– Ипполита, Ипполита, Ипполита!
Ипполита – ты гений нег.
– а ты ректальновагинальный свищ. это когда женщина писей какает.
чу! ее проказливый клиторишка пихается мне в ноздрю – от щекотки происходит постыдный ЧИХЬЬЬ и непредвиденная влага забрызгивает депилированный воском лобок моей королевы. когда сопли, как плотина гидроэлектростанции закрывают проход нерестящемуся в мозге лососю воздуха, я сморкаюсь в уже наполовину наполненный бокальчик для мартини.
в комнате рядом перевитый кожаными черными вервиями с черными клипсами на яичках изнывает от жаркого озноба нетерпения следующий клиент – вице-директор одной спичечной фабрики, депутат областного совета, многодетный отец личинусов, такой вот жонглер удач, подобным которому мне никогда не стать
по завершении обычных наших травести-развлечений, Ипполита попросила меня об этой милой услуге и, учитывая наше с нею долгое знакомство и взаимную симпатию, я отказать не смог.
часть выручки я, конечно, возьму себе.
коридор казался пением насекомого
а в голове было от скуки чёрным-черно, словно на партитуре блэк миди мьюзик
я – унылый студент психфака ждал лекции по нейрофизиологии, прислонившись к холодной стеночке, пока мои одногруппницы упоенно щебетали рядком про фроммовское «искусство любить»
и все они навскидку выглядели такими отполированными, отглагольными что подкатывать к ним было, будто из базуки по ресничкам у синичек палить. тем не менее в тюльпане моего черепа колыхались химеры эроса: я видел огромный театральный зал красных кресел запруженный качинами в вышиванках, которые сжимая мышцы влагалища издавали бурные пердячие звуки вместо аплодисментов, а на сцене, украшенной калинами и барвинком, подвешивали за ребро какого-нибудь Эндимиона, словно Остапа Бульбу в фильме Вл. Бортко.
ближе к ночи с выкидушкой в кармане спортивной кофты я бродил по улицам за счастливыми с виду парочками, надеясь, что ради любовных утех они свернут в кусты парка, и я тотчас присоединюсь к ним в роли справедливого воздаятеля за щекочущее бередящее безразличие
мне не фартануло тем вечерочком. злополучные парочки блюли в общественных местах достойный сожаления целибат, поэтому я решил снять себе проститутку.
у нее квартире пышно и топко солнечно
на подоконнике литопсы и непентесы– Ипполита страстна к росткам
сама она худенькая и манерная с аккуратным настороженным личиком, как мигающий индикатор уровня заряда смартфона при перетертом кабеле, с короткими золотистыми локонами, как у эмансипированных тёлочек из американских 20-х. ей немножко за тридцать, но красотой и спонтанностью она превосходит любую из моих сверстниц.
– в детстве, – говорю я, – мы с друзьями устраивали бега спермы, жаль не пришла нам в голову смелая мысль запрячь сперматозоиды в колесницу, как блошку в блошином цирке – вот бы осталась память! растекается конча медленно, с чувством собственного достоинства, и мы играли на сеге в соника или юрасик парк, и периодически бегали глядеть у кого вытянулся наиболее длинный жгутик. а когда мы впервые увидели «чудаков», то вдохновились даже на то, чтобы залить через садовый шланг спящему старшему брату моего однокашника трехлитровую банку березового сока в задний проход – как он нас тогда гонял по улице с ручной дрелью, пока соседи не вызывали полицаев!
Ипполита звонко смеется, зажмурив глаза и запрокинув головку
плывут веером голубые веточки цветущего миндаля
– ах, мой ненаглядный котик. помнишь, как ты притащился ко мне весь исчерканный сим неумелым миром, сидящим где-то на камчатке в школе миров. ты так волновался, что я сама испытала волнение, снова почувствовала себя семнадцатилетней. какое это счастье – неловкость. печально, что все весело выбивающееся из колеи очень скоро скатывается к бездыханному совершенству. наверно, я однажды сдамся и замуж выйду, если кто позовет.
– ты была бы моей драгоценной знойной хозяйкой. (иронически): в тебе точно зарыт талант к созиданию здоровой и вкусной пищи
– ага) вот приходишь ты с работы раздражением тугой, словно яблок, а твоя «знойная хозяйка» чешет скалкой свое межножье. борщ я бы тебе от лени месячными окрашивала. но зачем мне утруждать себя тоскливой готовкой, если можно запросто заморить червячка в ресторанчике дорогом? действительно, какая глупость будучи женщиной не пользоваться некоторыми привилегиями этого положения.
– жаль, мне женщиной родиться не довелось. ну уж сиськи я себе, как дженезис пи орридж, сделаю в перспективе.
