ОДНОКЛАССНИЦА

О Д Н О К Л А С С Н И Ц А  

Когда моя очередь подошла к кассе железнодорожного вокзала, места в купейные вагоны до ф Новосибирска уже закончились. Пришлось взять мягкое. Это хотя и дороже, но зато комфортнее. Не сидеть же из-за этого в Москве целые сутки. Дороже обойдется.  

Попутчиком моим в вагоне оказался молодой человек, лет на пять моложе меня с приятным, располагающим к себе лицом и таким же компанейским характером. Мы очень быстро нашли общий язык и даже успели подружиться. Ехать нам вместе предстояло почти четверо суток, в купе мы были одни. За двое суток мы, мы казалось, уже успели поговорить обо всем, и даже рассказать анекдоты, которые помнили. А потом мой собеседник предложил:  

Я хотел бы рассказать о моих первых сексуальных опытах. Было это давно, еще во времена моей молодости в конце пятидесятых годов. Нравы у молодежи тогда были немного не такие, что сейчас. О сексе говорить было не принято, и отношения между девушками и парнями были более скромными. Во всяком случае, до свадьбы девушки старались не допускать интимной близости с мужчинами. А если такое случалось, то об этом долго с осуждением говорили все.  

Жили мы тогда на Украине. В девятом классе я только что переехал с родителями в небольшой районный городок. Помню первый свой день в новой школе. Директор привела меня в девятый «А» класс. Класс был особенный. До меня в нем училось ровно вдвое больше девчонок, чем ребят. Ребят было 8, а девчонок 16. Мой приход нарушил это двойное равновесие. На первой же перемене ребята познакомились со мной и представили всех девчонок. Среди девчонок были три девочки из детского дома. Детские дома пользовались тогда нехо-рошей репутацией. Ребята считали зазорным для себя дружить с девчонками из детских домов. И в этом я сумел сразу же убедиться. Стоим мы группой ребят у окна в коридоре напротив дверей своего класса. Подходит к нам девочка из детдома Кошелева Валька, и ничуть не смущаясь, говорит ребятам обо мне: «Вы не смотрите, что он такой лоб, у него, скорее всего вот такой», и показывает им полмизинца. От этих ее слов у меня перехватило дух. Я представить себе не мог, что услышу от девочки такое. Краска бросилась мне в лицо, но, к счастью, нашел слова ответа, чтобы ответить ей в тон. Говорю: «Такой не такой, а тебе хватит вот так», и провожу себе ладонью по горлу. Ребята оценили мою находчивость и восприняли это достойно. Казалось, что мой ответ удовлетворил и Вальку. Конечно, это была провокация. Они испытывали меня. И она была, ко-нечно, не такой, какой хотела казаться. У нее был просто такой имидж. Хотя этого слова в те времена мы еще не знали. Она могла отчудить, например, следующее.  

Уроки физики вел у нас учитель, старый холостяк. И он откровенно издевался над девочками небольшого роста. Вызовет девочку к доске и предложит ей написать сегодняшнее число. Она напишет посреди доски. Он требует: «Напиши выше! ». Девочка стирает и пишет чуть повыше.. Он требует: «Еще выше! » И это продолжается до тех пор, пока у девочки, тянущейся вверх, из под короткого платьица не покажутся трусики. Тогда он успокаивался. Вот вызвал он к доске Вальку. Та же история: «Пиши выше! ». И тут Валька стирает число на доске, двумя пальчиками поднимает юбочку, показывая трусики, и пишет число на том же месте. Класс замирает, учитель поглядывает то на нее, то на класс, и ничего не говорит. С тех пор он перестал так издеваться над девчонками. Все считали Вальку оторвой. Но на самом деле она была не такой. Когда в десятом классе в самом конце учебы на первомайский праздник собрались всем классом у одного из учеников без родителей и устроили приличную пьянку, Витька Морозов, провожая ее, попытался залезть ей под юбку, она оказала ему большое сопротивление. «После свадьбы – хоть ложкой хлебай» – ответила она ему.  

