Железнодорожная сказка

Жил да был Молодой Локомотив. Локомотив и он же вагон, как это принято в современных скоростных пассажирских поездах. И был он весь такой новенький, прилизанный, красивенький, нафаршированный всевозможной электроникой (хуй его знает, какого там последнего поколения), что ну просто ебануться можно. И ездить умел по железной дороге со скоростью аж более двухсот вёрст в час. Одним словом – не локомотив, а прямо-таки золотой пизды колпак! И все то им восторгались и восхищались: и пассажиры, и машинисты, и коллеги по цеху… В конце концов совсем зазнался Молодой Локомотив. На пассажиров смотрел с пренебрежением (мол, толпятся на перроне, как бараны, а потом сядут своими жопами в комфортабельные кресла и едут, хуй знает куда и за какой надобностью, читая и рассматривая всякую поебень в своих гаджетах). Машинистов, которые им управляли, то и дело подъёбывал, выводя на время из строя некоторые бортовые приборы. Машинисты матерились как сапожники, а по возвращению на станцию приписки гневно ебали в три хуя монтёров-электриков за то, что приборы в дороге плохо работают, а те лишь плечами пожимали. На своих коллег Молодой Локомотив смотрел исключительно свысока и почти никогда с ними не здоровался. Электричек-тружениц именовал не иначе, как мандовошки, а уж как «величал» маневровые тепловозы, так и вовсе повторять совестно… Вот ведь какой гнидой стал, хоть и такой молодой!!!  

Но самым ужасным было вот что. Отправляясь в очередной рейс от своего родного вокзала, он, ещё не набрав высокой скорости, неизменно проезжал мимо полузаброшенного ремонтного участка, на котором в одном из дальних тупиков стоял Старый Паровоз. Уже не один десяток лет он был не на ходу. Стоял без движения, уже напрочь приржавев колёсами к рельсам. И всякий раз, проезжая мимо, молодой наглец паскудно глумился над Заслуженным Тружеником. Мол, ну что, старая развалина, ты ещё не совсем рассыпался от ржавчины?! Тебя же нужно было в металлолом сдать уже тогда, когда ты, кряхтя, пыхтя и засирая окрестности чёрным смрадом, ещё ползал по железной дороге! Ну и всё вот в таком духе…  

Больно и безумно обидно было слышать такие слова Старому Паровозу. И хотелось ему ответить что-нибудь этому молодому гнидёнышу, да сил уже не было даже и на то, чтобы просто послать его на хуй…  

В последние много лет Старик Паровоз большую часть времени проводил в абсолютном одиночестве, медленно и верно умирая от точащей его, словно раковая опухоль, ржавчины. Однако, даже в этой чудовищной беспросветности, сплошь изъеденной гидроксидом железа и катализированной чуть ли не ежедневными паскудными оскорблениями со стороны расфуфыренного малолетнего уёбка, были у Старого Паровоза и настоящие праздники. Случались они примерно один раз в два месяца, когда к нему приходил Михалыч. Михалыч – это последний машинист, который когда-то управлял Старым Паровозом. Никто толком не знал, сколько ему (Михалычу) на самом деле лет. Известно было лишь, что он всю жизнь проработал на железной дороге, а нынче находился на заслуженном отдыхе. Старик приходил обычно ранним утром, здоровался с Паровозом, ласково называя его Борькой, гладил его по ржавым колёсам, а потом обязательно поднимался в кабину. В принесённом с собой узелке неизменно находились: четвертинка чёрного хлеба, кусочек порезанного домашнего сала, пара солёных огурцов, бутылка горькой и стопочка…  

После третьей Михалыч вставал со своего места, закуривал дешёвую, необыкновенно вонючую папироску и, продолжая разговаривать со своим Старым Другом, касался своими старческими мозолистыми ладонями рычагов управления. Никто (и даже сам Михалыч) не догадывался, что каждый раз, когда это происходило, потрескавшиеся от времени стёкла всех прожекторов Паровоза покрывались обильным конденсатом. Хотя, неизвестно, что это был за конденсат, ведь на вкус он был солёным…  

Несколько раз Михалыч даже пытался отремонтировать Паровоз. Но что же он мог сделать один. Ни нужных запчастей, ни специальных инструментов у него не было. Да и что там говорить, силы у старика были уже совершенно не те… В итоге, допив водку, он проклинал себя за собственное бессилие и, сложив неимоверную кучу хуёв на нынешнюю действительность вообще и ёбаное министерство путей сообщения в частности, он отправлялся домой…