Обидевшийся питомец

– Так-с, а теперь раствор когтей ехидны в сородшеке, – могучие лапы опираются на край огромного котла с вяло пузырящейся субстанцией и из бережно зажатой в клыкастой пасти колбы льется мутный раствор. – Славно, спасибо милая! Что бы я без тебя делал. Ну что ж, зелье почти готово. Вопрос только в том, меньше теперь станет сторонников у моего культа или больше…  

Привычным неосознанным жестом потянув за воротник расшитой рубахи, мужчина задумчиво поглядел на творимое им варево.  

– Неприятно это признавать, но, кажется, мне все-таки стоит жить подальше от людей, и стараться не делать им добра лишний раз, – негромко вздохнув, он помешал субстанцию и опустился на стоящий невдалеке стул.  

Мягкая поступь тяжелых лап, пронзительный взгляд нечеловечески желтых глаз и вопросительное урчание большого зверя.  

– Мне душно в развитых мирах, Маркиза, – нехотя пояснил мужчина. – Душно и неприятно. А разумные обитатели неразвитых понемногу начинают меня бояться и ненавидеть, или же поклоняться мне. И если от первого мне лишь слегка грустно, то второе – мерзко… Если бы не ты да не Ами – было бы совсем скверно.  

Он замолчал, теребя край ворота и пробегая взглядом по выстроившимся в неровный ряд на полке сосудам.  

Миг – и могучие передние лапы столь же мягко, как и на пол, становятся ему на колени.  

– Ты – лучшее, что со мной случалось, хозяин, и я рада, что могу помочь тебе и скрасить твое одиночество! – после всех минувших сотен лет с его появления на свет рычание мантикоры не звучало чем-то бессмысленным – он понимал каждый его нюанс и обертон. – Но могу я обратиться к тебе с небольшой просьбой?  

Чуть прищурившись, мужчина с улыбкой вгляделся в большие желтые глаза своего друга.  

– Разумеется можешь, только… прости, хозяин? Ты наконец-то признала меня кем-то большим, нежели товарищем, и теперь предана мне?  

– Я… не знаю, – рычание стало тише и неуверенней. – Ты замечательный, и ты столько сделал для меня, а моя… она так и не разыскала меня за все эти годы. Вроде бы она моя хозяйка, но… друзья так не поступают.  

Улыбка зельетворца стала шире, а глаза умиротворенно прикрылись.  

– Я рад, что ты пришла к схожим с моими выводам, Маркиза, – произнес он. – Однако, я чувствую за твоими словами что-то еще.  

В ответ – утвердительное шевеление пушистых ушей.  

– Я хотела бы найти ее, если тебе это под силу, – лапы осторожно опустились с человеческих коленей на пол. – Я… обижена на нее за все это, но… вдруг было что-то, что смогло воспрепятствовать ей?  

Легкий взмах перехваченной узорчатой манжетой руки и с полки соскальзывает две колбы, в полете сливающихся в одну, которая, в свою очередь, опрокидывается в котел. Кипящая субстанция вспенилась и от нее повалил грязно-пурпурный дым.  

– Достойное устремление, милая Маркиза, – оценил мужчина, поднимаясь на ноги и вновь помешивая варево. – Это будет довольно нетрудно, но прежде нам, с твоего позволения, стоит закончить уже начатое дело.  

***  

Просторный парк перед массивным деревянным зданием уже радовал глаз свежей весенней зеленью, по которой там и тут были рассыпаны мелкие голубоватые цветочки.  

Возникшие словно бы из ниоткуда мужчина в простом темно-зеленом плаще и его спутница-мантикора неспешно прошествовали по одной из тропинок, ведущих к невысоким массивным дверям и ступили внутрь этого здания, окидывая взглядами радостно-оранжевые стены, как вскоре выяснилось, приемного покоя.  