Но речь сейчас идет не о ней. Среди девчонок в классе была Нелли Ольховская. Невысокого роста, ладно скроенная, бойкая и энергичная. Ее красивой нельзя было назвать, но она была по-своему хорошенькой. Училась она неплохо, пожалуй, в лучшей пятерке в классе. Особенно хорошо давалась ей математика. Витька Морозов она и я вечно конкурировали, кто лучше решит сложную задачу по геометрии с тригонометрией. Занималась Нелли в спортив-ной школе и имела первый разряд по спортивной гимнастике. Когда я увидел ее впервые в спортивном костюме на уроке физкультуры на брусьях, что-то дрогнуло во мне. Она живо напомнила мне девчонку, в которую я был безответно влюблен еще в старой школе и продолжал любить, хотя и безнадежно. Возможно, поэтому я не обращал внимания на других девчонок. Но, тем ни менее, ее я выделял из всех других. Мы постепенно сближались с ней, как школьные товарищи. Совместное приготовление уроков, школьные вечера сближали нас все больше. Танцевала она лучше всех в классе, я любил с ней кружиться в вальсе до головокружения. Но дальше отношения наши не шли. Все знали, что она влюблена в парня, который на год раньше окончил школу, и теперь учился в городе в строительном институте. В этот же институт готовилась поступить и она.  

Она с ним переписывалась и встречалась на каникулах. Поэтому никто из ребят и не пытался за ней ухаживать. Но, так или иначе, она мне нравилась.  

И вот выпускной вечер. Вручаются аттестаты, гремит оркестр, кружатся в школьном вальсе пары. Повзрослевшие бывшие ученики по классам потихоньку распивают вино, шампанское и даже водку. Непрерывно гремит радио-ла. Я танцую с Нелли танец за танцем. Становится жарко. Мы выходим поды-шать на свежий воздух в школьный двор. Короткая июньская ночь становится прохладной. Вскоре я чувствую, что моя подруга начинает замерзать. Я стою позади нее, и как бы в шутку обнимаю ее. Крепко сжимаю руки. Она говорит: «Отпусти». Я: «Не отпущу! ». Пытается вырваться, я не отпускаю. Наш диалог продолжается.  

– Отпусти!  

– Не отпущу.  

– Отпусти!  

– Не отпущу.  

Это продолжается долго, ее попытки вырваться слабеют. Я потихоньку ослабеваю руки. И вдруг она резко поворачивается ко мне лицом, продолжая оставаться в моих объятиях. Теперь уже ее «Отпусти» звучит не так настойчиво, скорее даже нежно. Чуть склонившись, тоже нежно шепчу ей на ухо: «Не отпущу…» И вдруг ее губы оказались напротив моих. Я и сам не понял, как они вдруг соединились в первом поцелуе. В ожидании ее отрицательной реакции я весь сжался. Но она сама снова потянулась ко мне губами. Я первый раз по-настоящему целовался с девчонкой. Это было так приятно, это было так чудесно и неповторимо. Подобного ничего в жизни я еще не испытывал. Поцелуй следовал за поцелуем, время летело, но мы его не замечали. Мы почти ни о чем не говорили, только наслаждались ощущением друг друга.  

Светлая полоска рассвета зажглась на востоке, становилось все светлее и прохладнее. Но мы не замечали этого, так были увлечены друг другом. Никакой другой, конечно, ласки мы себе не позволяли. Я целовал ее щеки, губы, лоб, глаза. Она обнимала меня за шею, тесно прижимаясь ко мне всем телом. Через тонкую рубашку я ощущал упругость ее девичьих грудей. Конечно, мое мужское естество было начеку, и я отодвигался от нее, когда она слишком близко прижималась ко мне, боясь, что она это заметит.  

Стало уже совсем светло. И только тогда мы опомнились. Мы не заме-тили, как разошлись наши одноклассники, как закрыли школу. Утро нового дня мы решили встретить на берегу реки. С высокого берега открывался вид на противоположный пологий берег, уходящий до самого горизонта. И там где-то вдали за ним поднималось солнце. Мы сидели на скамейке, тесно прижавшись друг к другу, и ни о чем не говорили. Нам хорошо было вместе. Мы не говори-ли о будущем, ничего не обещали. Мы словно отдали дань нашей давней сим-патии друг к другу. Солнце уже оторвалось от горизонта, и мы тогда расстались, даже не обещая встречаться или переписываться. И расстались мы надолго.  

Прошло несколько лет. За это время я окончил военное училище и получил направление в одну из воинских частей в центре России. За это время я ни разу не видел Нелли. Друзья рассказывали, что она в том же году поступила в строительный институт, где учился ее Дубовик, и через несколько месяцев вышла за него замуж. У них родилась дочка, но жили они плохо. Больше ничего о ней я не знал. Конечно, за это время у меня было немало девчонок, но ни с одной из них я не вступал и интимные отношения. Дальше ласок и поцелуев дело не доходило. Очевидно, сказывалось мое воспитание. В этом большую роль сыграла моя мать. Она была врач, и нас с ней были очень доверительные отношения. Я мог с ней всегда поделиться всеми своими проблемами, доверить ей мои тайны, даже сердечные. Она умело пользовалась этим и воспитывала меня в духе уважительного отношения к женщине. Возможно, боясь, что я вырасту развратником, несколько перестаралась, или я так все воспринял. Даже во время ласок и поцелуев с девушкой я не мог себе позволить «лапать» ее, считая это недостойным, оскорбительным для женщины. Ведь тогда по телевизору ни эротики, ни секса не показывали. Да и телевизоров еще у многих не было.  

