Как это было

Олег Вайнтрауб  

КАК ЭТО БЫЛО  

(повесть продолжение)  

По возвращению из столовой строй распустили наводить порядок в казарме, а всех нарушителей собрал командир роты в ленинской комнате для индивидуальной беседы. После этого было общее комсомольское собрание. В проходе поставили табуретки, перед ними поставили стол, небольшую трибуну, и собрание началось. Три года партийно-политического воспитания сделали свое дело. Курсанты научились ориентироваться в обстановке. Они уже четко знали где, что и когда нужно говорить. Один за другим поднимались ребята за трибуну и гневно клеймили своих провинившихся товарищей, не забывая и самокритику: я, мол, тоже виноват, что не уберег товарища от недостойного поступка. Провинившиеся каялись и обещали, что до конца учебы никогда этого больше не повторится. Друзья готовы были взять их на поруки, заявляя, что «удержат товарищей от дурных поступков».  

На душе у командира потеплело. Коллектив, в основном, здоровый, только было несколько «заблудившихся овечек», которые нарушили дисциплину. Ребята сами их исправят. Ротный выступил последним. Он подвел итоги собрания и разрешил увольнение, но только строго 25%, как это было положено раньше. Теперь никакие отличники в расчет не принимались.  

Конечно, в рапорте наверх из списка нарушителей, составленных Вотриным, осталась только небольшая его часть. Но командир отыгрался за такую «пакость» и на командире взвода. За его помощника сержанта Тимошенко ему задержали присвоение звания старшего лейтенанта.  

Начали составлять списки увольняемых. Из 123-го классного отделения могли отпустить только 7 человек, по три с каждого строевого отделения и еще одного. Командиры бросили жребий. Достался он второму отделению. Из моего отделения отпускали только трех. Так как у меня прошлое увольнение было до девяти утра, я в это число не попал.  

Жидкий строй счастливчиков построился перед выходом в город. Командир роты лично осмотрел строй. Выгнал несколько человек за недостаточно чистые подворотнички, или плохо начищенные сапоги или пуговицы.  

С грустью в глазах проводили оставшиеся в казарме тех, кому улыбнулась удача. А мне так хотелось встретиться со своей новой знакомой, но не получалось. Сегодня свидание срывалось. Больше всего меня тревожило то, что я оказался обманщиком: пообещал придти и не пришел. Бродя по казарме, я заметил, как в канцелярию роты по одному стали нырять курсанты, и, выйдя оттуда, быстро собираться и покидать казарму. К кому-то приехали родители, кто-то жил в Харькове, кому-то срочно нужно было позвонить домой родителям. Все находили какую-то уважительную причину, и добрый командир их отпускал. А мне, как назло, никакой уважительной причины придумать не удавалось. Тогда я решил пойти на хитрость. Через несколько минут и я уже стучал дверь канцелярии роты.  

– Войдите.  

– Товарищ майор, разрешите обратиться.  

– Обращайтесь.  

– Товарищ майор, мне сегодня очень нужно быть в городе. Не хочу врать, никаких уважительных причин у меня нет. Просто обещал девушке, что приду. Не хотелось оказаться лжецом.  

Командир на минутку задумался. По мнению курсантов, он был большим женоненавистником. Очевидно, они его «достали» еще тогда, когда во время войны он командовал учебной женской ротой связисток. Он терпеть не мог, когда курсанты связывались с женщинами или девушками. Но в то же время его подкупила прямота и честность курсанта.  

– Вчера присутствовал при этом безобразии?  

– Никак нет, я вернулся около трех часов и ничего не знал до самого подъема.  

– Так … Праздник где вчера встречал?  

– В компании знакомых студентов.  

– Выпивал? Только честно. Как на духу.  

– Так точно, стакан вина за весь вечер. Но это было еще до 6 часов. Все успело уже выветриться.  

Ротный внимательно посмотрел на меня. Я стоял по стойке смирно и преданными глазами смотрел на командира.  

– Скажи старшине, чтобы записал тебя в книгу увольняемых до вечерней поверки. И не опаздывать!  

– Благодарю вас, товарищ майор. Разрешите идти?  

– Идите.  

Через час я был уже у Тамары. Пришлось на ходу придумать какую-то незначительную причину, чтобы оправдать свое опоздание. В этот вечер мы вместе сходили в кино, и я там впервые взял ее за руку. Девушка руку не отняла, и отвечала на мои поглаживания и пожатия.  

