Діброва Блаженiя

Однажды старый, умудрённый возрастом полководец повёл свою армию на неведомого врага, называемого злым драконом. Дракону этому и его крысиным воинам прописали чистку штата с хвоста, а потом отрубить все его четыре колеса саблями. Несколько дней дружина шла за минёрами, разминировавшими дороги впереди, а там, где были неизвлекаемые мины, войско шло прямо по полям, топоча по свежей поросли злаков и корнеплодов. Благодарные селяне провожали армию, идущую надыбать колёса, радостными окриками, часть из них сразу записывалась в добровольцы со своими баграми, топорами, с гужевым транспортом.  

На какой-то день эта вооружённая толпа остановилась бивуаком в дремучем лесу, а бородатый полководец с баками и любимыми легавыми отправился на совещание с местным предводителем волков- оборотней, с которым гонцы его забили стрелку. Пришли все полководческие прихвостни, а им уже волками местными накрыта роскошная поляна со свежими ребрышками, с которых ещё капала кровь, потому что волки так любят и уважение оказывают свежим забоем.  

Пока дружные воины из ближнего окружения пережёвывали это парное мясо с саблями шинкованным хреном, полководец с большим волком отправились в дубраву неподалече, под синь крон, чтобы обсудить как они будут нападать вместе и флангами с лазучиками на драконову цитоплазму. Операцию по поимке суки этой сразу так и назвали «Логово Зверя», чтобы все было понятно чего это сюда все припёрлись.  

– Что-то ты фишку не сечёшь. – говорит старый предводитель оборотней. – Надо бы тебе в бочаге молодильной окунуться, тогда и соображать лучше будешь.  

А воевода этот был демократом типа, про каких на досках почёта золотым шитьём:  

Коль родился мономахом,  

То детей веди на плаху.  

А родился демократом  

Так и будь отец солдатам.  

Поэтому он и говорит:  

– А чего это только мне? На одного меня воды хватит в той молодильной бочаге? У тебя тут молодильная точка есть и ты молчал! Как-то это не по-товарищески.  

И пришлось волку старому признаваться, что воды в источнике хватит, да только бочага только одна, других нет, потому что лапами неудобно бочки у врага откатывать, а скарабеи улетели в Тартар, типа за красноярским навозом.  

– Так это дело-то наживное! – обрадовался предводитель, старый воевода с богато оволосённым рылом. – Гляди! У меня баки. И не только у меня есть баки. Прикажу сейчас всех топорами крестьянскими обрить, влагу ту молодильную нанесём из источника баками – всю армию вымоем. А то обрыдалось мне чуять поля в амбре, ибо воинство моё как есть смерды. Не мылись в бане неделю, если не больше. Веди нас всех к этому источнику!  

Кликнул свою гвардию и легавых, жрущих от пуза, воевода и много у кого нашлись баки, потому что с баками и тогда было ходить модно, шеломы на баки нормально натягивать. Опилили эти баки, заправили в обручи тем же вечером, чтобы не плескать волшебным рассолом, да только моноколями на микробиологию не проверили, потому что моноколи тогда были дорогими и только полковые коновалы ими снабжались.  

Как раз случилось полнолуние, когда вся армия выстороилась перед головой бассейна, налитого в срочно отрытый окоп стандартной двадцатипятиметровой длины, шириной дорожки на одно заплывное рыло.  

Чтобы омолодиться надо по дремучему обычаю того леса проплыть двадцать пять метров, на выходе с той сторны кафельки в лягушатнике на ноги остановясь и получаешь желаемое, сразу весь сил набираешься из волшебного рассола. Оголила чресла и торсы вся пришедшая толпа, груду из шмоток оставили охранять маркитанок из крестьян, примкнувших к освободительному походу. Вместо попойки со сменой партнёрства той ночью стали по очереди нырять в тот окоп, одной стороной к народному собранию, а другой стороной туда, что в тёмной дубраве скрывался, потому что так волки им наказали. По той дубраве для полного омоложения надо ведь кросс пробежать без противогаза, но в неглиже. Полоководец этот был демократом – ничего себе, сначала проверять на людях, поэтому первыми стали его смердячие воины саженками метраж крыть, вылазить с той стороны, да бежать по лесу под полной луной. И понеслось: один за другим ныряют воины, плещутся по канаве кто как умеет, очищенно вылазаят уже молодыми с той стороны и бегут через дубраву чтобы совсем стать молодыми, как говорят – для закрепления успеха, пару дровяных лиг.  

Все собравшиеся так унырнули, в лес убежали, последним в это длинное болото очистительное и омолаживающее полкан с гвардией плюхнулсь, подбадривающим волчьим воем провожаемые. С той стороны траншеи полкан здоровым вылез, перед ним дорожка чернеет, по бокам фонарики горят. Попёр он по той дорожке в чём мать его родила: чует – и правда стало легче бежать, все годы как с доспехом скинул, и молодым стал, и радостно ему как в детстве, когда мать его в палатах каменных накосяченным молоком кормила, а не каким-то йогуротом как людей низкого сословия.  

Ходу набрал воевода, да и только выбежал на конец дорожки, с там огромадная скала из фаянсы, ходу дальше нет и лишь два фонаря красных на него сверху светят. Вроде как в Амстердаме оказался, который в Голландии на берегу Белятского моря. «Сейчас бы ещё и бабу» подумал полководец, а второй мыслею «Только что с ней делать? »  

– И ты прибежал? – спрашивает его эта фаянсовая горка человечьим голосом. – Приёма нет, приходи завтра. Сейчас я спать буду. Такую ораву переварить за раз это знаешь какая работа? Не всякий сдюжит.  

Хлопнули красные фонари веками и закрылись. Посмотрел предводитель на свои руки – маленькие и бритые, на ноги – тоненькие и грязные, пощупал подбородк – бороды-то нет! Омолодился значит, как того волки позорные и обещали, оборотни как есть, драконовы слуги.  

А маркитанки подсуетились, разобрали вещички от воинов, продали их на рынке, чтобы с менеджерами маркетов не делиться и забеременели, чтобы новую армию родить и всякого сеятеля злака и корнеплодов растителя, чтобы было что топтать по ходу, обходя колючки, к чему примыкать с благодарственными, когда пойдут опять кого воевать к тем волкам в дубраву, что коло ключа для воркаута.