История первой любви или горбатого могила исправит.

История первой любви или горбатого могила исправит.  

Мелкий осенний дождь тихо стучал по асфальту. Одинокие прохожие, стараясь не замочить ноги, перепрыгивали и обходили небольшие лужицы. Жёлтые, оранжевые и красные листья клёнов, медленно кружась, падали прямо на раскрытые разноцветные зонтики людей, которые спешили по своим делам. Казалось, что зонтики танцуют в такт падающей листве, их цветастые цыганские юбки трепетали на ветру, словно паруса на мачте корабля.  

Держа в одной руке зонтик, а другой рукой придерживая развевающий подол платья, Соня спешила в магазин за бусинками – их как раз и не хватило для украшения очередной вазочки. Сонечка улыбалась, перепрыгивая лужицы и ей это занятие казалось весьма забавным – она любила дождь. Она думала, что дождь смывает все плохие мысли, освобождая место для новых замыслов и надежд.  

Прикрываясь зонтом, как щитом, на встречу женщине шёл импозантный мужчина в коричневой кожаной куртке. Он был Соне давно знаком. Расстояние между ними быстро сокращалось. И, наконец, их глаза встретились, хотя они чуть было не прошли мимо, впрочем, как и всегда ранее. Но сегодня что-то заставило их остановиться. Остановившись, они смотрели друг другу в глаза и было в этом одном взгляде на двоих такое болезненное и выстраданное, такое близкое и в одно и то же время далёкое, что и заставило их затормозить.  

Лицо Сони преобразила гримаса неподдельного страха, а мужчина заметно побледнел. Так, давно забытое прошлое, которое каждый из них старался спрятать далеко в карман, возникло и не смогло больше быть засунутым в тёмный чулан воспоминаний. Теперь они прямо и не виляя смотрели этому прошлому в глаза. Боль, словно от удара молнии, одновременно ударила по сердцам, рассекая их пополам, и каждая половинка сердца и любила, и ненавидела одновременно, и не смешивалась в проявлении этих чувств.  

Молодые люди молча смотрели друг на друга, не отводя глаз и не говорили ни слова.  

– Ну, здравствуй, наконец, нарушив тридцатилетнее молчание, произнёс Андрей.  

– Здравствуй – Соня уже обрела способность говорить – как у тебя дела? – робко спросила она.  

– Да, вроде бы, хорошо – Андрей прокашлялся, проглатывая комок, который образовался вдруг в горле.  

– А ты как поживаешь? – спросил мужчина, с интересом поглядывая на Софийку.  

– У меня тоже всё хорошо. Вот иду в магазин за бусинками и ленточками – спешу украсить вазочку – подарок для внучки – ответила женщина.  

– Здорово! – с не прикрываемой завистью в голосе сказал он – У тебя, что, уже есть внучка?  

– Да, внучка, и ещё внук – с гордостью ответила она.  

– Послушай, вон там за углом есть кафе, давай зайдём и выпьем кофе – ты же его так раньше любила, спрячемся от дождя, посидим и поговорим. Ты, как, согласна? – с плохо скрываемыми нотками радости в голосе, спросил Андрей.  

– Даже не знаю, разве что совсем на несколько минут – Соня уже вышла из ступора.  

По пути к кафе они молчали, и каждый только по ему известной причине, переживал и беспокоился, ожидая этот разговор.  

Крупные капли дождя скапывали с их зонтов. Капли смешивались между собой и стекали на асфальт общей струйкой дождевой воды, как слова, не сказанные и не вылитые наружу много лет назад. Но эти двое не замечали этого, словно не было этих долгих лет молчания, забвения и отчуждения – они снова смотрели друг на друга, как когда-то прежде – в ожидании прерванной когда-то иллюзии их незыблемого счастья.  

Они, всё так же молча, зашли в кафе и выбрав столик у окна, сняли верхнюю одежду. С окна открывался бесподобный вид на улицу, где, как в замедленном кадре, мелькали прохожие, которые держали в руках плачущие и страждущие по солнцу зонты, а осенние листья устилали, словно восточным ковром их дорогу, рисуя, с каждым дуновением ветра, всё новые и новые, не повторимые узоры на тротуаре под их ногами. Прохожие спешили и не замечали эту чарующую красоту пролетающей мимо них на карусели красавицы осени, которая дарила им всё это великолепие, впрочем, как не замечали и жизни, ускользающей с каждой минутой от них.  

Всё так же, не произнося ни слова, Андрей и Соня сложили и повесили свои зонтики на один из стульев – и снова дождевые капли тихо падали вниз, как, наконец-то прорвавшиеся слёзы у сильных и экспрессивных людей, потому что этим слезам необходимо пролиться, как и потоку слов, которые нужно сказать, в первую очередь для оправдания самого себя перед собой же, а лишь затем, чтоб услышал и принял эти оправдания другой.  

– Что будете заказывать? – к столику уже подошла официантка, с любопытством поглядывая на эту странноватую пару – мужчину и женщину с одинаковыми выражениями на лицах. Официанты – они же психологи, только без диплома, считывающие настроение и атмосферу, царящую вокруг них. Аня сразу определила некий ореол таинства и загадочности, витающий вокруг этих двоих.  