После праздников было несколько рабочих дней, и, наконец, наступили последние выходные дни перед стажировкой. Все курсанты спешили завершить свои дела в городе перед отъездом. И вдруг в воскресенье командир роты решил заполнить пробел в спортивной работе роты. Нужно было сдать нормы по кроссу на 1000 м. Всем хотелось сразу же после завтрака отправиться в город, а теперь нужно было еще бежать этот кросс, потеть, тратить силы. Но приказ есть приказ.  

Роздали всем личные знаки. Это такие металлические пластинки с номером войсковой части, роты и личным номером, присвоенному курсанту на весь период обучения. Этот личный знак на финише нужно было бросить в ящик. По истечению определенного времени эти ящики менялись, и по ним можно было определить, кто уложился в норму, а кто нет.  

Маршрут кросса пролегал по территории училища. На поворотных пунктах стояли командиры взводов, а на самом дальнем пункте стоял старшина. Они наблюдали за тем, чтобы бегущие не «срезали» дистанцию. Стартовали классными отделениями. Напрягаться никому не хотелось. Бежали строем, в ногу, словно на зарядке. Естественно, никто норму не выполнил. Ротный остался недоволен. Тогда он сказал:  

– Ну, так, немножко размялись? Теперь отдохнули и побежали снова. Кто выполнит норму, тот пойдет в увольнение.  

Во время следующего забега ребят словно подменили. Теперь все мчались сколько было сил. На этот раз на поворотных точках контролеров почему-то не оказалось, поэтому бегущие срезали углы, как только могли. Ориентировались по Сорокину. У него был первый разряд по бегу. Его обгонять было нельзя – не поверят.  

Летит по последней прямой Сорокин. За ним несется толпа. Из кустов вываливаются все новые и новые участники бега, и грохоча сапогами, вся эта масса несется к финишу. В ящик дождем летят личные знаки. Норму второго разряда выполнили 95% роты. Довольные командиры уходят в канцелярию оформлять протокол соревнований. Ребята переводят дыхание и идут готовиться в увольнение.  

Я отправился к Тамаре. Свидание их было коротким. Она готовилась к сессии, и идти гулять отказалась. Я ей сказал, что уезжаю на стажировку почти на три месяца, и пообещал писать ей почти ежедневно.  

Назначен день отъезда. 18 мая 12-я рота должна покинуть училище. На стажировку отправлялись классными отделениями. Руководителем 123-го классного отделения был назначен капитан Каменецкий, инструктор практического обучения цикла «РОС» (радиооборудование самолетов). Курсанты отделения были немного удивлены этим выбором командования. Капитан был человеком мягким, спокойным, как большинство полных людей. Он практически никогда не имел подчиненных. Как он сумеет справиться с этой оравой выпускников, так хорошо усвоивших за три года учебы все приемы и уловки, как обводить вокруг пальца начальство? Но этот вопрос пусть больше беспокоил командование училище, а ребята были только довольны таким выбором.  

Собран нехитрый курсантский скарб, чемоданы погружены на грузовик. После завтрака отделение строем отправляется на вокзал. Билеты уже заказаны, время отъезда определено. Ребята весело шагают по улицам Харькова, прощаясь с ним почти на два с половиной месяца. На вокзал прибыли за полчаса до отправления поезда. Дружно разобрали свои вещи и погрузились в общий вагон поезда Харьков – Киев. Им предстояло ехать в город Прилуки Черниговской области. Прямого поезда до Прилук не было, и им предстояла пересадка на станции Гребенка.  

Как ни старался капитан Каменецкий, разместить всех 28 человек рядом в вагоне, ему это не удалось. Курсанты разбрелись по всему вагону. Они знакомились с девушками, болтали с ними, высовывались из открытых окон до пояса. Одним словом, вели себя, как школьники младших классов на экскурсии. Но все это были еще только цветики, ягодки были еще впереди.  

Майский день был жарким, в вагоне было душно, хотелось пить. Кипяченая вода в бачке у проводников жажды не утоляла. Ребята решили сложиться, и на следующей станции купить ящик газировки. Поручили это мероприятие Бердникову и Моисееву. Деньги быстро собрали, и на маленькой станции, где поезд стоит всего минуты три, они быстро соскочили, и к отходу поезда уже грузили в нерабочий тамбур ящик с бутылками. Если бы только знал их старший, что было в этом ящике! Как это удалось им это сделать, остается их тайной. Они заплатили за ящик лимонада, а притащили ящик водки.  

