У старой графини продолжение

Мать пришла на обед, вместе они пообедали, и мать снова ушла на работу. Вчера матери она ничего не сказала о посещении «барыни». Только мать спросила, откуда груши на подоконнике? Тая соврала, мол, ребята угостили. На книжку в руках дочери внимание она не обратила.  

На лугу перевела козу к другому дереву, и села дочитывать книгу. Когда перевернула последнюю страницу, задумалась. До чего же бывают интересные книги, – думала девочка. – Неужели у Антонины Михайловны все такие? Как хочется почитать еще что-нибудь такое интересное. Она поймала себя на том, что в даже мысленно старушку она теперь называет не расхожим именем «барыня», а уважительно по имени и отчеству. И ей очень захотелось снова увидеть ее и сделать для нее что-нибудь хорошее: помыть полы, подбелить хату. Это делать она умела хорошо. Вечером она уже стучала в дверь старой женщины. Антонина Михайловна в это время занималась уборкой. Посреди комнаты стоял таз с водой и швабра. Она отставила свою работу, и встретила гостю приветливо:  

– Здравствуй, Тая. Ну что, прочитала? Понравилось?  

– Здорово, такая хорошая книга. Я даже не ожидала.  

– А я тебе что говорила!  

– А есть у вас что-нибудь такое еще?  

– Конечно, найдется.  

– Я, наверное, оторвала вас от работы?  

– Ничего, девочка, я пока передохну.  

– А давайте я вам помогу.  

– Помоги, если это тебе не трудно.  

– Нее, мне это запросто.  

Тая метнулась в комнату, подоткнула подол платья, сняла тряпку со швабры, намочила ее в тазе с водой и, начиная с угла, быстро вымыла пол во всей комнате. Затем выкрутила тряпку и насухо все протерла. Антонина Михайловна сидела в кресле и только любовалась, как ловко у девочки все получается.  

– Антонина Михайловна, а в другой комнате?  

Хозяйка немного замялась.  

– Ты знаешь…, я туда почти не хожу, она мне служит кладовой, там я храню продукты.  

– Ничего, и там наведем порядок, и будет чисто.  

Не дожидаясь разрешения, она прошла через сени и открыла дверь в соседнюю комнату. В нос сразу бросился резкий мышиный запах. В комнате было почти темно, слабый свет едва пробивался через небольшое окошко. Даже при этом свете можно было увидеть несколько рундуков, стоявших у стен, несколько деревянных бочек, и два-три ящика, стоявших на полу. Посреди помещения на фанерке в блюдечках и коробочках было что-то насыпано, а что именно разобрать было трудно. Но все это было пересыпано мышиным пометом.  

– Антонина Михална, что это?  

– Это я для мышей. Все, что у меня есть, я кладу им сюда, и они остальные мои продукты не трогают. Наедятся и уходят.  

– А, может быть, вам лучше завести кошку? А то их расплодится целое стадо.  

– Нет, я кошек не люблю, они гадят, где попало, всюду от них шерсть, царапают мебель. А потом еще котята появляются. Топить я их не смогу.  

– Давайте мы это все уберем, а завтра я принесу вам мышеловку. У нас их целых две. Мы с мамой так их всех переловили, а было их тоже много.  

– Я не смогу даже смотреть на них, тем более, на убитых.  

– Ничего, я сама буду их выбрасывать и заряжать мышеловку.  

Тая, не дожидаясь согласия хозяйки, вооружилась веником и тряпкой, и навела полный порядок в этой комнате.  

– Я даже не знаю, как тебя благодарить. Ты такую большую работу сделала! Мне бы ее за целую неделю не осилить.  

Они сидели за столом в комнате хозяйки, служившей гостиной и пили чай из тонких фарфоровых чашечек с красивым узором и такими же вензелями графа. В вазочках перед ними стояло вишневое варенье, которое они набирали серебряными ложечками. Тая по привычке наливала горячий чай в блюдечко и, поднеся ко рту, дула на него так, что иногда даже брызги летели на скатерть. Хозяйка смотрела на нее и только качала головой.  

