Баллады о щах

На электроплите стояла кастрюлька с остывающими щами, но Аврааму некогда было их есть. В каморке полтора на два метра, оборудованной для ремонта обуви, он с утра до вечера чинил ботинки людей, не имеющих возможности купить новую обувь, и вынужденных ремонтировать старую. К счастью для Авраама, экономическая ситуация в стране способствовала увеличению числа таких людей: народ беднел, а сапоги продолжали рваться, отклеиваться и другими способами причинять финансовые потери их обладателям, а Аврааму приносить деньги.  

Он копил на переезд в другую страну, поближе к солнцу и добрым людям.  

В дверь постучали, вошла женщина лет сорока пяти, недешево одетая и пахнущая дорогими духами.  

– Добрый день. Чем могу быть полезен?,-спросил ее сапожник.  

Женщина оценивающе посмотрела на молодого парня в засаленном фартуке с покрытым по́том лбом и испачканными руками. Она молча вытащила из пакета сапог со сломанным каблуком. Сапог был итальянского производства и пара такой обуви стоила как полугодовой доход Авраама. Он осмотрел повреждение сапога и сказал:  

– Стоимость работы составит пятьсот рублей. К пяти вечера будет готово.  

Женщина посмотрела на часы и, наконец, прервала свое молчание.  

– Какой вежливый сапожник. Я думала вы все материтесь, как завещала известная поговорка, -она ухмыльнулась, сверкнув белыми зубами.  

Авраам с полминуты смотрел в голубые глаза собеседницы, осматривая морщины вокруг них.  

– Ну тогда пошла нахуй, блядь ёбаная, -ответил он.  

Женщина не успела восстановить психику от столь шокирующего ответа, как Авраам схватил ее сапог, и со всего размаха несколько раз ударил ее по лицу и голове. Женщина повалилась наземь, а Авраам взял с плиты кастрюлю, налил половником щи в тарелку и стал есть, размышляя о том, не слишком ли много соли он добавил в суп.  

***  

Виктор Павлович шел домой с работы поздним вечером, традиционно сокращая себе путь через пустырь. На работе опять была продленка: привезли строительный материал и нужно было принять его, а также проконтролировать разгрузку.  

Последние жёлтые листья планировали с веток вниз, и жизнь некоторых из них заканчивалась под подошвой Виктора. Несмотря на солидный возраст, он энергично шагал, спеша к остывшим щам в свой домашний очаг, часто испуская пар при каждом выдохе. На горизонте в сумраке света редких фонарей появилось четыре силуэта. Свободные спортивные костюмы делали их тела визуально ещё бо́льшими, хотя и без того природа наградила парней крепким сложением.  

Виктор поравнялся с компанией, бросая осторожный взгляд и готовясь к неприятностям.  

– Дядь, закурить не найдется, -диалог начался с классической просьбы.  

– Не курю, ребята, и вам не советую.  

Один из спортсменов тут же преградил путь Виктору, остальные незамедлительно подтянулись.  

– В советах мы не нуждаемся, зато нуждаемся в деньгах.  

Виктор смотрел на собеседника серьезным морщинистым лицом и нервный тик все отчётливее и ритмичнее проступал близ левого глаза.  

– Попробуйте устроиться на работу и вы удивитесь как через некоторое время улучшится ваше материальное положение.  

Спортсмены ухмыльнулись.  

– Значит, ни денег, ни сигарет, дядя?  

Виктор мотал головой, не отводя взгляда.  

Стоявший напротив него спортсмен резким движением вынул нож из кармана и пырнул собеседника в печень.  

Виктор невозмутимо продолжал стоять на месте и смотреть на недоумевающего парня. Тот, спустя несколько секунд, снова воткнул нож, на этот раз в живот Виктора; потом снова и снова протыкал разные участки его тела, но мужчина в расстегнутом плаще с сумкой в руке неподвижно стоял и смотрел, как его рубашка превращается в решето, но ни один мускул не дрогнул на его лице за это время. Глаза спортсменов округлились, они синхронно стали отступать, а тот, что был с ножом, истерично тыкал Виктора в ожидании хоть какого-нибудь эффекта.  

Наконец, во время очередного тычка, Виктор поймал ладонь с ножом и сжал ее с такой силой, что кости спортсмена захрустели, нож выпал из рук, сам он застонал, а из глаз машинально выступили слезы от невыносимой боли.  

– Я терминатор, идиот. Мне твой нож как с гуся вода.  

