Эстетический ликбез (и не сказка, и не быль)

ЭСТЕТИЧЕСКИЙ ЛИКБЕЗ  

( И не сказка, и не быль)  

В городе паника, из зоопарка сбежал лев: то ли смотритель плохо закрыл вольер, то ли сам узник лапой отодвинул задвижку. Заметили это не сразу, в стране карантин из-за какой-то заразы, корм ему давали на целую неделю, поэтому не наведывались.  

Удивительно, сбежал, похоже, давно, поскольку не доел мясо, но и в городе никаких жертв, никто не покусан и не погрызен, домашние животные тоже не обеспокоены, ведут себя смирно, не волнуются, свободно бегают по дворам, гадят и метят территорию.  

С другой стороны, удивляться нечему, лев-то – доморощенный. Родился в зоопарке, вырос на казенных харчах, обласкан, потерял свои хищнические инстинкты, привык к людям. Бывало, ради утехи, рявкнет пару раз, оскалит пасть, чтоб посетители не докучали, не приставали и не мешали спать. Любил понежиться на солнышке, погреться, все же он южных кровей.  

Искали его упорно и долго, никаких следов. Решили, что, на радостях, махнул в Африку, и успокоились. А он оказался рядом – в лесу. Доброхот-медведь пожалел беглеца, пока летом не занята берлога, отдал её в аренду. Там лев и прятался до поры-до времени, пока люди урезонятся. И вскоре, так и произошло: списали на падеж от всеобщей заразы, служителю объявили выговор и лишили прогрессивки. Неприятную историю постепенно забыли.  

Лев передохнул, покинул убежище, решил осмотреть окрестности, познакомиться с обитателями. Как-никак, ему с детства внушали, что он царь зверей, так надо вступить в должность, принять владения, применить власть и, как государь, озаботится о подданных. Но его сразу поразила захолустная лесная неустроенность, всё захламлено, везде бурелом, много сухостоя и валежника, обитатели щелкают голодными зубами; не то, что было там – в столице, где вольер: и чистота, и дорожки, и освещение, и ухоженная зелень, и сытная жизнь.  

Молодой, горячий, решил в провинцию ввести городские порядки. Сразу зародилась мысль, учредить мусорную компанию – избавить лес от свалок и бурелома. Ещё пробить просеки, тропинки, создать «благоприятную жизненную среду», конечно, с привлечением народного, то бишь, звериного, капитала. Но это – на перспективу. А сейчас, немедленно, надо срочно избавить обитателей от архаичной дремучести, серости и глухоты, ввести в нынешнюю цивилизацию, заняться их воспитанием и поднятием эстетического уровня.  

Ещё, будучи в клетке, он с любопытством наблюдал за посетителями. Насколько они все разнообразны, не похожи друг на друга, особенно самки, что не особь, то индивид и оригинальность. Он никогда не видел на них одинаковых шляпок, одинаковых грив, по ихнему – причесок, а уж туловища прикрыты у каждой по своему фасону, масти и окраске шерсти. Лапы тоже, на удивление, то копыта на толстой подошве, то высокие, как на когтях, то голяшки голые до самого живота, то прикрытые, как будто только из болота выбрались. Вот только хвостов не видел, удивлялся, как они выражают свои эмоции и отгоняют мух и комаров. Самцы же менее различимы, но тоже не перепутаешь, у многих нет шерсти на голове, у некоторых грива или борода.  

А тут невозможно разобраться: волки все серые, зайцы русые, лисы рыжие и т. д., пойми, где он, а где она. Меж собой все на одно лицо, как они не путают жен и мужей, поэтому и процветают частые супружеские измены. Или, скажем, птицы: галки и вороны, черные как смоль, абсолютно похожие, даже каркают одинаково, никакой певучести в голосе. Вот темнота, не могут справить себе нормальную одежду, чтоб подчеркнуть своё «Я», выделиться; поучились бы у людей.  

Не понравилось владыке такое безобразие, велел срочно созывать лесную думу, принимать экстренные меры; не гоже в царстве терпеть такое безличие. Господствующая там партия «Единая дубрава» сразу предложила назвать нынешний – «Годом процветания», а месяц – Месячником перевоспитания. Раз их большинство, то предложение прошло сразу во всех трех чтениях. Тут же избрали конституционную комиссию, наделив её правом собирать и обобщать предложения от лесного электората.  

