Мне надоела грусть!

Моя тень снова неслась по лесу, бегала по зелёной траве, перепрыгивая с земли на травинки. Купалась в листьях, касалась их, соприкасалась. Гуляла по клумбам, смеясь, дотрагиваясь рукой цветов. На клумбы было нельзя заходить, а она заходила, и так то и дело любила нарушать всякие правила. То волочилась следом, то неслась впереди, мчалась, летала, подскакивала, перебираясь с одной стенки на другую, пробовала, что говорится, «на вкус» все дома и тропинки, что рядом.  

Так весело было раньше, сейчас… Снова тень, а не я гуляла по длинным улочкам, она с грустью проходила мимо машин, иногда кидаясь под них, почти не глядя на людей, отворачиваясь или опуская глаза. У неё никогда не было никаких эмоций – только побег, только ветер и лёгкая прохлада, заставляющая дрожать изнутри. Так хорошо было ощущать её, особенно после дня, проведённого на жаркой разгорячённой улице. Так приятно было, когда это хладное касание обволакивало руки или ложилось на спину. Но только спину и только руки, не смея касаться сердца! Ах, эта зараза любила трогать не то, что надобно.  

Впрочем, целые дни я и моя тень гуляли на улице редко. В последнее время, да и раньше как-то не сильно славились любовью к походам. Я больше предпочитала оставаться и заниматься своими делами дома, а она – предаваться тоске и прятаться где-то под столом, за диваном. Бывало, скручивалась в клубочек, как кот, и обиженно сидела у ног. Тогда я тоже сидела, поджав коленки к туловищу, но не поддавшись меланхоличному настроению, скорее из солидарности, чтобы быть хоть немного похожей на неё и она не была одинока.  

Только она была такой, хотела я того или нет. В знойные дни немного радовалась и оживлялась, особенно если удавалось выбраться к морю, но в другое время – увы, снова пряталась за спину, прыгала в кроссовки или лежала, сидела, визжала, не желая снова выйти на свет. Моя тень, а с ней моя грусть, иногда казалось, что эти двое прятались там и общались, дружили вопреки моему желанию, дружили – тем самым вредили мне, их хозяйке, дружили, не спросив разрешения…  

Вот такая дурная компания была у моей одинокой тени. На улице – как когда, но дома так постоянно. Это было просто невыносимо, больше не в силах терпеть. Один взгляд на неё уже заставлял приходить слёзы, ведь страдания передавались обоим, и иногда слова заменяли потоки солёной воды. Противно было взглянуть на себя в зеркало, не хватало ни сил, ни смелости встать и пройти в коридор. Единственным занятием в такие мгновения в последнее время стало разглядывание собственных фото. Как-то само собой, мне кажется, что случайно закрепилась и в них одна любопытная лирическая особенность. И по сути это были самые обычные фото, но из-за неё, этой своеобразной изюминки, становилось то смешно, то вновь грустно. Я поняла, что в последнее время слишком часто снимаю тень.  

На фото она веселилась, запечатлённые мгновения ловили невидимую душу бегущей, в обнимку с цветами и травами, или севшей отдохнуть на минутку или секундочку на камнях – если фото было сделано по дороге на море, или даже на синей воде. Тень путешествовала по стенам домов, по разноцветным кирпичам и черепичным покрытиям. Она бежала, летала, взлетала или сидела спокойно, свесивши ноги со скамейки, когда я пила сладкий сок или отвлекалась на сообщения.  

…А потом однажды мы снова сидели на той скамейке, смотрели на клумбы, погода портилась – стремительно всё шло к дождю. Обиженная тень умчалась куда-то в листья и спряталась, можно даже сказать, убежала. Потому что я пыталась её найти, но тёмный серый асфальт не отражал на себе даже точечки. Нет нигде, как провалилась сквозь землю! А потом пошёл дождь – и стало немного светлее. Я успела заметить – над клумбой летала какая-то бабочка, такая яркая, такая жёлтая, почти кислотная, как маленький ароматный лимон.  