Степенно кивнув своим мыслям и чуть одернув ворот пальто, мужчина шагнул к столу, из-за которого на пришельцев с видимым изумлением глядел усталого вида старичок в белом халате.  

– Здравствуйте. Меня зовут Фаддей, – мужчина слегка поклонился. – Скажите, не здесь ли я могу найти некую Альтерию Оримновну?  

– Э-э-э-да-а, – старичок с видимым усилием отвел взгляд от скромненько обернувшейся хвостом мантикоры. – Если я правильно понял, и В-вы хотите навестить госпожу Жешвифскую – она располагается у-у нас.  

– Да-да, именно она, – с улыбкой кивнул Фаддей. – Второй этаж, шестая палата в дальнем краю коридора, я прав?  

– Д-да-а, правы. По-одождите пару минут, любезный господин – я кликну…  

– Нет-нет, не стоит. Мы прекрасно знаем, как туда дойти и не потревожим других пациентов. Спасибо.  

Старичок, приподнявшись, суетливо кивнул и приглашающе указал руками на дверь в паре шагов от себя.  

Еще раз поклонившись, мужчина двинулся в указанном направлении, а следом за ним отправилась и мантикора, провожаемая неуверенным взглядом принимающего врача.  

Короткий коридор, едва слышно поскрипывающая лестница наверх, а затем еще коридор, но уже длиннее. Солнечно-желтые увешанные полотнами причудливых пейзажей стены, высокие потолки, чистота, тишина… и почти полное отсутствие людей – Фаддей и Маркиза встретили по пути лишь одну молоденькую девушку, опасливо попытавшуюся вжаться в стену при их приближении, а немногочисленные двери палат были плотно притворены.  

Но вот и конец коридору, а нужная дверь без скрипа распахивается перед ними. В скрытой за ней палате тоже светло, стены расписаны столь же ярко, а наполняющий воздух аромат весенних цветов почти укрывает острые запахи лекарств и очищающих средств.  

Посреди палаты на одинокой кровати лежала, полу-укрытая бледно-алым одеялом, немолодая уже женщина. Исхудавшая, болезненно-бледная, с тонкими редкими волосами, опутанная, точно паутиной, какими-то причудливыми приборами, она безжизненным взором глядела куда-то в окно, кажется, почти не замечая ни склонившуюся над ней женщину в белом халате, ни внезапно появившихся на пороге посетителей.  

Однако врач не была столь невнимательна: едва проверив какое-то соединение в оплетающих ее подопечную устройствах, она вскинула голову, внимательно и строго оглядывая вошедших… и с каким-то странным выражением задерживая взгляд на нерешительно остановившейся мантикоре.  

– Здравствуйте, контлато, – поздоровалась она, видимо обращаясь к мужчине. – Для чего Вы разыскиваете меня в палате? Вам неизвестно, что это не принято?  

Но мужчина лишь мягко улыбнулся в ответ:  

– И мне приятно Вас видеть, соконтлато, однако я совсем не искал беседы с Вами. Простите, я здесь не ради Вас.  

– Вот как? – женщина чуть нахмурилась. – Но Альтерия Оримновна не перечисляла мне Вас как возможного посетителя…  

– Боюсь, я не знаком и с Вашей пациенткой. Но с нею хотела повидаться моя любезная спутница, Маркиза.  

При звуках последнего имени лежащая на кровати женщина вздрогнула и с видимым трудом приподнялась, опираясь на локоть (врач тут же склонилась к ней, что-то проверяя). Медленно, точно пробуждаясь от долгого и не слишком приятного сна, она помотала головой, а затем наконец глянула на посетителей.  

Пронзительный взгляд больших желтых глаз встретился с едва теплящимся взором водянисто-зеленых…  

– Сложный случай, соконтлато? – тем временем осведомился Фаддей, как бы невзначай делая полшага в сторону.  

