Капитан Алдис

– Этот чёртов расист Рольф Каменный Кулак опять устроил пьяный мордобой с эльфами в таверне! Всех мужиков мне тут раскидал! Идиот! Пьяница! Не давайте ему больше мешать эль с медовухой! Заблевал мне тут всё! – с самого утра русая хозяйка таверны «Очаг и свеча» Эльда Ранний Рассвет была в напряжении: капли крови не оттирались с вышарканного дощатого пола. В помещении после драки стояла вонь. Запах перегара и пота смешались в одно целое, и, кажется, впитались в стены, потолок и пол здания, как бы дополняя общую картину. Эльда проводила время на первом этаже, рассерженно шоркая пол и стирая колючей тряпкой кожу на руках до мяса. Раны жгло, но деваться некуда. Женщина задумчиво выжимала тряпку, изредка поднимая голову, чтобы посмотреть в помойное ведро на осколки, и тяжело вздыхала – Рольф своими кулаками снёс не только пару опухших от медовухи эльфийских лиц, которые по ошибке появились в таверне, но и несколько бутылок дорогого эля и вина. Обычно посетителей встречал пожилой помощник Нильс, но с утра он был занят на кухне, поэтому мужчине было не до гостей. К счастью, все заходили в таверну через другие двери, и Эльда не могла увидеть посетителей, посему не могла и проводить их до столов – сами найдут, немаленькие. Вдобавок, в помещении находилась бард Луаффин. Если что – к ней можно обратиться.  

Эльде было несколько одиноко, хотя на втором этаже таверны была та ещё пирушка: ещё рано утром – аккурат после драки – сюда прибыли моряки, корабль «Тёплый прилив» стоял сегодня в Виндхельме. Талос его знает, где носились остальные с корабля, но в таверну вошли только четверо и пёс. Один из них – худой и щуплый, но высокий имперец, белобрысый и голубоглазый, а лицом ещё мальчишка, – Каин. Он был одет в лёгкую засаленную сорочку и коричневые штаны, на ногах – синие стоптанные сапоги, на боку висела хорошо вычищенная сабля с изогнутым клинком, а на плечах у него была шкура как-то не к месту, не из этой оперы.  

– «Кто-то из команды, видимо, подбросил ему шкурку на выходе на пирс», – украдкой подумала Луаффин, разглядывая шубку блондина и вспоминая морозы Виндхельма. Она поёжилась, думая, как же всё-таки хорошо находиться в тёплом здании, а не снаружи. Потом сжала холодную правую руку в кулак, чтобы согреть её. Подула на пальцы, а затем принялась играть на лютне новую мелодию. Каин гордо прошёл мимо данмерки, на полпути остановился, надменно посмотрел на неё, фыркнул, процедил что-то неразборчивое, но грубое и плюхнулся на стульчик возле камина.  

– «Скользкий ублюдок, мои братья сделают из тебя отбивную», – пронеслось в голове у нежной и добродушной эльфийки Луаффин.  

Второй пришедший – вообще каджит, шерсть у него какого-то непонятного серого цвета, будто кошак в грязи извалялся; розовый шрам поперёк всей морды, сама физиономия застыла в тупом выражении, один глаз жёлтый, другой синий, над ним чёрное пятно, отчего кажется, что он меньше другого. В левом ухе болтаются восемь золотых колец, правое изорвано в клочья. Одет был похуже: весь в каком-то красно-жёлтом рванье, сапоги не по размеру, а на правом бедре красовались ножны двемерского кинжала – левша. Хвост у кота жил отдельной жизнью, извиваясь там и сям. Звали каджита не то «Ма’Джуд», не то «Ма’Джонг» – при знакомстве с хозяйкой таверны каджит говорил как-то невнятно и съедал слова. За него, кстати, капитану корабля пришлось заплатить кругленькую сумму, чтоб горе-кошку пустили в город. Ма’Джуд пообещал того, кто запретил не-людям заходить в город, вздёрнуть на пике, а когда ему сказали, что это приказ ярла, каджитская прыть как-то поубавилась.  

– Судя по его роже, часто в неё и получает, – тихо-тихо сказал наёмник Стенвар проходящей с подносом Эльде, отчего та еле успела поставить кружки на стол, прыснула и уткнулась ртом в тряпку, которую молниеносно вытащила из кармана. Стенвар улыбнулся хозяйке и лихо хлопнул её по бедру. Потом сел за стол и скрестил руки на груди.  

Третий и четвёртая из моряков, как поняли большинство постояльцев таверны, – капитан и его дочь. Хотя они не были похожи друг на друга, но девушка на входе в здание держала мужчину под руку, иногда пряталась за его плечо, что-то шептала, и все слышали слово «папа». Капитан выглядел лучше остальных – глядишь, истинный норд в мехах не следит за собой, но только не этот. Капитан действительно был одет получше, да и к одежде относился бережнее каджита. Иссиня-чёрный массивный плащ, который мужчина тотчас отдал дочери, чёрная блуза с закатанными рукавами, тёмно-зелёного цвета штаны, заправленные в чёрные сапоги и двуручный меч за спиной. Выглядел норд крупнее и больше. Но на капитана похож не был – всех смущало нехарактерное для моряка оружие. Рыжие волосы у мужчины были собраны в хвост, а борода завязана в узел, потому-то в море его и прозвали – Рохан Борода Узлом. Жуткий малиновый шрам во всю щёку свидетельствовал о прошлых битвах капитана. А, может, об участии мужчины в Великой войне. Но некоторых постояльцев пугали глаза Рохана – абсолютно белые. Будто мужчина и неживой вовсе.  

Сейчас Рохан сидел ближе всех к лестнице и время от времени наблюдал то за эльфийкой Луаффин, то за хозяйкой таверны. Он о чём-то переговаривался с капитаном Одинокий Шквал, что зашёл на минутку и случайно встретил давнего друга и коллегу.  

Дочь капитана – Мара, была невысокого роста, с зелёными глазами и толстой, чёрной, словно смоль, косой, что спускалась по её спине до самых пят. Загорелая, с алыми губами, горбатым носом и карими глазами, она никому не казалась нордкой. Видимо, мать Мары была редгардкой. В любом случае, девушка никогда её не видела, и не знает, кто та по крови.  

Мара сидела рядом с отцом на низком стульчике, свернувшись клубком и укутавшись огромным меховым плащом Рохана. Из-под меха выглядывала маленькая аккуратная женская ножка и край изумрудных коротких штанишек. Свои ботинки Мара засунула под стул, там же сидел и её верный коричневый пёс. Эльда взяла с Мары слово, что собака не сдвинется с места, не будет буянить, поэтому дочь капитана загнала животное под стульчик.  

Всё было замечательно. И о драке позабыли, и выпили немного черновереского отборного мёда. Эльда постелила морякам в одной комнате, а Маре – в другой. Нильс несколько удивился такому раскладу, на что хозяйка таверны ответила кратко и лаконично:  

– Она – женщина. Ей нужны отдельные покои.  

– Ах, ну да. Женщины – это какой-то отдельный мир, да? – хохотнул Нильс, на что Эльда, опираясь кистями рук в бока, поставила ноги на ширине плеч и сказала:  

– Ты сейчас договоришься.  

Нильс снова хохотнул и потёр переносицу, а потом, протерев свою лысину и развернувшись на пятках, вышел из таверны в город.