Аномалия (часть 3)

– Васька!!! Васька, ёб твою мать!!! Открывай, говорю, сейчас же!!! – гневно кричала Ольга Никитична, колотя в закрытую изнутри дверь сарая.  

– Не могу я открыть, Оля! Никак не могу! – робко отвечал Василий Васильевич супруге, находясь в глубине помещения и не подходя к сотрясающейся от ударов двери.  

– Это почему не можешь?! Стервец!!! Нажрался своего вонючего самогона, да так, что даже и раком до двери доползти не можешь, чтобы задвижку открыть?! А ну, открывай немедленно!!!  

– Ничего я не нажирался! – обиженно говорил супруг, изображая в голосе страдания вселенского масштаба. – Заболел я… Очень заразной болезнью захворал… Вот и не могу открыть, чтобы тебя не заразить..  

– Что?! Заразной болезнью?! – ещё пуще вскипела разгневанная женщина. – Это с каких это, блядь, пор, твоё бессовестное хроническое синячество стало заразной болезнью?! А?! Я последний раз по-хорошему тебе говорю, открывай!!! А не то, сейчас позвоню Гриньке, племяннику твоему, чтобы он приехал и сломал дверь! Ты меня слышишь, бесстыжая твоя опитая рожа?!  

– Вот ведь, глупая-то баба…, – ещё более жалобным голосом, едва не пуская слезу, возражал мужчина. – Ладно, что тебе себя не жалко, дура ты старая, так ты хоть о Григории-то подумай… Приедет он, сломает дверь, зайдёт сюда и тоже заразится от меня… И помрёт… А ведь он – парень молодой… Жениться собирается. Даром ли, свою Галку уже который месяц по всем сеновалам тискает? Поди, уже дотискался до того, что и ребятёнка ей заделал… И на чьей тогда совести будет смерть отца-кормильца ещё не родившегося малыша?!  

– Нет, ну точно! Допился! До ручки допился! Такую хуйню нести! Тьфу на тебя, окаянное отродье!!! – воскликнула женщина, топнула ногой, развернулась и быстро удалилась прочь.  

Василий Васильевич осторожно подошёл к двери и посмотрел в щель между досками. Ольга Никитична скрылась в доме, громко хлопнув перед этим входной дверью. Мужчина опять ушёл вглубь сарая, присел на лавку, тяжело вздохнул и глубоко задумался…  

А задуматься-то было о чём. Ведь ситуация, в которой он оказался, была даже не то, чтобы не простой, а прямо-таки катастрофической…  

Часа через два чрезвычайно напряжённых, но абсолютно безрезультатных раздумий, Василий Васильевич услышал приближающиеся шаги. Это снова была Ольга Никитична. Женщина осторожно шла по тропинке, от дома к сараю, неся в руках пластиковый поднос, на котором стояло нечто, заботливо накрытое большим, белым кухонным полотенчиком. Супруг, находящийся в добровольном заточении, насторожился…  

– Васенька… Вась! – ласково сказала жена, дойдя до закрытой двери.  

– Чего? – осторожно ответил Василий Васильевич.  

– Что же ты, мой ненаглядный, сидишь там совсем голодный, – с придыханием защебетала женщина. – А я вот, супчик сварила гороховый… На копчёных, мясных свиных рёбрышках. Густой, да наваристый! Как ты любишь, Васенька! И пирожков с капусткой напекла… Да молочка свежего у соседки взяла… Смотри, какая вкуснятина!  

Ольга Никитична откинула полотенце с подноса, обнажив изысканные яства.  

– Ой, Олюшка! Какая же ты у меня умничка! – отвечал Василий Васильевич, продолжая изображать безграничные страдания. – Кормилица моя! Красавица ты моя заботливая!  

– Покушай, мой хороший… А коли и впрямь занемог, так хочешь, я тебя хоть с ложечки супчиком покормлю… Хочешь, Василёчек ты мой родной?  

– Конечно покушаю, милая! Так хочется перед смертью супчику твоего душевного, да пирожочков воздушных… Сразу слюньки и потекли… Ты же знаешь, солнышко, что я души не чаю в твоей стряпне…  

– Да что же ты такое говоришь-то, любимый ты мой…? О какой смерти? Господь с тобой, Васенька! Если приболел, так я же тебе лучших врачей сыщу, чтобы вылечили…  

– Ой, и не знаю, Оленька… Не знаю… Не надо врачей… Да и ты тут не ходила бы, лебёдушка моя сладкая… Поднос с кушаньями оставь и ступай, с богом, в дом… Чтобы, упаси господь, не заразиться тебе от меня…  

Надо отметить, что сытная домашняя трапеза пошла Василию Васильевичу на пользу. Его мозг начал интенсивно работать и уже буквально минут через пятнадцать, после окончания приёма пищи, в голове мужчины родилась идея. Нельзя сказать, что это было решением возникшей проблемы, но, во всяком случае, появилась хоть какая-то надежда. Он взял в руки свой старый, кнопочный мобильный телефон, порылся в контактах и набрал номер Николая Степановича…  

– Привет, Василич! – радостно сказал Степаныч, подняв трубку. – Как жизнь молодая?  