– Кто они друг другу? – крутилось у неё в голове – старинные друзья или семейная пара? У девушки ещё было время разгадать этот ребус.  

– Соня, какой кофе ты будешь? – Андрей уже овладел собой и его показные рыцарские качества взяли верх над не однозначной ситуацией.  

– Американо, пожалуйста – проговорила София.  

– А мне капучино – отозвался мужчина.  

Сделав заказ, эти двое, всматриваясь друг в друга, пытаясь увидеть в глазах, пристально глядевших на них, себя, только моложе где-то лет на тридцать.  

И чудо свершилось – вдруг не стало леденящей кровь завесы, которая отделяла их от безвозвратно ушедшей от них юности и они на короткое время очутились в совместном прошлом, навсегда отделившем их от настоящего, но без этих дорогих сердцу воспоминаний.  

Официантка на миг прервала это воплощение, возвращая их в реальность.  

– Ваш кофе – сказала она, ставя на стол чашки с дымящимся и дурманящим нос, обворожительным и бодрящим кофе.  

– Ещё не придумали другого такого напитка, от которого так горят у неё глаза – подумал Андрей, с интересом разглядывая эту такую далёкую для него сейчас женщину, которую он так легко когда-то потерял, вернее, стёр ластиком эскиз фееричной и непредсказуемой картины, в надежде обрести что-то другое, более понятное и приземлённое.  

Она, отпив глоток кофе, зажмурилась от полученного удовольствия и, открыв глаза смотрела прямо перед собой, опять окунаясь в знакомый омут карих глаз, но сейчас она понимала, что балансировать на краю пропасти она больше не будет.  

– А он постарел, вон как виски посеребрило – подумала Соня – и морщинки тонкими струйками пролегли на когда-то таком знакомом лице. От её почти рентгеновского взгляда не ускользнуло и то, что когда-то такие могучие плечи опустились, от чего Андрей стал даже ниже ростом.  

– А я ещё совсем ничего, хорошо сохранилась – мельком взглянув на своё отражение в зеркале, висевшем напротив их столика, поправляя причёску, подумала она.  

Закинув ногу на ногу и поправив платье на коленях, она провела тонким пальчиком по горячей чашке, почти, как когда-то раньше.  

– И взгляд у него, такой же уверенный и цепкий – резюмировала она.  

Вдохнув носом воздух, она оценила его парфюм – Андрей умел выбирать ароматы, которые ей тоже нравились – вдруг она это почему-то вспомнила.  

Окинув намётанным взглядом весь его образ, про себя Сонечка удовлетворённо отметила – мужичок ещё ничего себе, выглядит не плохо – но я, конечно же, выгляжу лучше – решила она, и, улыбнувшись своему мысленному сравнению, послав зеркалу воздушный поцелуй, приготовилась к этому разговору, которого ожидать пришлось столько долгих лет.  

– Да, шикарная женщина – ещё раз он окинув взглядом Соню, словно проводил своими руками по её нежной шее, плечам, волосам и влажным губам. Повзрослела – от прежней девочки остался лишь этот, переворачивающий всё внутри взгляд, да голубые, широко открытые глаза, смотрящие на мир с неподкупным интересом и какой-то совсем ещё детской наивностью и доверчивостью.  

Андрей, украдкой сверля взглядом Соню, пытался, как раньше, разгадать, о чём она думает. Но сейчас он разглядывал её, словно видел в первый раз.  

– Великолепная фигура – продолжал взвешивать он – видно, следит за собой – тайно завидовал Андрей. И выйдя в магазин, вон как вырядилась. Он бросил взгляд, словно раздевал женщину и старался увидеть, что находится за бежевым платьем, перетянутым на ещё тонкой талии чёрным пояском. Оценил он и уместное декольте, остановив свой взгляд на такой соблазнительной груди, приподымавшейся при каждом её вдохе. А какие у неё руки – неужели я раньше этого не видел? – спрашивал он себя. Длинные тонкие аристократические пальцы с безупречным маникюром были унизаны золотыми кольцами, выдавая в их обладательнице вычурный вкус и не подкупный характер.  

И тут его взгляд скользнул под стол.  

– Боже, какие у неё красивые и тонкие щиколотки – Андрей мечтательно закрыл глаза – и это пленительные бёдра – нет, об этом даже думать нельзя. Что? Она, что, всё ещё пытается соблазнить меня? Он заметил, как Соня под столом играет туфелькой на шпильке, снимая и одевая её на изящную ножку – всё, как раньше – довольно думал Андрей. Интересно, если щёлкну пальцем, потянется ли она ко мне? – мужчина, всё ещё, считал себя охотником, который носом учуяв кровь жертвы, до мурашек по коже, желал её и всё ещё считал, что он может всё – отдалять и приближать к себе женщину, удовлетворяя только свои потребности и ставя под удар не свои интересы, ломая при этом чужие судьбы.  

– Интересно, любит ли она ещё меня? – как все мужчины, в душе он верил, что всё ещё неотразим и может легко заполучить понравившуюся ему женщину.  

