Суицидальный Сезон

Каждый, кто хотя бы раз задумывался о возможности пожить спокойно, не промывая себе и своим близким мозги вечными беседами о нытьём на тему того, как тяжело в современном мире думать с уверенностью о том, будет ли завтрашний день в точности таким же, как и предыдущий, наверняка в какой-то момент принимался просматривать объявления о продажи недвижимости, чтобы присмотреть себе местечко в Статик-Холле. Словно старая бабка, искавшая из последних сил себе место на кладбище возле озера под солнцем, наш доходяга судорожно, жирными из-за высококалорийных сандвичей с тунцом пальцами набирал номер и спрашивал, есть ли свободное место. И если его всё устраивало, то он вставал в очередь на жильё, копил денежку на своей хреновой, ненавистной работе без права на повышение или увольнение, терпел вопли начальства и выпивал по три кружки крепкого кофе каждый день. Очередь всегда двигалась долго, ведь желающих попасть в Статик-Холл всегда больше, чем эмигрантов из стран СНГ. Приходилось в буквальном смысле ждать, когда же наконец очередная старуха ляжет в гроб, чтобы стать претендентом на покупку жилья. Подписав все документы и уладив бесчисленные формальности мира бюрократии в лучших традициях Кафки, довольный планктон, этот выходец среднего класса, наконец мог отбросить в сторону пульт от своего широченного телика и с криком «На хрен Стэрингстоун! » залезть в машину и отправиться прямиком в рай всех тех, кому слово прогресс кажется слишком страшным, а время тянется невыносимо быстро, чтобы успеть поиграть в гольф, пересмотреть ещё раз любимый сериал и конечно же — наладить личную жизнь и не выглядеть позорным ребёнком в глазах своих престарелых родителей. По дороге счастливчик мог закинуться мескалином, амфетамином, бутиратами, кокаином, выкурить косяк травы, залить в пересохшую глотку текилы или даже отметить в клубе, заказав напоследок самую дорогую проститутку, чтобы вместе добить запасы наркоты, ведь на границе тебя с ней не пропустят. Это не особо поможет унять дрожь и пот предвкушения тотальной изоляции в духе «Стены» Пинк Флойда, но всё же будет лучше поддерживать хорошее настроение вплоть до прибытия. А когда громадные ворота Статик-Холла закроются, вы сможете выдохнуть и начать новую жизнь там, где каждый день — это чёртова копия предыдущего.  

Статик-Холл — это вам не элитный пансионат для умственно отсталых. Примерно так звучал бы текст брошюры, если бы его писал Абрахам Хейли — бессменный глава местного самоуправления, завлекавший наивных клиентов низкими ценами и обещаниями стабильности. Впрочем, правдой было только второе. Статик-Холл — это целый город, окружённый безопасности ради громадной розовой стеной, словно украденной из декораций для «Чарли и шоколадной фабрики». Ладно, про безопасность вам тоже соврут. Стена скорее уберегает внешний мир от вас, а не наоборот. Расположенный в нескольких милях к северу от Стэрингстоуна, город был одним из самых густо населенных. Со стороны он больше походил на кукольную долину: одинаковые, созданные под копирку игрушечные домики пастельных тонов, ровные, чистые дорожки, зелёный газон и пластмассовые человечки с всегда белоснежными улыбками. Идиллия вдали от всего мира, созданная правительством и сохраняющая свой принципиальный статус автономного города до сих пор. Жители называли это идеологией идиллического консерватизма. Красиво, не правда ли?  

