"Этаж 2 - Похоть"

Бактерицидная лампа по имени Солнце выжигала глаза. Человек зажмурился буквально на мгновение, чтобы собраться с силами. В это время в лужу перед его ногами упал бычок. –Плюрп- Се одинокий корабль в безбрежном море безысходности. – «Хороший бы получился рассказ» – произнёс я вслух.  

Я валился с ног. Звёздочки из детского завтрака бегали по моим глазным белка́м. Словно это были непослушные дети, что сбросили петарды в мусоропровод моего мозга и ждали фееричного завершения своей шалости. –БАМ! – Заглотнул воздуха и прислонился к покосившийся скамейке. А знаете что, меня уже отпустило.  

Такому работяге ничего не нужно в эти тоскливые дни. Только бы не оторвался тромб в мозгу. –Хе- Ищу ключи, погружая свою руку в острую пасть кармана. -Клац- Вот и поймалась рыбка в виде небольшой связки из нескольких ключей.  

Слышите этот противный и протяжной звук? -Дзииинь- Словно писк малярийного комара. Всмотритесь. Человек погружается в тёмный зев подъезда, будто он отважный аквалангист. Ритм грязных ступеней и музыка настенных надписей влекут вверх и меня. -Топ-топ-топ- Очередной путник начал свой подъём на гору сомнительных вероятностей.  

Серия образов клубилась у меня в мозгу, мне было нехорошо. Подташнивало. Вы тоже не любите это мерзкое чувство укачивания? Желудок сжимается в ком и вам хочется его выблевать. Давайте попробуем зацепиться взглядом за местные достопримечательности.  

«Соси хуй, быдла». Надпись на стене второго этажа путеводной звездой освещала мой подъём по грязной подъездной лестнице. Приходилось идти очень аккуратно, не щёлкая своим хлебалом. Тут нужно глядеть по сторонам, ведь подъезды наши – продукция постмодерна. Хотя вы и так в курсе.  

Такие же грязные и обоссанные, как тексты постмодернистов. Кругом одна большая Ж…, ризома в смысле. Я буквально чувствую запах подъезда на своём языке.  

Мы превратили подъезд в гипертекст, где каждая ступенька отражает тот или иной архетип. И мы плывём в море бесконечных новелл, от коллективного пьянства до очередной истории о домашнем насилии.  

Это уже стало классикой. Слышите? Пьяные выкрики или стоны жалости. – «Э-э-э, бля, не рамси, выпей» – обшарпанная дверь манила меня в королевство спирта и перегара. И пусть плоть моя слаба, но дух крепок.  

Из-за другой двери, более приличной, слышались стоны страсти. – «Да, трахни меня хорошенько» – завывал голос, формирующийся в моём мозгу. Какую тропинку вы выберете на этом перепутье дверей?  

Звуки секса всегда приятно слышать. Хоть кому-то здесь хорошо. Но и мне жаловаться грех, жизнь и меня хорошенько выебала. Мой зад не оправился и по сей день. Я снова воспылал ненавистью к мерзкому женскому роду.  

Святые отцы писали, что у женщины нет души. Бог создал Еву из ребра, сделав её плоть вожделенной. Но Дух не коснулся её губ, а потому их лобызал только отец Природы – Дьявол.  

Женщина стала орудием преступления, инструментом страсти. Она послужила основой для сотворения Похоти. И Похоть имела женские черты, использовала женские чары. «Всё зло от женщин».  

Вот почему и меня так влечёт к ним, вот почему я хочу кусать женские груди, облизывать их подмышки, неистово входить в их лоно. Сам Дьявол принял женское обличие и сбил меня с пути истинного. Завёл в свою постель и лишил духовной невинности.  

–Ох! – Стон возбуждения слетел с моих треснувших губ. Я всегда укрощал плоть, издевался над ней.  

Мне хотелось помогать людям, но люди принимали обличье женщин, и я желал их. Знаете, я ведь устроился работать в дом скорби. Вот настолько у меня было доброе сердце. Хотел помогать людям, тела которых лишились печати души. Но я не смог устоять перед этим соблазном.  

Опустошённые тела больных женщин манили меня. В их карточке резво плясала терминальная стадия шизофрении, а глаза отражали бездонный омут первобытной тупости. Мне хотелось оставаться на ночные смены и сношаться с ними. Чувствовать то, каково это – трахать бездушное человеческое тело. В том плане, что оно живо, но искра разума в нём нам давно угасла.  

Но главный врач прознал тогда про мои забавы. Его обувь соприкоснулась с моим лицом и областью паха. А потом он заставил меня отсосать ему. –Свурп-свурп-свурп- Он спустил на моё лицо и униженный я пошёл навстречу голой неизвестности. Одинокий и вожделеющий женщин.  

