Пропащие. В погоне за утраченным.

«Предают только свои» © – Французское выражение  

«Не зацикливайтесь на прошлом» – вас там больше не будет» © – Мухаммад Окар  

Его старческие руки слабели с каждой минутой. Варикоз дошел до точки апогея, когда вены стали четко видны на фоне желтоватой кожи мексиканского происхождения. Голубые глаза слезились. В них сокрылась толика отчаянной надежды. Он ждал смерти, но до последнего не мог уйти. Сын держал его в мире живых. Жена сына во взгляде показывала своё безразличие. Сухость по отношению к своему свёкру. Она, в отличии от своего мужа, держала в кулаке целую кампанию. Её бездушность – это вынужденная мера, стоящая не первом плане перед имеющейся властью; Гарсиа, носящий гордую мексиканскую фамилию – Гонсалес, умер в окружении своего бездарного сына и снохи, которая ровным счетом выступала главой семьи. Если бы не она, её супруг просто-напросто был бы никем и ничем.  

Оставив наследство в виде кошерного поместья, Гарсиа завещал его только Хавьеру и никому больше. Не смотря на бездейственность родного сына, он всё равно любил его и поощрял любое, даже самое мелкое его достижение, в то время как благоверная Брелина своим рассудительным умом руководила фирмой своего собственного, также покойного, отца; над Хавьером насмехались. Порой устраивали каламбур, называя его бабой, а Брелину, наоборот, мужиком…, ведь с самых ранних школьных лет он боялся отличаться и всегда предпочитал действовать за кулисами. Он не представлял собою ничего особенного, был просто обузой для Брелины…  

Все тонкости завещания имущества младший Гонсалес полностью доверил своей супруге. И вот, проснувшись через неделю после смерти отца, в очередной раз на дорогой кровати производства Parnian, Хавьер как обычно пощупал вторую половину постели Брелины, которая была уже холодной. Она уехала около двух часов назад, приготовив своему супругу сэндвич с беконом по-британски на завтрак. Следует заранее отметить, что вся эта заботливость – лишь показуха. В темной части отношений Хавьера и Брелины царят токсичность и агрессия. Они не любят друг друга по-настоящему.  

Одевшись в свой новый брендовый костюм последнего пика моды, Гонсалес младший решил наведаться в бюро к нотариусу, дабы убедиться в том, что всё идет как по маслу. Он вышел из пригородного особняка, записанного на имя жены, и по традиции обернулся, чтобы разглядеть масштабы своих владений и ненасытно насладиться ими. Затем он эпатажно и весело запрыгнул в свой личный кадиллак, якобы уже и позабыв о кончине собственного отца.  

Элитный пригородный район на севере Чикаго властвовал своими красотами на фоне безжизненной серости городских черт. Дом Гонсалесов, хоть и был немного поменьше поместья Гарсии, всё равно считался крайне щегольским и пижонским особняком стиля модерн. Необычная структура строения обращала на себя особое внимание; большой гараж на несколько мест, бассейн на задней части участка, размещающиеся ввысь экзотические окна и чисто выстриженный наемными работниками газон – всё это так или иначе характеризовало обиталище Хавьера и Брелины.  

Серебристый кадиллак мчался по дорожной петле, контрастируя на фоне проезжающих мимо автомобилей среднего класса. Хавьер не мог целиком удовлетворить собственное эго своим положением, ведь он понимал, что всё это, по сути, не его имущество. Он прекрасно осознавал, что является недаровитой и невыразительной личностью, которая не в состоянии добиться чего-то своими руками, не пренебрегая помощью остальных. Младший Гонсалес высокомерен. Поэтому он ищет что-то, что спустит его с небес на землю и заставит самосовершенствоваться, расти в глазах окружающих, всех тех, кто не верит в него.  

Въезд в город находился в десяти с лишним миль от места жительства Гонсалесов. Хавьер экстравагантно держал руль одной рукой, выпуская дым от сигареты в спущенное окно. Трафик в городе умеренный. Он подъезжал к нотариусу под альтернативный рок, играющий по радио, и бегал глазами по парковочным местам, пытаясь отыскать свободное.  

Хлопок двери. Вызывающий выход из машины. Потушив сигарету об электрический бетонный столб, он направился ко входу. В коридорах несколько молодых людей стояли со своими папами, мамами, бабушками и дедушками, спешно обговаривая с ними тонкости проведения заветной переписи наследства. Хавьер плавно подошел к образовавшейся очереди к нотариусу, и его тут же одарили завидными взглядами.  

– Кто крайний? – сухо спросил он.  

– Мы, – ответила молодая девушка, держащая своего прародителя под руку.  

– Отлично. Я без очереди, меня ждут, – нагло льстит Хавьер.  

В этот момент из кабинета выходят, и Гонсалес залетает за ними. Женщина, работающая нотариусом, выглядела привлекательно. Хавьер подумывал и раньше об измене, но сейчас это сладкое желание обострилось вдвойне.  

– День добрый, мисс… э-э-э…, – начал Хавьер.  

– Уайт, – вяло произнесла женщина.  