– Здравствуй, Коля… Всё очень хуёво, Коля… Очень…  

– Что случилось?!  

– Да просто пиздец, Степаныч… И обратиться-то мне, кроме вас с Митричем, не к кому…  

– Ты можешь объяснить, что произошло?  

– Не телефонный это разговор, Коля. Вы сможете приехать? Прямо сейчас…  

– Здравствуй, Вася, посравши… Давно не видавши…, – машинально ответил известной присказкой Николай Степанович, округлив глаза.  

– Очень прошу…  

– Ладно, Василич… Погоди… Мы сейчас тут с Митричем покумекаем, и я перезвоню…  

Экстренное совещание Николая Степановича и Алексея Дмитриевича плавно переросло в семейный совет расширенного состава с участием их жён. Да оно и понятно, ведь организовать столь неожиданную и попахивающую откровеннейшим авантюризмом поездку, без одобрения оной женской половиной, было бы практически невозможно.  

Надо отдать должное дамам, которые отнеслись ко всему с пониманием. В результате, уже через час Алексей Дмитриевич и Николай Степанович сели в машину и стремительно выдвинулись на дачу. Перед выездом, они позвонили Василию Васильевичу. Тот очень обрадовался, что друзья уже едут на помощь, однако, обратился к ним с ещё одной, не менее странной просьбой. Перед тем, как заходить в дом, или на участок уважаемого аборигена, Митрич и Степаныч должны были обязательно одеть медицинские маски…  

На дачу прибыли уже ближе к вечеру и сразу же отправились к Василию Васильевичу. Мужчин встретила очень взволнованная Ольга Никитична. А когда женщина увидела, что Николай Степанович и Алексей Дмитриевич, приняв необыкновенно серьёзный вид, одели медицинские маски, то и вовсе побледнела…  

Супруга Василия Васильевича проводила гостей до сарая, в котором скрывался её благоверный, и деликатно удалилась. Убедившись, что жена ушла в дом, добровольный затворник осторожно открыл дверь и впустил друзей в своё убежище.  

Абориген выглядел в своём репертуаре: всё те же затёртые на нет джинсы, та же фланелевая рубашка в клеточку, та же фуфайка с большими заплатками на обоих локтях и даже те же резиновые сапоги, с глубоким протектором. Но при этом, не было ни носа с сизыми прожилками, ни желтоватого оттенка белков глаз и кожного покрова, ни одутловатого от бесконечного пьянства лица, ни седой щетины. Вернее, щетина всё же была, но не седого, а почти чёрного цвета. И вообще, Василий Васильевич выглядел точно так же, как и минувшей весной, когда они все вместе пили его волшебный, омолаживающий лет на сорок, самогон. Увидев такую картину, Николай Степанович и Алексей Дмитриевич переглянулись.  

– Василич, я смотрю, ты никак не угомонишься со своими антинаучно-алкогольными экспериментами! – сказал Степаныч, внимательно рассмотрев доброго мОлодца.  

– Да какие там, на хуй, эксперименты, Коля…, – сокрушённо качая головой отвечал Вась Вась. – Ты разве не видишь, что произошло?  

– А что, собственно, произошло? – полюбопытствовал Митрич. – То же самое, что и по весне, когда мы все вместе выпили твоего чудо самогона и, на какое-то время, стали лет на сорок моложе. И зачем только ты нас со Степанычем всколдоёбил по этому поводу, и мы неслись сюда на машине, как ужаленные в жопу…? Ты же прекрасно знал об этом аномальном эффекте.  

– Знал-то знал, – кивнул Василич. – Но вот, ты правильно сказал, Лёша… На какое-то время! И только тёмное время суток! А я… Я уже вторые сутки в таком виде пребываю… Понимаешь? Хуйня какая-то произошла… Не исчезает этот эффект с первыми лучами солнца… И ничего сделать нельзя…  

– Ни хуя себе! – с чувством воскликнул Степаныч.  

– Вот тебе и ни хуя, Коля… Представь, я же теперь никому, кроме вас, и на глаза показаться не могу… Даже бабе своей… Даже она меня не признАет, выглядящим на сорок-то лет моложе… Я уже не говорю обо всех остальных… А что будет, если я со своим паспортом, да в таком-то виде, приду на почту пенсию получать? Представляете?! Мне же скажут, мол, иди на хуй отсюда, щенок! Пенсия полагается уважаемому Василию Васильевичу, а не такому молокососу, как ты, которому до этой самой пенсии, как до Луны раком! А как же я без пенсии жить-то буду? На что? Да и вообще, что же мне теперь, всю жизнь вот так прятаться в сарае, прикинувшись заразным больным, чтобы меня никто не видел…? Тогда уж, лучше сразу в петлю….  

Моложавый Василий Васильевич замолк… Он присел на скамеечку, стоЯщую в сарае, обхватил голову руками и из его глаз покатились крупные горькие слёзы…  

– Ладно тебе, Вась… Не раскисай! – сказал Степаныч и похлопал его по плечу.  

– И правда, Василич! – поддержал товарища Митрич. – Не ссы, что-нибудь обязательно придумаем…  

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