Девятихвостый

Осторожно, так как могут только хищники, ступаю по камню иногда касаясь холодных стен (привычка из прошлого), по которым качающийся на осеннем ветру фонарь, разбрасывает причудливые образы и иллюзии. Проскакиваю в приоткрытые двери, терпеливо крадусь по длинным коридорам, иногда замираю в тени ожидая звука удаляющихся шагов. И всё ради того, чтобы взглянуть хоть одни глазком на самое дорогое для меня существо, вдохнуть её запах и послушать дыхание.  

Я слишком дорого заплатил за то чтобы остаться здесь. А ведь мог сейчас коротать время совсем в другом месте, благо ничего действительно плохого сделать не успел. Мог бы, но не захотел. Словно якорь к морскому дну меня тянуло суда и не без причины.  

И вот я на месте. Дверь как всегда открыта, ночник включен. Даже в приюте с ней считаются. Папина дочка. Прошмыгнув мимо большого старого зеркала в углу, я чихнул в сторону него и привёл себя в порядок – прилизался как следует, посмотрел на себя со всех сторон смешно покрутив головой. Красавец, ничего не скажешь. Ну нельзя же появляться перед ней в таком растрёпанном виде?  

Прыжок, другой и вот я на комоде который собственными руками сделал ко дню её пятилетия. Цветочки, животные, птицы вырезаные на маленьких ящичках и стенках мебели, я тогда был в ударе. Постарался от души.  

Замерев и затаив дыхание смотрю на мою радость и жизнь. Сколько преград мне пришлось преодолеть, чтобы оказаться снова под этим голубым небом.  

Ведь там всё непросто. Впрочем, как и у нас. Две длинные очереди движутся параллельно друг другу. Появляются словно из ниоткуда и шаг за шагом двигаются вперёд. Да, да и там эти проклятые очереди!  

Во главе всего стоит мужчина в синем тюрбане, нижняя часть лица закрыта только глаза его сверкают цветом самой тёмной ночи. Он наблюдает за порядком. Зорко бдит, чтобы никто не менялся с соседом, не выходил из плетущейся вереницы людей.  

Мне казалось я простоял в этой бесконечной цепочке людей несколько часов, а может быть и месяцев. Но всему наступает финал и в конце концов всякий оказывается либо у золотистого столпа света, теряющегося в вышине, либо в чёрной дыре пахнущей холодной землёй.  

Следующим был тот, кто решал. Высокий мужчина в просторной серой хламиде с лицом, на котором я никак не мог сфокусировать взгляд (знаете так бывает, смотришь на человека боковым зрением и всё вроде нормально, а как только посмотришь ему в лицо… оно ускользает от тебя), показывал кому куда нужно следовать. Направо – свет, налево – подземелье. Я должен был прыгать в жидкое золото так же как и минутой ранее солдатик в форме сержанта впереди, и девочка в красном платье позади, не ставшая ждать меня замершего в ступоре, но отказался.  

– Почему? – спросил меня человек без лица блеснув серыми глазами цвета пасмурного неба.  

– Меня ждут! – сказал я ощущая несвойственную для меня робость притопнув ногой скорее для собственного успокоения чем стремясь показаться грозным.  

– Всех ждут.  

– Меня ждут по-другому.  

– Всех, по-другому.  

– Вы не поняли, я у неё один! И больше никого на белом свете!  

На ногах моих, прямо из воздуха, звякнув железом материализовались цепи на концах которых были прикреплены массивные металлические шары.  

– Я понимаю, – в глазах говорившего плескалось немалое удивление и непонимание, – но ты мёртв.  

– Я должен как-то попасть обратно, – уже просящим тоном закончил я.  

– Попробуй.  

Взмах руки и я оказался на лесной дорожке. Странное розовое небо. Крупная роса на траве и цветах. Много ярких красок. Не сразу я сообразил, что рядом со мной идёт маленький лысый человечек с покрытым глубокими морщинами смуглым лицом.  

– Ты не сможешь вернуться к ней в своём теле. Его нет. Оно уничтожено, – сказал он, пряча руки в широкие рукава простого жёлтого халата.  

– Плевать! Пусть не в своём теле так хоть как-нибудь.  

– Но она может не узнать тебя, – улыбнулся тот улыбкой мудрого старца.  

Сердце моё сжалось от страдания. Моя малютка не узнает меня?! Не может этого быть! Или все же… может?  

– …это точно? – слова во рту словно горящие угольки.  

– Нет, но возможно.  

– Пусть так! Буду рядом, – решительно затряс головой я.  

Старик чуть подумал, а затем замер перед спешащим куда-то по своим делам большим обсидиановым жуком у его ног.  

– Так не принято, – добавил он, переступая через насекомое. – Но иногда, очень редко, я даю шанс некоторым из вас.  

– Спасибо.  

