О врагах

-Значит, решение единогласно принимаем, – его высочество принц Габриэль кивнул, подтверждая свое согласие. – Тогда, господа-советники, остается три вопроса.  

Зал совета был неуютным. То ли дело было в серых каменных стенах, на которых отсутствовали любые гобелены у крашения и узких окнах, то ли в том, что здесь всегда было холоднее, чем в любой части замка, а может и в том, что на всех заседаниях появлялся сам принц Габриэль.  

В его появлении не всегда была нужда. Но он приходил, даже когда обсуждались деяния мелкого масштаба, проекты, которые по результатам голосований представлялись или не представлялись принцу, но он приходил. Ему нужно было знать все – в этом была его натура. И именно его присутствие давило на многих советников куда сильнее, чем узкие окна, каменные стены и непривычный холод. Принц славился тем, что мог в любое мгновение хлестануть гневом по какому-нибудь неудачливому советнику, а в следующее же мгновение прийти в веселое расположение духа и улыбнуться с покровительственной милосердностью тому, кого еще меньше двух минут назад загнал в ловушку.  

Особенно страдали от присутствия принца три советника: казначей Альбер, глава торговой гильдии – Голиард и верховный жрец – Кенот. У последнего и вовсе были самые дурные отношения с принцем – Габриэль демонстративно не позволял ни жрецам, ни богам своей земли вставать на пути политики.  

Именно эта троица чаще всех и становилась жертвой внезапного изменения настроения принца. Другие же попадали редко или не попадали вовсе. Как не попадал, например, единственный друг принца Габриэля, знавший его еще совсем ребенком – граф Регар.  

Вот уж кто веселился от души, наблюдая за нервностью советников, но члены совета знали, что даже близкая дружба с принцем не делает Регара неприкосновенным, разница была в том, что Габриэль предпочитал устраивать ему выволочку один на один.  

–Три вопроса? – нахмурился Кенот. Он был зол. Сегодня принц начал с него, а вернее – с его людей, которые попытались вмешаться в судебный процесс и требовали отдать виновника на суд жрецов и бога. Габриэль не позволил, заявив, что правосудие его едино и нерушимо, а за оскорбление богов отвечать все равно после смерти.  

–Три, – подтвердил довольный Регар, еще утром получивший записку о том, что после заседания принц ожидает его в своем кабинете, и Регар прекрасно чувствовал, что не за похвалой он пойдет. – Это после двух, но до четырех.  

Кенот метнул в него убийственный взгляд. Регар не мог плевать на жрецов так, как делал это принц Габриэль и от того мысленно извинился перед богами за оскорбление их жреца. Но остановиться уже не мог – это значило бы многое потерять в глазах принца, а какая разница, что там за пределом смерти, если на земле придется доживать в презрении власти?!  

–Полагаю, уважаемый жрец Кенот хотел сказать, что осталось два неразрешенных вопроса из представленных, – вмешался с привычной вкрадчивостью казначей Альбер. Сегодня ему не досталось гневливой насмешки принца и он, пришел в удивительное и счастливое расположение духа. Своим же заступничеством казначей нарочно задел жреца, показывая ему насмешливое превосходство.  

Кенот и на него метнул такой же убийственный взгляд. Регар хотел прокомментировать и это, но принц не позволил, промолвив:  

–Вопросов больше, чем три. Они постоянны. Я говорю о трех самых важных на сегодняшний день. Первый вопрос – вопрос о недостаче налога с юга.  

На лицо Альбера приятно было посмотреть. Он вообразил себе, что гроза сегодняшнего заседания уже прошла над его головою, но… юг был болезненным местом. Словно весь мятеж поселился именно там, все несчастия спадали именно на ту землю. От засухи до мора скота, от лихорадки, до появления восстаний. И вот сейчас казна действительно не досчитывалась очень много монет из-за того, что юг не мог выплатить весь установленный налог: в край пришла засуха, и это отразилось на многом течении жизни.  

–Я вас слушаю, – Габриэль ласково улыбнулся своему казначею. – Что вы скажете по этому вопросу?  

Альбер, не чувствуя ног, поднялся. Стараясь не замечать насмешливой улыбки Кенота, промолвил:  

–Ну…юг голодает.  

–Очаровательное замечание! Мы как-то догадались, – буркнул Регар.  

–Мы можем собрать налог с юга силой! – полыхнул военный министр и тут же заслужил издевательский вопрос от Голиарда – главы торговой гильдии:  

–И что мы будем делать с ними зимой? Ваше высочество, мое мнение таково – нельзя собирать с юга налог, который разорит его. Этот год неудачный, но будет хуже, если…  

–И без тебя понятно, – отмахнулся принц. – К тому же, я задавал вопрос казначею, Голиард.  

