Полет на Сатурн или Несколько дней жизни менеджера

День первый.  

Сегодня у меня самый счастливый день в моей жизни: я стал богатым. Утром, почистив зубы, я взглянул на себя в зеркало. Оттуда на меня смотрело лицо умное, достойное быть запечатленным на холсте Шилова. Несомненно, это большая удача иметь такое выражение лица: одновременно кроткое, умиротворенное, исполненное героизма, уверенное в своем достоинстве, и волевое, за счет выдающегося подбородка. Надел очки и опять взглянул на себя. Не то. Ушел подбородок, исчезло выражение дворянского достоинства, но появилось какое-то новое, иное качество, я бы сказал, качество учености, беспредельного ума, нежданной гениальности и благородного штриха мыслителя. Получается, у меня два лица. Когда я закурил, то решил еще раз взглянуть на себя. И что же я увидел? Теперь третье лицо смотрело на меня из зеркала. Это было лицо опытного и всезнающего человека. Он сам задает вопросы и требует на них ответы. В этом лице я увидел устойчивое ощущение спокойствия, возрастной мудрости и непоколебимой уверенности в себе. Теперь я богат! У меня есть целых три лица, три образа, три личности, уживающиеся во мне одном. Главное, не растерять этих людей, жить с ними в мире и согласии.  

Вечером я вдруг подумал, что Пушкину не повезло. Я даже улыбнулся этой своей мысли. Ему приходилось писать гусиными перьями, обмакивать их в чернила, постоянно пачкаться, пачкать свою одежду, ставить на бумагу кляксы. Если бы у меня была машина времени, я бы ему подарил огромную коробку с шариковыми ручками, карандашами, ластиками, блокнотами, тетрадками, альбомами… Он, я уверен, был бы удивлен… Нет, он был бы поражен… Я тут представил и то, что мне бы пришлось учить Пушкина писать шариковыми ручками и стирать ластиком… Нет, мне пришла на ум лучшая идея: я бы привез ему компьютер, ноутбук или планшет… Как бы он работал на них! Через час я вдруг понял, что с компьютером ничего бы не вышло, электричества у Пушкина не было. Ах, как жалко! Ну, да ничего. Он бы ручкам и карандашам был рад. Сиди, Пушкин, и пиши, сколько хочешь. И сколько бы Пушкин мог всего написать. У-у-у! Видимо – не видимо.  

Я чуть не забыл написать о главном. Сегодня я заявил на работе своему начальнику, что так как нас трое, то я бы хотел две вещи: во-первых, предоставить мне в офисе отдельный кабинет с тремя рабочими местами и, во-вторых, необходимо дополнить штатное расписание еще тремя сотрудниками, которые ходят на работу со мной и это не хорошо, что эти работники не получают заработной платы. Все это я изложил на бумаге и лично передал Микаде Микадьевичу. Микада Микадьевич – прекрасный и чуткий начальник и человек. Я его знаю уже почти девять лет… Нет, скоро девять с половиной. Время бежит! Он внимательно прочитал мою просьбу, ласково со мной поговорил, поинтересовался моим самочувствием… Чуткий начальник, такого бы каждому.  

Кстати говоря, я ему сегодня намекнул, что надо бы и его соседей по кабинету включить в штатное расписание. Он поинтересовался, кого я имею ввиду? Странный человек! Он уже несколько недель ходит на работу с двумя новыми сотрудниками, сажает их в свой кабинет, а до сих пор не замечает, что в его кабинете еще двое. Эти несчастные вынуждены работать на полу, сидя по-турецки. Это же дико, неудобно, сидя по-турецки, работать за компьютером. Я бы не смог. Один из них, к тому же толстый, обязан, вместо того, чтобы сидеть по-турецки, лежать и записывать в блокнот то, что говорит Микадо Микадьевич. Да, да – лежать и еще все записывать, что тот говорит и неважно, когда и кому он это говорит. Причем, меня поразило, что он пишет гусиными перьями, постоянно капает чернилами на пол и делает огромные кляксы на официальных документах. Я не стал еще больше расстраивать из-за этой мелочи Микаду Микадьевича и сам принес в его кабинет коробку ручек, карандашей и ластиков, как Пушкину. Он удивился, но тут же обрадовался и, поблагодарив меня, отпустил сегодня домой уже в обеденный перерыв. Хороший начальник – это прекрасно!  

День второй.  

О, ужас! Три моих лица сегодня исчезли. Я их искал и не нашел. Скорее всего, надо менять зеркало. По-видимому, они не хотят показываться именно в этом зеркале, а иного у меня нет. Утром, вместо того, чтобы отправиться на работу, поехал в Леруа Мерлен и купил там четыре новых больших зеркала – каждому по зеркалу. Еле дотащил до квартиры, но, увы, и в них я не разглядел моих знакомых: ни героя, ни ученого, ни того первого, которого я по ошибке всю жизнь принимал за себя самого.  

На работу приехал только к концу рабочего дня. К Микаде Микадьевичу не зашел. Зачем отвлекать его своими проблемами. Поделился своей бедой с моей коллегой – Эвридикой Эмпидокловной. Она грустно покачала головой, но ничего не сказала, ничего мне не посоветовала. Хотя, нет. Она предложила мне сходить в поликлинику. Вероятно, эти трое там. Надо проверить.  

День третий.  

Слава Богу, в поликлинику сегодня идти не пришлось. Утром все трое вернулись. Я их увидел и, конечно, обрадовался, успокоился. О, если бы они исчезли навсегда, я, наверное, не смог бы жить! Этот день для меня, как новый день рождения, как светлый праздник!  

В офисе меня ждало разочарование в Микадо Микадьевиче. Сигизмунда Лаэртовна – секретарша моего босса – не пустила меня к нему. Перегородила дверь шефа и своей корпуленцией оттеснила меня из приемной. Якобы Микадо Микадьевич приказал меня к нему не пускать и, вообще, поставил вопрос о моем увольнении. Это меня взбесило. Нет, сначала я был удивлен, потом крайне удивлен, а затем уже взбешен. Да, именно в такой последовательности.  

Но я не сдался и написал боссу на его корпоративную почту все, что я об этом инциденте думаю. Я написал, что удивлен тому факту, что охранник внизу при моем появлении и появлении со мной моих троих товарищей поздоровался только со мной, их же он проигнорировал, даже не взглянув в их сторону. Когда же я сделал ему замечание, а также обратил внимание старшего по смене, что неприлично не здороваться утром с сотрудниками, проработавшими здесь долгое время, то последний и ухом не повел. Взглянул на меня с таким презрением, фыркнул и отвернулся. Пришлось самому в лифте, в присутствии других сотрудников фирмы, принести извинения моим товарищам и пообещать им, что такое больше никогда не повторится.  