Местное самоуправление настолько ответственно относилось к статусу законсервированного города, что не допускало ни малейшего отклонения от нормы, угрожая незамедлительным выселением без права вернуться. Почему же так строго? Всё дело в деньгах. О да, меркантильность капитализма от Стэрингстоуна проникла и сюда, не сумев сбежать за пределы этих сахарных стен. Каждый год власти Стэрингстоуна вручали солидные гранты для тех районов и городов, которые умудрились сохранить полную стабильность и совершенно не измениться. Премия образцового консерватизма — знак стабильности и довольства. И Абрахам Хейли, занимавший пост на протяжении двадцати лет, был более чем заинтересован в том, чтобы Статик-Холл каждый год получал этот грант. Собственно, именно это город и делал, становясь с годами самым консервативным местом в стране. И разумеется, менять этого ни в коем случае было нельзя. Любые изменения в стенах этого небольшого поселения были сродни катастрофе, апокалипсису, который не дай бог разрушит привычный, установившийся и прочно укоренившийся христианский уклад жизни. Ничто никогда не происходило из ряда вон, чтобы не нарушать созданного равноправия и натянутого уважения среди жителей этой искусственной оранжереи.  

Здесь же на одной из улочек прямо между домами семей Бёрнсов и Гаррисонов проживало в своём миниатюрном жилище среднестатистическое, заурядное и ничем не выделяющее семейство Вудвортов. Возможно, вам их быт показался бы сегодня скучным и примитивным, но в Статик-Холле это считалось нормой. Да и жители охотно бы поспорили с вами о том, чья это жизнь ещё скучнее.  

Вудворты были идеальным семейством Статик-Холла. Их никто не знал, кроме соседей, всем на них было наплевать, а им и подавно. Они не совершали скандальных поступков и во всём следовали шаблонам консерватизма. Гараж, две машины, набор столового серебра, цветы на подоконниках, белая скатерть, широкий телевизор со всеми утренними, дневными и вечерними шоу, свиная рулька в холодильнике и упаковка ветчины, ровно один ребёнок, красавица жена и слегка полноватый, любящий гольф муж. Чистые ковры, влажная уборка по средам и воскресеньям, вынос мусора каждый день, просмотр телевизора, завтрак, обед и ужин по расписанию, семейное застолье с благодарностью богу за возможность отведать эти дары, воскресный поход в церковь всей семьёй, причастие, дни рождения и день всех святых, родительская норма внимания по отношению к делам сына, чтобы заполнить ежеквартальную квоту здоровых семейных отношений, вязание, просмотр сериалов, чтение беллетристики перед сном, душ, чистка зубов, выгул собаки, если таковая имеется, поход по магазинам, подбор ненужной мебели, просмотр всех выпусков новостей и чтение прессы, сплетни с соседями, чтобы те не посчитали тебя мудаком, игра в шахматы или нарды по выходным, загар, разморозка холодильника, сбор ребёнка в школу, разборки с газонокосилкой, банка пива вечером и аспирин при головной боли, пицца по праздникам и депрессия в дождливые дни, разговор по телефону с неизвестными родственниками, три раза в неделю секс, чтобы поддержать тёплые отношения со второй половинкой, восьмичасовой здоровый сон и подъём в девять утра, чтобы повторить всё заново.  

Определённо, Вудворты были хорошей семьёй. Ничто никогда и ни при каких обстоятельствах не разрушало столь лаконичный план ежедневных действий до поры до времени.  

Первые сигналы того, что вскоре привычный консервативный уклад жизни в рядах кукольных домиков Статик-Холла может пойти псу под хвост, обрели форму бессонницы Мэри Вудворт, которая посчитала спазмы в желудке достаточным предлогом, чтобы необычайно рано утром покинуть нагретое семейное ложе и спуститься вниз заглушить внезапную боль хорошо профильтрованной водой из-под крана с идеальным содержанием необходимых для здоровья организма веществ. Шаркая в своих розовых тапочках и разглаживая на ходу спутанные волосы, она добралась до кухни, где выпила минимум два стакана воды и подержалась за свой животик. Ей было тридцать семь лет, но местный врач Статик-Холла после каждого обследования клялся на Библии, что она здорово так, будто ей восемнадцать.  

Выплеснув остатки воды в раковину, миссис Вудворт по обыкновению, дабы удовлетворить своё чисто женское любопытство, выглянула в миниатюрное окошечко полюбоваться предрассветными облаками.  

