Как это было

Олег Вайнтрауб  

КАК ЭТО БЫЛО  

(повесть)  

В моем представлении армейская организация была чем-то совершенным, четко отлаженным и организованным механизмом. И офицер в моем представлении был неким совершенством, приблизительно таким же, каким изображают шпионов и диверсантов. Прекрасная физическая подготовка, знание нескольких языков, умение плавать, нырять, прыгать с парашютом, бегать, владеть всеми видами оружия, водить практически все виды транспорта, знать радио, фото, шифры и т. д. Именно это представление об офицерах привело меня на этот нелегкий путь. И сейчас это непонятное ожидание, эта несогласованность во времени была мее непонятной. Зачем вызывали на 15 часов, когда уже было начало пятого, а еще ничего не происходило? Здесь я впервые встретился с армейским проявлением бюрократизма и плохой организацией.  

Притихшие ребята сидели в актовом зале, и, казалось, нас нет никому дела. Прошло еще некоторое время. Мы уже успели перечитать все плакаты на стенах по несколько раз, а к нам так никто и не выходил. И только спустя почти час к нам вышел начальник строевого отдела, который начал нам выписывать предписания и воинские требования на железнодорожные билеты. Наконец, получили свои документы Генрих и я. Договорились выезжать вместе. В предписании было сказано, что мы обязаны прибыть в Областной военкомат в Харькове, который находится на площади Конного рынка, 30 июля в 15 часов.  

Сборы были недолгими. В военкомате нас предупредили, чтобы ничего лишнего с собой не брали. Во время сдачи экзаменов нас будут кормить, а в случае поступления вся гражданская одежда будет отправлена по почте домой. Взяли с собой немного поесть, запасное белье, чистую рубашку и, конечно, учебники.  

Свой отъезд мы особенно не рекламировали, и провожали нас только родители. Поздний летний вечер, малолюдный вокзал, слабо освещенный зал ожидания и тянущая за душу грусть расставания. Я впервые так надолго уезжал из дому, пионерские лагеря и культпоездки, конечно, были не в счет. И в этот момент я как-то по-новому взглянул на родителей. Они мне показались какими-то маленькими, постаревшими и одинокими. Комок подкатил к горлу, и на глазах навернулись слезинки. Но молодость долго грустить не любит. Сразу же мысли убежали вперед, в будущее. Я уже был в завтрашнем дне. Хотелось поскорее приблизить это будущее. Жизнь – вперед!  

Томительное ожидание, когда уже все сказано, когда все уже решено, наконец закончилось. Из-за поворота показался поезд и устало отдуваясь остановился у вокзала. Скорое прощание, быстрые поцелуи. Из всего этого я только запомнил грустные глаза матери, смотревшие на меня, как будто в последний раз. Позже, вспоминая об этом, всегда на ум приходили слова украинской песни: “Рiдна мати моя, ти ночей не доспала, i водила мене у поля край села, i в дорогу далеку ти мене на зорi проводжала... ” Вот поезд уже тронулся, мы устроились в свободном купе общего вагона, уложили свои пожитки на полки и стали смотреть в окно. Поезд покидал наш родной город. Куда-то назад, вдаль, в темноту, вместе с последними домами, огородами, садами уходило наше детство. Впереди их ждала новая жизнь.  

Вагон был освещен слабо, спать еще не хотелось, да и негде было, разве только на третьей полке. Через несколько остановок к нам подсел капитан небольшого роста в форме танкиста. Он был слегка навеселе, в хорошем настроении и весьма разговорчивым. Когда он узнал куда мы собрались, начались разговоры на военные темы. Из всего, о чем мы говорили, в памяти у меня остались два совета капитана, которые в дальнейшем помогли мне в моей армейской службе. Капитан говорил: “Не пытайтесь в армии добиться справедливости. И армии тот прав, кто имеет больше прав”. И моя военная жизнь не раз подтвердила эту истину.  

“И еще, – продолжал капитан, – не принимайте очень близко к сердцу разносы начальства. Постарайтесь относиться к этому спокойно, как к неприятной необходимости. Если начальник тебя ругает, постарайся как-то отвлечься. Смотри на него преданными глазами, делай серьезный понимающий вид, а сам думай о том, на сколько можно раздвинуть безымянный палец и мизинец на левой ноге, чтобы между ними поместиться 2 карандаша или коробок спичек, и пытайся раздвинуть эти пальцы. Это тебя отвлечет, и ты избежишь сильных переживаний”.  

