Турнир

ТУРНИР  

По натуре я не скандалист и не из драчунов, веду себя смирно, со всеми лажу, нахожу общий язык. Если кто обидит, перетерплю, постараюсь простить и забыть. За такой покладистый характер меня уважают и почитают и друзья, и знакомые, ценят на работе. И вот на старости лет такого ангела бес попутал, подрался с соседом. Нет, не понарошку, не шутки ради, а по- настоящему, взаправду: разбил ему до крови губу, чуть не оторвал ухо. Да и мне, как следует, досталось: синяк под глазом, зубной протез изуродован. Это то, что на виду, а там под рваниной – ссадины, царапины и подтеки, одежда тоже одни лохмотья.  

И, что удивительно, предпосылок к этому между нами никогда не было. Дома наши рядом, остались в наследство от родителей, росли вместе, дружили, в школе – за одной партой. Он тоже смирный, не задиристый, мухи не обидит. Такими же оставались и потом. Мы – деревенские, ведем хозяйство, держим скотину и другую живность. Особенно много гусей, птица неприхотливая, не надоедает во дворе: поест и целыми днями на пруду плескается. Приятно смотреть, как они под предводительством солидного и всевластного гусака безропотно гуськом следуют туда и обратно, соблюдая строгий порядок и дистанцию в соответствии со статусом и близостью к вожаку. К осени они нагуляют вес, городские берут нарасхват.  

С соседом дружим семьями: у кого какое событие, отмечаем вместе. Вот и на этот раз собрались у нас, хорошо посидели, даже дошло до: «Хазбулат молодой …» и «Ой мороз, мороз…», наши хозяйки уж больно попеть мастерицы. Уже собрались расходиться, пока хозяйки собирали со стола, включили телевизор, а там клуб путешественников. Нравится нам эта передача. Всё же интересно, как живут другие народы, чем занимаются, какие у них обычаи и развлечения. Показывают то ли Африку, то ли южную Америку, в общем, не про белых. А там у них всегда жарко, перегреются на солнце и начинают чудить. Не нормальные: нашли развлекаловку, устроили гусиные бои.  

Поначалу даже хотели переключить программу, непонятно и не интересно, но чем дольше продолжалась схватка, тем больше захватывала зрителей там, на экране, а заодно и нас с соседом.  

Ещё бы, два упитанных гусака, богатыри, видные, мускулистые, азартные и задиристые с остервенением налетают друг на друга, пытаясь придавить торсом, избить культяшками мощных крыльев и вырвать клок своим зубастым клювом. Длинные шеи извиваются, как змеи, в пылу диковинной карусели вокруг столб пыли и облако из перьев и пуха. Никакой пощады и жалости к противнику. Они, то ненадолго останавливаются, жадно глотают воздух и, собрав последние силы, с ещё большим остервенением набрасываются друг на друга. Но вот один не выдерживает, обессилено падает ниц и безропотно принимает удары соперника.  

И тут сосед:  

– А, спорим, мой гусак так же уложит твоего.  

-Да не в жизнь: мой такой громила – больше пуда, подбрюшина до земли, придавит твоего, и пикнуть не успеет.  

– Не скажи, мой цену себе знает, в обиду не дастся: вон собаку так напугал, что бедная псина даже боится из конуры показаться, вылезает только, когда гуси уйдут на пруд.  

– А, мой зато сноровистый: давеча хозяйка хотела взять гусенка, так он так исхитрился прихватить её за мягкое место, что она почти неделю присесть не могла.  

Ещё долго мы с пеной у рта доказывали достоинства своего и недостатки чужого гусака, пока не уговорились провести гусиный поединок, наподобие того, телевизионного. Для стимула заключили пари: проигравший покупает коньяк.  

Спозаранок, ещё в стайке, отловили по участнику, кормить не стали, чтоб злее были. Гусынь и прочую челядь на пруд не пустили, оставили в загородке, пусть видят и болеют за своего избранника, пусть подзадоривают и науськивают на противника.  

Ринг выбрали с умыслом на меже, даже удалили ограду, чтоб каждый чувствовал близость родных стен и не пускал супостата в свою вотчину. Вместо гонга повесили на дерево ржавое ведро, ударом по которому жена известила о начале состязания.  

По законам дуэльного жанра вначале противники сходятся. Но они то ли не знают об этом, то ли не имеют желания. Мы их пинаем, толкаем, направляем, но они – ни в какую: так и норовят улизнуть в сторону или вообще сбежать – никакой антипатии и неприязни друг к дружке. Хорошо мы, загодя, привязали им к ногам бечёвки, а то на этом бы и всё закончилось. Мы до хрипоты:  

– Ну, давай, смелей, пошел, дави его, бей!  

Извиваются, изворачиваются, вырываются, никакой злости и воинственности. Схватил своего за голову, хочу его клювом ударить другого, так нет, норовит укусить меня за нос:  

-Меня-то за что: я тебя паразита кормлю, содержу в заботе. Такая твоя благодарность. Смелее, бей его по темечку, не дрейф, я с тобой.  

С противоположной стороны такие же, не менее страстные понукания, реакции никакой.  

– Ну, давай, расправь крылья, оглуши его костяшками, ты же умеешь, не раз даже на меня налетал, а давеча так петуха зашиб, пришлось прирезать. Покажи еще раз!  

С большими потугами расправил ему крылья, приподнял и со всего маха навалил на соседского. Ну, думаю, сейчас начнется. Такого вероломства тот не стерпит, даст сдачу и пойдет побоище. И действительно, реакция была мгновенной, мой – всей силой своих мышц костяшками огрел меня по темечку. Я резко отстранился и локтем нечаянно размозжил соседу нос. Сразу брызнула кровь. В горячке он не сообразил, что случилось, и с размаху засветил мне по уху. Далее всё пошло на автомате, нами овладел неосознанный раж азарта и слепой злости. Схватились за грудки и давай, что есть мочи, дубасить друг дружку. Так сцепились, что сбежавшиеся соседи долго не могли растащить. Мы уже ничего не понимали, вырывались, кипели злостью, как в бреду, размахивали кулаками, азарт сражения не покидал нас: всё пытались достать друг друга.  

Только, когда нас окатили по ведру студеной колодезной воды, немного остыли, всё ещё не понимая, где мы и что с нами происходит. Жены тут же измазали нас йодом и зеленкой, наложили компрессы и примочки, смыли кровь и вытерли размазанные сопли.  

А виновники «торжества», как ни в чем не бывало, рядышком мирно пощипывали травку и вместе со своими выводками с удовольствием гоготали над великовозрастными придурками. Да, собственно, зачем им враждовать: они ведь не враги друг другу. Там на пруду у них всё общее: наверняка, давно сроднились, все – свои, перепутались гаремами и челядью. Делятся на группы только, когда идут по домам.  

Когда же мы окончательно отошли, пришли в себя, ещё долго смотрели друг на друга, гадали и удивлялись: откуда на нас напала такая блажь. Тут же помирились, простили временное помешательство. С коньяком ничего не получилось: ничья – сошлись на самогонке. Гуляли всей деревней почти две недели, пока не доели двух возмутителей нашего спокойствия. Скажете, почему так долго, так и народу в деревне теперь не много. Да и гусятина выдалась отменная, пропеченная, с яблоками, с хрустящей корочкой и нежной мякотью.  

Деревня, есть деревня: такое там не забывается. Приставка «гусак» к нашим фамилиям, наверно, прилипла навечно: достанется и правнукам. Кличка – это навечно.