– Должна любить – быть такого не может, чтобы она всё забыла, вон как заблестели её глаза! Да и эти губы – как любил он целовать их когда-то, но тогда она был неспелым персиком, а сейчас она расцвела, персик набрался силы, сладости и аромата – рассуждал про себя мужчина.  

– Да, давно мы с тобой не разговаривали, видеться – виделись, но не говорили – прервала затянувшееся молчание София, с удовольствием отпивая с чашки густой и сладкий напиток.  

– Не о чём нам с тобой тогда было разговаривать. Да я и не знал, что тебе сказать, как объяснить – ведь я и сам тогда многого не понимал. Глупо как -то всё получилось, бессмысленно. Прости, но так лучше было для нас двоих.  

– Наверное, ты прав, объяснения были лишние – Соня на минутку закрыла глаза.  

– Сонечка, ты знаешь, а я ведь ничего не забыл. Помню и нашу лавочку в парке, где мы с тобой любили целоваться. Лавочку, правда, уже снесли, – да и весь парк теперь преобразился, но я помню, где она стояла. Сейчас, даже если и захочешь уединиться в парке, то и не сможешь – видимость такая, как на ладони – он лукаво посмотрел на зардевшуюся Соню. А ты, помнишь?  

– Помню. Это было так давно – она замолчала, а потом, улыбнувшись, добавила – мы с тобой сидели на лавочках, которые соприкасались спинками. Ты сидел на одной лавочке, а я на другой, и мы прикасались друг к другу головами. Ты держал меня за руки и щекотал мои ладошки. А потом мы, подняв головы вверх, смотрели на звёзды. Ты помнишь?  

– Помню – Андрей вдруг вздохнул – как же мы могли всё это потерять?  

Соня хотела скрыть грусть за маской безразличных слов. Ей хотелось сделать ему больно, очень больно, как когда-то ей сделал он. Она часто рисовала в голове их встречу, их честный и откровенный разговор, и подготовленные за эти годы слова улетучились, и вместо них осталась пустота, которую нечем было заполнить.  

Он смотрел на неё и ему отчаянно захотелось, чтобы она сказала, что все эти годы она его помнила и любила, а замуж за другого вышла на зло ему. Да разве имел он сейчас право этого желать?  

Андрей теперь вспомнил всё.  

Первое время после разрыва отношений он сильно страдал – уж слишком сильно он привязался к этой маленькой девочке и ему пришлось отдирать её с большим трудом от своего сердца и его не привыкшее к такому обращению сердце, кровоточило. Кровотечение было сильным, но со временем оно прекратилось. Но на сердце остался рубец и его сердечко загрубело, и он уже не чувствовал ни с одной из своих последующих женщин такого трепетного обожания, какое было у него к Соне. Было всё, но не было такого ощущения полёта бабочек в животе. Было всё, но без этих восторженных глаз и без этих тонких пальчиков, осторожно держащих его за шею, когда он танцевал, держа её на руках, а она смеялась, и ещё крепче прижималась к нему.  

Сейчас, он увидел себя со стороны – да как он мог пережить это расставание с ней? Его раненная ещё в Афганистане голова, гудела, словно в неё влетел рой пчёл и никакие обезболивающие таблетки ему не помогали. Он пил их горстями, но с нулевым результатом.  

Он так переживал, что в первый день после расставания с Соней, ходил, ничего не видя перед собой, а выйдя на работу, сломал ногу и два месяца ещё после этого хромал. Чтобы как-то отвлечься, он ходил в кинотеатр, в гости к друзьям, в кафе. Брат, родители, друзья поддерживали его, как могли. А сколько бессонных ночей он провёл на кухне, выкуривая одну сигарету за другой! Одно время он пристрастился к вину – оно помогало ему быть в нереальном мире и хоть ненадолго заглушало душевную боль, которую причинил он себе сам – тогда ему казалось, что он поступил правильно, одним ударом прекратив эти созависимые отношения. А почему?  

Сейчас, после тридцати лет после принятия того решения, он уже не был уверен, что поступил правильно.  

Но тогда он испугался, испугался ответственности за это маленькое существо, норовистое и упрямое, но до дрожи в коленях близкое и такое родное – он боялся воспитывать её и сломать, боялся её детских выходок. Он испугался чужого мнения – как это, он и эта девочка, читавшая наизусть стихи Есенина на английском языке, такая близкая, но и такая далёкая – вместе, ведь они из разных песочниц! Она – ещё такая юная и амбициозная, а он – взрослый мужчина, прошедший войну, получивший ранение в голову и уже видевший жизнь с другой стороны? Будут ли они понимать друг друга лет через пять, когда страсти поубавиться, а обязанностей прибавиться? Разница с Соней в возрасте – семь лет пугала его. Тогда это казалось ему не преодолимым препятствием и он сдался! Свобода была ему ближе и понятнее, чем эта не приступная девочка с её неуёмной жаждой жизни и любовью к приключениям – ну не зубам она ему!  

За десять дней до предстоящей свадьбы он струсил – струсил и сбежал без объяснений. Он считал, что Соня когда-нибудь поймёт его и не осудит его решения, это будет и для неё лучше – встретит ещё она своё настоящее счастье!  