Представьте себе всю мою боль. Я не мог долго держать себя в руках, мне хотелось большего. И потому я пошёл в волонтёры. В надежде на то, что мне подвернётся удача. Нам, потерянным агнцам, только и остаётся надеяться на удачу. –Чпок! –  

Моя нога отлепилась от слюнявой жвачки, что лежала перед искомой дверью. В этой квартире лежала парализованная женщина, за которой я должен был теперь ухаживать. Это была самая настоящая улыбка удачи, смекаете? Но я не мог позволить Похоти так быстро завладеть мною.  

– «Убирайся грязная шлюха» – с молитвой на губах я посмотрел на свою руку. Руна «Ингуз» жгла моё запястье. Я широко улыбался, ибо всегда знал, что эзотерика способна помочь каждой заблудшей душе.  

Вот совет для вас: если вам тяжело и одиноко, то набейте себе ту или иную руну, связанную с любовными гранями. Только помните – игла должна быть чистой. Вы же не хотите себе гепатит? А?  

Итак, моя цель была прямо передо мной. Я зашёл в дверь, что уже покрылась паутиной и харчой. Думаю, что мне не нужно описывать уровень постсоветской этики, которая дозволяла подобные проявления души человека.  

Дверь со скрипом открылась тем ключом, что мне сбагрила предыдущая владелица. Удивительно, что такая сосалка вообще пошла в волонтёры. Уровень её развития остановился на отметке паха. Хотя, дальше ей идти и не нужно. Сойдёт. Главное, чтобы сосала хорошо.  

А знаете почему она ушла? Её смутило, что такая молодая женщина оказалась в таком тяжёлом положении. А меня это только обрадовало. Я наконец-то был близок к исполнению своей самой сокровенной мечты.  

Что-то зажурчало за моей спиной. Грязная и плешивая кошка мочилась на стены лифта. – «И увидел Бог, что это хорошо» – сыронизировал я. Осторожно прикрыл за собой дверь. Снял свою обувь и начал осматривать помещение. Закройте глаза и пусть в вашей голове мерцает следующий образ: советская однушка, малое количество мебели, лёгкий полумрак, почти полное отсутствие звукового сопровождения.  

Постеленные в прихожей газеты приняли меня в свои объятия, тараканы, что ползли по серванту, на миг замерли и отдали мне честь. Запах стоял затхлый и больничный, а ванная корчилась от звуков заржавевшего крана. –Кап- Только и смог он выдавить из себя. Такое себе приветствие – подумалось мне. И я пошёл в зал, где должна была лежать моя вожделенная принцесса.  

Я вошёл в просторный зал с диваном и кроватью. На кровати лежала женщина лет тридцати, её прикрывало тонкое одеяло. У кровати стоял столик со всеми необходимыми медицинскими принадлежностями: ком ваты, шприцы, спирт. Мой взгляд зацепился за диклофенак. Думается, что и вам он хорошо знаком. А если нет, то попросите в аптеке почитать инструкцию. Знаете, он иногда здорово помогает при болях в ногах или пояснице.  

Но всё это было не столь важно. Я с вожделением смотрел на неё. Всё остальное поблекло для меня. Я уже хотел её. Женщину, что лежала на кровати и совсем не шевелилась. Было слышно только мерное сопение её носа. Грудь её ходила ходуном под тонким одеялом. Мои чресла начали наливаться кровью. Не шепчите про себя молитвы, не стоит. Сейчас бы ей не помогла ни одна защитная руна. Нужно уже приступать, долго так продолжаться не может. Мне уже начинало казаться, что я теряю сознание. То ли от запаха, то ли от возбуждения.  

Парализованная улыбнулась мне, попробовала мне что-то сказать. Значит лицо у неё было рабочее. М-да. Резко подошёл к ней и начал осуществление своего замысла. Руна любви на руке так и чесалась.  

Я решительно вставил ей в рот свой вонючий носок. Чем больше боли и унижения, тем больше и удовольствия. В этот момент её глаза начали наливаться ужасом, похоже она приняла меня за полоумного маньяка. Но я не хочу быть маньяком, я хочу быть страстным любовником. Вы же понимаете меня?  

Меня учили такой любви, в меня вбивали её. Отец порол меня ремнём, а мать тушила об меня бычки. Отец заливал мне в глотку водку, а потом затыкал рот платком. –Чпок! – До сих пор помню, как он входил в меня, снова и снова, снова и снова, снова и снова. После столько лет ожидания разве я не достоин любви?! Или как вы считаете?  

Закрыл глаза и посчитал до трёх. Сорвал с неё старое одеяло. Взору открылась бледная плоть, проступающие кости. Как же дико стоит! Я уже хочу в неё вставить. Соединиться с ней. Смотреть в её глаза, исполненные боли и страсти.  