– Да… я – Хавьер Гонсалес, по поводу наследства моего отца, Гарсии Гонсалеса, – молвит мужчина.  

– Вашего отца? Хм… странно, на ваше имя никаких завещаний не было, – после небольшой задержки, глядя в записи, произносит нотариус.  

– Как нет? Вы проверьте внимательней, – с дрожью в голосе говорит Хавьер, сидя на стуле напротив собеседницы.  

– Да, я не ошиблась. Вот, поместье Гарсии Гонсалеса уже принадлежит некой Брелине Аньези, – спокойно ведает женщина. – Всё по закону.  

Аньези – бывшая материнская фамилия Брелины, на которой она была до расписки в Загсе с Хавьером. Что-то шло не так и Гонсалес сразу это понял. Со времен последней ссоры с женой, он всё больше стал побаиваться её предательства…  

– Хм… видимо, я что-то напутал, – сказал Хавьер, опрометью уходя в коридор и закрывая за собой дверь.  

Ждущие в очереди люди снова поразили его своими осужденными взглядами, провожая его ими аж до самого выхода. На улице, садясь в машину, Хавьер достал свой IPhone XR и набрал Брелину, дабы подтвердить свои опасения. Спустя многочисленную серию раздражающих гудков, супруга берет трубку.  

– Да, любимый? – ехидно произносит она.  

– Я сейчас у бюро. Нотариус сказал мне, что поместье моего отца записано на твою прошлую фамилию. Что это значит? – скоро проговаривает мужчина.  

– Эх, мой дорогой лопушок… приезжай, я уже дома, всё расскажу тебе, – загадочно промолвила Брелина.  

«Мой дорогой лопушок» прозвучало до жути мнительно. Внутри рухнуло что-то неведомое. Даже самый наивный из мужчин так или иначе догадался бы – что-то здесь не так. Брелина на грани глобального прорыва. Её ненависть должна была выйти за пределы собственной выдержки еще месяц назад, когда банальная словесная перепалка перерастала в затрагивание личного.  

Домой Хавьер приехал буквально за каких-то пятнадцать минут. Он загнал кадиллак в гараж, как всегда. Крутя на пальце ключи от машины, он подошел вплотную к калитке с дивно выгравированными стальными узорами, но не успел открыть её, так как Брелина сделала это за него, с другой стороны. Мимолетная искра пролетела между ними. Что-то должно произойти – что-то тягостное, что-то донельзя нещадное.  

– Всё имущество… Всё! От поместья твоего папаши и «нашей» модерновой хаты, – она загнула пальцы в кавычки, делая саркастичный акцент на слове «нашей», – до носков, что сейчас на тебе – всё принадлежит мне и только мне…  

– Ты че вообще городишь? Конченная? – трепетно прикрикивает Хавьер, отходя немного назад под натиском слов своей жены.  

– Нет, это ты – конченный. Ты – ничтожество, которое не способно даже лампочку нормально вкрутить. Из-за тебя я уже год стою на месте. Мой доход сейчас составляет столько-же, сколько и составлял ровно триста шестьдесят пять дней назад, – стервозно молвит супруга с огненным взглядом.  

Хавьера одолевал внутренний соблазн – заехать Брелине по щеке потертыми костяшками, да так, чтобы её зубы мудрости заколыхались от лихорадки. Лицо его краснело с каждым сказанным женою словом, а кулак сжимался сам по себе. Казалось, что ничего не в состоянии сдержать накопившейся гнев мужчины. Но Брелина – одна из тех женщин, которые способны поставить мужчину на место одним единственным колким словом. Правда, чаще всего у неё это были предложения. Вот как сейчас:  

– И не вздумай меня бить. Всё просчитано до мелочей. Подумай, что скажет полиция?.. Ах да… я забыла, извини. Ты же не умеешь думать. Тупица! Тряпка! – на повышенных тонах закончила Брелина.  

Забрав с рук мужа ключи от его кадиллака и его телефон, пока тот был в замешательстве, она грозно и звонко хлопнула калиткой прямо у того перед носом. Он еще долго стоял там, задумчиво пялясь на изящества дома, который еще минуту назад он считал своим.  

Оказавшись на произволе собственной судьбы, Гонсалес стал хаотично метаться по знакомцам, в надежде получить от них хоть какую-то помощь. Но Брелина не была бы Брелиной, если бы не подговорила каждого человека, бывшего в более-менее хороших отношениях с Хавьером. Она отрезала все пути для него. Да и без неё любой считал его немощью, любой отворачивался, случись у Хавьера беда колоссальных масштабов.  

Суд тоже был подкуплен. Хавьер остался ни с чем, даже наоборот – он еще больше подпортил свою репутацию, когда решился судиться с супругой; его банковская карта заблокирована властью Брелины, теперь уже, Аньези, а тех наличных, что у него было в кармане, хватило на пару недель, в течении которых Гонсалес ночевал в различных обшарпанных ночлежках. Днями он отчаянно пытался хоть как-то спасти ситуацию. Его адвокат опустил руки после первого же заседания, оставив своего клиента на деспотизм сложившейся ситуации.  