Да разве он решится её сейчас об этом говорить? Мужское эго не позволит ему признаться в неблаговидном поступке.  

Андрей, спрятав руки в карманы брюк, от нахлынувшего волнения, сжимал ладони в кулаки – ему нельзя показаться перед ней слабым.  

И тут он услышал её голос, когда они когда-то давно наперебой читали друг другу стихи Есенина, Лермонтова, Евтушенко – особенно Соня любила декламировать сонеты Шекспира на английском языке. Девушка его часто перебивала, прикладывая к его губам свои тоненькие пальчики, которые, невзирая ни на какую погоду, всегда были холодными. Он поцелуями согревал её руки и смолкал, когда её, ещё детский голосок щебетал очередной сонет. Читали они друг другу и свои стихи, конечно, в художественном плане, это были ещё те вирши, но Андрей, бередя старые раны, отметил, что стихов он с тех пор не писал – слова не написанных им стихов растворились в облаке грёз, когда они сидели в парке, прижавшись затылками.  

Он сидел, широко расставив ноги и левой ногой пытался отбивать такт несуществующей мелодии, звучащей в его голове.  

И вдруг он увидел себя, стоящего на пороге её квартиры. Он пришёл вместе со своей мамой, сам бы он не решился после всего, тайно содеянного, прийти к ней домой.  

Он увидел, как мама складывает в сумку свадебное платье. Мама торопится, поэтому платье никак не хочет попасть в сумку и высовывается из неё. Мама Сони отдаёт ему обручальные кольца в красной бархатной коробочке. Коробочку с кольцами он положил в карман брюк – и свадебное платье, и кольца они с мамой потом продали – ни к чему деньгам пропадать. Он продал свои подарки, которые дарил любимой девушке, он не просто продал их, а придя к ней домой потребовал их и забрал. Конечно, это было оскорбительно для Сони, но самое главное – он унизил себя! Только потом он ругал себя за это бесчестие!  

Боже! Как тогда он низко пал!  

Сейчас он отчётливо видел перед собой заплаканное лицо Софийки и её услышал, как она прошелестела тогда одними губами: «Давай поговорим» – просила она его.  

И, словно сквозь сон, он услышал свои прощальные слова, закрывая дверь её квартиры : « Горбатого могила исправит». Зачем он сказал тогда эти слова? Сейчас он не мог объяснить это себе.  

Но он хорошо помнил её слова, которые она прокричала ему через закрытую дверь:» Ты не будешь счастливый! » Зачем она это тогда сказала? Он всю свою жизнь хотел прожить, наперекор этим словам.  

Из болезненных воспоминаний его вернула София.  

– Ты знаешь, Андрей, нам с тобой, и правда, не о чём говорить, всё закончилось очень давно – пусть прошлое остаётся в прошлом. Если в чём была перед тобой виновата – прости.  

Андрей накрыл своей рукой руку Софии, её рука была, как всегда, холодной и легонько дрожала.  

– Не говори так. Я сам себя ненавижу, но что сделано, то сделано. Я хочу, чтобы ты знала – я очень сожалею.  

И вдруг он увидел в её глазах то, что хотел увидеть и боялся – на него смотрела та, прежняя Соня, семнадцатилетняя.  

Она смотрела ему в след, а он уходил, не оглядываясь, и, как будто, не жалел ни о чём. Слёзы душили её, душевная боль, казалось, разрывала все внутренности и не было от неё никакого спасения.  

– Не уходи! – хотелось кричат ему в след – не оставляй меня – но возврата к былым отношениям, почему-то не было. Упрямый ребёнок не понимал, почему у него забрали любимую игрушку?  

– Горбатого могила исправит – эти слова до сих пор звенят у неё в ушах, словно молотком монотонно ударяют по голове. Зачем она сказала ему, что он не будет счастлив без неё? Наверное, от отчаяния.  

Когда-то давно, по ощущениям, совсем в другой жизни, Соня была любима и любила. Красивый и ослепительно яркий роман держал её на пике эмоций. Голова кружилась в предвкушении свадебного вальса и предпраздничной суеты. Будущие перемены в жизни радовали своей неизвестностью и сулили только счастливые моменты.  

А вот она, шестнадцатилетняя Сонечка, крутится возле зеркала и поправляет локоны.  

– Я должна ему понравиться, но всё равно переживаю – думала она, примеряя одно платье за другим, ловко перетянув его пояском на тонкой талии. Она улыбнулась зеркалу – хороша! Она и на самом деле была прекрасной! Серые глаза девушки ярко блестели, подведённые перламутровой помадой губы растянулись в обольстительной улыбке – но тогда Сонечка этого не осознавала, русые длинные локоны, завитые в роскошные пряди, выплясывали при каждом движении девушки.  

Они познакомились по телефону – Андрей перепутал номер и случайно позвонил Сонечке. Молодые люди разговорились. Сонечке понравился сочный и чарующий голос Андрея, а парню захотелось увидеть ту незнакомку, которая скрывалась под неудачно набранным им номером телефона.  