прогуливаясь по байковому кладбищу, человек обязательно однажды проголодается
мы садимся за поминальный столик, растущий из кустиков чистотела, и распечатываем батончики твикс
– ешь людей и не ходи на работу! – изрекает торжественно-нейтральным тоном одурманенной жрицы Ипполиточка свою максиму. – будь я мужчинышем, сняла бы себе домик возле погоста и раскапывала свеженькие могильцы, пока теплые то есть нет. вчерась мне один клиент – компьютерщик гостивший у индийских агхори – рассказывал, что людятина на вкус как сладкая курица.
– пососешь мой пинус?
она озвучивает обычную свою таксу. да, мы вроде друзья, но за услуги приходится ей отстегивать и это лучше, чем вечно подлаживаться под мутные хотелки партнера, – когда и где угодно за твои деньги. беда в том, что я сегодня не при деньгах.
«смерть – твой самый лучший оргазм» – выцарапываю я на столике пилочкой для ногтей.
мы снова идем под ручку, и пусть при хорошей фантазии счастье недосягаемо, но я максимально близок к нему вод щаз.
у меня сессия на носу, а не выучено на сантиметр – на провисшей, как грушки английской королевы, панцирной кровати я читаю «проблему возраста».
Ипполита сейчас вроде как катается на лыжах с камчатских сопок в компании своего нового… новейшего кавалера – судьи какого-то певческого шоу. звонит телефон и высвечивается, конечно, ее контакт – я без желания отвечаю – мдааа… она навернулась там с косогора и сломала лучевую кость, а с кавалером они поссорились от обоюдной склочности, и по этой причине бляшка моя сейчас тухнет в аэропорту, ожидая рейс на родину
– бельчонок, утешь меня, мудачок! подлый певец околпачил девочку своей шевелюрой, а на самом деле был в парике и мало того что лысина, так она у него в морщинах, как у дэйва батисты. мрак!
– я могу тебе выготского почитать.
– фу! вотще вообще учиться! в 21-ом веке не живешь, сечка?! тАк блЭт! или ты пускаешь пузыри разговора или рыба ёба между нами задохнется и всплывет кверху бюстом.
– у меня же гос экзамены, Ипполита, они мне в затылок дыхают! знаешь, я хочу реально помогать людям, а не принимать внутренне сонмы членов, хоть на мне сейчас и надеты женские трусики.
она визжит, мол, мне тож на нее до фени и.. – она, конечно, права.
о! он редок, словно цветок бамбука, – малинник невиноватости. я выключаю телефон, чтобы не донимала, и возвращаюсь к надоевшей, но неотложимой учебе.
в конце концов, она пусть даже интересная самочка-мамочка, но лишь шлюшка, и я с легкостью заменю ее, если надоест
а все-таки вот бы стать содержанцем у богатенькой, но недалекой вдовушки какого-нибудь конфетного магната или нефтедобытчика. тогда я заделался бы самым отъявленным добрыней и моралитиком, а так пусть пеняет на себя общество)
…и чернотелый сковородник моего чуздва перевернулся опять на лапки готовый вкушать медоточивую розу ее пустыни – под «Сумеречный сад» я вылизываю сладкую дырочку, а рядом раскрыт словарь живого великорусского языка, в котором я, периодически отрываясь от выписывания инь-яня на ее клите, нахожу первое подвернувшееся словцо и нежно кричу его в расширенный большими пальцами входок во влагалище.
– мабудь!
– мабудь по цвету, как красный мак, которым после 14-го года заменили георгиевскую ленточку, – мурлычет Ипполита лаская себя за груди. – супрематическая рывцвета приколотая на оранжевой сахарной булавочке буквы д. о! как вырвали с корнем мы чертополохи зла гитлеризма, так же и ты, моя соечка, выдергиваешь черви сильного пола из затхлой земли ума в воздушную простеру попрыгучего чувства
я перелистываю страницы, напрягаю язычок и двигаюсь энергичнее.
– тартинка!
– сколько бы ни ели тебя мужчины, всегда увлажняйся ты маслицем – а савельевскими сырками не зарастай! хочешь, любовь моя, я этого мальчугана кровяную колбасу жрать заставлю из твоей менструальной крови?
ЧЕГО?! колбасу такую пусть втюхивает деньжачам своим мазохистам!
я засасываю губами увеличившийся и отвердевший клитор и попутно ввожу пальчик в ее духовку
– щавый!
– о щавые напряжения мира, удавленника удовольствий (довод воды)! а ты гни свою гниль духовности – и не смей нурить чело лучистое. для заработка, устричка моя, я тебя налимонивать разрешаю толстосумчатым азным, так что на жизнь и счастье хватает мне с головой.