Голиард, несдержанный и вспыльчивый по натуре своей, прикусил язык и сделал вид, что его нет за столом совета. Вышло неубедительно, но другие советники притворились, что не замечают его.  

–Тогда соберем больше с севера! – военный министр не унимался. Уязвленный, решил отыграть свои позиции.  

–Что за идиот! – тут не выдержал уже Регар. – Кто тебя вообще допустил до этого зала?  

–Север поднимет восстание тотчас, – объяснил Кенот, возвращая свое унижение Альберу.  

–Я полагаю, что надо ввести один налог на всю нашу территорию, – вступил принц Габриэль. – Мы каждый сезон бьемся с одним и тем же, решая, кто и сколько должен платить, высчитывая, кто больше пострадал: юг от засухи или восток от наводнений.  

–Но, ваше высочество…это будет минимальный налог, – Альбер спохватился слишком поздно. Он уже видел над собою ярость принца, но тот повел себя неожиданно мирно и кивнул:  

–Да, это будет минимальный налог. Все, что будет выше – пойдет дополнительно в казну. И будет рассчитываться отдельно.  

–Кем…-казначей не мог понять, миновала ли над его головою гроза и тихо серел на глазах, предчувствуя для себя огромную головную боль в попытке найти для всех частей земли одну сумму.  

–Ну давайте-ка, угадаем! – издевательски предложил Регар и принц не подумал даже одернуть своего друга, лишь снисходительно усмехнулся. – Тут у нас есть военный министр, торговец, жрец, его высочество, я…  

–Я понял, – поспешил сообщить Альбер. – Это моя задача.  

–Второй вопрос, – продолжил Габриэль, – это угроза с западной границы.  

Все притихли,. Запад был еще одной крупной проблемой. За пределом правления Габриэля начинались земли почти дикие, где обитало множество разрозненных герцогов, графов, баронов и купцов – разрозненных, мелких, и по отдельности не представляющих угрозу. Но раз в год-полтора кто-то вдруг оказывался ловчее других и заключал союзничества. И все эти десятки мелких земель становились по-настоящему грозной силой, и начинали, контролируя многие переправы и торговые пути, диктовать свои условия, а то и грабить ближайшие деревни и рынки.  

Такие союзы долго не держались. Всегда находился кто-то, кто начинал жадничать и распадались эти объединения по мелким графствам, герцогствам… и тогда принц Габриэль мог припомнить всем этим мелким вредителям свои обиды, но только не очень сильно – земли эти находились под покровительством его старшего брата, который боялся, наверное, усиление Габриэля и одобрял разрушения на его земле и в его торговле.  

–Ну, – тут вступил Регар, – я думал о том, чтобы переманить на сторону нашей земли особенно мятежных и особенно древних представителей…  

–Не пошли? – тихо спросил Габриэль, не глядя на друга.  

–Не пошли. Честь, – фыркнул Регар. – Но это ничего! попомни мое слово, совет! Я заблокирую им часть торгового пути следующей весной.  

–И убытки, – скривился Голиард.  

–И что…- передразнил Регар. – Два месяца затянем пояса, а потом все эти графы и герцоги обратно прибегут.  

–А если не прибегут? – поинтересовался Голиард. – Что будет. Если…  

–А если мы тебе голову отрубим? – Регар знал, что это вопрос уже решенный. Вчера Габриэль сам велел ему выступить с этим решением, так, чтобы исходило оно именно не от принца, который не должен идти против брата, а от людей, от окружения. Габриэль очень заботился об истории.  

Голиард задохнулся в страхе и возмущении.  

–и третий вопрос. Самый худший, – Габриэль говорил спокойнее прежнего и это значило, что он в крепком раздумии и именно этот вопрос занимает его больше других.  

–-Майрон? – обреченно вздохнули с нескольких мест.  

Майрон был худшей угрозой из всех возможных. Этот человек – бунтовщик, мятежник, любимец крестьян, вечный беглец от правосудия, смутьян и авантюрист был проблемой еще отца Габриэля. Правда, тогда Майрон был еще очень молод и отличался не сколько смутой, сколько авантюрами, грабежами, энергичной деятельностью во всяческих вредительствах и наглом шулерстве…  

Имя Майрона стало близко к значению преступника самого неуловимого за счет того, что народ не знал, как думать о нем: то его почитали за великого освободителя, то за злодея. Он и сам будто бы не знал, кто он есть и творил и вытворял лишь для того, чтобы понять, на какой стороне его душа.  