– 2 августа 1988 года. Нужно запомнить эту дату – говорила про себя Соня. Ещё не понимая, что принесёт ей эта встреча – радость или разочарование, но она настраивала себя на хорошее. Но то, что эта встреча будет судьбоносной, она, наивная шестнадцатилетняя девочка, знать не могла, и, что эта встреча круто поменяет её, всю её жизнь и развернёт её на 180 градусов, предвидеть никто не мог.  

От нетерпения, девушка срывала с каштанов листочки и разрывала их на мелкие части – это немного успокаивало её.  

К лавочке возле Дома Культуры медленно и вальяжно подошли два парня.  

– Вас зовут София? – спросил девушку самый бойкий из них.  

Карие глаза парня по-доброму смотрели на Сонечку, словно обволакивали её паутиной с макушки до пяток. Соню обдало жаром.  

Девушка даже и не заметила другого парня, пришедшего поддержать Андрея.  

Смекалистый Олег понял, что он лишний на этом празднике жизни и под предлогом ремонта велосипеда покинул эту пару.  

Они медленно гуляли по притихшему городу. О чём они говорили? Да это и не важно – они парили над землёй и не хотели приземляться.  

В тот день Сонечка вернулась домой в десять часов вечера. Мама отлупила Сонечку букетом цветов, которые подарил ей Андрей. Было больно – шипы роз, прокалывая тонкую одежду девушки, беспощадно вонзались в нежную кожу, но она терпела – завтра её ждёт следующее свидание и ей нужно как-то улизнуть из дома.  

А тем временем, сердца молодых людей переплетались, хотя об этом они знать не могли и их судьбы на некоторое время сплелись в одну.  

Было уже третье свиданье и вечером, сидя на лавочке возле спортивной школы, Сонечка впервые услышала желанные слова для каждой девушки: « Я тебя люблю! Выходи за меня замуж».  

Струны чувственности и страсти Сонечке ещё были не знакомы, да и опыта в отношениях мужчины и женщины у неё не было – девушка была ещё очень юной – нот женского коварства она не знала и заученных уловок за пазухой не имела.  

Подростковые годы девушки были безмятежны. Сонечка хорошо училась, была примерной ученицей, готовилась поступать в педагогический институт на филологический факультет – она была влюблена в литературу и просто грезила стихами, романами и поэмами. Это была её стихия!  

Юная душа её была чистой, почти стерильной от лжи, коварства и интриг. Ожидание первой любви проходило в чтении книг, стихов и мечтаний. Любовь представлялась её призрачной дымкой, летящим желтым листком клёна, который кружится, взлетая, то вверх к небу, то вниз, к земле. Да и сама девушка была воздушной феей, летящей над землёй и облаками. Её девственную душу не терзали ни сомненья, ни страх перед будущим, ни различные истории любви не с очень счастливым концом. Да вот хотя бы история любви её сестры – от большой и взаимной любви ей остался подарок – дочка, папа которой отказался от своего ребёнка ещё до рождения. Но Соня упорно верила – её любовь будет настоящей и взаимной, светлой и очень счастливой – навсегда!  

Наскоро разделавшись со школьными уроками, девушка ждала новых встреч с любимым. Это был обычный, ничем не примечательный для обывателей роман, но не для Сони – она дышала им, казалось, он заполнил всю пустоту её юного сердца.  

А вот для девушки прозвенел последний школьный звонок – дверь во взрослую жизнь открылась, пора выбирать профессию.  

Но тут её мечте о выбранной давно профессии пришлось разбиться – жених, с гордым видом будущего главы семейства, авторитетно заявил :  

– Будешь сидеть дома и варить борщи, ни к чему тебе учиться дальше.  

Да и мама, выдвинутое предложение будущего зятя поддержала – и дочка будет дома, да и какую-нибудь профессию осилит, не уезжая далеко из города. На том и порешили.  

Но Сонечку такие крутые изменения её жизненных планов не пугали – главное, милый рядом, а там, как-то, глядишь, и образуется. Она надеялась, что поступит в институт на следующий год – ну не может же её любимый быть таким категоричным к её желаниям, никак не может. Она обязательно поступит в педагогический институт в городе К!  

Ну, а сейчас, для неё самым главным и радостным событием была предстоящая свадьба, где она должна быть самой красивой!  

Поход в ЗАГС с подачей заявления был театрально – показательный. Заведующая ЗАГСом – толстая тётка в сильно обтягивающей юбке, строго окинув намётанным взглядом девушку, глядя на неё сквозь толстые линзы очков, сладко пропела:  

– А невеста достигла определённого возраста, вам уже исполнилось 17 лет? Или вы по залёту, тогда нужна справка из больницы.  

– Да – Соня покраснела – уже исполнилось 17.  

С осуждением смотря на девушку, женщина протянула бланки заявлений – заполняйте, да без ошибок – сказала она, а под нос себе прошептала:  

– И не сидится же им дома, у мамы под крылышком, совсем ещё девочка, а всё туда же.  

