Страсбург

Судьба коварно и насмешливо сводит каждого из нас с таким количеством людей, что мы даже перестаём замечать случайные встречи в очередях, в пробках, в магазинах и сети, отмечая, в лучшем случае только тех, кто очень уж сильно выделился нам.  

Я никогда не чувствовал, что место, где я живу – мой дом. Мне всё время казалось, мне всё время снилось, что мой дом где-то совсем-совсем далеко, и он ждет меня и только в том месте я смогу обрести мир в своей душе. Безумен? Наверное так. мне говорили, предполагая, что я безумен, но когда выпала возможность, я бросился искать свой дом…  

Впрочем, речь не обо мне – бесприютном духе, а о человеке, который очень хотел вернуться в свой дом, человеке, с которым я познакомился случайно в зале ожидания очередного перелета.  

Рейс задерживали – не помню, то ли туман, то ли звезды не так сошлись, то ли у кого-то зацвел кактус – сейчас уже не вспомнить. Да и я сам блуждал как в тумане, сказывался резкий перепад между временем, который свалился на мои плечи, когда ко мне – сонному и раздражительному подошел человек.  

Что было в нём такого, что поразило меня и выделило его среди других? Ничего. Обычная внешность, не сказать, что красив или уродлив, нет, невозможно было этого сказать. Только вот во взгляде была какая-то тоска, какая, наверное, появлялась и в моих. Невольно я выцепил эту тоску и невольно также подвинулся на пластиковых стульях, словно бы приглашая его сесть рядом.  

Он подошел, взглядом, полным знакомой мне тоски, спросил разрешения сесть и я кивнул. Он устроился и, помедлив, спросил по-английски:  

–Тоже не можете улететь?  

Голос у него был тихий, скорее даже – усталый и мое ухо, привычное к разным наречиям в моих путешествиях уловило то, что английский, судя по всему, ему совсем неродной язык. Я почуял некоторый акцент и даже неуверенность в его владении, какая бывает, когда учишь язык и применяешь его по необходимости, помимо своего желания, подстраиваясь под условия чужого мира – мол, угадал?  

–Да, рейс задержали.  

–А куда вы?  

–В Страсбург, – я пытался запомнить хоть что-то из внешности своего собеседника, тем более, сидел он ко мне так близко…  

И решительно не мог!  

–Страсбург! – он вздрогнул, повторяя. Это место вызвало в нем чрезвычайное волнение. – Вы? в Страсбург?  

–Да, – волнение мне показалось немного странным. Подумаешь…  

Он усмехнулся:  

–Вы – счастливый человек!  

–Полагаете? – беседа всегда помогала мне развлечься. Я искал себе дом, общался с людьми по миру, и мне нравилось это. Конечно, мне не нравилось то, что я никак не мог найти успокоение ни в одном из мест, где я успел побывать, но я верил, искал и продолжал надеяться.  

Мой собеседник немного помолчал, затем протянул руку, называя себя:  

–Леа Моро.  

Я пожал твердую сухую руку, представился сам:  

–Клоэ Мартин.  

Леа кивнул мне, принимая, и выпустил мою руку, затем продолжил прерванную на знакомство мысль:  

–Да, вы, Клоэ, счастливый человек. Вы отправляетесь в самый лучший город на Земле.  

–Вы были в Страсбурге?  

–Я жил в нем. В некотором роде, я навсегда в нем, – Леа улыбнулся, но улыбка его вышла очень печальной, тяжелой. Так улыбаются люди, которые что-то утратили, что очень им дорого.  

–Город вашего детства? Я слышал, что он красив.  

–О, – снова легкая, грустная тень улыбки, – он имеет душу. Вы, Клоэ, наверное, считаете, что я безумен?  

–В некотором роде так и про меня говорят, – в тон ответил я.  

–Тогда один безумец поймет другого! – Леа, кажется, это даже развеселило. – Да, наверное так. нет, Страсбург – это не только город детства. Это город, который поймал меня в свои сети. Там началась моя жизнь, и я многое бы отдал за то, чтобы она там и закончилась. Я покинул Страсбург, но не смог выжечь его из своего сердца. И никогда не смогу. Это место держит меня оковами, это место зовет меня, просит вернуться, приходит ко мне во снах и я, прибывая в новый город, в самом начале ищу в нем черты Страсбурга. Моего Страсбурга!  