Она ведь не сможет двигаться, не сможет мне ничего сказать. Я разорвал её белую майку, стянул с неё шорты и серые трусы. В тот момент я не заметил полоску прокладки. Груди её были, как два неспелых яблока. Маленькие и неаккуратные. Начал кусать их и облизывать соски, мне хотелось добраться до самых косточек. Они встали, мой язык почувствовал это. Вы помните те моменты, когда вы сосали сиську матери? Я вот не помню, у меня такого в детстве не было. От перевозбуждения я кончил себе в штаны, там стало тепло и липко.  

Надо успокоиться. Мы только начали наши игры. Нужно собраться с мыслями и продолжать. Поцелуями спускаюсь к её волосатому лобку. Как же хорошо, что она совсем не может двигаться. Господи, благослови паралич! Быстро стягиваю с себя штаны, у меня успевает встать снова. Знаю из книжек, что на сухую входить нельзя. Будет совсем неприятно сношаться с тугой дыркой в мясе. Представьте, что вам по члену двигают ножовкой. Приятного мало.  

Я начинаю делать ей куннилингус, попутно замечая, что у неё идут месячные. Тем лучше для меня. Если вы никогда не делали куни во время месячных, то вы многое потеряли. Мысль того, что я слизываю её менструальную кровь заводит меня.  

После обильного увлажнения можно и входить в её сладкое лоно. Какой же кайф трахать парализованное тело, понимая, что от тебя не ждут ничего запредельного. Вы даже и представить себе этого не можете.  

Я могу трахать её сколько захочу, хоть до полного упадка сил. Мне никто и ничего не скажет.  

Захочу кончить внутрь – кончу. Захочу её ударить – ударю. –Слэп! – Моя рука оставляет смачный отпечаток на её лице. Он краснеет так, словно это багровые щёки школьницы, что отдаётся дальнобойщику за шоколадку. Из её глаз слабой струйкой идут слёзы. Своим языком я слизываю солёные капли с её лица. Вам же нравится солёный попкорн? Вот и мне тоже.  

Мой разум уже плывёт. Я плохо соображаю. Неужели это влияние оргазма начинает окислять мой мозг? Теперь я понимаю смысл слова «спермотоксикоз». Мир плывёт перед моими глазами.  

Стараюсь сконцентрироваться на удовольствии. Как же всё-таки сладко ебать обездвиженное тело. Слаще ебать только труп, но там времени всего ничего. Жизнь потихоньку уходит из тела и ебать уже нечего. Тут же её жизнь в моей власти. В моих руках. Чувствую бешеный стук её сердца в груди. –Тук-тук-тук-тук- В глазах темнеет от осознания величия этого долгожданного момента. Я Бог! Я Бог! Я Бог!  

И тут дыхание моё схватывает, мне становится тяжело дышать. – «Какого ху…» – из моего горла со слюной стекают мои последние слова. Остаётся только тьма. Тьма и женщина с дикой болью в глазах. Тьма и труп насильника волонтёра на женщине. Тьма и ничего кроме тьмы.  

—  

В подъезде воняет, в квартире тоже воняет. Скоро она и сама будет вонять духами этой подъездной коллекции. Да и странное же дело. Дверь была не закрыта. В прихожей стояла чья-то обувь. Из зала шёл тлетворный запах. На её крики никто не отозвался.  

Куда меня послали? – думала она. Прошлый волонтёр не выходил на связь несколько дней – забил хуй, родственники тоже забили хуй. «Пришлите кого-нибудь и пусть он её проверит» – и поминай их как звали. Впору и мне хуй забить – подумала она, но смиренно пошла в зал, откуда распространялась страшная вонь.  

Руками она отгоняла стаи мух. Её тапочек раздавил уже не первого таракана. Она вам тоже напомнила Исаака? Какие же испытания уготовил ей Господь?  

Из зала донёсся страшный визг. -А-а-а-а-а-А- Проследуем-ка за ней следом. Вот он что. Кажется, нам теперь ясна причина её воплей.  

Два мёртвых и разлагающихся тела слились на кровати в любовном экстазе. Они сильно пахли, привлекая все виды насекомых.  

Это совсем не порадовало молодую девушку. Её рвало прямо здесь, ноги её не очень-то и держали. Забавно, она стояла на коленях и блевала. Это может показаться в некоторой мере сексуальным.  

Ещё раз посмотрим на соитие двух мёртвых тел. Мы же с вами не ханжи, верно? Немного обмозгуем увиденное и с чувством стиля отметим, что это был бы идеальный кадр для какой-нибудь выставки в русле авангарда. Мы бы подписали его ёмко и кратко – «Похоть».