В своём розовом с жёлтой люрексовой ниткой платье, Сонечка была неотразима – оборки в три ряда ниспадали на её ладную фигурку. В тон платью был букет из розовых роз – Андрей всегда знал, чем порадовать любимую!  

Выйдя из ЗАГСа, молодые люди обнялись – впереди уже виднелась долгая и счастливая совместная жизнь!  

Двадцать дней до бракосочетания пролетели незаметно. Были куплены обручальные кольца, заказан ресторан, приглашены гости – ближние и дальние родственники – у Софии до сих пор сохранились не использованные пригласительные открытки.  

Покупка шикарного свадебного платья, фаты, босоножек, пошив свадебного костюма жениху – всё это завладело Соней целиком.  

Имидж замужней женщины маячил перед девушкой, как спасательный круг для человека, плывущего против течения и она держалась за него, как за последнюю возможность выплыть из мутного потока воды.  

Соня прикрыла глаза и вновь увидела перед собой……  

Белое свадебное платье с атласным подъюпником – оно так шло той Соне – она надевала его несколько раз на дню, вертясь перед зеркалом, заглядывая в него, словно ожидая подтверждения, что она прекрасна. Да, она и была прекрасной!  

Припомнила та, прежняя София, как накануне, вечером, она, кружилась перед Андреем в воображаемом свадебном вальсе, ловя его восторженные взгляды. А это золотое обручальное колечко на тонком пальчике! Оно ей так шло, широкий ободок кольца красиво смотрелся на ещё детской ручке.  

А на следующий день Андрей зашёл к Соне за своим паспортом – нужно было сходить в профсоюз за путёвками для них к морю – они так мечтали об этом свадебном путешествии! В своей эйфории девушка не заметила, как он сжимал руки в кулаки. Но на прощаясь, он нежно поцеловал девушку.  

– Я скоро вернусь! – сказал он.  

Ну, а Сонечка, времени даром не теряла – у неё было задание – отнести в ЗАГС хрустальные фужеры для гравировки – из них они будут пить шампанское в их торжественный день. Осталось уже не так много времени – мастер должен успеть всё сделать к назначенной дате.  

Выставляя фужеры на стол перед распорядительницей в ЗАГСе, Соня, улыбнувшись, спросила:  

– Красивые фужеры? На них нужно написать – София и Андрей – с любовью навсегда.  

– А ваш жених отказался от свадебной машины – сказала администратор, переглядываясь со своей помощницей.  

– Как отказался? – Соня с не прикрываемым удивлением смотрела на женщину – я об этом ничего не знаю.  

– Может, он нашёл другую машину? – подсказывала ей помощница.  

– Мы этого не обсуждали – Соня поочерёдно переводила свой взгляд с одной женщины на другую.  

Женщины ошарашено молчали, да и как они могли сказать ей, семнадцатилетней дурочке, что её великовозрастный жених отказался не только от машины, но и от неё, забрав заявление, навсегда вычеркнув девушку из расписания своей жизни.  

– Вы пока заберите бокалы и всё выясните со своим женихом на счёт машины и всего остального, а потом вместе придёте и всё нам расскажите – наставляли женщины ещё ничего не подозревавшую Софию – не хватало ещё, чтобы девочка устроила здесь истерику, с криками и слезами, скажи они ей правду. Лучше пусть узнает это не здесь. И распорядительницы чужих судеб выставили девушку за дверь.  

Соня бежала к Андрею за объяснениями. Она ничего не видела перед собой – ни красивых августовских цветов, которые росли на клумбе у ЗАГСа – их красивые разноцветные головки всевозможных оттенков красного подставляли свои щёчки солнцу, как лукавые девчонки, хитро улыбаясь, ожидают такого желанного поцелуя от своих кавалеров – удивительно, как она могла так бежать, и не смотреть под ноги? Она бежала и бежала, желая узнать, что случилось.  

Дверь открыла мама Андрея.  

– Проходи и садись на диван – вместо приветствия сказала женщина, поджав губы.  

Подождав, когда Соня сядет на диван, наконец, произнесла:  

– Андрей всю ночь курил и принял решение – он тебя больше не любит. Сердце кровью обливается, когда я вижу, как он страдает. Ты не подходишь ему – нам такая, как ты, не нужна.  

Соня вскочила на ноги и произнесла:  

– Пусть Андрей всё мне это скажет.  

– Ничего он тебе не будет говорить – зачем ему тебя видеть? Я тебя не отпущу домой одну – сейчас я позвоню твоей маме и она тебя заберёт, от греха подальше – женщина взглядом усадила девушку на диван. Когда пришла мама и как они дошли к своему дому – Соня не помнила.  

И только дома она разрыдалась – рыдала она беспробудно несколько дней и ночей. Потом она долго лечилась – пила таблетки и принимала различные процедуры. Мама даже отвезла её к морю, в качестве реабилитации. Она почти всё время молчала, не помогали ни уговоры родных и подруг, что всё будет хорошо – она отказывалась им верить.  

Страшно было вспоминать те дни – даже сейчас, спустя тридцать лет, у неё похолодели от ужаса руки и ноги, даже сейчас сердце заныло от боли.  