Теперь нужно было воспользоваться этим подарком судьбы. Чтобы не привлекать общего внимания, и, самое главное, капитана, вызывали в тамбур по одному. Там Николай выдавал каждому его “норму”. Расчет был прост. Ящик водки – это двадцать бутылок, т. е. 10 литров. Ребят 28. Значит, приблизительно по 350 граммов на нос. Нашли поллитровую банку, сделали на ней отметку, и по этой отметке отмеряли каждому его норму. И, как ни странно, никто не отказался. А что такое 350 граммов водки молодому человеку без закуски, да еще в жаркий день?  

Минут через пятнадцать ящик опустел. Пустые бутылки выбросили в окно, за ними последовал и ящик. И тут началось … Хмель ударил в голову, ребят развезло. При этом каждый вел себя по-разному. Кто-то разморенный дремал тихо в уголке, кто-то горланил песни, кого-то потянуло на подвиги, кто-то «качал права» с сержантами. Удивленный и возмущенный капитан метался по вагону, стараясь унять наиболее агрессивных. Он никак не мог понять где же успели ребята «нализаться». К счастью, скоро поезд подошел к станции Гребенка. Здесь нам предстояла пересадка. Следующего поезда нужно было ждать около четырех часов. Старшему едва удалось всех собрать и вывести из вагона. Он нас построил и отправил в небольшой скверик у вокзала. Там в тени деревьев приказал расположиться и без его разрешения не покидать скверика. Но не тут то было. Хмельные и неуправляемые, они разбредались в разные стороны. Кричать, угрожать и требовать от них дисциплины в таком состоянии, было бесполезно. На капитана страшно было смотреть. Хорошенькое начало …  

Однако 4 часа на свежем воздухе сделали свое дело. Молодые организмы быстро справились с алкоголем в крови, и к моменту посадки в поезд уже почти все были в норме. Правда, самочувствие было отвратительным. Голова болела и тошнило. Дальше ехали хмурые и неразговорчивые.  

Прибыли в расположение части к вечеру. Капитан Каменецкий ушел к командованию части за указаниями, а курсантов оставил в курилке у казармы.  

Солдаты вернулись с ужина, и расположились тут же рядом в курилке. Среди них Оскаленко узнал своего земляка и одноклассника. У них завязалась дружная беседа. Ее внимательно слушали и остальные курсанты. От него мы узнали о части, куда мы прибыли на стажировку. На этом аэродроме стояли два полка самолетов-бомбардировщиков ТУ-16. Один полк состоял из атомононосителей, а другой был центом по переучиванию на дозаправку в воздухе. В этом полку была авиаэскадрилья танкеров-топливозаправщиков. То, что полк был вооружен атомными бомбами, не для кого не было секретом. На рынке можно было подслушать разговор баб-торговок:  

– Заходь до мэнэ, я жыву нэ далэко, там, за атомым складом.  

Конечно, самой атомной бомбы никто в полку и в глаза не видел. Ими занималась специальная группа, которая служила и жила совсем отдельно, не смешиваясь с остальными в полку.  

Предназначенные для дежурства самолеты готовились на своей стоянке, потом их буксировали в сторону ДС (дежурные силы) по специальной рулежке до белой линии. На этой линии менялся наземный экипаж самолета и водитель буксира. Далее самолет увозили в подземное укрытие, где его оснащали всем необходимым, вооружали атомным оружием и ставили на дежурство. Как и что там делали, в полку только догадывались. Толком об этом никто ничего не знал.  

Об этом курсанты успели узнать от земляка Оскаленка, пока ждали своего начальника. Когда он вернулся, то сообщил нам следующее: стажироваться мы будут в одном полку. Одно строевое отделение направят в ТЭЧ, а второе в эскадрильи. Жить нам придется в отдельных казармах. Так будет до средины стажировки. Потом отделения поменяют местами.  

Первое строевое отделение, в котором я числился, отправилось в казарму ТЭЧ, а второе увели в казармы эскадрилий. Казарма ТЭЧ располагалась на втором этаже довольно большого кирпичного здания, и занимала весь этаж. На первом этаже были какие-то служебные помещения. Помещение казармы было большим, и койки в нем были одноярусные. Свободных кроватей было не много, пришлось недостающие тащить со склада. Курсанты хотели поселиться все вместе, но старшина ТЭЧ не разрешил. Пришлось располагаться на свободных кроватях по всей казарме.  

(прололжение следует)