Когда же я расстался с ними в холле нашего этажа и пошел засвидетельствовать свое почтение шефу, мне навстречу вышел неизвестный в черном. Он шел и держал в руках мою коробку с ручками и карандашами, которую я подарил коллегам Микады Микадьевича. Честно говоря, я остолбенел, увидев, что он несет, но испугался заговорить с ним и узнать, кто позволил ему нести эту коробку из кабинета шефа. И почему он весь в черном? Кто ему разрешил в такой солнечный день одеть такую мрачную одежду? Я не разрешал. Шеф не любит черный цвет. Значит, это кто-то другой разрешил. Но кто этот другой? После надо будет в этом разобраться.  

По пути к Микадо Микадьевичу я зашел к нашему главному бухгалтеру, Макдональду Израилевичу. Изумительный человек этот Макдональд Израилевич. В свои шестьдесят два года, из коих он двадцать лет работает с Микадой Микадьевичем, он умудряется каждое утро приходить на работу с разными молодыми девушками, и каждая лучше предыдущей. Как-то раз, он уходил вечером из офиса вместе с очередной девушкой, та, совершенно случайно, сломала каблук. Так он предложил ей свои услуги и посадил к себе в машину. Уж не знаю, что там с девушкой случилось, но она, по до сих пор не выясненным причинам, на следующий день уволилась. Странно, но Макдональд Израилевич в это утро пришел с новой девушкой, у которой каблуки были очень хорошего качества.  

Так вот, зайдя в кабинет Макдональда Израилевича, я обнаружил на шкафу и на подоконнике двух странного вида незнакомцев. У одного одутловатая страшная рожа с подбитым глазом, в второй – вообще без глаз и без носа, но в папахе. Это так меня удивило, что я, подойдя тихонько на цыпочках к главному бухгалтеру, шепотом обратил его внимание на этих двоих. Макдональд Израилевич так странно на меня взглянул… Это мне, в свою очередь, показалось необычным… Как же он, такой щепетильный, въедливый бухгалтер не заметил эту странную парочку?! Тот, который сидел на шкафу с подбитым глазом, все время каркал и фыркал. Заметив меня, он спрыгнул и стал ходить вокруг меня, чмокать и, периодически похрюкивая, кричать: «Возьми меня в женихи, женихи, женихи. Теща испечет пироги, пироги, пироги». А другой встал на подоконнике, взглянул страшно своими пустыми глазницами на Макдональда Израилевича и с визгом прокричал: «Куда дел украденные тобой тещины миллионы, сука! ». Затем он открыл окно и спрыгнул вниз. Я вскрикнул, показывая своим дрожащим пальцем на окно, уверенный, что тот разбился, так как мы были на десятом этаже. Но, подойдя к открытому окну, я увидел, что безглазый спокойно танцует твист на тротуаре. Как же он не разбился? Загадка. Макдональд Израилевич погладил меня по плечу, успокаивая, и сказал, что хорошо бы мне отдохнуть. А я и не устал вовсе! Тем более, что было утро. Как же можно устать утром, когда я уже выпил несколько чашек кофе. Мне его совет показался странным.  

Я все-таки решил спуститься вниз и проверить, все ли в порядке с этим странным малым. Но, увы, никого не нашел. Обойдя здание несколько раз, и, заглядывая во все возможные укромные места, я понял, что безглазый решил сам обратиться к врачу, и, видимо, поспешил в травмпункт. Немудрено, спрыгнуть с десятого этажа и ничего себе не повредить!  

Больше сегодня ничего не произошло.  

День четвертый.  

Меня и раньше удивлял тот факт, что мои три товарища так и не удосужились представиться. Не зная как к ним обращаться, мы до сего дня друг другу тыкали и выкали. Но сегодня они, наконец, представились. Это произошло утром, когда я, по заведенной привычке, смотрелся в зеркала.  

Героическое лицо назвало себя очень необычным именем – Сергей. Это такое редкое имя, и мне опять повезло. Иметь героического товарища с таким редким именем – это удача. Правда, меня несколько удивило отсутствие отчества, но я, вдруг, осознал почему у него нет отчества: раз не было отца, откуда же отчеству взяться.  

Ученого зовут Ромул Сукин сын. Я попросил его объяснить, что означает «Сукин сын» и он мне растолковал. Оказывается, его так назвали, а почему, он не помнит. Раз так, не мне разбираться в таком запутанном деле, и я решил принять его имя, как есть. Только вечером, когда я стал записывать в дневник события сегодняшнего дня, вдруг догадался о причинах происхождения его отчества. Скорее всего, его родила бездомная непородистая собака, сука и из-за этого его и прозвали Сукин сын. Теперь, слава Богу, все встало на свои места.  

Что касается имени Опытного, оказалось, что он немой и глухой – глухонемой, значит. Как я не бился, как не пытался разузнать его имя, ничего у меня не выходило, он отвечал одинаковым мычанием: «мы-ы, му-у, ы-ы». Видимо, мне так и придется навсегда оставить ему имя «Опытный»… Ах, какой же я тормоз! Ну, конечно! Это и есть его настоящее имя, а я решил, что он глухонемой. То, что он не глухой, это точно, ведь он услышал мой вопрос об имени. Так значит зовут его очень просто – Мымуы или на азиатский манер Мы Му Ын. Конечно, как я сразу не понял такого простого китайского имени. А то, что он китаец, так это и неудивительно, их ведь так много. Разве один из нескольких миллиардов китайцев не мог поселиться со мной в квартире. Запросто. Итак, теперь мои товарищи обрели имена – Мы Му Ын, Ромул Сукин сын и самое странное и редкое имя у Сергея.  

День пятый.  

Сегодня последний рабочий день на этой неделе. Значит, я должен закончить все свои дела, чтобы завтра поехать со своими товарищами на дачу. Они обещали мне помочь с покраской дома. Хочу сказать, что все они весьма услужливые: чтобы я у них не попросил, они на все согласны, всегда готовы угодить мне, помочь. Мне очень повезло. Я это, наверное, уже писал, но не устану повторять о своей удаче в жизни. Иметь таких товарищей – это счастье.  

В офисе все сотрудники также милы и приветливы со мной последние несколько дней. Не могу похвастаться, что раньше замечал такое доброжелательное к себе расположение. Все как-то были напряжены, сдержанны в отношениях со мной, а некоторые – особенно Тутанхамон Рамзесович, наш начальник охраны – крайне грубы. Но сегодня утром даже он мило со мной поздоровался, спросил, как я себя чувствую, и даже вызвал мне лифт, чего раньше он никогда и никому не делал. Вот что значит иметь таких товарищей, как мои! Несомненно, это именно Сергей, Мы Му Ын и Ромул Сукин сын своим очаровательным видом, своими манерами и тонкостью обращения с окружающими пробудили в таком сухаре, как наш начальник охраны, человеческие чувства. Что, увы, не могу сказать про Микаду Микадьевича. Он меня сегодня поразил своей наглостью и своим гадким поступком.  

