Трудное решение

Катя снова шла по пригорку, но теперь уже вниз, а не вверх. Странно, но в ногах она совсем не ощущала усталости, хотя преодолела достаточно длинный путь. Женщину переполняли двоякие чувства: она до конца не могла признаться даже самой себе, что именно она сейчас чувствует. И она просто шла, без желаний, без слёз, без мыслей, медленно, но уверенно оставляя всё позади.  

А гора вся цвела, маки, ирисы и васильки, незабудки, фиалки и множество других ей непонятных созданий кивали своими маленькими головками и точно говорили: «Всё правильно! Ты правильно поступила, мудро. Не думай идти назад». В этот момент, когда Катя замечталась о шепчущих цветочных крошках, она улыбнулась и всё-таки проронила слезу. Прохладная роса с больших зелёных листов упала на её голые ноги.  

Женщина упорно продолжала видеть перед собой маленький домик с покатой крышей, деревянный порог и забор. Она давно оставила их позади, но продолжала видеть и видела! Точно какое-то наваждение: ароматы полевых цветов превращались в воспоминание о сладких блинах и выпечке. Совсем недавно она слышала этот запах в доме, но так и не осмелилась взять и попробовать угощение.  

Катя думала без конца, правильно ли она поступила, но затем снова качала головой – первая мысль была сейчас скорее привычкой. Как ни крути, столько лет потратила она на поиски и – напрасно? Это было нельзя объяснить – невозможно ни одним словом. Она просто чувствовала, что так будет правильно.  

Она прокручивала в голове снова и снова месяцы, годы поисков. Война отняла у неё дочь, точнее сказать, война решила её воспитать без Кати. Без малого ровно пятнадцать лет. Девочка уже выросла, стала такой красивой. Так сильно похожей на мать…  

«Ах, что же я? » – вновь покачав головой, прошептала Катерина, она продолжала идти, ни на минуту не останавливаясь. За ещё одним холмом был небольшой посёлок, там она сможет сесть на автобус, – уехать и больше не возвращаться. Никогда.  

Она видела её, свою Полю, но так ли всё себе представляла? Совсем-совсем по-другому… Её доченька, её маленькая милая доченька, с ней было всё хорошо, вот только она… Катя больше не могла сдерживать себя от слёз и рыданий. Ничего страшного не случится, если её сейчас увидят цветы. Они поймут, они всё поймут, они всё понимают!  

В тот день, пятнадцать лет назад, Полюшке был всего годик. Катя забеременела в сороковом, представляя мир в радужных красках, а родила буквально за пару дней до войны. Целый год она жила только ради малышки, жила и хотела жить, выживала. Но война приближалась, Кате нужно было эвакуироваться к родственникам на Урал. Когда поезд отъехал уже довольно далеко от Орла, началась бомбёжка: суматоха, было ещё темно, люди ринулись в рассыпную, многие не вернулись назад, а её отбросило мощной волной к двери, потом наступила тьма.  

Говорили, в тот день выжили лишь единицы: Катя и ещё несколько человек. Остальных нашли под завалами, детей среди раненых и убитых не было… И сколько не металась мать, никто не видел в поезде маленькой девочки, «рыженькой такой, с большим родимым пятном на лбу, точно не видели? » – сто раз повторяла Катя. Никто. «Возможно, она умерла? » Но мать не теряла надежды.  

А теперь её звали Ириной. Её дочь выросла и даже не знала её. Сколько лет, сколько долгих лет потратила Катя на поиски! Ей было страшно вспомнить, молчание и лёгкий ветерок знали, как это больно. Но Катя смогла – каким-то неимоверным образом, чудом, она разыскала дочь и женщину, что вырастила её.  

Эта женщина отказывалась вспоминать страшный день, случившийся пятнадцать лет назад, хотя, казалось бы, в войне приобрела, а не – наоборот – потеряла. Только так не бывает, нет; каждый молча нёс свои тяжёлые тайны. Тамара Евгеньевна, новая мать Полюшки, то есть не Поли, Иринки, жила также когда-то в родном селе. В очень тяжёлых родах она потеряла своего первого и последнего ребёнка, мальчика, это случилось также в самом начале войны. А потом через год бог послал ей второй шанс – иначе нельзя было объяснить детский плач под обломками злополучного поезда.  

Тамара Евгеньевна недолго думала над решением, она забрала, или украла? – ребёнка и вырастила дочь, как свою. Девочка оказалась на неё довольно похожей, и это пошло ей на руку, и по возрасту умерший сын был бы примерно таким же, как Полюшка. Девочка только сегодня узнала, что она не родная.  

Обе матери были вынуждены рассказать друг другу правду, как бы это ни было тяжело. Превозмогая рыдания, страх и отчаяние, отбросив от себя всё былое, просто рассказать правду.  

– Это она, я узнала Польку, как только увидела это пятно. Оно ничуть не изменилось за прошедшие годы. У моей мамы была подобная отметина – это у нас в роду.  

– Она очень похожа на вас, действительно, – согласилась Тамара Евгеньевна.  