Он преобразился на моих глазах. Из обладателя самых обычных черт Леа стал обладателем черт одухотворенных, с таких лиц пишут святых, ангелов – кого угодно, кто так близок к чему-то возвышенному и прекрасному, что отрицать это глупо, по меньшей мере. Глядя на него, я поражался тому, как мог счесть его черты самыми обычными, которые нельзя даже было запомнить – нет, я не мог этого представить! Это был совершенно другой человек.  

–Тогда почему вы не в нем? – моя жизнь состоит из правил. Я сам определил их себе. И одно из них гласит, что не следует лезть в чужую душу и в чужие дела. Особенно, если знаешь человека пять минут, но в словах Леа была такая боль и страдание по городу, к которому он, кажется, был так привязан, что я не удержался и сам нарушил свое же первое правило.  

Леа осекся. В глазах его что-то промелькнуло – тень какого-то неудовольствия и скорби. Совсем другим, приглушенным тоном он ответил:  

–Обстоятельства… да, эти чертовы обстоятельства…  

И не пожелал более ничего добавлять. Я мысленно обругал себя за бестактность и спросил нарочито небрежно:  

–И…что вы рекомендуете мне посетить в первую очередь? Как туристу?  

Леа заговорил опять. Но в этот раз в тоне его странная небрежность к месту, которое он так любит:  

–Прежде всего, посетите Кафедральный собор. Конечно, я вижу, что вы человек бывалый, но всё же – сотрите с лица эту надменность, такого собора вы не видели. Затем загляните в галерею Вобана, Оранжерею…  

Меня немного покоробило от небрежности и фразы о моей надменности. Но я сдержался, спросил только:  

–Вы находите скучными эти места? Вы говорите о них иначе?  

–Нахожу, – честно ответил Леа. – Это места для туристов. Значит, и для вас, Клоэ. Вы ведь турист. Вы не желаете искать душу у каждого места, где бываете.  

–С чего вы взяли?  

–Вы скиталец. Вас видно. У вас всех скучающий вид, словно вы ждете место, которое вас удивит и потрясет. Само собой. И вы поймете это, едва сойдете с трапа.  

–Вы грубы, Леа!  

–Я знаю, – Леа перевел дух, затем заговорил другим тоном, уже более мягким, – простите, простите мою грубость. Я не желал ее. просто мысль о том, что на Страсбург, мой Страсбург кто-то будет смотреть не более, чем на очередную точку на карте, на набор достопримечательностей, сводит меня с ума. Это не просто город… это – душа. Ее не найти в Оранжерее, где туристов за год больше, чем всех жителей, или в районе Маленькой Франции – нигде.  

–А как ее найти? – сложно было злиться на Леа. Кажется, он был совсем несчастен. Или я не умел вступать в конфликты.  

–Улицы, – коротко ответил он. – Улицы, Клоэ! Блуждайте по ним. На рассвете и на закате. Касайтесь рукою каменных домов, касайтесь крытых мостов, но не смотрите на них, как смотрят туристы. Ходите ночами, когда Страсбург в огнях, ходите на рассвете, когда он спит, и не ходите по нему днем. Выбирайте самые узкие проулки, избегайте многолюдных улиц. Знаете, только эти прогулки по узким проулкам в меня впечатали столько черт Страсбурга! На них зарождались мечты многих, как я…  

Леа осекся. Взглянул на меня настороженно:  

–Вдали от дома я совсем другой. Но мне простительно – я замерзаю душою, не имея возможности коснуться города, который так люблю. И каждое слово, каждое упоминание Страсбурга – мне в груди как огнем.  

–Я не могу сказать, что понимаю вас, – признался я. – Мне не было ни в одном из мест так хорошо, как вам в Страсбурге, но я сочувствую…  

Это было правдой. Я даже ощутил прилив зависти к этому человеку, к Леа Моро! Мне тоже захотелось мучительно рваться к какому-то городу, к какому-то месту, желать оказаться в нем, вспоминать и видеть его во сне. Но я посетил девяносто три города в разных точках земли, включая город, где родился и нигде не чувствовал ничего, кроме, как выразился мой собеседник «набора достопримечательностей».  

А передо мною сидел человек, оторванный от своей родины и желающий вернуться назад, и любящий (о, как горели его глаза этой тоской расставания! ), то место, где шла его жизнь.  