Где-то без четверти час, когда я уже собрался идти обедать в нашу столовую, он вдруг безосновательно оторвал меня от законного перерыва и вызвал срочно к себе. Да и как вызвал! Не сам позвонил, а его секретарша, эта подхалимка Сигизмунда. Каково же было мое удивление, когда за мной пришел сам Тутанхамон Рамзесович и попросил с ним вместе пройти до кабинета шефа. Я подчинился. Войдя в кабинет, я заметил, что мы не одни. Снова на подоконнике (то ли потому, что у нас у всех широкие подоконники) сидел японский император, разговаривал сам с собой на чистом японском языке и, при этом, болтал короткими ножками, обутыми в красные с желтым длинноносые сапоги. Справа же от двери стоял недвижимо средневековый рыцарь, весь облаченный в ржавые доспехи и в шлеме, забрало которого неприлично скрывало его лицо, поэтому я не смог разглядеть, рад ли он моему появлению или нет. Это крайне бестактно с его стороны. Но что можно взять со средневекового человека, даже если он рыцарь! Но больше всего меня испугал его огромный меч, который был вонзен в прекрасный паркетный пол, при этом рыцарь делал вид, что, дескать, так и надо тыкать средневековым оружием и портить старинный наборный паркет.  

Переведя свой взгляд с рыцаря на японского императора, я расслышал речь Микады Микадьевича, которая, по всей видимости, была обращена ко мне. Но звуки эти были приглушенными, еле слышимыми, как если где-то в соседней комнате работало бы радио. Все мое внимание было обращено на свиток папируса в руках его величества. Император подержал его с минуту в руках, демонстрируя всю важность его, потом развернул и начал читать. Читал он его по-японски. Я, по непонятной для меня причине, не сразу стал его понимать, но, слава Богу, через несколько секунд я уже прекрасно все понимал и внимательно слушал текст, изредка с опаской поглядывая на неподвижно стоящего рыцаря. Вот о чем был свиток императора.  

«Легенда о молодом пастухе.  

В префектуре Хюсано, недалеко от Киото, жила семья пастухов Ямасита. У отца Ясуми сана было три сына: старший Ичиро, средний Джиро и младший Кэзуки. Сыновья очень любили своего отца, и любить им больше было некого, их мать, добрейшая Изуми, умерла десять лет назад. Сыновья каждый день пасли скот на свободных пастбищах. Ичиро пас коров на ближнем склоне вулкана Фурияма, где рос клевер. Средний брат, Джиро, пас баранов на западном склоне вулкана Фурияма, а младший, Кэзуки, пас овец на восточном склоне, богатом сочной зеленой травой.  

Ясуми был стар и не мог уже пасти овец. Его старость проходила в ежедневных заботах о доме и еде. Дом их стоял особняком на небольшом холме, с которого старик мог наблюдать восход солнца. Каждое утро он садился на старый пень у дома и наблюдал первые лучи наступающего дня, раскуривал трубку и подолгу думал. Думал он о своей жизни, вспоминал любимую жену Изуми, мечтал о счастье и благополучной жизни для своих сыновей. Когда же наступила весна, растущие в низине горы деревья сакуры торжественно исполнили гимн солнцу, одарив все вокруг своим чудесным цветением. Тогда старый Ясуми подолгу засиживался на своем пне, смотря на долину, утопающую в цветах сакуры.  

Братья считались лучшими пастухами в префектуре, и никто не мог бы похвастаться таким мастерством, каким обладали они. Все, у кого в деревне водились коровы, бараны и овцы, доверяли их пасти только братьям Ямасита. За все это время ни одна корова не отбилась от стада, ни одного барана не утащили волки, и ни одна овца не сорвалась с обрыва в пропасть. За такой труд и любовь к делу жители деревни всегда были благодарны братьям, а к их отцу приходили сказать спасибо за таких сыновей. И так продолжалось несколько лет, пока не наступил тот ужасный день.  

Проснулся, спящий уже двести лет вулкан Фурияма. Страшный грохот разбудил жителей деревни в то утро. Несколько часов еще продолжался ужасный грохот вулкана, как вдруг из его недр вырвался на свободу неимоверной высоты столб черного дыма, и скрыл собою солнце, и наступила ночь посреди дня. Внезапно огромный огненный столб вылетел из верхушки вулкана, застыл на мгновение в воздухе и рухнул на склоны Фуриямы. И озарилось все вокруг движущимся огнем. Огонь был такой яркий, что затмевал собой солнце и люди, видевшие это, решили, что появилось второе солнце. Ужас овладел ими, когда увидели они бегущий к их деревне яростный огонь. Он сжигал все на пути: пастбища, дома, загоны с несчастными животными. Испуганные люди бросились бежать, надеясь спасти себя и своих детей. Они бежали, изнемогая от усталости, терпя боль, а Фурияма рычал им вдогонку и выбрасывал новые столбы дыма, и новый смертельный огонь.  

Страх гнал людей от любимого дома. Останавливаясь передохнуть, они видели, что осталось от их деревни, объятой ужасным огнем и, рыдая, продолжали бежать неизвестно куда. Не все смогли спастись от разбушевавшегося вулкана. Все старики погибли: кто решил не испытывать судьбу и остался в деревне на верную гибель, кто был болен, слаб и не смог даже встать на ноги, а кто не выдержал утомительного побега. Выжили только молодые мужчины и их жены с детьми. Среди них и братья Ямасита. Старик Ясуми так и остался сидеть на своем пне и сгорел, глядя на огонь.  

Много дней шли жители сожженной деревни в поисках подходящего места для новой жизни. Много ночей проплакали несчастные матери, убаюкивая голодных и плачущих детей своих. Много сил и терпения потратили их мужья, чтобы как-то прокормить свои семьи. Реки слез были пролиты всеми, когда вспоминали они своих стариков. Наконец природа смилостивилась над ними и нашли они место, на котором можно было построить новую деревню. И решили они назвать ее «Фусино иноти», что значит «вечная жизнь».  

Три месяца строили они деревню; три месяца жили впроголодь; три месяца мерзли по ночам от сильного ветра; три месяца горевали, вспоминая свою старую деревню, своих погибших стариков, свою беззаботную жизнь – и, наконец, построили прекрасную новую деревню. Братья Ямасита помогали тем, кому нужна была их помощь, а помощь нужна была всем. И для себя они построили домик на холме, такой же, как и тот, в котором они жили с отцом. Стали они обживать новую деревню и искать новые луга для пастбищ. Но, к несчастью, все животные, которых они пасли раньше, либо сгорели, оставленные в загонах, либо были съедены по пути к новому месту. Некого стало пасти братьям Ямасита.  