На шестнадцатый день нахождения без определенного места жительства у Хавьера кончилась наличка и он  

был вынужден проводить ночи на холодных и враждебных улицах Чикаго. Богатеев в нищих кварталах не любят, поэтому ему приходилось держаться ближе к центру города, дабы не угодить в потасовку с парнями из гетто или с албанцами из восточных районов на крайняк.  

Пристрастие Хавьера к алкоголю, его мания топить проблемы в бокалах аристократического вина или стакане крепкого джина со льдом и лаймом, теперь уже не может быть удовлетворена так просто. Приходится довольствоваться удачно оставленной шпаной банкой дешевого пива или недопитой бутылкой бюджетного коньяка. Иногда Хавьер караулил курящих прохожих, дабы поднять за ними недокуренный бычок и докурить за них.  

Через три дня после неудачного суда, Гонсалес лениво бродил по улицам Чикаго, ребячливо задирая голову вверх к небу, в многократный раз поражаясь величием здешних небоскребов. Он проходил мимо высокого коллекторского офиса жены и плевал на железную угловую окантовку здания. Явилось тяжелое дыхание в результате пропажи мотивации и резкой перемены в жизни, когда от прежних условий остались лишь воспоминания. На грудь давило, словно прижатый прессом к стене валун, а в голове царила пустота, какова ранее никогда не наблюдалась.  

Находясь на улицах уже почти месяц, Хавьер познакомился с двумя доверенными людьми со схожей судьбой. Сначала Гонсалес встретился с мужчиной среднего возраста с сединой на висках, когда тот копошился в мусорном баке:  

– Понимаю тебя старина, – начал разговор Хавьер.  

– Понимаешь? Судя по костюму ни хрена. Ты не понимаешь. Думаешь пожил без дома пару деньков и уже весь такой понимающий? – выводился мужик.  

– Не пару деньков, а полноценный месяц. Тебе так жить вроде не впервой, как звать?  

Нищий представился Хайремом и с тех пор они стали друзьями. Старичку оказалось не так уж и много лет, всего-то сорок семь. Такой скверный вид – это пожитки скверного образа жизни. Седина у него появилась из-за пережитого стресса, после которого он оказался ни с чем, и о котором рассказывать он не предпочитает. Хавьер тоже не стал ничего говорить о своём прошлом, вместо этого они вместе начали искать работу.  

У Гонсалеса нет никакого образования и никакого опыта работы. Он – мелкая сошка, у Хайрема тоже свои обстоятельства, отличные от Хавьера, которые тот держит при себе. Исход один – нормальной работы не найти. Тогда-то они и повстречали заводного апельсина. Бойкого малого, живущего на улицах не один год, а может быть даже всю жизнь…  

Юноша в рванной одежке повстречался мужчинам у рынка. В тот момент он пытался стибрить кошелек у прохожих, и у него это вышло. Когда на лице парня двое мужчин издалека сыскали изумление от раздобытой суммы, они тут как тут подошли к нему.  

– Эй, парень! – окликнул того Хайрем.  

Пацан испугался. Подумал, что его засекли и дал дёру. Пришлось побегать за энергичным малым. Он срезал через переулки и взбирался на строительные леса. Хавьер и Хайрем бежали параллельно ему, крича ему вслед:  

– Мы ничего тебе не сделаем! Мы хотим просто поговорить!  

Малец оказался смышлёным до ужаса, ведь так просто убедить его в том, что паника не к месту – не удалось. Пока Хайрем бежал прямо за ним, Хавьер решил попытать удачу и постараться предсказать дальнейший маршрут паренька. Гонсалес застал того врасплох, когда он оббежал строение вокруг через закоулки. Тогда-то к двоим присоединился третий.  

– Послушай, мы, как и ты, бездомные. Предлагаем дружить, – говорит Хавьер, держа парня за руку, пока Хайрем стоит немного левее сзади.  

– Так вы не из законников? – спрашивает юноша.  

– По нам похоже? – ухмыляясь, задает вопрос Хайрем.  

– Сколько в бумажнике? – вопрошает Хавьер, медленно ослабляя хватку своей кисти, которой он держит руку парня.  

– Эх, Джек-пот, три тройки. Триста тридцать три бакса, – на настороженном вздохе молвит пацан.  

Хавьер и Хайрем переметнулись взглядами и незаметно кивнули друг другу. Такое полезное знакомство не может быть просто случайностью. Этот парень – билет к былой жизни. Его инициатива поможет вернуть утраченное. И этот «билет» зовут Карлом.  

– И я знаю, как преумножить это число… – развязно интригует Карл мужчин. – Я согласен быть с вами на одной ноге, но и от вас потребуется активность.  

Пора включаться в работу. Хавьеру впервинку добиваться чего-либо самому, но примерно с этого момента он четко осознал одну простую вещь. Если раньше, банальный сюжет в фильме про месть не вызывал особого шарма, то сейчас Хавьер как никогда понимает героев тех блокбастеров. Месть, как бы просто это не звучало, вот чего хочет Гонсалес. Ежели он покажет бывшей из какого теста слеплен на самом деле, он сразу же поднимется в собственных глазах!