Вечное противостояние

Закрой глаза, устройся поудобней, вдохни поглубже, навостри уши и представь самое удивительное, далекое и чудесное место на земле — здесь стоит величественный японский храм; массивные, загнутые на концах крыши, подобные панцирю каймановой черепахи, надежно держатся на опорах и балках из неокрашенного дерева. На самой верхней кровле упирается в небо высокий, громоздкий шпиль, напоминающий зазубренный, костяной нарост на голове рыбы-пилы. К святилищу ведет длинная, ухоженная лестница. Изо дня в день ее топчут десятки пар ног местных монахов, жизнь которых посвящена молитвам, медитации и уходу за пагодой. Их тощие, завернутые в одинаковые шафрановые одеяния, фигуры видны повсеместно на территории храма.  

А теперь стоит прислушаться к своим ощущениям. Ты слышишь, как монотонно рокочет водопад, берущий свое начало с самой верхушки заповедной горы? Она находится совсем рядом со святилищем, и поэтому в оной местности ты никогда не столкнешься с тишиной. Если не шум бурлящей воды нарушит ее, то это обязательно сделает ветер, гуляющий меж деревьев исполинского, необъятного леса, который будто заботливая наседка, прикрыл древний храм под своим лиственным крылом.  

Дожди посещали оную долину крайне редко. Частым гостем здесь было солнце. Оно любезно позволяло людям греться в своих лучах, лаская теплом и даря умиротворение.  

Все было прекрасно в этом дивном, далеком от суеты, кутерьмы и мирских хлопот месте.  

Но однажды случилось нечто непредвиденное — на долину спустился плотный, как полотно, сплошной туман. Он окутал деревья, превратив их в безликие силуэты, полностью скрыл за собой водопад, напрочь заглушив звучание воды, стер из памяти храма речи ветра, заслонил собой сияние солнца, сделав воздух холодным и влажным, похоронил радостный щебет птиц, окончательно умертвив долину. Впервые территорию храма поглотила тишина. Даже монахи, словно все разом лишились голосов и общались лишь жестами. Не к добру вели столь глобальные перемены.  

Служители храма очень быстро сообразили, что оказались в ловушке. Те, кто пытался покинуть храм, уйдя сквозь туман, уже не возвращались, а те, кто пытался добраться до святилища извне, поплутав несколько часов, безуспешно оказывались на том же самом месте, откуда начинали путь.  

Очень скоро отшельники начали бить тревогу: провизия стремительно заканчивалась, а брать ее было неоткуда. Затворники покупали еду, приправы и пряности у бродящих торговцев, но не выращивали и не производили пищу сами. Кто же знал, что это может рано или поздно сыграть с ними злую шутку?  

За первой проблемой последовала другая: лекарства, медикаменты и целебные снадобья тоже имели свойство кончаться. На территории храма находилась парочка хворых, старых монахов, для поддержания здоровья которых требовались определенные микстуры. Но как их достать, если треклятое, белоцветное марево окружило пагоду сплошной, непроходимой стеной?  

Оказалась невозможной и торговля. Монахи в свободное от долгих молитв время занимались тем, что мастерили на продажу различные побрякушки, предметы быта и сувениры. Доход стремительно упал, материалы для изделий взять стало неоткуда да и сбагрить их тоже не представлялось возможным. Однако это были уже вещи второстепенные.  

И вот, спустя несколько дней унылого, мрачного и пугающего заточения, сгрудились потерявшие надежду отшельники в кучу, расселись каждый на свою циновку, зажгли свечи и благовония, после чего принялись размышлять, как им поступить. Один из самых мудрых, многоуважаемых и старших затворников, почесав лысый, сморщенный череп, не без труда напряг начинающую постепенно сдавать память, поразмыслил и предложил обратиться за помощью к ведьме. Ведьма та пребывала в небольшом, кособоком домике, совсем неподалеку от территории храма. Никто из ныне живущих храмовых обитателей, кроме единственного, самого старшего, не видал колдунью воочию. Но слухи о чаровнице ходили разные: будто бы кожа, волосы, одежда и даже зубы у нее цвета обсидиана, а глаза контрастно-белые, молочные, как у слепой кошки. Лишь очи — единственная светлая частичка, которая есть в ее непростой, подлой и зловещей натуре. Естественно, выполнит она просьбу не просто так, что ради спасения своих жизней и ради возможности и дальше верно служить любимому храму, монахи приготовились заплатить любую цену.  