Но всё плохое когда-то проходит и забывается, боль утихает, раны покрываются рубцами, и мы уже становимся малочувствительными к повторной боли – иначе просто не выжить.  

Не понять было Соне, зачем её бывший жених распространял, оправдывая себя, разнообразные сплетни, в которых Соня выставлялась корыстной особой, которую он вовремя раскусил – она, видите ли, позарилась на его будущую квартиру и машину, которых у него на тот момент ещё не было. Но всё это она пережила. Уже пережила.  

Соня очнулась, наконец, от глубоких воспоминаний – на неё смотрели карие с поволокой глаза Андрея. Она сидела перед ним, соблазнительно перекидывая ногу на ногу, легкая улыбка скользила у неё на губах и молчала. Теперь их роли поменялись. Сейчас, став опытной женщиной и постигнув азы обольщения, она могла вертеть Андреем, как хотела – и он это прекрасно понимал. Теперь она могла, щёлкнув пальцем, получить то, что пожелает.  

– Знаешь, Сонечка, я все эти годы старался забыть тебя, и мне почти это удалось. Через 4 года после расставания с тобой я женился. Жена был меня моложе на 9 лет. Я думал, что любил её, она была такая маленькая! Страсть быстро прошла и я не мог дать ей то, в чём она так отчаянно нуждалась. Возможно, я не смог увидеть в ней ту, единственную. Через два месяца после свадьбы она от меня ушла, а я не стал её останавливать. Сейчас я понимаю, что она не любила меня по-настоящему, впрочем, и я её не любил. Мне просто хотелось окружить её нежностью и заботой, как когда-то тебя. Я пытался увидеть в ней тебя. Как же я ошибался! Я думаю, что это расплата за мои прошлые ошибки. Андрей внимательно смотрел на Соню, но ни один мускул не дрогнул на её лице, она уже научилась скрывать свои эмоции за маской кажущегося со стороны безразличия. Андрей словно карабкался по стволу дерева, стараясь подтянуться всё выше и выше к вершине, но не мог – мелкие ветки мешали ему. Он хотел увидел у неё в глазах тот блеск, ту желанную для него надежду – но этого не было, она его внимательно слушала, да и только.  

Женщина давно знала эту историю – слухи в маленьком городке быстро распространяются.  

Не увидев ни сострадания, ни участия, ни осуждения в её глазах, он продолжил.  

– Оля забеременела от меня, а я не верил, что это мой ребёнок. Когда мальчику исполнился год, она подала на алименты, а я настоял на установление отцовства через суд. Суд назначил экспертизу, и я убедился, что это мой сын. Поверь, я ничего не чувствовал ни к этому ребёнку, ни к женщине, которая его родила. Мы разошлись. Затем бывшая жена определила ребёнка в специализированный интернат – он отставал в развитии. Больше ни с Олей, ни с мальчиком не пересекался.  

На пару секунд его рассказ прервался – Андрей пригубил уже остывший кофе.  

– Через пару лет я опять женился, теперь на женщине с ребёнком. Жену зовут София, как и тебя.  

Андрей опять неуверенно посмотрел на женщину – Соня опять на это никак не среагировала.  

– Общих детей мы не завели, так и живём втроём.  

Клиенты в кафе часто менялись. Кто-то покупал кофе на вынос в бумажных стаканчиках, кто-то садился за столик в ожидании этого чудо-напитка, Андрей и Соня всё сидели за столиком, стараясь заполнить пустоту внутри себя, глубиною воронки в тридцать лет.  

– Будешь ещё кофе? – спросил Андрей у Сони – женщина утвердительно кивнула – она ещё не согрелась и старалась незаметно справиться с дрожью во всём теле.  

– А как ты жила все эти годы?  

– Ты знаешь, Андрей, сначала я ещё очень переживала, но, со временем, я поняла, что всё это была болезненная зависимость от тебя. В семнадцать лет мне хотелось свободы и самостоятельности, и ты был той случайной подвернувшейся мне под руку возможностью уйти из родительского дома, и я, по не опытности, поспешила воспользоваться ей.  

Не спорю, мой придуманный хрустальный и такой хрупкий и переливающийся только яркими и блестящими красками мир разбился, но с ним я – не разбилась. Это закалило меня. Я собирала разбитые хрустальные осколки, собирая из них красивую вазу. И ты знаешь, у меня получилось – эта ваза из царапающих руки обломков превратилась в замечательный сосуд, в который я поместила любовь, милосердие, прощение и веру.  

Я закончила колледж. Чтобы как-то забыться, я хорошо училась – пришлось постигать азы той профессии, которой мне так не хотелось, но которая меня сейчас кормит. Через год после окончания наших с тобой отношений я встретила достойного и горячо любимого мной человека и вышла за него замуж. Много слов приготовила тебе сказать, но они куда-то подевались. Несмотря ни на что, я тебе благодарна. Вместе с тобой меня бы ожидали серые, прозябающие будни. Прожив с тобой несколько тоскливых лет, я всё равно бы от тебя ушла. В сущности, я тебя и не любила. Любила только свои ощущения рядом с тобой. А так – я по-настоящему любима и люблю, и самое главное – счастлива! Для меня ты – не моё пальто – красивое, модное, с перламутровыми пуговицами, но сшитое гнилыми нитками.  

Допив кофе и промокнув салфеткой дрожащие губы, Соня встала со стула, тихонько придвинула его к столу, не спеша одела курточку и взяла уже сухой зонтик.  

– Оставь свой номер телефона – Андрей протянул ей салфетку – запиши, пожалуйста.  

Соня, отрицательно покачав головой, не оглядываясь, но ощущая его взгляд на себе, вышла из кафе.  

На улице люди продолжали жить своей жизнью – спешили и бежали, кто куда.  

Соня, поправив прядь, выбившуюся из причёски, расправив плечи и высоко подняв голову, подумала:  

– Ну и зачем бы я раскрывала перед ним свою душу и выворачивала наизнанку все внутренности? Да и как я могла ему сказать, что многие годы в браке боялась назвать мужа его именем? Даже его имя выговорить не могла, разговаривая с другими? Да и зачем ему знать, что иногда, встречаясь с ним в городе и молча проходя мимо, в сердце вонзалось множество острых стрел, и оно кровоточило. Никакие заплатки не помогали. Завернув за угол дома, я всегда останавливалась и смотрела ему в след. А он шёл, гордо неся голову, как ни в чём не бывало. Правда, стихов с тех пор я не писала, да и литературу забросила. Да, ещё и возненавидела английский язык – он то тут при чём? Я долго ловила себя на мысли, что ощущаю его руку на своём колене, и сердце при этом бежало быстрее, и холодок, возникший где-то в позвоночнике, чувствовала в пятках. Ну ничего. Я больше не буду приходить на символическое кошачье кладбище, как у Стивена Кинга, в перспективе иллюзии оживить былые чувства, при этом убивая себя. С этим покончено! Саркофаг спрячет эти воспоминания, надеюсь, навсегда. Да, ещё и ключи от склепа нужно выбросить через плечо и не оглядываться, и не оглядываться, а то опять окажусь у склепа, тщательно перемывая и складывая кости.  

Андрей сидел перед своей недопитой чашкой кофе и думал:  

– Я – негодяй, я так и не смог ей всё объяснить. Да и зачем ей знать, что при неожиданной встрече с ней, я трусливо опускал глаза вниз, старался смотреть в сторону, проходил мимо и не оглядывался, чувствуя её взгляд на своей спине. Я гордо расправлял плечи и старался идти прямо, как хозяин жизни. Не могу сказать ей, как я ревниво я наблюдал со стороны, видя её с другим мужчиной, затем с её детьми. Я так хотел, чтобы это были наши дети! Не признаюсь я, никогда, что целуя свою жену, ловлю себя на мысли, что я со своей Софийкой. Закрыв глаза, представляю себя с ней в парке, и вспоминаю её глаза в сладостной истоме. Только она могла провести тонким пальчиком по моей шее, вызывая дрожь во всём теле, и только она могла называть меня так нежно по имени.  

Как он может ей сказать, что по-другому тогда не мог поступить. Он её очень любил и берёг, заранее понимая, что ей с ним будет нелегко. Контузия постоянно напоминала о себе, да и война навсегда отпечаталась в его судьбе, придавливая воспоминаниями.  

Из любви к ней он ушёл – ведь только он один знает, как ему было больно, но чтобы не сделать в последствии больно ей, он решился на такой неблаговидный поступок. Все эти годы он наблюдал за ней, понимая, что его жертвы были не напрасны. Соня встретила другого мужчину, который смог дать ей всё, что ей было необходимо. А он лишь пожертвовал своим счастьем, чтобы она была по-настоящему счастлива.  

Андрей встал со своего стула и подошёл к стулу, на котором сидела Соня. Он осторожно дотронулся к спинке стула, ощутил тепло её тела, уловил носом забытый когда-то шлейф её духов и до крови сжал ладони так, что потекла кровь. Он не чувствовал этой боли. У него вдруг защемило сердце, давило за грудиной, отдавая при этом в левое плечо.  

Оставив недопитый кофе, он медленно, как старик, побрёл к двери. Казалось, в чашке с густым осадком осталась вся его горечь. Он думал, что всё ещё можно изменить. Не может она стереть его из своей памяти и вычеркнуть его из своего блокнота – не может! Он ещё добьётся её! На самом деле, у него же всё хорошо?  

Соня открыла глаза – в окно светил первый лучик весеннего солнышка. За окном перешёптывались деревья, посылая в открытые форточки домов дурманящий, терпкий запах цветущих вишен.  

Вся комната Сони благоухала этим ароматом.  

Рядом с Соней лежал её любимый муж. Почувствовав во сне, что она проснулась, он открыл глаза и сказал:  

– Доброе утро, любимая!  

Вчера Сонечка ходила на кладбище. Там она увидела свежую могилу Андрея– на центральной аллее он был похоронен в ряду героев боевой славы.  

Андрей умер от инфаркта. А они так и не сказали друг другу главных слов.  

Соня встряхнула головой – что, это был сон?  

А слёзы, которые она вытирает, это от счастья? Ведь правда?