– Не за что. Ты должен будешь показать мне одно из своих самых ярких воспоминаний, которое окончательно убедит меня, что я должен дать тебе шанс. Если же оно будет недостаточно понятным мне, ты вернёшься в очередь. Только не торопись, подумай хорошо. Выбирай с умом, многие ошибаются.  

Я хотел показать странному старичку похороны супруги, когда моя кнопочка даже не заплакала только крепче вцепившись в мою руку, или тот день, когда я уезжал на фронт и мы прощались на вокзале и дочь крепко-крепко вцепилась в мои плечи чуть не оторвав погоны маленькими пальчиками, но показал совсем другое воспоминание.  

Солнечное утро на пляже. Мы вдвоём строим песчаный замок у моря. Поехали туда за две недели до того, как я покинул дочь навсегда. Я не хотел, честно. Не слишком люблю песок, солёную воду и жару. Но моя сладкая хотела.  

– Пап, а почему папа Максима с ними не поехал отдыхать?  

– Ну, не знаю, может быть у него дела.  

– А у тебя нет дел?  

Чуть подумав я расхохотался и брызнул в дочь водой.  

– … ты моё самое важное дело.  

Вместе мы вылили на песок морскую воду из красного пластмассового ведёрка, вместе, смеясь превратили его в густую массу, которую называли кашей-малашей.  

– Пап, а ты всегда будешь со мной? – рисовала она грязными руками узоры на моих ладонях.  

– Конечно любимая.  

– И даже когда я стану большая?  

– Да.  

– И когда у меня будут детишки и красивый муж?  

– Ага.  

– И когда стану старенькой бабушкой?  

– Ну тогда я уже, наверное, умру, – рассмеялся я, помогая дочери слепить очередную стену не слишком красивого, но крепкого замка.  

– Но мама говорила, что пока мы помним близких они с нами. Это правда? – спросила дочь оставив на поверхности песка следы от тоненьких пальцев.  

Супруга. Я вспомнил её быстрые ловкие руки на клавишах старенького пианино в нашей первой квартире, её измазанную краской, раскрашивавшую в ярко-зелёный цвет потрескавшуюся входную дверь во второй, пирожки и куличики, которые они лепили с только-только начавшей ходить дочерью в песочнице, теплые золотисто-карие глаза, спасавшие от всех невзгод. и грустно улыбнулся:  

– Мама не обманула тебя.  

Снова тропа и худенький смуглый старичок рядом.  

– Ты не ошибся. А почему именно это воспоминание? – задумчиво спросил он.  

– Даже и не знаю.  

– Ты почти не сомневался, – он встал посередине тропы перегородив мне дорогу будто дальше мне было идти нельзя.  

– Да, не сомневался.  

– Что ж, я даю тебе шанс. Но будь готов что она сразу тебя не узнает девятихвостый. Теперь ты кюби – дух-хранитель маленькой девочки. Не подведи её.  

* * *  

Прошёл почти год, а разговор тот словно звучал в моей голове и по сей день. Тот, кто наделял, старик с сиреневыми глазами, конечно забыл упомянуть про другие мои обязанности… но ничего, я справляюсь.  

Красавица моя положила маленькие ладошки под щёчку и трогательно сопела чему-то нахмурившись во сне. Расслабься, улыбнись, всё хорошо!  

Да моя рыбка, я не вернулся с войны (эта проклятая мина под ногами не оставила мне не единого шанса) и маму мы потеряли, но будь уверенна папочка никогда тебя не бросит. Пусть и в другом облике, но я всегда буду рядом. Помогу, посоветую, удержу от необдуманных поступков. Ты просто ещё слишком маленькая, чтобы меня видеть, но к двенадцати годам всё изменится. Он обещал, говорил… Мы будем вместе. А может… Эх, чем чёрт не шутит. Дурацкие присказки у меня остались, хоть чертей с того времени я покусал не мало.  

Я принял свой старый облик (теперь-то это занимало у меня пару секунд, не то что в начале), тот самый с вокзала – выглаженная форма, офицерские погоны, звёзды сверкают, фуражка. Тихонечко присел на краешек кровати и пальцами убрал светлый локон волос со лба дочери.  

Неужели? Пусть! Если увидишь, узнаешь я буду самым счастливым че… тьфу! … отцом!  

Сердце моё, которого и нет уже давно, билось как сумасшедшее.  

– Папа? Папочка! – приоткрыв глаза во сне дочь счастливо улыбнулась и схватив меня за руку упрятала мою ладонь себе под щёку продолжив спать как ни в чём не бывало. Лобик её разгладился, и вся она засветилась от счастья.  

Фух!  

Ну вот, а ты говорил не узнает, – тихо произнёс я, разглядывая своё отражение в зеркале в углу комнаты.  

И хоть смотрел на меня из отражения не подтянутый военный средних лет в форме, а всего лишь ухмыляющийся огненно-рыжий лис с девятью хвостами, я совсем не расстроился. Главное, что моё самое важное дело продолжается.