–Давно вы были в Страсбурге? – теперь мой голос был тихим и я сам поразился этому обстоятельству.  

–Семнадцать лет назад, – не то слова, не то шелест каких-то тлеющих страниц души. – Скоро я вернусь. И останусь с ним до конца своей жизни. я был во многих местах, во многих городах и странах, но обстоятельства…чертовы обстоятельства.  

Я сидел тогда, пытаясь представить какое-то место, по которому бы тосковал так сильно. Наверное, я очень глубоко ушел в свои мысли, потому что не ощутил и не вспомнил, как исчез мой странный собеседник – Леа Моро, и как объявили о посадке на рейс. Я услышал только с третьего объявления и поспешно, встряхиваясь и поражаясь пустому креслу рядом с собою, схватился за сумку и заторопился…  

Я так и не спросил у своего случайного знакомца, куда летел он и вообще не успел толком ничего спросить, но в Страсбурге я остановился в самой маленькой гостинице и впервые пошел не по туристическим местам, которые мне так нарочито пытались предложить к посещению, а по улицам, пытаясь представить, что творилось на этих улицах.  

И почему-то приходили воспоминания, которых, как я думал, во мне раньше не было. Где-то здесь, пока не было города, свирепствовал Аттила, потом были договоренности о дележке территорий и это место было передано Священной римской империи… что было дальше? Первые соборы, монеты, робкие попытки к созданию города, университеты – путь крупного и старого города. переход к власти Франции, а потом... где-то здесь ведь впервые была исполнена "Марсельеза"?  

Впервые стало прискорбно тогда от того, как мало я имею представление о духе истории, который безжалостно хлещет города. Последнее, что я мог сказать наверняка, что Страсбург был под оккупацией во Второй Мировой…  

И это всё один город. И сколько таких городов, где я проходил, совершенно бездумно – знать не хотелось ни тогда, ни теперь.  

А потом, в одном из закоулков я услышал уличного певца – хриплого, как большинство уличных певцов вообще, но при этом совершенно удивительного.  

Он пел о Страсбурге. И каждое слово в этой песне было мне уже знакомо:  

–Я знаю, что помнит каждый проулок  

Мои блуждания и мои мечты.  

Страсбург за тысячи прогулок  

В меня прочно впечатал свои черты…  

Вспомнился не шедший из моих мыслей Леа Моро. Наверное, Страсбург обладает какой-то своей, особенной силой, и в самом деле вкладывает свои черты в преданных жителей, что те потом, даже убегая из него, не могу прогнать очертания города из памяти.  

А может быть, такими чертами обладает любой город?  

–Я песню тебе спою о нём,  

Ты будь тише плеска сонных вод.  

«Страсбург! » – в груди, как огнем.  

«Страсбург! » – под сердцем свод.  

Этот проулок был тихим. И я был там один для этого уличного музыканта. Но он пел не для меня, не в надежде перехватить пару евро. Он пел для этого проулка и для себя самого. Даже если бы проулок был вообще безлюдным, или он стоял бы на пустой площади – он пел бы также. с хрипотцой и самобытностью. Потому что песня его предназначалась городу, а не людям.  

–Я спою тебе песню про камень,  

Про улицы, где понял, что мечтой горю,  

Про сердце и его тоскливый пламень -  

Я о Страсбурге тебе спою.  

Строки закончились. Исполнитель взглянул на меня, словно бы удивляясь тому, что его слышали. И лицо его имело те же одухотворенные и возвышенные черты, что и Леа Моро, когда он говорил о Страсбурге…  

–Это было прекрасно, – деревянной рукой я попытался нащупать кошелек, чтобы выдать заветные евро, но уже понимая с досадой, что нет такой цены, которая устроила бы меня. здесь было что-то другое.  

По-прежнему мне непонятное. То, что вызывало во мне зависть.  

–Спасибо, месье, – ответил музыкант спокойно. Я вытащил несколько купюр на удачу. Бросил их в шляпу, стоящую перед ним. Он кивнул с благодарностью и достоинством, а я, устыдившись неожиданно чего-то, спешно покинул проулок, смущаясь и оглядываясь, раздражаясь и досадуя, сам не зная, от чего бегу, оставил проулок, а через день – и Страсбург.  

И только через три недели, блуждая по Варшаве, я вдруг понял, что ищу в ней черты Страсбурга.  

Клянусь, что я улыбался!