Кто начал третье восстание на юге из-за засухи? Кто участвовал в строительстве храма жрецов в далекой западной деревушке, чье название даже принцу Габриэлю было лишь смутно знакомым? Кто разграбил дом купца Озерного Края? Кто сочинил оскорбительную балладу про жреца Кенота? Кто пародировал принца Габриэля в бродячем театре? Кто подбил ремесленников к забастовке, пока им не повысят государственное жалование?  

Этих «кто» скопилось слишком много, но ответ был один – Майрон. Ненавидимый народом. Обожаемый толпой. Ему находился приют. Ему находилось укрытие. Его любили, его ненавидели. Никто не знал, как к нему относиться.  

–Что на этот раз? – обреченно спросил Кенот, не отошедший еще от оскорбительной баллады, которая была написана в его честь и каким-то чудом просочилась с улиц прямо в коридоры замка.  

–оскорбил честь барона Боде, выиграв у него четыре тысячи золотых монет, – донес Регар и заметил, как поморщился принц Габриэль.  

Кто-то присвистнул.  

–Выиграл – это не украл! – назидательно заметил Голиард.  

–Он мухлевал и жульничал. Все это знают!  

–Все, включая барона Боде? – улыбнулся Кенот. – Тем не менее, почтенный барон сел играть с этим человеком, хотя должен был сообщить о нем страже.  

–Говорит, что не узнал, – сообщил Регар. – Барон заключен в темницу до проведения суда, но…  

–Суд один – суд богов! – Кенот поднял руку, его голос возвысился над столом грешных земных советников.  

–Закройте рот, жрец! – попросил Регар. – От вас тошно.  

А мысленно снова попросил у богов прощения за оскорбление их голоса на земле.  

–Барон не желает платить, заявляет, что был обманут Майроном и не знал, что это он, – обозначил ситуацию Голиард. – По-моему, нам нельзя вмешиваться.  

–Это скандал, – возразил Габриэль. – Это скандал перед всеми знатными фамилиями. Мы должны защищать честь…  

–За своей честью пусть следят!  

–Еще чего…  

–Я хочу, – прервал поток возмущения Габриэль, – чтобы усилили все дозоры и назначили награду за поимку живым или мертвым Майрона.  

***  

–Знаешь, что я тебе скажу, – начал Регар часом позже в кабинете принца, получив и свою выволочку, – такой человек, как ты, легко бы поймал Майрона и повесил.  

–О чем ты говоришь? – Габриэль воззрился на друга с удивлением, и на какое-то мгновение Регар даже усомнился уже в своих выводах, но тут заметил, что уголки губ принца чуть дрожат, как будто бы он с трудом сдерживает улыбку и в негодовании ударил ладонью по столу:  

–Плут!  

–Ну…- Принц скривился, – как грубо!  

–Плут и есть! – Регар отпил из своего кубка терпкого вина, и спросил прямо, – почему Майрон еще не пойман? Не говори, что ты не можешь…  

–Я не всемогущ, – Габриэль развел руками.  

–Не хочешь сказать открыто и честно? – обиделся Регар. – Не доверяешь мне?  

Габриэль посерьезнел:  

–Ты единственный, кому я доверяю. Ну что же, если тебе так важно знать, изволь! Я скажу. Майрон нужен нам.  

–Зачем?  

–Очень просто, – принц налил и себе вина, и принялся таким тоном, каким обычно он пересказывал уроки своим наставникам, принялся объяснять. – Народ всегда нуждается в том, чтобы ненавидеть кого-то. А лучше многих.  

–Что? – Регар обычно терялся где-то в первой трети или половине от объяснения Габриэля, но тут растерялся сразу.  

–А то…- Габриэль пожал плечами, – это факт. Засуха, пограничные враги – это все хорошо. Народ никогда не бывает счастлив, да и я не думаю, что должен… счастье расхолаживает, счастье заставляет лениться, а изобилие – деградировать.  

–Какого…  

–И, – прервал друга принц, – народ не должен быть доволен властью. Однако, власть должна это недовольство…контролировать.  

Пытаясь подобрать нужное слово, Габриэль пощелкал пальцами. У Регара перехватило дыхание.  

–Лучше Майрон, чем непонятный и рьяный враг, пришедший из народа. Фанатик. Лучше пусть этот самый народ думает, что власть, стоящая над ним, тоже может быть человечна. Она может ошибаться и бояться.  

–Ты хочешь сказать, что это та причина, по которой Майрона на свободе? – Регар попытался разобраться в своих чувствах и понял, что не может. Он затряс головою, разгоняя вязкие мысли. – Подожди…подожди! Но если Майрона ты контролируешь, где гарантия того, что не появится, вдохновившись им, такой же фанатик из народа и не соберет уже реальную опасность в руках своих?  