Отшельники посчитали, что будет лучшим решением отправить ведьме письмо голубиной почтой. Написав длинное, развернутое послание, они вручили его «почтальону», после чего проводили его грустными, усталыми глазами, в которых как насекомое в капле янтаря, застыло покорное ожидание.  

Ответ долго ждать не пришлось. На следующий день голубь принес плотно свернутый пергаментный лист, в котором говорилось, что ведьма согласна помочь попавшим в беду отшельникам, но взамен она потребует, чтобы ей отдали в услужение одного из монахов. Делать было нечего. Среди затворников быстро отыскался доброволец — молодой парень, который служил в храме сравнительно недолго, всего пару лет. Он смело и твердо выразил стремление помочь своим братьям, отвадить их от беды и вернуть в святилище былую гармонию и спокойствие.  

С многочисленными почестями, достойными истинного святого, они проводили паренька в дальний путь. Прошло несколько долгих, томительных часов, как он ушел, растворившись в непроглядной завесе. Очень скоро монахи с облегчением убедились, что колдунья сдержала слово; марево стало слабее, как если бы выдохлось и принялось покорно и торжественно отступать все дальше от пагоды. Опять над долиной светило ласковое, вечное солнце, ветер шелестел в густой листве, из ущелья с шумом и грохотом извергался водопад, а птицы восхваляли в своих песнях вновь наступивший, прекрасный день.  

***  

Молодой монах тоже обратил внимание на изменения, наступившие в долине, и был тому несказанно счастлив. Значит, ведьма не обманула, его жертва была не напрасной. Он медленно, не торопясь ступал по тропинке, проторенной меж вековых деревьев, стараясь оттянуть грядущую встречу с колдуньей, в последний раз насладиться свободой, вольностью и независимостью.  

Ее домик, тщательно и надежно укрытый среди растительности, парень заприметил не сразу. Крыша его была густо усыпана землей и на ней в обилии росли череда, петрушка, укроп и хмель, а возле крыльца вовсю буйствовали полынь и крапива. Корни растений подобно гирляндам свисали с карниза и образовывали нечто, напоминающее шторы, загораживающие мрачные провалы окон, лишенных стекол. Дикий плющ змеился по стенам дома, забору и даже приземистой, гнилой лавчонке вблизи хижины.  

Прошло несколько длительных, затяжных минут, внутри неопрятного, заросшего жилища послышалось копошение и ворожея, радушно улыбаясь, легко и непринужденно, выплыла из тьмы на свет. Правду про колдунью говорили монахи. Зубы ее и вправду оказались черными, и сама она была черна, как безлунная ночь, а кожа ее блестела на солнце как смоль. Со стороны она напоминала крупную, величавую ворону: худощавая, с длинными тонкими ногами, узкими запястьями, всклокоченными, неухоженными волосами и многочисленными слоями одежд, напоминающих птичье оперение.  

Чаровница безмолвно поманила юношу когтистым, вытянутым пальцем и повела прочь от хижины, к небольшой, так же замаскированной растительностью, сырой и холодной пещере, где ему предстояло провести следующие двенадцать лет.  

Служение у ведьмы оказалось ужасным, жестоким и невыносимым. Бедному монаху пришлось вынести бесконечное количество пыток и мучений. Ежедневно на его голову сыпались все новые и новые испытания, которые постепенно тянули из него жизненные силы и энергию. Ведьма с превеликим удовольствием подпитывалась болью отшельника, а его слезы оказались для нее райским деликатесом.  

Бывали целые недели, когда монах питался только сырыми мухами, которых ему приходилось ловить самому, крысиными хвостиками и свежей лягушачьей кровью. Очень часто ему доводилось служить когтеточкой для беспощадной и свирепой колдуньи, отчего его спина за долгие годы покрылась незаживающими ранами и со временем превратилась в сплошной, кровавый рубец. Иной раз чаровница заставляла бывшего служителя храма подниматься с ней по скалам, оттуда она сбрасывала страдальца, с упоением слушая его крики, пока он летел вниз, ломая кости. Затем она спускалась следом, с помощью магии заставляя сломанные кости срастаться снова, после чего они вновь взбирались на вершину и процедура повторялась. Оное увлечение могло длиться пару часов, а могло длиться весь день в зависимости от желаний и настроений подлой мегеры.  

