Земляк долгожитель

ЗЕМЛЯК ДОЛГОЖИТЕЛЬ  

Давно я покинул родную деревню. Засосал жизненный водоворот, все недосуг наведаться туда. Наконец, решился.  

И вот она знакомая околица: те же, еще больше разросшиеся раскидистые липы, те же заросли непролазного колючего шиповника, та же покрытая подорожником и примятой травой ухабистая улица; только на месте первых домов из чащи бурьянов и крапивы сиротливо выглядывают остатки былых строений. Никого не видно и не слышно, не торопясь, смотрю вокруг и тихонько следую дальше. Вон показался вросший в землю домик, по виду жилой: тропинка к нему протоптана, участок ухоженный. На завалинке, согретый ласковым летним солнцем, сидя дремлет бородатый дед. Похоже, сидит он давно, ничто его не отвлекает, он весь в неге каких-то своих приятных воспоминаний.  

Дай, подойду, может, узнаю, а может он признает меня. Подошел, поздоровался:  

– Извините, кто хозяин этого дома?  

Встрепенулся от неожиданности, внимательно смерил меня с головы до ног:  

-Пока что я.  

-А почему пока?  

-Да пока бабка копается в огороде, придет, так власть поменяется. Она тут всем заправляет, строгая, любит командовать.  

Чувствую, деду охота поговорить: скучно, не с кем переброситься словом, а тут такая удача, свежий человек.  

-Я вот совсем сдал, а она еще трепыхается, держится, только память у неё ужасная.  

-Что, ничего не помнит?  

-Наоборот, все до мелочей помнит, все мои былые проделки и проступки, по привычке многократно попрекает меня ими, хотя все это стало скорее для неё развлечение, как не имело, так и не имеет никакого значения: жизнь мы с ней прожили в ладу и согласии. Правда, когда-то в чем-то я провинился, уже не помню: может, не рассчитал силы с выпивкой, чтоб задобрить, сдуру пообещал подарить ко дню рождения шубу. Так она помнит, и каждый год напоминает мне об этом.  

-А зачем ей столько шуб, что она с ними делать будет, куда наряжаться?  

-Не знаю, ещё ни разу не дарил. Да на какие шиши её купишь? Бывало, жалуется: денег нет, на что жить? Оно и, правда, какие заработки у колхозника, одни пустые трудодни. Утешишь её, мол, бери пример с заграницы, там бабы над такими доходами смеются, а ты плачешь. Успокойся, проживем: что на огороде вырастим, что украдем в колхозе. И ничего, выжили, и детей вырастили, выучили, выпустили в свет. Только, где они нынче, забыли стариков, не наведываются. Да мы не в обиде, у них свои дела и заботы, мы же пока держимся.  

-Сколько же вам лет?  

-Да я сам теперь не знаю, вот послушай, коли время есть, что со мной приключилось пару годков тому назад. По какой-то нужде попал я в районную больницу. В регистратуре, оказалось, работает Варька, тоже вышла из нашего села; обрадовалась, расспрашивает, жив ли тот, как там другой, интересно ведь, что нового на родине, так и стрекочет и оформляет нужную бумагу. Молодец, девка, быстро все сделала, сама снесла куда надо, растолковала, как идти. Не успел я сделать и пары шагов, слышу, в больнице поднялся какой-то тревожный шум, ко мне вихрем подскочили две медсестры, подхватили и, чуть ли не на руках бережно отнесли в кабинет к самому главному доктору. А там столпотворение белых халатов, сбежался весь персонал, все с нескрываемым интересом смотрят на меня, кто щупает пульс, кто меряет давление, кто мнет мышцы, кто прижимает пятачок и просит дышать, кто смотрит в глаза и хочет огреть меня молоточкам, но не может в такой тесноте размахнуться, все дразнят меня долгожителем, чуть не матерно – феноменом. Какие-то шустрячки с выпученными глазами со всех сторон фотографируют, суют микрофоны, пристают как навиженные с расспросами, как я дожил до таких лет, как сумел так сохраниться, что ем, чего избегаю, что пью, как с куревом и выпивками, как насчет женщин, чем увлекаюсь, какое хобби предпочитаю и т. д. и т. п. Терзают со всех сторон, за все дергают. Какой-то плюгавенький еврейчик прямо повис на мне, шепчет на ухо, сулит огромные деньги: ежели соглашусь сняться в рекламе его лекарства от старения. Хорошо я тогда ещё силу имел, отбивался, как мог: затоптали бы. На мое счастье появился милиционер, всех выдворил, появились киньщики, врубили прожектора, на меня направляют, потом перевели на главного доктора. Он такой важный, аж захлебывается, хвастается, что только благодаря его таланту и умелым новаторским методикам профилактики и лечения возможны такие чудеса долголетия, и что я достоин быть записанным к какому-то Гиннесу.  

Я как услышал про запись, так взмолился. Христом богом молю, не надо. Меня уже раз так записали в партию: им не хватало среди членов рядовых простых колхозников, так пришлось пол- жизни платить взносы, пока их не разогнали. Мол, не хочу платить Гиннесу, при моей пенсии это накладно. Но они и не слушают, снимают то поближе, то подальше, то в обнимку с главным. В общем, делают, что хотят, я уж и не верил, что удастся вырваться. Спасибо выручила та же знакомая Варька, прибежала вся напуганная, в слезах, повинилась перед начальством: бес попутал, мол, встретила земляка, заговорилась и в графе даты рождения вместо года 19хх, написала 18хх. Выходит зря все всполошились. Но молва докатилась и до деревни и, если раньше меня величали по имени отчеству, то теперь просто – «долгожитель».  

Продолжение следует