Трое отступивших в оцепенении смотрели на происходящее, четвертый валялся, превозмогая боль от сломанной кисти рук.  

– Дядь, ты что, из будущего, пришел спасать мир? -наконец выдавил из себя один из спортсменов.  

– Вы что, дегенераты, кино насмотрелись?  

Виктор поднял резавшего его парня и бросил на 20 метров в стоявший впереди мусорный контейнер. Остальные бежали прочь...  

– Опять продленка на работе? А что с рубашкой? Говорила тебе, носи на работу сменную одежду! -жена Виктора заждалась мужа, а вид его превратившейся в дуршлаг рубашки обескуражил ее. – М-да, тут и подшивать нечего, выброшу на тряпки.  

Виктор разулся, вымыл руки и переоделся.  

– Дорогая, щи уже остыли? Я чертовски голоден.  

– Какие щи, дурик? Забыл, что ты терминатор и тебе не нужно есть?  

После короткой неловкой паузы оба рассмеялись и обнялись.  

***  

В шумном зале ресторана в этот день было тише, чем обычно, и вместо привычной музыки слышны были диалоги вполголоса и звон ложек о тарелки и кастрюли. Поминали Бенедикта, известного и богатого музыканта. Желающих вспомнить было много, поэтому родственникам пришлось снимать самый вместительный ресторан в городе, благо, денег после себя Бенедикт оставил достаточно, чтобы сорок дней со дня его смерти ознаменовались обжорством в цивильном заведении.  

Поначалу все шло как подобает, но не бывает порядка там, где бывает много алкоголя. Объемные доли спирта растекались по венам выпивающих, закуска не успевала нейтрализовывать их эффект и голоса становились громче, а показная грусть об ушедшем Бенедикте сменялась жизнерадостными диалогами на сторонние темы.  

Уставшие готовить повара стояли на кухне и через служебное окошко робко поглядывали на толпу живущих в другом измерении состоятельных людей.  

В кухню вошла высокая полная женщина лет сорока и низким объемным голосом стала руководить процессом:  

– И чего встали? Не видите, щи пора подавать? Давайте оперативно, пока не остыли. Гена, Вася, вы двое тащите кастрюлю с плиты, Валя с Людой на половниках, остальные-подносы в руки и на разнос.  

Все дружно распределились по местам. Геннадий с Василием ушли в помещение с плитами, где варились три больших кастрюли со щами. Там было душно, лбы парней тут же стали покрываться потом.  

– Я в туалет быстро, потом понесем, -сказал Василий и ушел справлять нужду.  

Геннадий кивнул и пробурчал, выражая согласие. После вчерашнего пивного застолья ему непросто было полдня предаваться труду. Одну за одной он поглощал полторашки с минеральной водой. В голове предстали многочисленные гости из привелигерованных сословий, которые через десять минут будут есть суп. Им не нужно было каждый день по восемь часов тратить на низкооплачиваемую работу, а денег хватало на примерно все радости жизни. Геннадий смотрел на бурлящие кусочки капусты, картофеля и других овощей в кастрюле. Он оглянулся назад, потом влево и вправо. Никого не было, все были заняты делами. Гена спешно расстегнул ширинку и стал мочиться поочередно в каждую из кастрюль, пытаясь достичь баланса, чтобы в каждом блюде оказался равный объем его мочи. Он стряхнул последние капли, быстро застегнул ширинку и ещё раз осмотрелся по сторонам. Василий вышел из туалета и вернулся к Геннадию. Одну за другой они перетащили кастрюли в кухню, где поварихи стали разливать суп половниками по тарелкам, а остальные сотрудники кухни делали рейс за рейсом с подносами, снабжая пришедших помянуть Бенедикта гостей.  

Вскоре каждое столовое место было укомплектовано приправленной мочой Геннадия тарелкой щей.  

– Люда, налей поварам супа, и мне тоже тарелку, набегалась за день, аппетит разыгрался. Помянем и мы Бенедикта, -командовала администратор.  

Толпа дружно, за обе щеки уплетала щи. Геннадий смотрел на это и лёгкая улыбка выступала на его лице. Не то чтобы он добился социальной справедливости своим поступком, но на душе стало немного теплее от осознания того, что преуспевшие в жизни люди хлебают мочу обычного повара.  

Сотрудники кухни тоже ели суп. Администратор спросила Геннадия почему не ест он, на что тот ответил, что не голоден.  

– Зря, Гена, зря. Щи отличные получились, ммм, вкуснятина! Не зря пыхтели целый день, – приговаривала Валя, опустошая тарелку.