Небывалая активность захватила лес: поступило очень много предложений, суть которых сводилась к поднятию культурного уровня, проведению эстетического воспитания, обучению секретам восприятия прекрасного с учетом исторического наследия своей обители и опыта других забугорных лесных массивов.  

По уже сложившемуся ритуалу создали специальное министерство, назначили министра и вице-премьера, определили солидное финансирование, урезав расходы по ведомству Айболита. Дело завертелось.  

Шустряки из «Справедливой дубравы», памятуя, что теория хорошо, но наглядный пример доступнее, предложили пригласить в лес павлина, пусть лесные братья воочию познают красоту. Идея, как никогда, понравилась другой «дубраве», утвердили смету на содержание, прокорм и на насест. Лев своим указом, без проволочек и бюрократии, дал ему лесное гражданство. Павлин прибыл с почетным орлиным эскортом, встречали его с большой помпой, преподнесли огрызок с солью из ближайшей мусорки, присутствовал даже сам хозяин, толкнул приветственную речь.  

Тут же утвердили социальную программу, к ней дорожную карту и полномочное жюри для оценки действенности эксперимента и способности экспериментатора; конечно из птиц, чтоб гостья не испытывала неудобств. Возглавила её ворона, она слыла докой по этой части, знает порядки, когда-то имела гнездо там, в городе на самой главной башне с часами. Ответственным секретарем назначили сороку, как самую грамотную и владеющую многими языками, т. к. павлин, возможно, не владеет местным наречием. Просто секретарем определили воробья: он хоть и без талантов, но чирикает, как надо.  

Вышел павлин на подиум: красавец, радуга меркнет по сравнению с ним. Как развернул свои крылья, распустил хвост – всё позорно стушевалось на фоне такого чуда. Восторгу зрителей и жюри не было предела. Вот он – образец для подражания! И они ещё долго стояли в состоянии оцепенения и умиления, разинув клювы и пасти, с выпученными глазищами.  

Но прошел шок, начали взвешивать все «за» и «против», и ворону начали терзать сомнения: как с таким пышным хвостом ему перемещаться по лесным дебрям и как вершить свою эстетическую миссию. Зацепится хвост за коряги, поломаются перья, и всему конец. Жаль такую красоту губить, решили их повыдергивать и экспонировать в лесном Лувре: целее и доступнее будет, да и копейку можно заиметь за вход.  

Далее крылья: там такая пестрота цвета и путаница оттенков, каких лесные обитатели, отродясь не видели. Отблески слепят и раздражают, не привыкли к такому наваждению: так дальтонизм прицепится, не смогут различать в зелени ягодки, букашек, гусениц, с голоду подохнут. Да и, если даже поддаться такой моде, то, где красок набрать. Покупать за границей накладно, нужна валюта, наши деревянные ошкурки там не принимают, а баксов нет: дары наших недр подешевели, хоть, как и не стараются кабаны из олигархов, всю лесную землю испоганили.  

Дабы не дразнить и не нервировать общественность, обрезали крылья за ненадобностью. Был красавец павлин, а стал – страшило. Ну, разве на таком можно учить культуре зверьё, им можно только пугать шаловливых птенцов и то с осторожностью, заиками могут стать. Собрался лесной люд, что делать? Левада-центр провел опрос и выяснилось, что, по мнению большинства, ворона выглядит куда привычнее, скромнее и приличнее, чем этот общипанный заморский птах.  

Эксперимент с эстетикой свернули: выделенные средства, как всегда, освоили, даже не хватило. Всё осталось, как было, устроила прежняя серость и однообразие. Лев с расстройства снял корону, отказался от престола и попросился обратно в столицу, в зоопарк.  

Провинция есть провинция, что с неё возьмёшь: она привыкла к покою, пугается перемен, знает, что они ничего хорошего не сулят. Была и раньше попытка – стереть грани и различия между городом и деревней, не вышло и сейчас, тем более, если город – столица, и грани не стерты даже между ней и целой страной.