– Родненькая моя… Как же долго я её искала, ах!  

– Вы главное успокойтесь!  

– Простите, – помнится, прошептала Катерина, шмыгнула носом и принялась рассказывать всё, что знала. Снова о войне, о том страшном годе, который отнял дочь и весь смысл жизни. – Я родила её, она моя, понимаете…  

– А я вырастила её, сблизилась, сколько лет!  

Они боялись перечить друг другу, лишь только дополняли историю. С горечью добавляли слова, подолгу молча смотрели и долго думали.  

– Я всё понимаю, вам было ужасно тяжело… Это невозможно представить, такого ужаса лучше никогда и не знать.  

– Расскажите мне про Полю… Иришку, – поправила себя Катя, – какая она? Я хочу знать всё, всё! – и она вновь зарыдала.  

– Не плачьте, – тут же прозвучало в ответ. – Расскажу вам всё, что хотите. Возможно, это хоть немного уменьшит боль вашей души.  

– Я вас прошу, нет, настаиваю.  

К счастью Кати, Тамара Евгеньевна поняла её, она приняла молодую женщину с какой-то особой чуткостью и теплотой, как будто и сама она в той войне потеряла очень много дорогого и ценного.  

– Вы с дороги – устали? Давайте я вас угощу чаем, и мы тут с Иринкой недавно блинчиков напекли, и булочки есть, свой хлеб, домашний. Угощайтесь.  

– Нет, я не буду… – отказалась Катя, до конца не понимая, почему она так говорит. – В горло ничего не лезет. Вы лучше расскажите мне про неё. Мне всё интересно услышать, я всё хочу знать, и ещё раз простите, простите!  

Катя сдержала слезу и с мужеством выслушала рассказ Тамары. Ей было так приятно и так спокойно сидеть здесь, просто сидеть, слушать… Ощущать эти приятные запахи выпечки, тепла, дома, сушёных трав, слушать такие добрые и ласковые слова, понимать, что их говорят о твоей дочери, слушать красивый голос.  

Она думала посидеть ещё и уйти, но никак не решилась признаться, а что теперь будет дальше. Как поступить с этой женщиной, как увезти Полю домой? Да, теперь её будут снова звать Поля! Она снова будет её маленькой рыженькой девочкой, девочкой с родимым пятном на лбу и большими смешными одёжками; Катя ловила себя на том, что в мыслях царил сущий хаос.  

А на улицу подбегал тихо вечер, хоть и солнце пекло, как днём.  

– Хорошая сегодня погода, тёплая… – отвлекшись, сказала хозяйка. – В такой день хорошо работать и хорошо спать. Жаль, уже близится ночь. Вы можете остаться у нас. Если, конечно, хотите.  

– Да, хочу! – тут же согласилась Катя. На самом деле она спешила забрать дочурку и отправиться в обратный путь, но никак не могла сказать это, даже подумать, признаться. Она согласилась только из того соображения, что за одну ночь страшного ничего не случится – останется, успеет уйти, сегодня ли или завтра – какая разница? Теперь, когда они встретились, ничто больше не имеет значения. А завтра они будут дома.  

Тамара Евгеньевна принялась рассказывать ещё и ещё. Она оказалась довольно словоохотливой и притом выдержанной, без надобности не пускала слёз, старалась вести себя сдержанно. Жила она тихо и скромно: родители умерли, муж не вернулся с войны, только она да Иринка – вот и вся жизнь, а тут, наконец, собеседник.  

О том, что случилось дальше, мать вспоминала отрывисто. Жаркий день разморил её, или сказалась усталость? – все отправились по комнатам, она долго говорила с Ириной, а потом увидела сцену, которая стояла у неё перед глазами, точно живая. Мать продолжала идти через поле, и последние цветы смотрели, склоняя свои головы, на неё. Катя увидела эту женщину, Тамару, и свою уже взрослую дочь. Они так долго говорили вчера, что заснули почти мгновенно. Они заснули, обняв друг друга, Катя была им чужой.  

Нет, точнее не так. Катя с ужасом подумала, что сделала бы она, забери с собой завтра девочку. Она бы разрушила её семью – война и без того принесла немало бед и страданий.  

– Тамара – твоя мать, – сказала на прощание дочери. – Ты можешь видеться со мной и всегда писать мне, но она – твоя настоящая мать! Она тебя любила и растила столько лет. Я не могу разлучить вас. – Катя подумала также о том, что помнила свою дочку лишь маленькой, сколько ей было тогда – сколько сейчас? Что она могла дать ей сейчас? Совершено другой человек. И она постепенно свыкалась с мыслью, что «война давно забрала моего ребёнка», Катя живёт одна, а теперь вдруг – невозможно!.. У неё не было права, не было силы, возможности.  

…Она спускалась с невысокой горы, без устали преодолевая густые зелёные заросли. Она радовалась тому, что увидела дочь, что у неё есть мать, и там она счастлива. Ирина, Поля – так ли важно, как её звать? Здесь она счастлива.  

Севастополь, 6 – 7 мая 2021, 485