эй там внизу! хорош уже – наработался, обормотик! займи чем-то другим свой ротик. мне почитай Рубцова!
ну что может быть лучше перечисленных выше извратств? сатанинский шабаш, разумеется!
– пойдем! пойдем, пойдем, пойдем!!! на лысую горку, свиити.
– ладушки, девочка моя.
мы доехали на метро до станции Выдубичи, позже долго искали вход, поминутно расспрашивая прохожих, которые пластиково-доброжелательно игнорировали все наши попытки вызнать у них маршрут, словно ощущая сгустившуюся вокруг нас инфернальную атмосферу
в темноте большой кудлатый пес с сияющими глазами подкрался из-за спины и лизнул Ипполите ладошку. отбежав на несколько метров, он оглянулся и призывно заскулил. мы последовали за ним
…красная тонна пламени плитой из «космической одиссеи» поднимается к звездам. сумах и акация разрослись по краям полянки. пахнет теплыми травами и загодя припасенными смолистыми поленьями, которые по мере надобности подбрасывают в кострище. мы сидим кругом вокруг огня.
– у нас на районе обитает одна бомжиха, – начала щекастая девушка с синими волосами, – сорока-на-вид-летняя бочка ворвани с недоразвитыми ручками ножками, которая катается на доске с колесиками и клянчит милостыню хриплым заунывным контральто. а еще есть старичок с большущей опухолью, свисающей на лицо, как водой надутый презерватив. мы с ребятами нашли, где бомжиха эта ночует, заткнули ей рот тряпицей и, затолкав в клетчатый баул, притащили на квартиру к сатрику (тот, естественно, жил один), потом мы его накормили конским возбудителем и солямбой и снимали на камеру как он смешно насильничает бомжиху. видео продали пиндосовским первертам, а деньги по чесноку разделили между актерами. дальше они попросились сниматься сами, выкупили нашу мыльницу первым кэшем и сейчас живут припеваючи, словно пара.
– однажды под утро возвращаюсь я с одной свингер-пати, – прогундосил поджарый мужчина заискивающим тоном, – иду и вижу – лежит посередь улицы Человек! ну откуда я знаю – вдруг это уловка хитрая, чтобы приманить лошка-доброхота, потом пером в ботичелло ему грознуть, «кошелек или жизнь! » гаркнуть в ухо с близкой дистанции для пущего псай эффекта. а даже если не так и я упавшему помогу, но он все равно уроется – меня же чувство вины загложет! коли же не умрет – не велика надбавка для восьмиллиардного человечества. он мне не сват, не брат, не одолжил у меня домкрат, не любимец детства – моряк синдбад, не тагор рабиндранат… короче, я превентивно его погладил электрошокером, свинтил лопатник да золотую цепку и ушел «ваше благородие, госпожа удача» насвистывая довольный.
– знаете, сколько голытьбы сраной с совковыми колымагами угробилось на моих дорогах! что такое по сравнению со мной ваш Атилла?! – рыкнул пьяно выглядящий пузач властной бизнесовой внешности.
– а я за сотню гринов любому жопу дрочу отростком язычка юрким и курсы веду про то как важно женщине научиться любить себя. в личной собственности имею двухэтажное домиё с бассейном и голубятней, четверых спиногрызов и мужа паиньку.
– а мне, когда я сидел, зашили в член восемь шариков, выточенных из зубной щетки. сейчас я хочу головку рассечь на четыре части, чтобы было как дум-дум пуля.
произносятся еще мириады суровых и бесчестных признаний, и неожиданно фонтан искр озаряет лица голубым заревом – в луже углей с ногами сведенными в позе лотоса и омелой на высоких лирообразных рогах восседает рыжий Цап с простодушным и самодовольным видом на мордочке – скорее дух природы, чем адское существо.
– чего ж вы от меня хотите за свою службу?
– счастья! – выкрикиваем мы хором. – счастья даром для всех людей! и пусть никто не уйдет обиженным!
Цап насмешливо блеет и хватается копытцами за бока
и вдруг он лопается, окатив нас пеной звезд, и мы ошарашенные в неловком натянутом ожидании висим на тетиве времени, мы молчим, и молчание наше – корни.
– ща на вертолете рванем катадза! – хриплым басом урчит пузач.
он звонит какому-то своему мажордому или кастеляну и спустя час винтокрылая машина с шумом опускается на полянку и все, кто не ушел, кто дождался поднимаются в черное утро над столицей занятой бодрым сном – туда вверх, откуда видна далекая неугомонно катящаяся заря, будто армия индийских слонов блещущих грозой бивней в наступлении на угодья азиатских фермеров.
а ведь у меня скоро выпуск (господи! ) и чем во взрослой жизни заниматься я совершенно не представляю.
Авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице.