Мораль

Вставив ключ в замочную скважину и попытавшись его провернуть, Стас понял: что-то случилось. Дверь была закрыта изнутри. Получается, Алиса уже была дома. Она работала с девяти до пяти, шесть дней в неделю. Обычно, он приходил раньше и успевал приготовить ужин к её возвращению, часам к шести.  

Спустя пару трелей звонка, дверь распахнулась. В проёме стояла девушка, сжимавшая в руке какие-то бумаги, она выглядела взволнованной.  

– Привет. – она дежурно поцеловала его в щёку и отступила внутрь квартиры, – Разувайся скорее и пошли на балкон. – Она сильнее сжала листы, развернулась и исчезла в недрах помещения, – Можешь захватить свою отраву.  

Он сократил норму до одной пачки в неделю, но жена всё равно была против. И не только потому, что вредно или запах неприятен, а в основном потому, что дорого. Он выбрался на балкон и закрыл за собой дверь. Она была в своих домашних шортах и хлопковой футболке, а значит, вернулась не только что. Его недоумение росло.  

Некоторое время они молча смотрели на свой маленький кусочек города. Он поцеловал ее, и она ответила рассеянной улыбкой. Распечатка письма от его агента лежала на подоконнике, а еще папка ярко-желтого цвета. В ней хранились их финансовые документы: счета за коммунальные услуги, графики погашения кредитов, уведомления о просроченных платежах и требования о погашении задолженности. Обычная история – денег не хватает, хоть тресни. Два года назад они стали поговаривать о ребенке. Теперь же все их разговоры сводились к тому, как бы вылезти из ямы и, может, слегка подкопить, чтобы уехать из города, и чтобы при этом за ними по пятам не гнались разъярённые коллекторы. Перебраться на юг, ближе к морю. Но не сейчас. Здесь они, по крайней мере, хоть что-то зарабатывали.  

– Как дела на объекте? – спросила она.  

– Нормально.  

Ему и, правда, грех было жаловаться. Но кто знает, что будет, когда они достроят коттедж. Возможно, Сан Саныч подкинет работёнку, а возможно снова придётся перебиваться мелкими отделочными работами. Иногда, лежа в постели и дожидаясь сна, он с лёгкой грустью вспоминал орка из Warcraft 3. Орка, который сообщал: «Нужно больше золота, милорд! »  

– Ты почему не на работе? – спросил он. – Только не говори мне, что Багров помер.  

Её рассеянная улыбка стала шире. Они были вместе десять лет, и Стас знал, когда что-то не так.  

– Алиса?  

– Он отправил меня домой пораньше. Чтобы подумать. Мне есть о чем подумать. Я… – Она отвела взгляд, обращая его к окну.  

Он взял ее за плечо и повернул к себе.  

– Ты – что, Алиса? Что случилось?  

– Да ты кури. Сегодня разрешается.  

– Алиса. – повторил он более настойчиво.  

Ее уволили из частного реабилитационного центра два года назад, в ходе «реорганизации». К счастью, она приземлилась на обе ноги. Получить место домашней сиделки было крупной удачей: один пациент, набожный тихий мужчина, поправляющийся после инсульта, очень приличная зарплата. Она получала больше мужа, причем заметно. А на две зарплаты почти можно прожить. Во всяком случае, до окончания строительства коттеджа…  

– Сначала давай обсудим это, – она подняла письмо агента. – Насколько ты уверен?  

– В том, что сделаю работу? Вполне. Практически абсолютно. То есть, конечно, если будет время. А насчет остального… – он пожал плечами. – Тут все черным по белому: никаких гарантий.  

Обстановка с работой в городе была крайне нестабильная, особенно в области строительства. Кризис, ударивший по карманам потенциальных заказчиков и наплыв дешёвой рабочей силы из ближайшего зарубежья делали своё дело. В должности безработного он иногда проводил целые недели. Два года назад, вынужденный отпуск длился почти три месяца, и они почти потеряли квартиру. В то время и начались проблемы с сомнительными кредитными организациями.  

От тоски и желания заняться хоть чем-нибудь, пока Алиса ухаживает за божьим одуваном Алексеем Анатольевичем, Стас принялся сочинять книгу, которую назвал «В мире дикой природы: скитания непонятого гения по стройкам города». Слова давались ему с трудом, а в иные дни и совсем не давались, но к тому времени, когда Сан Саныч подал клич и предложил вакансию, включающую работу на свежем воздухе в живописных местах и проживание в тесном вагончике вместе с белорусами, он сумел закончить три главы. Алиса взяла их почитать с тревожной улыбкой: какой женщине приятно сказать своему спутнику жизни, что он зря тратил время и силы.  

Но он тратил его не зря. Истории, которые он рассказывал о своей работе, были забавными и оригинальными – гораздо интереснее тех, что она слышала от него за ужином или, когда они вместе лежали в постели.  

На большинство его писем, агенты не отвечали. Некоторые сподобились на краткий учтивый ответ: «извините, но новых клиентов не берём». После долгих усилий Стас наконец отыскал агента, согласившегося хотя бы взглянуть на восемьдесят страниц, которые он с таким трудом вымучил из своего старенького ноутбука «Acer». В имени агента слышалось что-то цирковое: Эдуард Кольцов. Он оказался щедр на похвалы и скуп на обещания. «Возможно, мне и удастся раздобыть для вас контракт, – писал Кольцов, – однако имейте ввиду, гонорар наверняка будет очень скромным. Я посоветовал бы вот что: напишите еще глав семь-восемь, а то, и всю книгу целиком. Тогда будет совсем другой разговор, совсем другие условия, уверяю. ».  

Звучит разумно, решил Стас, но только для того, кто наблюдает за перипетиями литературной жизни из окна комфортабельного офиса. А как быть тому, кто мечется по городу – месяц на одном объекте, две недели на другом, подработка после основной работы – изо всех сил стараясь обскакать счета? Письмо от Кольцова пришло в мае. Теперь был уже сентябрь, и, хотя лето для Стаса выдалось относительно неплохое благодаря масштабному строительству коттеджа (боже, благослови транжир, иногда думал он), к его книге не прибавилось ни единой странички. И дело было не в лени: просто, когда весь день занимаешь изнурительным физическим трудом, к вечеру чувствуешь себя губкой, выжатой губкой. Много ночей, самой креативной вещью, на которую он был способен – просмотр нескольких серий Игры Престолов.  

И все может измениться в худшую сторону, если он просидит еще два или три месяца без основной работы... несколько месяцев проживания на зарплату жены окончательно их добьют. Тогда уже не стоит и беспокоиться о литературных начинаниях.  

– Сколько времени тебе нужно, чтобы закончить? – спросила Алиса. – Если ни на что больше не отвлекаться?  

Он вынул сигарету и закурил. Ему очень хотелось дать оптимистичный ответ, но он подавил это желание.  

– Минимум три-четыре месяца.  

– И сколько, по-твоему, это сможет нам принести?  

Насчет этого Стас уже сделал свои прикидки.  

– О, думаю, аванс будет где-нибудь около пары сотен тысяч. А дальше, кто знает.  

Начать заново на юге страны – такая у них была мечта. Об этом они говорили в постели. В маленьком городке, или, скажем, пригороде. Она могла бы устроиться в местную больницу или попытаться найти другого частного пациента, а он подыскал бы себе место понадёжнее. Или написал бы еще одну книгу.  

– Алиса, к чему все это?  

– Слушай, не знаю, как тебе сказать. Прозвучит, как бред. Но… Цифра, которую назвал Багров, больше пары сотен тысяч. И главное, моя работа останется при мне. Он сказал, что мне не нужно будет уходить, что бы мы ни решили, а без этих денег нам сейчас не обойтись.  

Он потянулся за пепельницей в виде слоника, которую держал в одном из ящиков, и затушил в ней окурок. Потом взял жену за руку.  

– Рассказывай.  

Он слушал её внимательно, не перебивая, лишь иногда вскидывая брови. Где-то в душе он и рад был бы не поверить, но не мог.  

Если бы ее спросили до этого дня, Алиса бы сказала, что ей мало что известно о Алексее Анатольевиче Багрове, и что ему совершенно ничего не известно о ней. Однако, в свете его предложения, она поняла, что на самом деле рассказала ему больше, чем ничего. О своих финансовых затруднениях, о планах мужа на книгу, о мечтах о доме на берегу моря.  

А что же она, собственно, знала об Алексее Анатольевиче? Что он всю жизнь прожил холостяком, что через три года после того, как он оставил работу в благотворительной организации, с ним случился инсульт. Что в результате он был частично парализован с правой стороны и нуждался в домашнем уходе. Вот, кажется, и все, если не считать мелочей.  

Теперь он мог сам дойти до туалета с помощью специальных ходунков. И говорил уже более или менее понятно, хотя язык еще не очень хорошо его слушался. Алиса и раньше имела кое-какой опыт общения с людьми, перенесшими инсульт (благодаря этому ее и взяли), и считала, что ее пациент идет на поправку удивительно быстро.  

До сегодняшнего дня, ей и в голову не приходило, что он может быть состоятельным... хотя обстановка в квартире должна была дать подсказку. Она предполагала, что квартира это всего лишь наследство, а ей платили из сбережений на чёрный день.  

Вдобавок к обычным обязанностям сиделки – вовремя давать больному лекарства и мерить давление, Алиса занималась с ним физиотерапией. Выполняла другие поручения, вроде читки вслух. Не брезговала она и домашними хлопотами, когда отсутствовала Елена. По таким дням она делала бутерброды и жарила яичницу. Наверное, именно за столом он и выведал у Алисы подробности ее собственной жизни, причем сделал это аккуратно, совсем незаметно для нее самой.  

– Помню только одно, – сказала она Стасу, – как-то раз я призналась, что мы не страдаем от особенной нищеты и даже не слишком себя ограничиваем. Нас угнетает отсутствие перспектив.  

Стас невольно улыбнулся.  

Сегодня утром Багров отказался от массажа. Вместо этого он попросил Алису поднять его и помочь добраться до письменного стола в импровизированном кабинете. Он с трудом осилил путь, и, тяжело дыша, весь красный, опустился в кожаное кресло. Потом в один присест осушил поданный ею стакан воды.  

– Спасибо, Алиса. А теперь я хочу с вами поговорить. Очень серьезно. – Заметив ее беспокойство, он улыбнулся. – Нет-нет, это не насчет работы. Она за вами, несмотря ни на что. Пока сами не уйдете.  

– Вы меня пугаете, Алексей Анатольевич, – сказала она.  

– Как вы относитесь к тому, чтобы заработать один миллион рублей?  

У нее открылся рот. С высоких стеллажей вокруг на нее смотрели умные книги. С улицы доносился приглушенный шум.  

– Если вы думаете, что речь идет о сексе – в его глазах загорелись озорные огоньки, – то я уверяю вас, что нет. Хотя вот Фрейд считал, что, если как следует покопать, у каждого поступка найдется сексуальный подтекст. Но я в этом сомневаюсь. Вообще, мысль о том, что всё высокое и душевное, что есть у людей внутри, держится на животном желании, видится мне грязной.  

– Пожалуйста, не сердитесь, но я не очень-то в настроении обсуждать Фрейда. И у меня нет большого желания выслушивать ваше предложение.  

– Но если вы не выслушаете, то так его и не узнаете. Потом всю жизнь будете жалеть.  

Она заколебалась. У нее мелькнула мысль: стол, за которым он сидит выглядит очень дорого. Впервые она отчетливо подумала о своем пациенте в связи с деньгами.  

– Сумма, которую я предлагаю, должно хватить на оплату всех ваших задолженностей, на то, чтобы ваш муж спокойно дописал свою книгу, возможно даже останется на то, чтобы начать новую жизнь, скажем, на первый взнос за… за домик у моря, если не ошибаюсь?  

– Да.  

– Наличными, Алиса. – У него было длинное лицо и тёмные жесткие волосы, отдающие в седину. – Если наличные пускать в ход постепенно, никто не заинтересуется тем, откуда они у вас взялись. А когда ваш муж продаст книгу, и вы обоснуетесь на новом месте, у нас не будет нужды встречаться. – Он помедлил. – Все будет зависеть только от вас. Я, почему то, уверен, что следующая сиделка вряд ли будет настолько грамотной и проворной.  

Только мысль о миллионе и удержала ее в комнате. Миллион рублей наличными. Она словно видела их перед собой: толстый конверт, набитый оранжевыми банкнотами. А может быть, даже два конверта, если не влезет в один.  

– Послушайте меня, – сказал он. – Я ведь в последнее время не очень много говорил. Все больше слушал, да? Теперь ваша очередь слушать, Алиса.  

– Допустим. – Ее разбирало любопытство. А кто бы утерпел на ее месте? – Говорите, кого я должна прикончить.  

Она хотела пошутить, но как только эти слова сорвались с ее губ, испугалась, что это может оказаться правдой. Потому что они не прозвучали как шутка.  

Багров рассмеялся. Потом сказал:  

– Никаких убийств, дорогуша. Нам ни к чему заходить так далеко.  

И он начал говорить о том, о чем никогда раньше не говорил. Возможно, не только с ней, но и вообще, ни с кем.  

– Я вырос в богатой семье. Моему отцу, скажем так, повезло иметь правильных друзей. У нас была религиозная семья, и когда я сказал родителям, что чувствую тягу к церкви, и не желаю участвовать в семейном бизнесе, они не возражали. Мама, наоборот, была в восторге. Однако на путь священника я так и не встал, остановившись где-то рядом, в местечке под названием «благотворительность». Интересно, я каждый день вкалывал, хотя ни в чем не нуждался. Да, мои родители сделали все, чтобы я никогда ни в чем не нуждался, когда они умрут.  

Отец пережил мать всего лишь на пять лет, а когда умер и он, мне досталась уйма денег. За годы, протекшие с тех пор, я тратил немного, делая это постепенно, малыми порциями. Я откладывал деньги не на черный день, мне это не нужно, а на то, чтобы когда-нибудь осуществить свое заветное желание.  

Я много лет скитался по провинциям нашей необъятной страны, пока не остановился здесь. После пяти лет службы в организации, я стал управляющим в местном филиале. Я был им, ни разу не запятнав свою репутацию. Моя жизнь… Я говорю это без гордости и без стыда, прошла в незаметном службе. Мы помогали бедным и больным. Центр помощи анонимным алкоголикам на соседней улице открыт по моей инициативе, и ему могут сказать спасибо целые сотни несчастных, пьяниц и наркоманов. Мы безудержно помогали и помогаем детским домам. Мы привлекали инвесторов к постройке церквей и храмов….  

У меня есть только один повод для сожалений: я очень набожен, поэтому неудивительно, что за всю жизнь ни разу не совершил ни единого греха. Я спокойно отношусь к удовольствиям, а поскольку я никогда не состоял в браке, у меня не было возможности совершить измену. Мои аппетиты умеренны, и, хотя мне нравятся хорошие вещи, я никогда не проявлял алчности. Да и с чего бы, если отец оставил мне целое состояние? Я упорно трудился, никому не завидовал, разве что самую малость, и меня не соблазняют ни имущественные блага, ни высокое положение в обществе.  

Я вижу, как вы ерзаете, так что перейду к сути. Прежде чем умереть, я хотел бы согрешить по-настоящему. Причем не мыслью или словом, а делом. Это желание возникло у меня еще до инсульта, оно становилось все более навязчивым… Могу сказать, что в последние три года эта идея преследует меня неотступно. Но какой же серьезный грех под силу совершить старику, который едва может ходить? Конечно же, не очень большой, по крайней мере, такой, чтобы не быть пойманным. А потом, слушая ваши рассказы о книге вашего мужа и о вашей финансовой ситуации, я вдруг понял, что могу согрешить вашими руками. К тому же, сделав вас своей сообщницей, я, так сказать, удвою тяжесть своего греха.  

Во рту у нее пересохло, и она с трудом выговорила:  

– Я верю в дурные поступки, Алексей Анатольевич, но не верю в грехи.  

Он улыбнулся.  

– Ничего страшного. Ваша вера в данном случае значения не имеет.  

– Я не понимаю, зачем это вам? Это извращение!  

Его улыбка стала шире.  

– Да! Верно! Хочу совершить поступок, после которого буду нуждаться в прощении. Я хочу знать, каково это… Хочу не просто слегка запачкаться, а нырнуть в это с головой.  

– И утащить в «это» меня. – проговорила она, задумавшись.  

– Но вы же не верите в грехи, Алиса! Вы сами только что сказали. С вашей точки зрения все, чего я хочу, это, чтобы вы немножко набезобразничали. И не за просто так, а за миллион рублей.  

Она почувствовала, что ее лицо и руки горят, как после долгой прогулки на морозе. Конечно, она этого не сделает. Что ей надо сделать, так это уйти отсюда и вдохнуть свежего воздуха. Увольняться она не станет, ну уж нет, ей нужна эта работа, но сейчас она уйдёт. И если он уволит ее за то, что она ушла, пускай. Но сначала она хотела услышать конкретику.  

– Так чего именно вы от меня хотите?  

Стас закурил вторую сигарету.  

– И чего же?  

Она нетерпеливо пошевелила пальцами.  

– Дай мне затянуться.  

– Милая, ты ведь не куришь…  

– Я сказала, дай.  

Он подчинился. После глубокой затяжки она откашлялась дымом и рассказала ему остальное.  

Ночью она долго лежала без сна, уверенная, что Стас уже спит. А почему бы и нет? Решение принято. Она скажет Багрову, что не согласна, и пускай он идёт лесом. Решение принято, можно спать спокойно.  

И все же она не слишком удивилась, когда он повернулся к ней и сказал:  

– Не могу выкинуть это из головы.  

Она тоже не могла.  

– Знаешь, я бы сделала это. Ради нас. Если бы только…  

Теперь они лежали лицом к лицу. Было два часа ночи.  

– Если бы что?  

– Если бы не боялась, что это отравит жизнь. Бывают вещи, которые не выкинешь из головы. Которые не забудутся со временем.  

– Ну и хватит тогда это обсуждать. Решили, значит решили. Скажешь этому психу завтра: спасибо, не надо. А я как-нибудь найду способ закончить книгу без этого безумия.  

– Когда это будет? Когда опять останешься без работы? – Он тяжело вздохнул, словно она снова задела больную мозоль.  

– Мы решили. Он ненормальный. Точка. – И он перекатился на другой бок.  

Наступило молчание. Сверху скрипел потолок, доносились тяжёлые шаги Антонины Юрьевны – ее фото следовало бы поместить в толковый словарь рядом со словом «Бессонница».  

Лишь через пятнадцать минут Стас заговорил, обращаясь к прикроватной тумбочке и часам, показывающим 2:17.  

– Нет ведь никаких гарантий. Нельзя же доверять человеку, у которого осталась в жизни единственная мечта – совершить грех.  

– Ему я доверяю, – возразила она. – Спи, Стас. Тема закрыта.  

– И ты спи, – пробормотал он.  

На часах было 2:26, когда она сказала:  

– Это можно было бы сделать. Тут я уверена. Я могла бы перекрасить волосы. Надеть шляпу. Темные очки, само собой. Мы подготовили бы пути отступления.  

