Тогда как тётя Люба, его жена, наоборот, была не образована, могла высказаться ярким матерным языком, и это не выглядело вульгарно, пела и знала много сибирских «солёных частушек». Обладала очень доброй душой, была очень трудолюбива, и в дальнейшем я всегда чувствовал её заботу. Позже я стал называть её мамой Любой. Когда Меладий Михайлович уехал к себе на родину, я ещё несколько дней жил у греков, но нередко заходил к ним, тётя Люба всегда угощала меня обедом или ужином, она всегда боялась, что голодаю. Но однажды дядя Витя приказал перенести свои вещи к ним, и сам помог мне в этом. Тем более, что дома находились рядом, на расстоянии ста метров, а мой товарищ – пилот Валера, тоже уехал на родину в Житомир, и мне стало скучно одному в трёх комнатах у греков.  

Теперь я всегда имел и собеседников и родительскую заботу от людей, которые со временем раскрыли передо мной все тайны своей, такой трагической и неординарной судьбы. За то время, что я жил у своих новых хозяев, а это почти три года, было достаточно, чтобы понять, что судьба не зря послала мне эту дружную, одинокую пару, которая помогла мне пережить разлуку с родными и бороться с трудностями быта и тяжёлой лётной работой.  

Постепенно, общаясь с ними, я начал понимать, что иногда человек может стать заложником своей судьбы и изменить что-то в этом невозможно. Удивительная это вещь – судьба человека! Только оглянувшись на свой прошлый жизненный путь, можно оценить – был он удалым, счастливым или же неудачным, трагическим. Часто слышу, как кто-то жалуется, что, мол, выпала ему злая судьба или хвалится своей счастливой судьбой. На этот счёт имею своё личное, независимое мнение – судьба не может быть ни плохой, ни хорошей – она просто записана на ВАШ счёт, на ВАШЕЙ странице, в той судьбоносной книге, месторасположение которой не знает никто, чтобы не было соблазна – что-то изменить в тех записях! И каждый сам уж решает – кто распределяет те записи в книге судеб, или это Бог, или какой-то высший разум…  

А сейчас, возвращаясь в воспоминаниях к тому, уже далёкому времени, хочу поведать читателю о тяжком, необычном жизненном пути семейной пары, которая в то время заменила мне маму и близких родных. Дядя Витя родом из Западной Сибири, из села, расположенного недалеко от Омска. Родился в семье коренных, потомственных крестьян, отец – один из инициаторов создания колхоза в их деревне, а затем руководил им, мать работала на ферме, возглавляла бригаду доярок. Семья пользовалась заслуженным авторитетом у односельчан. Детей в семье воспитывали в уважительном, почтительном отношении к старшим в своём роду. Среднее образование получил с отличием, а работать начал в колхозе ещё учась в школе. Когда началась Великая Отечественная война, его со старшим братом призвали в армию и направили обоих на ускоренные офицерские курсы. По завершению которых, младшим лейтенантом прошёл ад знаменитой Сталинградской битвы. Был тяжело ранен, лечился в Ташкенте, а брат в тех боях погиб. После выздоровления его направили на фронт, который к тому времени находился уже на Украине.  

По пути следования эшелона, на одной из остановок, ватага каких-то мужиков в военном обмундировании, предложили ему выпить с ними. Что было после этого, вспомнить не смог. Проснулся в лесу, раздетый до трусов, без документов, без денег. Полдня рвал, отходил от отравления и размышлял, прикидывал, что делать дальше. По всей вероятности, от железной дороги находился далеко – ни разу не услышал гудков, движения поездов. Ему явно грозил военный трибунал, а во время войны, за дезертирство – могли и расстрелять. Обнаружил невдалеке село, выждал и ночью забрался в крайнюю избу – связал пожилых хозяина и его жену, нашёл подходящую себе по размеру одежду и взял немного денег.  

Несколько дней шёл пешком, тайком, ночью, двигаясь вдоль железной дороги. Наконец-то решился, и на одном из подъёмов, когда пассажирский поезд сбавил скорость, смог на ходу, через открытое окно, залезть тайком в пассажирский вагон. Когда шёл по вагону, вдруг увидел в купе майора, ну очень похожего на него. Стоя возле окна, дождался, когда он с товарищем вышел и направился в сторону ресторана, сумел открыть купе и стащить чемодан. Затем не мешкая, соскочил на ходу с поезда. В чемодане обнаружил документы и форму майора, с которыми сумел на попутных авто добраться до Москвы. Понимая, что с этими документами можно в столице погореть, сжёг их, а форму обменял на старую, гражданскую одежду.  

Глава 2  

С первых же дней на нелегальном положении, не давали покоя мысли, что делать дальше? Как выкарабкаться из той беды, в которую попал не по своей воле? Прекрасно понимал, если попадёт под зоркое око военного патруля или милиции, трибунала не избежит, поэтому сразу же натянул на себя рваные, грязные лохмотья, не брился, зарос, был грязен (не умывался). В голове постоянно стоял, не давал покоя вопрос, на который не мог дать ответ – почему так сложилось, вся страна воюет с ненавистным врагом (да и он никогда не был трусом, прошёл тот ад под Сталинградом), а теперь должен прятаться по помойным ямам. Как он ненавидел тех выродков, которые сломали его жизнь. Ночами не мог спать – представлял, что случится с его родными, если его осудят как дезертира, врага народа, он очень любил родителей, свою семью. Боясь принести им такое горе, решил, если появится угроза его ареста – он живым не сдастся. Для этого всегда имел при себе острую заточку, лучше умереть неизвестным.  

Однажды, слоняясь трущобами Москвы, в одном из тёмных, глухих проулков заметил ватагу бандитов, которая обступив пожилого мужчину, издевались над ним и время от времени били его ногами. Он уже даже не кричал, а только иногда ойкал, стонал и всхлипывал. Когда он увидел это, в его душе всколыхнулась такая волна ненависти к шпане, к ворам, которые так нагло изуродовали его судьбу, а сейчас толпой избивают, издеваются над беззащитным стариком-нищим. Ни секунды не задумываясь, кинулся на эту банду выродков, вот где его заточка оказалась к месту. Когда дядя Витя рассказывал мне о том происшествии, сам удивлялся, как всё это произошло мгновенно – трое подрезанных бандитов оказались стонущими и в крови на земле, а трое других мгновенно исчезли в кустах. Тот, над кем издевались бандиты, также лежал и стонал на земле – идти самостоятельно он не мог. Пришлось дяде Вите как можно быстрее подхватить его себе на спину и исчезнуть с этого места, обычно банды такого не прощают.  

Вскоре, чувствуя себя совершенно обессиленным – остановился в каком-то дворе, снял свою ношу и, прощупав карманы старика, нашёл бутылку воды, с помощью которой начал приводить в сознание своего нового товарища. Довольно быстро это ему удалось – видимо в такие ситуации тот попадал не однажды, опыт помог восстановить силы. Как только слегка очухался и сориентировался, где они находятся, сразу же, с помощью спасителя, повёл проулками, проходными дворами к своей надёжной, безопасной берлоге, убежищу. Это были подвалы заброшенных, полуразрушенных старых мастерских, которые уже много лет не использовались, и попасть к которым было довольно сложно.  

Оказавшись в довольно просторной комнате, зажгли старую, дореволюционного изготовления, керосиновую лампу. Здесь даже стояла огромная деревянная кровать, застеленная пуховиком, и лежало несколько подушек. После того, как хозяин этой комфортабельной берлоги надёжно закрыл двери, через которые они сюда проникли, он показал спасителю ещё два замаскированных хода, через которые можно было незаметно исчезнуть в случае опасности.  

Вот теперь они смогли с облегчением вздохнуть, и хорошо рассмотрев друг друга, познакомиться. Времени для этого у них было более, чем достаточно. Равноценность их социального статуса вызывала взаимное доверие друг к другу. И хотя вид хозяина этого убежища на улицах мог вызвать презрение и отвращение встречных москвичей – дядя Витя понял после дальнейшего общения с ним, что это всё умелая, удачная маскировка для сохранения своей жизни в революционной и послереволюционной Москве. Не зная истины, человек может видеть перед собой только старого, слегка ненормального, бездомного попрошайку. Этому искусству перевоплощения он достиг за долгие годы смут и реальных репрессий в стране Советов.  

Миша, как представился новый друг дяде Вите – наследник довольно известного купеческого рода. До революции имел несколько магазинов, лабазов, складов, где торговал зерном, продовольствием, имел мастерскую по ремонту сельхозтехники. Вёл довольно разгульный образ жизни, обожал театр, сам принимал участие в театральных представлениях, что и развлекало, украшало его жизнь. После Октябрьской революции, всё имущество его родителей было экспроприировано. Сами родители и все его родные, постепенно, исчезли в подвалах ЧК во время «красного террора». Поняв, что пощады ждать напрасно – надел маску совершенно ненормального, городского сумасшедшего, и хотя несколько раз попадал в застенки ГПУ, очень умело играл роль, сошедшего с ума буржуя, это и спасало его от расстрела.  

Всю ночь и почти до вечера следующего дня они провели, открывая друг другу тайны своей души. Открыли бутылку доброго вина, которая чудом сохранилась у Михаила с давних времён и смакуя настоящий, вкусный кофе, делились своими мыслями, решали, что делать далее. Миша полностью поддержал дядю Витю в его страхе за дальнейшую судьбу его родных, если в органах узнают его настоящую фамилию. Поэтому сразу начал обучать своего друга играть роль недоумкуватого, припадочного, истеричного, бездомного нищего. В этой опасной игре очень важно было не переступить грань, после которой можно попасть в сумасшедший дом, где тебя свободно могли сделать-таки сумасшедшим. Через пару дней Миша смог восстановить свои силы и они, теперь уже вдвоём, отправились бродить трущобами Москвы, в которых он хорошо ориентировался и знал где можно чем-то разжиться и быть сытым.  

Глава 3  

Так, промышляя в тандеме с Мишей, дядя Витя, под вымышленным именем и биографией бездомного жил уже, как преступник, смирившись с таким печальным поворотом судьбы. Так прошло несколько месяцев, пока однажды, во время облавы, его задержали, но на допросах, не смотря на пытки и побои, не сознался, ни в чём, косил под ненормального психа, сумасшедшего. Суд осудил за дармоедство на пять лет исправительных работ в лагере, который находился в «Серебряном бору» Москвы. Покарание отбывал на стройплощадках Москвы. Злую роль в его судьбе сыграла ненависть к ворам, к криминальной шпане.  

Эта ненависть к преступному миру, к бандитам, которые и его вынудили попасть оказаться в лагере с уголовниками, заставляли его бороться не на жизнь, а на смерть с законами уголовного мира. Зеки, с первых дней попадания его в лагерь, пытались сломить его волю, заставляли покориться законам уголовного мира. Иногда это сопротивление уголовным авторитетам могло стоить ему жизни. Через строптивый, буйный характер он провёл почти год в одиночном тюремном карцере или в тюремном лазарете, за что от заключённых получил прозвище – «волк». Снова был осуждён, теперь уже на десять лет – за организацию массовой драки между уголовниками и осуждёнными по политическим статьям, с которыми вместе бил бандитов. Во время этих побоищ было убито несколько уголовников, и его выслали в один из концлагерей Сибири. Поэтому на свободу вышел только через тринадцать лет и теперь навсегда остался под чужой фамилией.  

Как он рассказывал мне, когда он получил справку об освобождении и вышел за ворота лагеря – неожиданно, впервые в жизни, заплакал. За всю свою жизнь, даже в детстве, не плакал, а тут стало так обидно, из-за нелепого случая потеряна лучшая часть жизни. Когда ехал в поезде к назначенному месту проживания в город Аральск, обратил внимание на женщину – явно «зечка». Сидела в уголке и тихо плакала. Подсел, познакомился, её звали Люба, начал расспрашивать, проговорили всю ночь, а к утру решили – будут жить вместе. Когда приехали в Аральск, в тот же день обратились, становясь на учёт в отделении КГБ, с просьбой помочь зарегистрировать их брак, с пропиской и устройством на работу. Дядя Витя с первого дня прибытия стал работать на судоремонтном заводе, стал классным специалистом, его фото, как передовика производства, не один год вывешивали на городскую Доску Почёта. С первых дней совместной семейной жизни он не разрешил тёте Любе работать, берёг её.  

Ну и несколько слов о судьбе тёти Любы. Родом она была из центральной Сибири, где-то из-под Красноярска. Когда ей исполнилось шестнадцать, её маму арестовали за доносом местного алкоголика-активиста и вскорости состоялся суд. Приговор был жестоким – как врагу Советской власти, десять лет лагерей общего режима. Она действительно не любила коммунистов и никогда не скрывала этого. Весь их род по происхождению, из Сибири, честно служил царю. Среди старшего поколения было несколько Георгиевских кавалеров. Октябрьскую революцию приняли враждебно, кое-кто принимал участие в восстаниях против Советской власти. И вот, когда суд завершился лагерным приговором для мамы, Люба, как настоящая сибирячка, не удержалась – после суда, днём, на глазах толпы людей, огрела доносчика лопатой по голове, к сожалению насмерть. Этого хватило на двадцать лет лагеря строгого режима, которые отбыла от звонка до звонка, и, как не раз говорила, не жалела об этом никогда.  

Не могу не вспомнить об очень интересной женщине – маме тёти Любы. Когда она после десяти лет лагерей возвратилась домой, то смогла пробыть дома только месяц, а затем снова «справедливый суд» и новый срок на пятнадцать лет, как «враг народа».  

Мне посчастливилось познакомиться с ней, однажды, она, после освобождения из лагеря, специально заехала в Аральск на пару дней, чтобы повидать дочку и вживую познакомиться с зятем – дядей Витей. Если честно, я был восхищён этой невысокой, худенькой, уже старенькой женщиной. Как же интересно она рассказывала о своей лагерной жизни, о своих подругах в лагере, о дружбе людей, попавших в беду и не сломавшихся (это были осуждённые по политическим статьям). При этом она была очень грамотна, начитана. Могла на память цитировать и писателей, и поэтов, и философов. Мне временами было стыдно за скудость, узость своих литературных познаний.  

Вот такие неожиданные, необычные личности повстречались мне на моём жизненном пути и я рад таким встречам, счастлив, что мог многому научиться у них. Я безгранично благодарен им за такую науку. Когда со мной случилась беда, и мне пришлось выехать домой, в Полтаву, на долгосрочное лечение, я всё время чувствовал сопереживание за мою судьбу и дальнейшую лётную карьеру. Мы долго переписывались, а затем дядя Витя сообщил о смерти мамы Любы. Видимо он уехал из Аральска, и наша переписка прекратилась, но память об этих замечательных людях до сих пор жива в моём сердце!  

© Copyright: Юрий Чуповский, 2020 год