статуя

и новые отношения рассосались, как карамелька, – мельком расстались, не огорошив огорчением друг дружку особо – отправились по делам своим восвояси  

– прости, но меня, правда, не интересует греческая скульптура…  

а чем еще можно интересоваться в безвоздухе современности? какие пальтишка сутей навешивать на тремпели лет в приемных покоях космоса?  

вот Стас открывает дверь, заходит в родную трешку и стоит она в тесном помещеньице кабинета среди книг и картин его – мраморная цыпочка  

– ну зачем ты такая, словно я отыскал тебя на заднем дворе в разбитом космическом челноке нежной зефирногрудой цивилизации! как мне сбежать от тебя к свежим человеческим девушкам, на которые я взираю, как на тени твоих теней, – люби меня или исчезни, только не мучь, могучая!  

но была статна и молчалива статуя, и сколько бы Стас не сетовал ей на свои проблемы, держалась она ровным арт-объектом, и ни одной звездочки людского, ни единой родинки несовершенства не загорелось – ни точечки не погасло в облике ее ослепительном.  

отношения двигались как птенцы за гусыней личности Станислава – была плодотворна личность на ласки инаго пола, но не складывалось ничто надолго, потому как жаждал дружище наш невиданного и небывалого (повторения), а от мечты отвлечься равно было уничтожению души живой в сером костре довольства  

тогда отправился Стас странствовать  

полярной крачкой землю вертел на миграционных маршрутов вертеле  

ежился на пляжах италии от обилия голых тел – острой лапшой раззадоривал настроение боевое – на пальмового вора крепил ловушки – товарняками по асашай катал  

но всюду следовала за ним упрямая, как судьба, статуя, и в апартаментах отелей первым делом он ее видел у панорамного окна созерцающей нити города (кто там из авторов сравнивал город с затягивающимся неводом кошельковым, где все мы лишь сельдь трепещущая? а еще классное кинцо про ядерную войну есть, «нити» называется), куда бы не забирался на любой вершине она ему заслоняла вид, молил Стас ее о свободе, но была древняя нимфа неотвязна и прозорлива, касательно его замыслов путешествий  

а с нормальными девушками он сам от уныли и зацикленности на раз увиденном совершенстве погашал очаги ухаживания или не везло ему попросту в облике ловеласа  

– пляши-ка, тузик, отсюда, печаль, мочаль!  

– печаль – отчаль. я тобой хочу иметь наполнение.  

раз хочет Стася, так ему – хуй!  

так – хуй, тик – суй, так – хуй, тик – суй: неизменно на нечетных числах ставали часы знакомств и совсем уже изъярился разуверился Станислав  

– глядите, черти, как судьбы скучный всадник коня меня своевольного обуздывает! – возопил он на площади тяньаньмэнь.  

просторный рот площади тяньаньмэнь, где туристы были зубами, дунул душным ветром молчания, и озадаченный подошел милиционер-китаец.  

остальное было у Стаса здорово, но одиночество, как иголка, в стоге гордости беспокоила  

иголка гордости в стоге молодости его  

молодости иголка в беззаботности безнадежности зрелых лет  

решил Стас на все забить по-хорошему – ждешь тоже до черты, значит – податься на родную сторону он поддался стремлению – взял такси от аэропорта – дверь за собой захлопнул – и лизан мраморным холодным вниманием уселся на подоконник подле фарфоровой вазы в японском стиле  

–------------  

галька иномарок мокла под каштанов листвы лесами  

и был дождик, как колосок.  

– здравствуй, сердца моего сердце! я явилась ногами к тебе нагая.  

– привет, – усталый Стас не повел и бровью. – получается, мы теперь вместе будем? но как же наша разница в возрасте: тебе 2000, а мне 20?  

– зато спокойно, лампово. помнишь, в «сумерках» героям разница в возрасте не мешала да и выхода нет у тебя, дурашка. чем займемся?  

– знаешь, я всегда мечтал о чем-то внешне чисто бытовом, но при этом полным скрытого эротизма. например, спины чесать друг дружке. о мерзком до сокровенности я мечтаю. глянем «меланхолию ангелов»? а еще мне всегда хотелось вместе с любимой замучить благообразного дегенерата какогонить.  

– с чего мы начнем отношения, дорогой?  

– вначале первой пойдем дорогой.