– Девочка, тебе надо учиться вести себя за столом. Порядочные люди чай из блюдечек не пьют. Если чай очень горячий, можно пить его с ложечки, а когда остынет, пить из чашки маленькими глотками. Ложечку нужно класть не на скатерть, а на блюдечко. Ты только не обижайся, я учу тебя хорошим манерам. Ты вырастешь, попадешь в хорошее общество, а там нужно вести себя подобающе. Иначе будут тебя считать дикаркой, и никто водиться с тобой не захочет.  

– Антонина Михална, откуда это вы все знаете?  

– Ах, милая, нам эти правила хорошего тона прививали с самых юных лет. Вначале у нас были гувернеры из Франции, а потом я училась в Петербургском Институте Благородных Девиц. Уж там нас учили не только как правильно вести себя за столом, но и как сидеть, и как ходить. Бедные дети, растете вы, как грибы… А ты девочка хорошая, у тебя доброе сердце. Я тебе помогу, приходи ко мне почаще. А сегодня я тебе дам книгу Трублаини «Шхуна «Колумб». Она должна тебе понравиться тоже.  

К концу следующего дня Тая принесла сразу две мышеловки. Сама установила в них приманку и взвела. Пока они с хозяйкой беседовали в гостиной, сработали обе мышеловки почти одновременно. Это они определили по звуку.  

– Тая, иди сама, я боюсь даже смотреть.  

– А я запросто, я уже столько их переловила!  

Она вышла в другую комнату, и убедилась, что в каждой мышеловке были убиты по одному грызуну.  

– Антонина Михална! Две попались!  

– Хорошо, только сама вынеси их и выкинь в туалет.  

Девочка вернулась со двора, вновь установила приманку и взвела механизмы ловушек, а затем вошла в гостиную.  

– Иди, вымой руки! Как ты можешь брать в руки такую гадость?  

Тая на кухне вымыла руки с мылом и вернулась в комнату.  

– А ну, покажи свои руки. О Господи! И это руки девочки! Кожа потрескалась, ногти обгрызенные, под ногтями чернозем. Надо следить и ухаживать за своими руками. Возьми на кухне под рукомойником небольшой тазик. Налей в него теплой воды из чайника, принеси сюда и прихвати туалетное мыло.  

Старушка заставила Таю минут пятнадцать парить руки в теплой воде с мылом, затем намазала каким-то кремом. Потом достала маникюрный набор, и стала обрабатывать ногти юной дамы.  

– Зачем это все? Завтра мне опять мыть полы и копаться в огороде.  

– Даже в этих условиях за руками нужно следить. А что у тебя с ногами? Ходишь босой, ноги все в синяках и ссадинах, кожа на них огрубела. Запомни: ноги это второе лицо женщины! Хотя, правда, тебе об этом еще рано думать. Но следить за ними нужно все равно. Неужели у тебя нет никакой обуви?  

– Есть, конечно, есть туфли, в которых я в школу хожу. Но зачем сейчас их носить? Ведь сейчас тепло.  

– О, беспросветная дикость! – ворчала бывшая графиня.  

– Антонина Михайловна, а дети у вас есть? – после долгой паузы спросила девочка.  

– Был у нас сын Игорь. Ему бы сейчас исполнилось 53 года. Но он погиб. Он ушел в 20-м году с Добровольческой белой гвардией воевать с красными, и был убит где-то на Дону. Я даже не знаю, где он похоронен.  

Глаза старой женщины наполнились слезами, и Тае стало ее жалко.  

– Извините, что спросила вас так некстати.  

– Ничего, прошло уже столько лет, а я, как вспомню о нем, всегда плачу. А какой красавец он был! Какой бравый офицер! А какой был умница, он собирался поступать в Академию генштаба. Не будь революции, он сейчас бы генералом был. Ах, что об этом сейчас говорить…  

– А почему вы уехали из Петербурга?  