Решили Ичиро и Джиро: раз нет больше коров и баранов, зачем нам быть пастухами в деревне. И занялись два брата возделыванием земли – сеяли пшеницу и рожь, собирали урожай, построив мельницу, мололи на ней муку и пекли самый вкусный хлеб в долине. И лишь младший, Кэзуки, сказал братьям: «Наш несчастный отец всю жизнь пас овец, значит, и мне суждено всю мою жизнь пасти овец». Так тому и быть. Но раз нету в деревне овец, то пришлось братьям проститься и ушел Кэзуки искать себе работу и пристанище.  

Долгим был его путь – поднимался он в горы; мерз, преодолевая высокие кручи; переходил через опасные перевалы; спускался в цветущие долины – и достиг, наконец, бескрайнего ровного поля. Поле было таким ровным и бескрайним, что видно было, как бог Засан – бог Солнца – просыпается после ухода его ночного брата.  

Устал Кэзуки после долгих странствий в поисках приюта. Совсем он потерял надежду обрести свое стадо. Почти не верил он, что есть у него будущее. Увидел он неподалеку одинокое раскидистое дерево, разложил под его могучими ветвями свои немногочисленные вещи и лег отдохнуть. Быстро сомкнулись его глаза, и ушел Кэзуки в дивную и непостижимую страну Юмэ – страну снов. Ничто не могло потревожить его, никто не мог бы вырвать его из страны Юмэ, но, внезапно, обрушилась на землю тьма, и погас свет солнца.  

Встал Кэзуки, оглянулся по сторонам – тьма вокруг. Взглянул тогда он на небо и увидел, что небо стало черным. Никогда еще не видел он такого черного неба. Ничего не было на черном небе, только видел он, как медленно оно колышется, словно океан перед бурей. Видит Кэзуки, что еще сильнее начало колыхаться черное небо, еще темнее оно стало. И раздался с небес ужасающий грохот, раздвинулись черные тучи, и увидел пастух яркое огненное око Райтонинга, бога молний. Не мог молодой пастух смотреть на страшное око, отвел свои очи. Нашел же Райтонинг молодого пастуха на земле, обратился к нему своим громовым голосом.  

«Знаю, кто ты. Знаю, чего ты ищешь. Не найти тебе здесь счастливой жизни, не быть тебе на земле пастухом своих овец».  

И спросил бога Кэзуки.  

«Куда же мне идти, о всё озаряющий Райтонинг? »  

Ответил ему бог.  

«Не на одну только землю падают лучи солнца».  

И крикнул тогда Кэзуки богу молний.  

«Но другой я не знаю, мудрый повелитель молний! И нет для меня роднее земли, на которой я вырос со своими братьями, на которой пас своих овец. Великий бог Райтонинг, укажи мне путь к овцам, которых мог бы я пасти всю мою жизнь».  

Задумался огненный глаз Райтонинга и спросил.  

«Если любишь ты овец своих, то, как любишь ты братьев своих? »  

Не раздумывая, ответил ему Кэзуки.  

«Люблю я братьев своих, о, великий бог. Но бросили она наше дело, перестали быть пастухами, позабыли они отца нашего и то, чему учил он нас».  

Раздался хохот Райтонинга, полетели на землю огненные молнии, загрохотало небо.  

«Могу помочь тебе, пастух, обрести своих овец. Но пасти ты их будешь там, где я тебе укажу и с кем тебе укажу. Если согласишься, не будет тебе обратного пути, Кэзуки, сын старого Ясуми».  

И ответил ему молодой пастух.  

«Я согласен, великий Райтонинг. Пусть будет так, как ты хочешь. Главное, обрести мне свое стадо и делать свое дело, как делал его мой несчастный отец».  

Возникла тогда из недр черного неба огромная каменная лестница, крикнул громогласный бог Райтонинг молодому пастуху.  

«Тогда вот тебе лестница, поднимайся ко мне».  

И стал по ней подниматься Кэзуки вверх к огненному оку бога молний. Страшно было молодому пастуху, но еще страшнее ему было ощущать на себе огненный взгляд ужасного ока бога Райтонинга. Вспомнил Кэзуки слова отца своего, старого Ясуми: «Нет ничего в жизни более страшного, чем неверие в себя». Прогнал страх от себя Кэзуки, еще быстрее стал подниматься по великой лестнице в небо и достиг врат небесных. Остановился Кэзуки и задумался. Увидел бог Райтонинг замешательство молодого пастуха и спрашивает.  

«Что же ты не идешь дальше? »  

Ответил богу Кэзуки.  

«Отец мой, старый Ясуми, учил меня и моих братьев, что всему есть своя цена. Какую же должен я заплатить цену, чтобы получить свое стадо, о, громогласный Райтонинг? »  

Рассмеялся на это бог Райтонинг и пустил в землю миллионы молний, и ударили они в землю, и загорелась земля.  

«Вспомни братьев своих – Ичиро и Джиро. Не ты ли хотел, чтобы они были пастухами, как и ты, как и твой несчастный отец? Так отдай их мне и забирай своих овец».  

Не ожидал такой жертвы Кэзуки, не хотел он смерти братьям, а хотел им лишь счастья. Понял он хитрый план бога Райтонинга, но уже нечего было делать, исчезла великая лестница, и не было для Кэзуки пути назад. Загоревал молодой пастух, ругал он себя за свою поспешность, проклинал он коварство бога Райтонинга. Увидел это бог и решил он обмануть молодого пастуха. Притворился бог молний двумя братьями Ямасита: старшим Ичиро и средним Джиро. Заговорил бог их голосами, обратился к Кэзуки.  

«Нет нас, Кэзуки, брат наш любимый, на земле этой. Забрал нас к себе бог Си – бог смерти. Разгневался на нас бог Си за то, что бросили мы отцовское дело. Иди и ты к нам, брат наш любимый. Здесь и кров есть, и овцы».  

Так похожи гласа их были, так коварно обманул молодого пастуха бог Райтонинг, что поверил он и занес свою ногу за порог врат небесных. От того, в какую сторону он шаг сделает, не одна лишь его жизнь зависит. Но привиделись ему овцы и стадо, и не выдержал Кэзуки, сделал шаг самый трудный. Был Кэзуки пастух и не мог он без стада овец, не мог жить, как другие. И вошел он во врата небесные.  

Прогремел бог Райтонинг.  

«Сделал выбор ты свой, молодой пастух. Отдал мне своих братьев. Так получай, что хотел и паси свое стадо вечно».  

И увидел Кэзуки в дали великую гору, бескрайние зеленые луга. Услышал журчание быстротечной реки в долине. А рядом паслись овцы, издавая знакомые и ласкающие слух молодого пастуха звуки стадной жизни. А недалеко, на маленьком холме, у небольшого старенького домика, на пне сидел его отец, старый Ясуми и разговаривал с его матерью, молодой Изуми.  

Нашли охотники бездыханного Кэзуки, лежащим под сгоревшим деревом. Не тронул огонь молодого пастуха, и он как будто продолжал мирно спать, мечтая о зеленых лугах, на которых он пасет свое стадо».  

Да-а! То, что прочитал в свитке японский император, было потрясающе! Можно сказать, лучше и не придумаешь сценария жизни. Так и жил бы по написанному. Жаль, что нельзя попросить у императора этот свиток для себя и использовать его в качестве инструкции.  

Как только император закончил читать легенду, свиток вырвался из его ручек, взмыл в воздух, повисел, покрутился медленно несколько секунд и вылетел в открытое окно. Тут же я услышал у себя за спиной металлическое лязганье; рыцарь выковырял меч из паркета и пошел к японскому императору. Прошу прощения, я забыл о Микаде Микадьевиче. А, собственно, что такого я упустил? Он все то время, что говорил император, пытался чего-то там мне кричать, а, когда я попросил его не мешать мне слушать, он рассердился и закричал, что, дескать, я сошел с ума, и нет здесь никакого императора, читающего свитки. Я, конечно, шикнул на него, но не стал переубеждать, так как не хотел перебивать его величество.  

Когда же рыцарь, подойдя к его императорскому величеству, поднял свой гигантский меч над головой Микады Микадьевича, я жутко перепугался и бросился спасать моего босса. Я закрыл его своим телом и, сложив руки в мольбе, стал умолять его превосходительство средневекового рыцаря не рубить голову невоспитанного Микады Микадьевича. Стал объяснять, что он не каждый день принимает у себя императора и достопочтенного рыцаря благородных кровей. Он не привык к такому обществу и нужно простить его такое поведение. Я поклялся его превосходительству, что возьмусь за воспитание моего шефа и научу его манерам. Рыцарь внял моим мольбам. Он опустил меч и через мгновение он вместе с его величеством покинули кабинет, оседлав двух голубей, пролетавших мимо нашего окна. Некоторое время я смотрел на удаляющихся голубей с рыцарем и императором, пока они не исчезли полностью из поля зрения.  

Однако Микадо Микадьевич явно не оценил моего благородства, спасшего его от верного отсечения головы. Он стал ругать меня, называть нехорошими словами и даже пригрозил вызвать мне скорую помощь, так как, по его мнению, мне нужна помощь медицины. Я рассмеялся ему прямо в лицо. Мне смешно! Это ему нужна медицинская помощь. Ему, человеку, который так себя ведет в присутствии императора и благородного рыцаря. Собственно, я так ему и сказал, на что он вдруг резко изменил свой тон, стал более приветливым, мягким, то есть таким, каким я привык его видеть все эти годы счастья, работая с ним бок о бок. Он даже предложил мне написать заявление по собственному желанию. Я поблагодарил его за такое благородное предложение и тут же в его присутствии написал заявление. В заявлении я указал, что желал бы возложить королевский меч на моего достопочтенного собрата, моего многоуважаемого идальго, Микаду Микадьевича и тем самым произвести его в рыцарское звание за многолетнюю самоотверженную борьбу и прославление великой империи ООО «БЫТХИМ и БЫТПРОМ». Он принял мое заявление с большой радостью и отпустил меня, как он выразился: «на все четыре стороны». Я с огромной радостью побежал из офиса по разным сторонам света в поисках свободы и счастья. Какой замечательный руководитель Микадо Микадьевич! Да благословится имя его! Да останется память о нем в вовеки веков!  

Ушел из офиса на целых пять часов раньше. Счастье то какое!  

День шестой.  

Сегодня весь день читал древние рукописи первых славян. Очень устал и лег спать рано. На дачу не поехали.  

День седьмой.  

Проснулся в семь утра. Обсудил погоду с Мы Му Ыном. Набросился с критикой на северо-западный ветер 5-10 метров в секунду. Критика была встречена долгими и продолжительными аплодисментами Мы Му Ына, Сергея и Ромула Сукина сына (Сергей даже расплакался). Весь день ходил по парку и мечтал о наследстве, которое обязательно получу после смерти своей тетки. (Надо бы как-нибудь ее навестить). Мои товарищи со мной не пошли, а решили приготовить обед.  

Кстати сказать, обед был прекрасен. На первое я ел Ничего с ничем – очень вкусно и необычно. На второе Что-то невидимое – также весьма приятное на вкус. Все это я запивал Чем-то, таким легким и прозрачным. У меня был изумительный обед с такими необычными и продвинутыми блюдами.  

Вечером, по очереди, мы читали путеводитель по Петергофу на японском языке. Чтение было поучительным и информативным. Теперь мы знаем, что в Петергофе есть океан и в нем даже водятся огромные киты, которые пускают высокие фонтаны. Изумительно!  

Лег поздно. Завтра на работу.  

День восьмой.  

Сегодня был день откровений и загадок. Пишу отчет с содроганием, так как ничего не понял из того, что сегодня произошло.  

Утром меня не пустили в офис. Вышел сам Тутанхамон Рамзесович и заявил (хамским тоном) о том, что я больше здесь не работаю. Но не это меня удивило больше всего, а то, как он это сказал: надменным тоном и с такой отвратительной хрипотцой в голосе. Разве можно доводить свой голос до такой хрипоты?! Так вот, он заявил мне, что я уволен приказом самого Микады Микадьевича, и с этого понедельника я здесь чужой. Я – чужой! Ничего не понял. Вещи мои, дескать, уже собраны и стоят в кабинете начальника охраны.  

Коробка оказалась большой (все-таки почти десять лет изнурительного труда! ) и я понял, что сам ее домой не донесу. Но какой же замечательный человек Тутанхамон Рамзесович! Он тут же предложил вызвать такси и выразил готовность оплатить перевозку моей коробки до дома. Он определенно прекрасный человек!  

Через пятнадцать минут ожидания такси Тутанхамон Рамзесович объявил мне, что машина подана и ждет около офиса. Я его сердечно поблагодарил, обнял и пожелал всего самого наилучшего на его поприще. Потом попросил его передать слова благодарности Микаде Микадьевичу и вообще передать от меня привет всем сотрудникам нашей замечательной компании. Пусть процветают продажи бытовой химии во веки веков. Аминь.  

День девятый.  

Утром вспомнил, что в офис ехать не надо. Обрадовался, но тут же встал вопрос: что делать? Решил посоветоваться с моими товарищами.  

Оказалось, что они мне не товарищи, а мои двоюродные братья. Более того, у Мы Му Ына то же есть тетка, которая мечтает оставить ему наследство. И у Сергея есть тетка, и у Ромула Сукина сына есть тетка. И все тетки хотят все завещать своим племянникам. Я вдруг понял, что мы четверо скоро станем безумно богатыми. И мы решили, что делать больше уже ничего не надо, а нужно только ждать дома, пока умрут наши тетки и к нам придет наследство. Так мы и сделали. Сидели вчетвером весь день на диване, изредка вставая в туалет или что-нибудь поесть. Решили меньше есть, потому что это отнимает очень много энергии при перемещении из гостиной на кухню. Будем есть только завтрак и ужин, а через месяц ограничимся только завтраком, а еще через месяц есть прекратим, так как в этом уже не будет никакой нужды – мы вчетвером переселимся на Сатурн. Почему на Сатурн? Мы вспомнили, что на эту планету переселяются души умерших. Если мы будем там, сможем встречаться с душами Пушкина, Гоголя и других братьев. Именно на Сатурне мы сможем, наконец, получить ответы на все вопросы.  

Сегодня ночью стали прикидывать план нашего переселения. Мы Му Ын высказался за переселение на космическом корабле. Был еще вариант переселения, прыгая на батуте, но мы его отвергли, как крайне опасный. В итоге мы дружно поддержали предложение Мы Му Ына. Так же возник у нас ряд вопросов:  

– где взять свободный космический корабль?  

– нужны ли визы для пересечения границ солнечной системы?  

– есть ли на Сатурне воздух, а, если нет, как нам его собрать на Земле и упаковать для безопасной и удобной перевозки?  

– надо ли делать прививки, как для поездки в Африку? И какие прививки?  

– следует ли перед самым полетом запросить официальное разрешение у правительства Сатурна на нашу посадку?  

Ромул Сукин сын добавил пункт о космодроме, с которого нам предстоит стартовать. Да, этот пункт может немного подпортить наши планы перемещения. Но мы, немного подумав, выразили сомнения в необходимости какого бы ни было космодрома, и решили не беспокоиться об этом, так как уже существуют супер-пупер современные космические ракеты, способные взлететь с обыкновенного городского шоссе. Мы заметно успокоились. Было решено, что старт ракеты состоится через несколько дней с Рублевского шоссе, поскольку оно самое прямое из всех. Ответы же на все оставшиеся вопросы было поручено найти Сергею, так как только у него явилось желание это предпринять. В целом мы остались довольны. Все складывается удачно.  

Ближе к трем часам ночи, в процессе нашего совместного кругового хождения по комнате, у Мы Му Ына и Ромула Сукина сына вдруг возник вопрос: а на какие деньги мы полетим на Сатурн? Этот вопрос поставил нас в тупик на какое-то время. Действительно, на какие? Денег на путешествие нужно явно много, а у нас их нет. Что делать?  

Мы все вместе сразу присели на диван. От одновременного резкого приседания на диван, что-то в нем треснуло, и он разломался пополам. Спать теперь придется на полу. Мы снова встали и, убедившись, что диван нам больше не угрожает, стали на цыпочках ходить по кругу. Сергей внезапно остановился и объявил, что его посетила идея: а что, если у каждого из нас одновременно умрет тетушка и оставит наследство, тогда, сложив все четыре наследства, мы сможем спокойно оплатить перелет на Сатурн. Гениально! Браво, Сергей! Конечно, как мы сразу не додумались до такого простого способа. Вполне естественно, что люди умирают и среди людей есть тетушки, которые то же могут умереть. По всей видимости, наши тетушки умрут в одно время, в одно время мы их похороним и в одно время получим наследство, на которое улетим отсюда на Сатурн. Ну, слава Богу, все встало на свои места! Теперь надо подумать и о других вопросах. Нами было принято решение подумать об этих вопросах на нашем совместном совещании, которое состоится во сне. Не теряя времени, мы легли на пол и быстро уснули, чтобы не опоздать на объявленное совещание.  

Сонное совещание (мы его так назвали) проходило головами вниз. Были видны пролетающие внизу самолеты, автомобили и космические ракеты, а над нами, если удавалось слегка приподнять отяжелевшее туловище, виднелось раскаленное до красна Солнце, на котором были заметны огромные коричневые пятна. Когда пятна слегка увеличивались, мы начинали крутиться по часовой стрелке и прекращали свое кружение, как только пятна исчезали. В таком перманентном кружении наших невесомых тел мы обсуждали все наболевшие вопросы перемещения на Сатурн.  

В итоге мы пришли к выводу, что все перечисленные нами вопросы не стоят и выеденного яйца. Исходя из этой мысли, мы прямо на совещании сварили вкрутую четыре яйца и съели их, тем самым успешно решив все наболевшие вопросы. Итак, совещание подошло к концу, мы поблагодарили друг друга за проявленное терпение и настойчивость в преодолении всех препятствий, и после непродолжительного и не столь бурного кружения вокруг собственной оси выскочили из сонного совещания, очутившись в туалете.  

День десятый.  

Одновременно скорбный и радостный день. Сегодня в полдень скончались все четыре наших тетушки. Мы всплакнули и улыбнулись. С одной стороны, жалко родственников, с другой, перелет свершится. Смерть смертью, но надо и похороны организовать. Организовать надо побыстрее, а потом… после похорон… быстренько… получить, получить, получить… наследство.  

Мы даже не представляем, что надо делать для похорон. Самым опытным из нас оказался Ромул Сукин сын, он недавно хоронил своего родственника – гончую суку – и прекрасно подкован в таком оригинальном вопросе. Так вот, он сказал, что своего родственника, скончавшегося от несчастья, спокойно закопал в лесу. Для нас это большое облегчение, так как лес рядом с домом.  

Примерно около 14 часов 43 минут и 16 секунд мы вчетвером вышли из подъезда дома и направились в соседний лес, ожидая там найти четырех мертвых тетушек в гробах. Придя в лес, мы стали искать тетушек, вернее, то, что от них осталось. После долгих поисков, сопровождавшихся серьезной порчей одежды, мы вышли на опушку и стали свидетелями удивительных событий.  

В самом центре опушки стояли все наши тетушки и звали нас к себе безмолвно, маня руками. Подойдя к ним чуть ближе, мы заметили, что тетушки близнецы и одеты в одинаковые платья грязно-белого цвета. Они пытались снять эти испачканные платья и надеть чистые, лежавшие рядом, но никак не могли стянуть их с себя – так и остались в грязной одежде. Они, продолжая манить нас, собрались в круг и стали водить хоровод, улыбаясь такими милыми улыбками, что все мы чуть не расплакались. Внезапно, на краю опушки раздался громкий треск. Когда мы обернулись на шум, то стало ясно, что похороны скоро начнутся. Шум был следствием падения четырех высоких сосен, которые, как только коснулись земли, тут же стали четырьмя одинаковыми гробами. Гробы подъехали к танцующим теткам, откинули свои крышки и стали ловить их, пока те не расхотели умирать. Так продолжалось недолго. Видимо, наши тетушки очень хотели уйти в мир иной. Середина опушки. Стоят четыре открытых гроба, в которых лежат четыре тетушки – близнецы. Что же дальше делать? Где ямы взять? Опыт Ромула Сукина сына не помог: там собака, а здесь четыре тетки. Но, к счастью, провидение послало нам помощь.  

Он точкой показался на краю опушки и медленно стал к нам приближаться. Так как мы не смогли приблизиться ни к тетушкам, ни к гробам, то ждали, что его появление разрушит препятствие, и мы сможем проводить близких в последний путь. Однако, это не произошло. Как только незнакомец подошел к четырем гробам, то нас отбросило ещё на полтора метра назад. Придя в себя, мы рассмотрели незнакомца, который оказался царем. Да, ничего удивительного, что на похороны иногда приходят цари – они ведь то же люди. Царь был маленького роста, почти карлик, лысый, в черном костюме и с сине-красной веревкой вместо галстука. Он заглянул в каждый гроб и, по-видимому, что-то говорил, но мы, к огромному сожалению, почти ничего не смогли разобрать. Вернее, ничего не разобрали. Царь говорил очень тихо, почти шепотом. Мы пробовали подойти ближе к царю и поздороваться, но, увы, нас каждый раз отбрасывало назад на полтора метра. Мы попытались крикнуть ему наши приветствия и махали ему руками в знак глубокого почтения, но он как будто не замечал нас, продолжая заглядывать внутрь очередного гроба. Внезапно, он выпрямился, повернулся в нашу сторону и выкрикнул то единственное слово, которое мы смогли расслышать: «Невиновен! ». И тут же земля разверзлась и все четыре гроба одновременно провалились под землю. Царь потоптался еще минуту у могил, а затем, превратившись в крысу, убежал в лес. Больше мы его никогда не видели. Поняв, что похороны завершились, мы обнялись и пошли той же дорогой домой.  

За день до полета на Сатурн.  

Мы были до крайности утомлены похоронами и, видимо, поэтому свалились спать все вместе, прямо в прихожей. Спали мы, похоже, долго, так как, когда в нашу дверь позвонили, в открытое окно явственно доносился шум будничного дня: рычали грузовики и фуры, жужжали автобусы, кричали вечно спешащие по делам люди.  

Не сказать, что звонок был для нас неожиданностью. Еще вчера, придя с похорон, мы приняли решение не закрывать входную дверь, для того только, чтобы не пропустить приход Наследства. К слову сказать, оно нам рисовалось таким большим детиной в косоворотке, с кудрявыми давно нечесаными волосами, с большим животом и хохломским деревянным половником в руке. Большое Наследство оно ведь лучше маленького и хиленького.  

Звонок в дверь повторился еще дважды, после чего кто-то из нас понял, наконец, что следует выйти в коридор и поприветствовать такого долгожданного гостя. Мы вышли.  

В дверном проеме стоял мужчина небольшого роста и по приметам совершенно не похожий на наше Наследство. Как я уже сказал, он был невысокого роста, худощавый и в руке у него не было деревянного половника. Человек без половника и такой худой никак не может быть Наследством. Но тут он ласково и вежливо поздоровался с нами и сказал так: «Ну, вот и я. Не ждали, небось?!» Как только он это произнес, мы ощутили приятный холодок, пробежавший по нашим спинам. Так вот оно, какое Наследство! Это никакой не детина с половником, а мужчина средних лет, одетый в темно-синий костюм с погонами, на которых отчетливо виднелись сверкающие небесные звезды. А ведь это знак! Знамение, предвосхищающее наш скорый полет в бескрайних просторах Млечного пути. Наследство со звездами – это знак свыше, символ перемен, будущий оберег нашего эпохального перемещения. К тому же, если сложить все звездочки Наследства, то получится созвездие Большой медведицы, мимо которой мы планировали пролетать на пути к Сатурну. И, о, чудо! Когда Наследство показало нам свою маленькую книжечку красного цвета, чтобы «познакомиться», то оказалось, что звали-то его Берлога Берлогович. Ах, Наследство Берлога Берлогович! Оно прилетело к нам с созвездия Большой медведицы, за черти сколько километров от Земли.  

Мы пригласили его на кухню, посадили на самую лучшую табуретку и представились. Все то время, пока мы представлялись, он смотрел на нас как-то недоброжелательно, я бы сказал, с недоверием. Когда же представился Ромул Сукин сын, он улыбнулся, потом так звонко захохотал, что мы даже решили его утихомирить. Этого не понадобилось делать, Наследство само успокоилось и снова присело на табурет. Правду сказать, беседа у нас была какая-то странная: Наследство, вместо того, чтобы одарить нас богатством, зачем-то стало интересоваться здоровьем, нашими делами, все ли у нас в порядке и т. п. Якобы, был какой-то сигнал от соседей, что в нашей квартире часто слышен шум, громкие разговоры, крики и смех. Нас же четверо! Каждый пытается докричаться до другого, но не всегда удается перекричать. Вот мы и смеемся в голос. Непривычным для нас было то, что если мы попеременно разговаривая с Наследством, показывали на наших братьев, то оно все это время смотрело исключительно на одного из нас, не замечая остальных. Когда же мы в очередной раз попытались объяснить ему, что нас четверо в этой квартире, оно нас успокоило, сказав, что все поняло и нас столько, сколько мы утверждаем. Слава Богу, все встало на место! Теперь и мы присели на табуретки вокруг Наследства. Главный вопрос, мучивший нас, был связан с оплатой завтрашнего полета. Раз уж Наследство здесь, то следует это обсудить. Мы ему рассказали о планах перелета на Сатурн. Наследство внимательно нас выслушало, опустило голову, что-то раздумывало несколько секунд, после чего поднялось с табурета. Ему, заявило Наследство, все предельно ясно. И как ему, Наследству, видится, не существует никаких препятствий для осуществления нашего полета. Оно, Наследство, берет на себя все необходимые расходы на космический перелет с планеты Земля на планету Сатурн и обещает, что полет пройдет самым наилучшим и безопасным способом. Оно, Наследство, считает нашу идею перемещения единственно верной и оправданной сложившимися обстоятельствами. На основании всего вышеизложенного, оно, Наследство, должно поторопиться, так как наш отлет запланирован на завтра. Оно, Наследство, могло бы и сегодня запустить нас в космос, но боится, что рабочий день на космодроме закончился и все уже ушли по домам. Но не стоит волноваться, потому что завтра утром оно, Наследство, вернется и сопроводит нас до ближайшей космической ракеты, которую оно, Наследство, обязуется предоставить нам в самом наилучшем техническом состоянии. С нашей стороны раздались бурные и продолжительные аплодисменты, переходящие в овации. Браво, Наследство! Лучше и придумать сложно. Значит, завтра все случится.  