– Ты серьезно…  

– Не знаю. Чтобы получить миллион, я должна работать чуть ли не три года, и после того, как государство и банки урвут свой кусок, почти ничего не останется. Мы знаем, как это бывает.  

Она с минуту помолчала, глядя на потолок, над которым наматывала свои круги Антонина Юрьевна.  

– А если с тобой что-то случится, и ты не сможешь больше зарабатывать физическим трудом?  

– Займусь чем-то другим.  

– Все так говорят…  

– Между прочим, по сравнению с миллионом то, что я надеялся выручить за книгу, выглядит скромно. Зачем мне заморачиваться?  

– Затем, что выплата Багрова одноразова. А книга была бы чиста. Ты мог бы…  

– Чиста? Ты считаешь, что после этого книга будет чиста? – он перебил её и перекатился обратно.  

– Думаешь, я смогу когда-нибудь найти такое же прибыльное место, как при Багрове?  

Он ничего на это не ответил, что тоже было своего рода ответом.  

– И годы бегут. В сентябре мне тридцать. Мы устроим праздничный ужин, и я получу свой главный подарок – извещение о просрочке очередного платежа.  

– Ты винишь меня в…  

– Нет! Я даже наше дерьмовое правительство, и то не виню. Что толку? И Багрову я сказала правду: не верю я в грехи. В Бога и Дьявола тоже не верю. Но и в тюрьму не хочу. – Она почувствовала, как глаза стали мокрыми. – И еще я не хочу никому делать больно. Уж во всяком случае, не…  

– Тебя никто не заставляет.  

Он стал отворачиваться, но она схватила его за плечо.  

– Если бы мы на это решились… если бы я решилась… мы могли бы потом никогда больше об этом не говорить. Ни слова.  

– Да.  

Она потянулась к нему. В браке сделки скрепляются не просто рукопожатием. Это знали они оба.  

Часы показывали 2:48. Внизу, снаружи, раздавалось негромкое шуршание шин крадущейся машины. Он уже засыпал, когда она сказала:  

– Снять можно на мой телефон, у меня камера лучше.  

И снова тишина. Только Антонина Юрьевна сверху все ходила туда-сюда. Она монотонно преодолевала бесконечные ночные километры. Глаза Алисы сомкнулись.  

На следующий день, в кабинете Багрова, она невольно прокручивала в голове их ночной разговор с мужем.  

– Мне не надо будет калечить этого… ну, этого… по-настоящему, чтобы получить деньги?  

– Нет, но я должен увидеть, как потечет кровь. Вы должны пустить в ход кулак, но разбитой губы или носа будет вполне достаточно. Итак?  

– Если меня поймают, я все равно получу деньги?  

– Если выполните свою часть соглашения и умолчите обо мне, то да, непременно.  

– Тогда меня будет ждать экспертиза на вменяемость, – хмыкнула она. – Может, я и впрямь в ней нуждаюсь, раз говорю с вами на эту тему.  

– Если вы будете и дальше жить по-старому, вам понадобится как минимум консультация специалиста по вопросам брака, – заметил Багров. – Я повидал многие неблагополучные пары, и, как правило, главной причиной их семейных проблем оказывались именно трудности с деньгами. Причем не только главной, но и единственной.  

– Спасибо, что делитесь со мной своим опытом, Алексей Анатольевич.  

На это он ничего не ответил.  

– Вы знаете, что вы сумасшедший?  

Он по-прежнему молчал.  

Она посмотрела на книги. Большинство из них были религиозными. Наконец она опять перевела взгляд на него.  

– Если я это сделаю, а вы меня кинете, берегитесь.  

На этот раз хмыкнул он.  

– Я выполню свое обязательство. Можете не сомневаться.  

– Вы стали говорить почти безупречно. Даже не шепелявите.  

Он пожал плечами.  

– Возможно, вы просто привыкли к моему произношению.  

Она опять подняла глаза. Одна из книг называлась «Мораль». Толстая. В прихожей размеренно тикали старые часы с маятником. Затем он снова произнес:  

– Итак?  