Советы запомнились, но в молодости мы далеко не всегда пользуемся всеми советами, которые нам дают старшие. А зря... Мы все стараемся полагаться на свой опыт, а его еще не так уж много. И мы снова и снова повторяем ошибки наших родителей и старших товарищей.  

К средине следующего дня нам удалось добраться к цели своей поездки – в облвоенкомат на Конном рынке.  

К трем часам дня на площади у облвоенкомата собралось около шестисот вчерашних школьников. Генрих и я затерялись в этой толпе. Никто ничего не знал. Указанное время наступило, но ничего не происходило. Просочились слухи, что здесь собрались кандидаты во все училища Харькова: в КВАТУ, в ХВАУС, в Роганское штурманское, в Чугуевское танковое. Стоял галдеж, какой бывает всегда, когда собирается много молодежи, была полная неразбериха. Ходили разные слухи, что это все напрасно, что в этом году с гражданки вообще никого брать не будут, будут брать только солдат.  

И вот, наконец, без четверти четыре на плацу перед военкоматом появился подполковник. Громовым голосом он начал командовать.  

– Смирно!!! Слушать команды! Кто в танковое училище собраться у забора. Кто в ХВАУС – строиться у ворот. В КВАТУ – строиться здесь. В Роганское – у серого здания.  

Толпа постепенно рассосалась по группам. Появились еще офицеры, и каждый из них подошел к своей группе. Перед строем, в котором оказались мы с Генрихом, оказался капитан с авиационными нагонами. Голос у него был высокий и слегка визгливый.  

Прозвучала команда:  

– В две шеренги становись!  

Суетясь и толкаясь, будущие курсанты занимали свои места в этом строю.  

– Группа, смирно! – скомандовал капитан.  

Большинство из ребят, стоявших в строю, в школе проходили военную подготовку. Немного нехотя, но на сколько это позволяла обстановка, выполнили команду, хотя где-то на левом фланге продолжались разговоры, ребята делились своими впечатлениями.  

– Команда «Смирно» была! – повторил капитан.  

Разговоры умолкли.  

–Товарищи кандидаты в курсанты! Вы прибыли для поступления в училище. Отныне название училища не должно произноситься вслух, существует войсковая часть 77904 или часть полковника Ушахина. Мы с вами должны научиться хранить военную тайну. Сейчас свои вещи вы погрузите на бортовую автомашину, которая стоит у выхода, и налегке пойдем в училище. Меня зовут капитан Жупанов. Помогут мне вести строй сержанты Захаров и Набережный. Вопросы есть?  

Где-то из строя раздался вопрос: «А на трамвае можно? Я знаю куда ехать».  

– Нет, это исключено. Порядок для всех один.  

– А попрощаться можно?  

– Можно, пока будут грузить вещи на машину.  

В это время к капитану подошли два рослых сержанта с погонами авиационных курсантов.  

– Внимание, смирно! По порядку рассчитайся! С правого фланга начался вялый отсчет: «Первый, второй, третий... »  

– Отставить! Что вы как сонные мухи. Четкий поворот головы налево и громко, чтобы слышали остальные производить отсчет. Ясно? По порядку рассчитайся!  

На этот раз получилось более четко. В строю оказалось 156 человек. – Сороковой, поднимите руку! Это будет первый взвод. Первый взвод, шаг вправо шагом марш! Сержант Захаров, командуйте взводом. Остальные – второй взвод. Сержант Набережный, принимайте взвод. Сержанты четким строевым шагом направились к своим взводам и стали на правом фланге.  

– Командиры взводов, командуйте!  

Мы с Генрихом оказались в одном взводе, хотя по росту Генрих был несколько ниже меня. Рядом со мной стоял парень в яркой тенниске и с рыхлым женским лицом с постоянной какой-то ехидной улыбкой. Он все время отпускал едкие замечания по поводу строя, ребят и новых командиров.  

– Внимание, взвод! – обратился к нам сержант Захаров. Сейчас подойдем к машине, погрузите на нее свои вещи, и мы отправимся в училище. В строю не разговаривать, держать дистанцию и не растягиваться. Взять свои вещи, взвод, разойдись!  