Мы проводили Наследство до двери и поклялись в своей преданности делу и друг другу, а также в безусловности исполнения всех ранее данных обещаний. Так тому и быть!  

Весь день мы собирали по квартире все необходимое для полета. Было решено много вещей не брать, а взять с собой только самое необходимое. Чтобы выбрать самое необходимое, мы свалили в кучу все собранные вещи и стали отбирать. Но и после этого вещей оказалось слишком много. Поэтому мы вторично вывалили вещи в кучу и стали опять отбирать. Так повторялось десять раз: каждый раз было много, мы сваливали все в кучу и снова отбирали. Прекратили этот процесс только тогда, когда на полу в последней кучке остались лежать четыре зубные щетки, четыре куска хозяйственного мыла, четыре буханки черного хлеба, четыре шматка сала и четыре бумажных иконки богородицы. Так как на Сатурне Бога нет, решили иконки с собой не брать. Таким образом, все отобранные вещи легко поместились в один полиэтиленовый пакет. Мы были довольны – полетим налегке.  

Вечером Мы Му Ын, Сергей и Ромул Сукин сын сели писать приветственную речь, с которой мы выступим после посадки на Сатурне перед теми, кто придет нас встречать. Мне же было поручено изучить особенности поведения душ и специфики общения с ними. Недолго думая, нами была выбрана наиболее подходящая для этого изучения книга, которая так и называлась – «Мертвые души». Изумительная книга! Только после ее прочтения многое для нас прояснилось.  

Жизнь на Земле в ее привычном для нас проявлении – это жизнь среди мертвых душ. Все, кого мы знали до этого – души, у которых от человеческого мало что осталось. То, что они могут говорить, думать и излагать свои мысли вслух, еще не означает, что это человек с большой буквы. Это подтверждает лишь то, что у этих существ есть органы, издающие звуки, причем, звуки они могут с успехом издавать как сверху, так и снизу, просто нижние звуки менее приятны слуху и менее понятны, чем верхние. Все естество их меньше всего направлено на добро, бескорыстие, самопожертвование, подвиг, а больше на подлость, предательство, хамство, ненависть друг к другу. Мы проходим мимо этих мертвых душ каждый день, каждый час, каждую минуту и не догадываемся о том, что они уже мертвые. Они заполняют собой все: бизнес-центры, торговые комплексы, станции метро, городские улицы. Эти души существуют, даже не зная, что уже давно мертвы. Сплошная пустота везде! Неужели можно развивать общество, где одни лишь мертвые души?! Разве можно что-либо изменить в этой жизни, когда жизни-то самой давно нет, а есть только ее видимость. Когда не знаем, как зовут нашего соседа, не знаем, чем они живут, о чем страдают, можем ли мы тогда сами претендовать на обладание живой душой?! Нет, не можем. Когда вокруг гонка, гонка за деньгами, спор о том, кто сколько должен получить и как это повыгоднее для себя обстряпать, разве можно серьезно рассуждать о чем-то высоком? Нет. Куда же пойдет это мертвое человечество, если не обретет человеческой души, если не обретет человеческого лица, если не перестанет искать смерть? Нет дороги, по которой может идти мертвое человечество, есть только одно место на земле, на котором она может себя чувствовать комфортно, да и оно уже используется для строительства новых жилищ для мертвых душ. Получается, и наш полет не имеет смысла, раз на Сатурне одни лишь мертвые души! Зачем же мы летим? Ведь ничего ровным счетом не изменится. Значит, и лететь никуда не надо. Или надо? Черт побери, какие это все сложные вопросы! Как они нас замучили и не дают жить, не дают свободно дышать. Мама, что же делать? Мама, как нам жить дальше? Жить… А стоит ли?..  

На Сатурн.  

Пишу утром, потому что не уверен, что смогу писать в конце дня. Ведь сегодня мы отправляемся на Сатурн. Мы не спали всю ночь, всё думали, стоит ли лететь. Вчерашнее опасение насчет мертвых душ развеял Сергей. Его доводы относительно возможности встретить на Сатурне души великих людей перевесили все наши опасения, касательно бессмысленности перемещения. Однако все-таки остаются сомнения. Возникло какое-то новое чувство – чувство печали. Оно неожиданно ворвалось, покружило над нами черной птицей, накаркало и улетело. Печально. Безрадостно покидать привычные места, протоптанные годами вдоль и поперек; покидать знакомых, соседей, которых пусть и не особенно знал, но привык к ним за эти годы жизни на Земле.  

До того, как сел писать последние заметки, пришло Наследство и сообщило радостную весть, что все готово для полета на Сатурн: космический корабль проверен и ждет нас четверых у подъезда. Мы поблагодарили Наследство за его помощь и объявили, что скоро спустимся, а пока нам бы хотелось побыть наедине, собраться с мыслями перед ответственным полетом.  

Мы остались одни в квартире. За окном еле слышно шумит листва деревьев. Их не будет там, на Сатурне. Так как не будет этого ветра, теребящего листья, не будет такого солнца, будет другое Солнце, как звезда, как центр вселенной. Не станет этой квартиры, в которой мы прожили долгие годы, не зная, что нас четверо. Как это удивительно! Человек живет и никого рядом с собой не замечает. А ведь достаточно взглянуть в зеркало и найти в нем кого-то, кто живет рядом. И вот ты уже не один. Жизнь становится наполненной новым: общением, эмоциями, лицами. Сейчас расплачемся. Пора и честь знать!  

Пишу на ходу, пока спускаемся по лестнице. Никого, кроме нас, не заметил. Руки трясутся, карандаш так и норовит выпасть. Волнение нарастает, обрушилось на нас могучей волной, сжимает горло.  

Космический корабль стоит у нашего подъезда. Он белого цвета с маленьким красненьким крестиком. К нашей большой радости он невелик в размерах, значит, легче взлетим и скорее наберем нужную высоту. Люки ракеты открыты. Около них стоят сотрудники космодрома в белых скафандрах. Это последние люди на Земле, которых мы видим. В стороне от них стоит Наследство и приветливо машет нам рукой, показывая путь к ракете. Какой же он милый! Один из сотрудников космодрома вынул из ракеты космический скафандр и направляется к нам, видимо, для того, чтобы мы облачились в космические одежды, поэтому пишу быстро, чтобы успеть перед переодеванием.  

И все-таки правильно, что мы решились… решились на этот полет… Ничего не надо менять. Все правильно. Все так, как надо. Иначе и не могло случиться. Так будет всем лучше. Мы покидаем эту планету. Прощай, Земля! Да здравствует Сатурн!