– Более чем, уважаемый, – откликнулась женщина, и по ее лицу точно скользнула тень. – Мне не сообщили, что именно произошло, но госпожа Жефвифская, насколько мне известно, была довольно успешной молодой аристократкой, целеустремленно пробивавшейся в высшие круги и, судя по всему, умудрившейся перейти там кому-то дорогу. Как результат – на нее наслали сложную и редкую болезнь, которая доставляет ей немалые страдания и почти неизлечима.  

Фаддей вопросительно приподнял бровь.  

– Я участвовала в обменах опытом уже с добрым десятком именитых коллег, но никому из них неизвестно других лекарств… Господин Жефвифский любит свою супругу и благодаря его поддержке мне удалось изыскать средство, – врач деликатно указала на переплетение странных устройств, – способное неограниченно долго поддерживать жизнь Альтерии Оримновны, и теперь болезнь ее не убьет, но это, увы, все, на что я способна.  

Мужчина прищурился.  

– Вы сказали "других лекарств"?  

– Да, – соконтлато бросила быстрый взгляд на неподвижно глядящее на ее пациентку создание. – Существует микстура на основе крови мантикоры, курс которой способен излечить этот недуг. Но последних мантикор в известной части мира истребили еще за два десятилетия до моего рождения, и я, признаться, не думала, что увижу хоть одну из них вживую!  

– И Вы хотите попросить меня…  

– А разве это не очевидно?  

Фаддей прикрыл глаза, в который раз поправляя свой воротник.  

– Это вопрос доброй воли моей спутницы, – вполголоса заметил он.  

– Но… разве Вы не чаротворец, контлато?  

– Я не местный, но других мантикор не водится и в тех краях, откуда я прибыл, и спросить мне больше некого.  

В комнате повисла напряженная тишина, среди которой даже цветочный аромат казался чем-то посторонним, даже лишним. Женщина на кровати, окончательно обессилев, опустилась на подушки, продолжая косить глазами в сторону посетителей.  

Прозвучавший наконец рык был тихим и вопросительным, точно большая кошка что-то уточняла у своего спутника.  

– Очевидно, узнала, как и ты, – Фаддей задумчиво бросил взгляд на бессильно лежащую женщину.  

Снова тихий рык, в котором на сей промелькнули нотки сомнения. Пару минут мантикора переводила взгляд с мужчины на женщин, а затем вдруг повернулась хвостом и медленно шагнула к дверям.  

– Приятно было побеседовать с Вами, соконтлато, простите, что отняли Ваше драгоценное время, – тут же деликатно произнес мужчина, делая шаг назад.  

– Но контлато! – лицо врача стало растерянным. – Вы… я…  

– Увы, мне нечем Вам помочь – мне тоже неизвестно других средств излечения этого досадного недомогания, – уже почти дойдя до дверей, Фаддей полуобернулся, со все той же неизменно-мягкой улыбкой пожимая плечами. – Маркиза признает меня хозяином, но она не моя вещь, чтобы я распоряжался ее судьбой. Благ вам, прощайте.  

Дверь больничной палаты медленно удалялась за их спинами, а странная парочка даже не обернулась к ним напоследок.  

– Ты все-таки решила не помогать ей? – едва слышно полюбопытствовал мужчина, спускаясь по ступенькам.  

– Она не слишком-то нуждалась во мне, устраивая свою счастливую судьбу, – рык мантикоры был тих, словно гром за горизонтом, и печален. – И мне совершенно не хочется знать, сколь быстро я буду забыта после ее исцеления. От болезни она не умрет, а остальное – не моя забота.  

– Понимаю. Но чего же ты хочешь теперь?  

– Хочу идти с хозяином, который не нес мне обид. Твоему счастью я не помешаю?  

– Ну о чем ты, милая Маркиза…  

Ярко-оранжевые стены приемного покоя проводили их с все той же молчаливо-бессмысленной жизнерадостностью, с какой и встретили, выпуская в ласковые объятия весеннего парка.