Ребята взяли свои пожитки, и вышли за ворота, где стояла машина. На машине в кузове было еще два курсанта, которые весело принимали вещи, которые бросали им снизу. Те, кто успел уже погрузить свои рюкзаки, мешки, чемоданы, отошли в сторону. Некоторых ребят провожали родители, девушки, друзья. Через несколько минут раздалась команда: «Первый взвод, в колонну по четыре становись! » Еще неумело ребята стали строиться в колонну. В строю последний ряд оказался незаполненным. Одного человека не хватало. А должно было быть 80 человек. В строю не оказалось моего соседа, парня с женским лицом. Он все-таки ослушался, поехал в училище самостоятельно. Подождали еще несколько минут, и прозвучала команда: «Взвод, смирно! Шагом марш! Последний ряд заполнить! ».  

Какое-то приподнятое чувство овладело мной. Я ощущал себя причастным к какой-то большой организации, которая олицетворяла собой всю армию, и я уже являлся ее членом, хотя впереди было еще много неизвестного, и самое главное, еще нужно было сдать вступительные экзамены. Но это сейчас меня не волновало, сказывались молодость и неистребимый оптимизм.  

Строй шел плохо. Далеко не во всех школах была хорошо поставлена военная подготовка. В школе, где я учился, военрук был буквально фанатом своего предмета. Изучение оружия, уставов, строевой подготовки, стрельба – все делалось по высшему классу, с полной нагрузкой. Ребята хорошо умели ходить строем, на городских соревнованиях по стрельбе наша школа традиционно занимала первые места. Но сейчас в строю были ребята, которые совсем не умели ходить строем, они то и дело путали ногу, наступали впереди идущим на пятки, идущего рядом толкали локтями. В начале на это не обращали внимание, но путь был длинным, даже очень длинным. От площади Конного рынка до центра города, Пролетарской площади, было около пяти километров. Более часа колонна двигалась в сторону центра. Некоторые уже стерли себе ноги и здорово устали. Начались злые окрики на нерадивых, кто мешал нормально идти.  

– Разговоры в строю, подтянись, не растягиваться! – командовал сержант, который, как ни в чем не бывало шел рядом со строем. Впереди меня шел толстый неуклюжий белорус, который постоянно путал ногу и при ходьбе раскачивался из стороны в сторону. Уже несколько раз я наступал ему на пятки, от чего он поворачивал красное от пота лицо и цедил сквозь зубы: «Нэ грыбы лапямы». Несмотря на то, что августовский день уже клонился к закату, было довольно жарко, ребята вспотели и шли молча и угрюмо, только иногда переругиваясь между собой.  

Взвод шел мимо домов, скверов по крупной брусчатке по трамвайным линиям. Нас обгоняли машины, трамваи, а ребята все шли и шли. Казалось, что дороге не будет конца. От прежнего моего приподнятого настроения не осталось и следа. Усталость давала себя знать, две последние почти бессонные ночи сказывались. Нельзя сказать, что я был неженкой, маменькиным сыночком. Еще прошлым летом, отрабатывая положенные 15 трудодней за лето, я работал в колхозе на вывозке зерна сутками. Сутки отдыхал, а потом шел еще на сутки работать. Но почти все сутки между работами я спал. И спал дома, в своей кровати. А нигде в мире так хорошо не спится, как в своей кровати в родительском доме. А сейчас было совсем другое дело. Наступило какое-то тупое оцепенение, сон не сон, бодрствование не бодрствование. Ноги двигались сами по себе, а мысли почти отсутствовали. Это были первые трудности, которые встретились будущему курсанту.  

Вдруг впереди началось какое-то оживление. Первая шеренга увидела цель своего пути – ворота училища. Оцепенение сразу спало, все оживились. У проходной среди зевак-прохожих стоял уже знакомый парень с женским лицом. Он приехал к училищу на трамвае. Пока проходили ворота, он попытался незаметно юркнуть в строй. В каждой шеренге было по четыре человека, а он попытался протиснуться в шеренгу по своему росту, но ребята недовольно вытолкали его в предпоследнюю неполную шеренгу, где соседи были ему едва не по пояс.  

(продолжение следует)