Часы тикали.  

– Если вы еще раз повторите «итак», я выйду отсюда вон.  

Он не стал повторять «итак», и вообще больше ничего не сказал. Она посмотрела вниз, на свои пальцы, которые перебирали край блузки. Самым пугающим было то, что где-то внутри у неё до сих пор шевелилось любопытство.  

Наконец она подняла взгляд и дала свой ответ.  

– Прекрасно, – сказал он.  

Приняв решение, ни Стас, ни Алиса уже не хотели откладывать его реализацию, ждать было слишком мучительно. Они выбрали небольшой парк в одном из жилых микрорайонов. Они дважды посетили парк заранее. В этот период они часто занимались сексом. Это был нервный секс, как у двух подростков, которых могут вот-вот застукать, но очень добротный. Во всяком случае, пылу хватало с обеих сторон. Алиса обнаружила, что остальные ее потребности почти не требуют удовлетворения. За десять дней, прошедших с момента ее согласия до того дня, когда она выполнила свою часть сделки, она сбросила килограмм пять. Стас сказал, что она снова выглядит как девчонка.  

Солнечным днем в начале октября Стас остановил их старенький «рено» на парковке. Алиса сидела рядом с ним – волосы, перекрашенные в рыжий цвет, и свисают до плеч, длинная юбка в пол и уродливая куртка из кожзама делали ее почти неузнаваемой. Вдобавок на ней были темные очки. Она казалась вполне спокойной, но, когда он захотел до нее дотронуться, отдернула руку.  

– Алиса, только не…  

– У тебя есть деньги на такси?  

– Да.  

– Тогда дай мне ключи от машины. Увидимся дома.  

– Ты уверена, что сможешь вести?  

– Смогу. Дай ключи. Жди здесь пятнадцать минут. Если что-нибудь пойдет не так… даже если мне покажется, будто что-то не так, я вернусь. Если нет, ты отправишься на место, которое мы выбрали. Помнишь, где оно?  

– Разумеется, помню!  

Она улыбнулась. Во всяком случае, ему так показалось.  

– Молодец.  

И ушла.  

Пятнадцать минут тянулись изматывающе долго, но Стас высидел их все до одной. Подростки проносились мимо на своих велосипедах, громки выкрикивая грязные ругательства и смеясь. Парами проходили женщины, многие с колясками. Он заметил полную женщину, которая с трудом пересекала улицу, и сначала принял ее за Антонину Юрьевну, но, когда та подошла ближе, понял, что ошибся. Их соседка была гораздо моложе.  

Когда пятнадцать минут почти истекли, он спокойно и рассудительно подумал, что может положить всему этому конец, просто вызвав такси и уехав отсюда. Алиса в парке оглянется и не увидит мужа. Тогда, согласно договоренности, ей придется возвращаться домой. А когда она туда приедет, то поблагодарит его. Она скажет: спасибо, что спас меня от себя самой.  

А потом? Взять месяц отпуска. Никакой работы. Он бросит все свои силы на то, чтобы закончить книгу. Пан или пропал.  

Но вместо этого он вылез из машины и пошел в парк, сжимая во вспотевшей ладони айфон супруги. Он три раза включал камеру, проверяя, всё-ли нормально. Как ужасно было бы пройти через все это и обнаружить, что что-то пошло не так и запись не сохранилась. Или что сел аккумулятор.  

Алиса сидела на скамейке. Увидев его, она смахнула прядь волос с левой стороны лица. Это был условный знак: снимай.  

Позади нее находилась детская площадка – качели-карусели, горка, деревянные лошадки и прочее в том же духе. В этот час народу здесь было немного. Мамаши стояли кучкой на дальнем краю, смеясь и болтая, почти не следя за тем, чем заняты их дети.  

Алиса поднялась со скамьи.  

Миллион, подумал он, поднял телефон и включил камеру. Запись. Теперь, когда все началось, он не чувствовал никакого волнения.