Увидеть обнаженную женщину мы и не мечтали. На фильм «Плата за страх» мы ходили по несколько раз, чтобы посмотреть момент, где герой заходит к женщине в душ, чтобы спасти ее от змеи. Там ее на секунду показывают обнаженной, да и то сбоку. Для нас это было событием. Таково наше было воспитание, и в частности мое. Я не мог себе позволить притрагиваться, как сейчас говорят, к эрогенным зонам женщины. Это сейчас молодые люди в первый же вечер лезут девушке под юбку. Мы себе тогда такого не позволяли. Да и в военном училище здорово не разгуляешься. Даже в редком увольнении к вечерней поверке будь добр, будь в казарме. Где уж тут заниматься интимом с девушкой. Дай бог успеть проводить ее после кино.  

И вот, уже несколько месяцев уже служу на новом месте. И вдруг полу-чаю письмо. Почерк мне показался незнакомым. На конверте вместо обратного адреса стояла неразборчивая подпись. Вскрываю письмо с любопытством и не-терпением. Первые его строчки вызывают во мне еще большее любопытство и недоумение. «Дорогой мой Вадимушка! – начинается письмо. Как я была тогда не права, как я смогла пройти мимо твой такой огромной любви, не заметив ее…» Вот тебе и на! О какой любви она говорит? Я что-то не помню, чтобы бы-ла у меня к кому-то такая любовь, кроме девушки с детства покорившей мое сердце. Но это явно письмо не от нее. Ее почерк я узнал бы из тысячи. Читаю дальше: «С большим трудом мне удалось узнать твой новый адрес. Прошло уже почти 4 года, как мы виделись последний раз. Но в памяти моей до последних мелочей жива та ночь после выпускного бала и рассвет нового дня на берегу реки». Тут, наконец, до Вадима дошло. Да это же Нелька Ольха! Но почему она вдруг вспомнила о нем? Она ведь вышла замуж за своего Дубовика, и, кажется, родила дочку.  

Я читал дальше: «Как я ошиблась в жизни! Я прошла мимо такой боль-шой и настоящей любви... "» Это она обо мне? – подумал Вадим. – О чем это она? Прошло уже немало времени. Особых чувств я к ней не питал. В памяти, конечно, остались наши первые поцелуи. Но не более того.  

«Я же помню, какими ты глазами смотрел на меня, – продолжал дальше читать. И, несмотря на то, что ты всегда знал, что я люблю другого, тебя все равно тянуло ко мне. И я всегда невольно искала твой взгляд. Я так привыкла к нему, что он мне стал просто необходим. Я же помню, как ты зашел к нам в спортивный зал во время тренировок и впервые увидел меня в спортивной форме. Как ты меня пожирал глазами. Это я не только видела, но просто даже чувствовала. И я тогда старалась изо всех сил …» Вот этого момента как раз я припомнить и не мог.  

«Только с годами я смогла оценить твою бескорыстную любовь, – писала Нелли – Мне никогда не забыть твои нежные поцелуи в ту ночь».  

Да подробности той ночи после выпускного бала он помнил хорошо. Но почему сейчас она вдруг вспомнила об этом?  

«Жизнь моя не удалась. После школы я поступила в институт, а через год вышла замуж за человека, которого любила еще с 8-го класса. Через некото-рое время я родила дочку. Но семейная жизнь у нас не сложилась. Он оказался совсем не таким, каким я его представляла в своих девичьих мечтах. К тому же, он оказался очень слабым мужчиной». Последняя фраза как-то не дошла до меня. Я читал ее письмо, написанное быстрым, почти мужским почерком, и воспринимал все прочитанное без сочувствия и сопереживания, как читают буль-варный роман. Ее история как-то мало трогала меня. «К чему стремилась, то и получила» – как-то даже со злорадством думал я. Что было в этом злорадстве? Ревность к прошлому?  

В конце письма она писала: «Мне бы так хотелось еще хотя бы раз уви-деть тебя, поговорить с тобой, как раньше. Если хочешь, напиши мне. С боль-шой радостью тебе отвечу. Буду знать, что ты не забыл подругу своей юности».  

И в самом конце не было ни прощанья, ни подписи.  

Ответил ей таким нейтральным письмом, мол, рад бы встретиться еще, поговорить, вспомнить о школьных годах.  

(продолжение следует)