– Муж мой, ныне покойный, Петр Павлович, царство ему небесное, после революции принял новую власть и даже служить им стал. Советское правительство отменило все звания, и он из графов стал простым гражданином. Так в нашей семье дважды лишались этого звания. Совет Народных Комиссаров, действуя по принципу: «Мир хижинам, война дворцам! », начал дома бывших владельцев заселять рабочими, матросами, швеями, кухарками. Наш дом превратился в одно большое общежитие. Нам с мужем выделили две небольшие комнаты во флигеле, да и то, только потому, что муж работал на советы. А то грозили и это отобрать. Оставаться в городе революции было не безопасно. Мы собрали кое-какие вещи, и уехали сюда. В этих местах кода-то жил старый друг мужа, он нас и позвал к себе. Так мы оказались здесь. Купили эту хату, муж устроился работать агрономом, а я в школу учить детей французскому языку. А потом мужа в 37-ом году по какому-то доносу арестовали, и больше я его не видела. Скорее всего, его, как и всех, расстреляли. И это только потому, что он был раньше графом.  

– А как же вы? – спросила слушавшая ее внимательно Тая.  

– Я тогда работала в школе, и меня, слава Богу, сия учесть миновала. А потом было решено, что детям колхозников учить французский язык ни к чему, Стали их учить немецкому. Ах, да как сейчас их учат… вот нас учили! В институте мы могли изъясняться на французском языке свободно, как и на русском. Мы даже стихи писали на французском.  

– Антонина Михайловна, а вы в Бога верите?  

– В Бога?... А ты сама, как представляешь себе Бога?  

– Ну, это такой мужик, какой нарисованный в церкви на иконах. Говорят, что он везде. Но я его сама ни разу не видела.  

Старуха покачала головой.  

– «Мужик», «нарисованный», «не видела»  

– О, Господи! Тьма-то беспросветная. Как тебе сказать? Бог – это есть то, что в тебе, во мне, в каждом человеке есть самое лучшее, самое светлое. Это Высший Разум, который правит всем миром. Мы обращаемся к Нему с нашими просьбами, с нашими молитвами, когда нам плохо, когда нам больше не на кого надеяться. И Он помогает нам. Он вездесущ, Он все видит и все знает. Людям не дано видеть Его, а Он видит все. И нужно верить в Него. Нужно молиться. Когда ты молишься, ты обращаешься к Нему. В это время твоя душа становится чище и светлей. Молясь, ты не совершишь дурных поступков.  

Девочка слушала ее, открыв рот.  

– Антонина Михална, а что такое душа?  

– Ох, девочка, давай в другой раз. Я сегодня уже устала. Поговорим в следующий раз. А сейчас иди домой, уже поздно.  

Тая шла домой в задумчивости. Все, о чем они сегодня говорили с бывшей графиней, было для нее необычным и новым. Она начинала смотреть на мир другими глазами. Дома она засела за вторую книгу и читала ее до полуночи. Дочитала ее до конца второго дня, и сразу отнесла своей новой знакомой. Потом были еще книги. До школы она успела прочесть около десятка книг. Теперь у нее появился интерес к чтению.  

При каждом посещении Антонина Михайловна вела с ней беседы о культуре, об искусстве, о живописи, о религии, конечно, в рамках, которые были доступны двенадцатилетнему ребенку. Внутренний мир девочки обогащался с каждой такой беседой. Теперь ее постоянно тянуло туда, ей хотелось все больше узнать от этой такой интересной старой женщины. Она уже не раз думала о том, вот бы мне такую бабушку. И она старалась не оставаться в долгу. При каждом посещении пыталась чем-то помочь старушке: то вымоет полы, то подбелит хату, то подметет во дворе. Хозяйка благодарила ее, и каждый раз угощала то плодами своего сада, то чаем с вареньем.  

(продолжение следует)