–Вот! – Габриэль снова щелкнул пальцами и даже поощрительно улыбнулся. – Вот оно! Поэтому Майрон и противоречив. Он совершает то злодеяния, то благодетель, то заступается, то падает в глазах народа. Народ меняет свое мнение, народ видит, что и эта власть, эта…оппозиция, этот враг, если хочешь – не идеален. И потому остается покорен.  

Регар молча добил из своего кубка. Что-то перевернулось в его желудке и показалось ему каменным.  

Габриэль, кажется, даже обиделся, не получив восхищенной реакции друга:  

–Ты бы хоть слово сказал!  

–Ты обманываешь народ, – покачал головою Регар. – Ты даешь ему иллюзию свободы, выбора…  

–Нет, я берегу его от кровопролития, – не согласился принц. – Всегда будут те, кто недовольны. Надо их контролировать, пока это возможно, а то недалеко до восстания. И если создать иллюзию борьбы, поединка… создать врага, а потом уронить его, перед этим позволив народу разочароваться в своем кумире – это настоящая цепь. Это настоящее спасение.  

–Я не знаю, что сказать, – честно признался Регар. – Это для меня как-то…слишком заумно. Я допускаю, что политика – это не мое, что я много не понимаю, и что в игрищах трона и власти нет справедливости. Да, я допускаю все это, но мой разум человеческий. И мне почему-то горько. Горько от того, что даже враг и не враг…ты опасаешься своего же народа!  

–Не его, а за него. – поправил принц. – И да, враг…есть деяния, призвать на которые принц не может без возмущений. Осенью, помнишь, на нас напали с запада? Так вот – Майрон организовал крестьян на борьбу с захватчиком. Так вышло быстрее и лучше.  

–А потом он пал…- вдруг осенило Регара. – Потом была баллада о Кеноте!  

–Не удержался, – Габриэль виновато улыбнулся.  

Регар помолчал еще, пытаясь понять, что именно не дает ему во всем этом покоя больше.  

–Получается, ты знаешь, кто такой Майрон? Знаешь, как он точно выглядит и все такое?  

–Ох, Регар! – Габриэль не удержался от смешка. – Ну где же твоя логика? Разве может один человек одновременно успевать и восставать и жульничать, а между делом сочинять оскорбительные баллады?  

–Он не один? – Регар почему-то осип. – Он вообще существует?  

–Пусть бы и так, – пожал плечами принц. – Много-много Майронов. В разных частях нашей земли. Много-много дел… вот она, неуловимость. Вот она, любовь и вот она – ненависть народа. Никто его не знает точно, но каждый думает, что знает. Поэтому Боде и обманулся… но это даже на руку. Давно этот Боде мешался под ногами.  

–Я хочу подать в отставку, – вдруг твердо промолвил Регар. Габриэль взглянул на него с изумлением:  

–Неужели тебе это так важно? Какой-то…  

–Дело не в нем. Дело в том, что ты манипулируешь народом!  

–Берегу его, Регар! Берегу…  

–Политика… – с презрением фыркнул Регар и поднялся из кресла, – я далек от нее. Я отбываю.  

–Пожалуйста, – смиренно разрешил Габриэль, но глаза его полыхнули нехорошим блеском.  

***  

–Я скорблю вместе с тобой, мой принц, – Кенот положил правую руку на плечо Габриэля, облаченного в траурные одежды. – граф Регар был почтенным советником и другом нашей земли…  

–Майрон заплатит за это! – полыхнул военный министр. – Мы казним его! Мы покажем, как это…убивать тех, кто служит народу.  

–Благодарю вас, господа…- Габриэль сердечно прижал руки к сердцу. – Регар был моим лучшим другом и самым близким человеком. Проклятый враг – Майрон отнял у меня этого человека и отнял у народа своего защитника.  

–Наверное, он решил, что это какой-то купец и напал на его карету, – предположил Голиард. – Но мы объединимся против него.  

–Благодарю, – промолвил принц, – ваша преданность не знает границ!  

«Настоящий правитель! – с ужасным восхищением подумал Кенот. – Даже в такой момент держит себя достойно. Не выдает скорби, что живет в нем. Проклятый Майрон! Я отлучу его прилюдно от всяческих чертогов божьих, я призову народ восстать против него! »  

«В конце концов, каждой войне нужна священная жертва, вокруг которой нужно объединиться. Регар был хорошим другом и никогда не отказывал в служении своему принцу и эту службу я ему не забуду…» – подумалось Габриэлю, но он заставил себя скорбно вздохнуть и обратился к совету:  

–На повестке дня три вопроса…