Не буду рассказывать всего, что творила бесовка с несчастным пленником. Описания пыток будут слишком долгими и утомительными, а некоторые испытания показались бы тебе столь чудовищными, трагическими и почти смертельными, что долго являлись бы в кошмарах. Не раз монах оказывался на грани смерти и не раз думал о том, чтобы свести счеты с жизнью. Но ведьма предвидела все наперед, внимательно следила за здоровьем юноши и ни на секунду не выпускала его из виду. Ей был очень нужен тот, над кем можно было бы глумиться и издеваться бесконечно, над кем можно было бы господствовать, ставить опыты, унижать. Очень скоро из того молодого, свежего, сильного и доброго человека, каким юноша пришел когда-то, она превратила его в потрепанную, израненную, безвольную куклу, которую постоянно дергают за ниточки, жгут, режут, ломают, бьют…  

Наконец, изувеченный, отчаявшийся, морально уничтоженный затворник, не в силах больше терпеть издевательств и насилия, решил сбежать. Ему стало плевать, что с ним будет, он готов был пойти на любую уловку и хитрость, заплатить любую цену, лишь бы прекратить опостылевшие пытки хоть на пару дней. Усыпив внимание и бдительность чародейки, он под покровом ночи навеки унес ноги в дремучий лес. Отшельник сломя голову несся обратно к храму, особо не задумываясь, как его встретят другие служители, что они скажут ему и что он скажет им.  

Но до пагоды он так и не добежал. Парень не знал о нависшем над ним проклятии, которым ведьма одарила его в первый день их встречи. Внезапно он запнулся о незаметную во тьме корягу и распластался на земле. С трудом поднимаясь и шипя от боли, он обнаружил, что руки его увеличились в размерах, распухли, размякли, стали похожи на щупальца неведомого спрута. Тело его вытянулось и удлинилось, покрылось скользкой змеиной чешуей. Голова больше не напоминала человеческую — теперь она больше походила на крокодилью морду с множеством паучьих глаз, увенчанную оленьими рогами. Вдоль хребта, проступив сквозь кожу и разорвав одежду, у него выросли многочисленные, острые, как стилеты, шипы. Увидав себя в отражении крохотного, заросшего камышами пруда, монстр издал дикий, испуганный, львиный рык, а из пасти его повалил знакомый, густой туман, который постепенно заполнил собой всю долину.  

***  

Старый лысый монах, устроившись в позе лотоса, неподвижно сидел у подножия дерева и наблюдал как солнце медленно клонится к закату. После того, как ушел храбрый юноша, исчез туман и торговля вновь наладилась, он смог, наконец, получить свои лекарства для памяти. Теперь воспоминания постепенно и не очень охотно возвращались к нему. Он вспоминал все то, что уже успел позабыть:  

В древние времена, тогда, когда по земле еще бродили доблестные рыцари, охотящиеся на парящих в небесах драконов, в долину пришло злобное, коварное, могущественное чудовище в облике черной ведьмы. Никто не ведал и даже не догадывался, откуда оно явилось. Возможно, прямиком из самой преисподней. Но суть не в этом. Постепенно, километр за километром, оно стало отвоевывать себе территории, захватив чуть ли не всю долину. Но кое-кто ему мешал. Монахи обитали здесь еще до ведьминого появления и добровольно подчиниться ей не захотели. Тогда она впервые наслала на них проклятое марево, избавиться от которого можно было лишь одним способом — отдав в жертву одного из смотрителей храма. Первый доброволец пробыл в плену у колдуньи пятьдесят лет, затем сбежал и тогда ворожея вновь наслала на долину белую завесу. Им вновь пришлось пойти ей на уступки и следующий монах протянул сорок три года. Так и длилась эта бесконечная битва за землю и с каждым разом новые отшельники, уходившие ведьме в услужение, пребывали у нее все меньше, затем все как один сбегали и превращались в чудовищ. Последний ушедший юноша протянул всего двенадцать лет. И вот туман, как неосязаемое, многочисленное вражеское войско, вновь оккупировал территорию пагоды.  

Затворник мрачно наблюдал за тем, как темнеет небо, дымил, покуривая трубку, думал и вспоминал.  

Когда этот адский, вечный круговорот замкнется? Когда всему придет конец? И кто из них сдастся первым?