Я поняла, что смотрю на неё, не отрывая глаз, и почему-то подумала о том, как грустно стало жить в последнее время. В жизни всё время дождь, даже когда его нет в природе и среди облаков только солнце. Особенно в такие моменты. Думала и о том, как мне надоела эта беспричинная грусть. Про то, что хватит уже фотографировать тень – скоро картинок с ней станет больше моих фотографий. О том, что мне надоела грусть. И как бы сильно хотелось иметь такие же лёгкие и красивые крылья!.. Увы, крыльев нам не дано, как и способности всегда ощущать только радость и счастье…  

Погода стремительно портилась, ранее голубое небо становилось постепенно то синим, то серым, оно бурлило, переливалось, кипело. И, казалось, вот-вот и может разлиться дождём. Холодные капли воды чувствовались на запах, а бабочка преспокойно летала, продолжая кружить над клумбой. Такая маленькая, такая яркая, она единственная осталась живой яркой точкой в мире вмиг опустившейся серости, тяжести и тоски.  

Дождь полился почти сразу, недолго думая, опрокинул всё небо на землю, и те, кто были на улице, только вышли погулять или уже возвращались, очень сожалели о том, но бежать было отчасти бессмысленно. Вслед за дождём началась буря, гроза. Я успевала заметить лишь то, как повсюду ломало ветки, как мешали и лезли в глаза недавно подстриженные короткие волосы.  

Ветер кружил и свистел, бушевал, разжигая вражду стихии. И оставалось лишь прятаться – в соседние подъезды, дома, магазины, под малейшие выступы, козырьки. И уже разгоралась гроза. Огромные молнии сверкали каждую пару секунд и фиолетовым заревом освещали все силуэты деревьев. Парк вспыхивал и горел от света – то фиолетового, то белого, то таинственно-голубого. А после я снова заметила бабочку. И это был шок! Она продолжала летать над клумбой, только немного ниже. Старалась уцепиться лапками за цветок и потом вмиг уцепилась, уселась, дождь и серая непогода не могли достать её там – под большими зелёными листами и лепестками, как в домике. Она сидела и пила нектар, – так продолжалось какое-то недолгое время.  

Она продолжала сиять, уверенно, ни на миг не прекращая светиться. Яркая лимонная точка – хрупкая и почти невозможная, как мираж, в свете такого мира, всей этой жестокости, темноты. Она была. Я стояла неподалёку, смотрела на неё, улыбалась. Улыбалась искренне и невольно, сама не замечая того. А потом подбежала, схватила, укрыла её в ладонях и понесла, как заветный огонь, в дом – всё же была нужда возвращаться. Ведь сейчас она держится, а кто знает, что случится с ней в следующее мгновение? Холодные струи с присущей только им лёгкостью могли не только смыть, но и убить. Это казалось недопустимым. В тот момент даже думалось, что если она погибнет, погибнет навеки и свет, и останется только слякоть, раскаты грома, молнии и депрессия.  

И мы шли, теперь уже не я и тень, а я и маленькая дрожащая немного промокшая бабочка, бежали в направлении тепла и надёжного укромного места. И добежали домой. Я стояла ещё какое-то время вместе с ней, а после дождь кончился. Тут же взошло солнце, в один миг осветив меня и ещё одного товарища. Бабочка выпорхнула из рук, смиренная, довольная и благодарная, а на её месте явилась лёгкая и уверенная моя радостная невидимая подруга.  

…И после того дождя всё как-то переменилось. Та жёлтая бабочка – точно вестница счастливой осени, новой жизни, она подарила крылья, она заставила выйти меня из тени. И снова по улицам гуляла я и моя тень, только теперь другая, лишённая холода и тоски. Тень бежала то сзади, то, обгоняя, спереди, а я поспевала за ней, мы обе были свободны. Она никуда больше не пряталась, никого не стеснялась, просто была, жила. Она бежала, подталкиваемая мечтой о полёте – и она летела по-настоящему, летела вместе с нею и я, перескакивая с домов на дома, на новые городские пейзажи. Она и раньше всегда делала так, она была от рожденья крылата, но никогда до дождя не задумывалась её хозяйка о простом и доступном игривом полёте и том, что можно радоваться мелочам...  

Севастополь, 29 – 30 сентября 2020, 454  

п. с.... кстати если рассматривать бабочку, как душу, то данная встреча может трактоваться как обретение души. Что скажете?