Она не сразу поверила в увиденное, но когда всё-таки поняла, что зрение её не подводит, то тут же в одном халате выбежала на улицу, энергично двигая руками.  

На подъездной дорожке их дома, прямо между двумя участками идеально подстриженного зелёного газона, валялось тело. Абсолютно голое, побелевшее и распростёршееся в растёкшейся луже крови женское тело.  

Мэри, никогда раньше не видящая трупы даже по телевизору, на носках, с побелевшими до кончиков маникюра пальцами и пересохшим несмотря на два стакана воды горлом приблизилась к телу. Она понятия не имела, что делать, но была готова уж лучше провалиться под землю, чем дотронуться до этой мерзости. Женщина лежала лицом вниз, и Мэри боялась представить, как может выглядеть девушка с той стороны.  

Окинув улицу испуганным взглядом и убедившись, что все ещё спят, Мэри припустила обратно в дом. За считанные секунды она растолкала храпящего мужа и за руку повела его вниз.  

Чарльз Вудворт, в свои сорок два года, смутно понимал, куда его так рано тащит обезумевшая жена. А то, что она при этом лепетала и вовсе смахивало на часть фантастического сна:  

– Там труп, Чарли, у нас возле дома кто-то умер...  

Они вышли вместе во двор и мистер Вудворт пожелал, чтобы происходящее и правда было лишь частью сна.  

– Ты ведь тоже её видишь? – обеспокоенно спросила Мэри.  

Чарльз угрюмо кивнул и подошёл ближе. Он был врачом, но работал только с живыми людьми. Всё, что он понимал в своей жизни, — это то, что трупы должны лежать в морге. Максимум, на улице. Но уж никак не у порога его собственного дома. Ещё не хватало, чтобы кто-то из соседей заметил этот позор. Боже, что тогда начнётся! Труп возле дома! Да их же разорвут в клочья во имя бессмертной репутации города, где за всю его историю ни разу никто не совершал таких находок. А если бы они не нашли тело раньше? Кто-нибудь ведь из зевак точно бы позвонил в полицию.  

– Ну и что ты стоишь? – истерично дёрнула его за руку жена.  

– Я не хочу касаться этого, – отрезал мистер Вудворт. – Она умерла. Но мы-то тут при чём? Не мы же её убили и выкинули здесь!  

– Однако это тело, Чарльз, – возразила Мэри, – оно лежит на нашем участке. Так что теперь это наша проблема.  

– Я не собираюсь брать на себя ношу того, кто убил эту несчастную и отнёс сюда, к нам во двор! Кто бы это ни был, но шутки у него дряные. И когда я сообщу в полицию, шутника найдут.  

– Сообщишь в полицию? Чарльз, труп у нашего порога! Да они же тут же повесят его на нас. Ты врач, чёрт возьми! Разве ты не можешь что-нибудь сделать с ней?  

– А что, по твоему, я должен делать с мёртвым? – раздражённо спросил мистер Вудворт, разглядывая издалека серую кожу покойницы. – Оставить её здесь мы тоже не можем. Господи, да это же просто кошмар! Никогда такого не было! Никогда.  

– Давай её уберём, Чарльз, – захныкала Мэри. – Пока никто не видит. Давай, а? Никто ничего не узнает, если мы унесём тело.  

– И куда, позволь спросить, мы утащим труп?  

– Да хоть куда. Давай занесём в дом пока что.  

– Что? – изумился мистер Вудворт ещё сильнее. – Спрятать труп у нас дома? Ты совсем рехнулась? Мёртвого туда, где обитают живые?  

– А что нам ещё делать? Нести тело по улице — заметят. А оставлять его здесь мы не можем, ты сам сказал.  

– Я не хочу её трогать!  

– Придётся, дорогой. Ради нас.  

Нахмурившись, мистер Вудворт пристально посмотрел на покойницу. Затем оглядел улицу и, убедившись, что никого нет, сплюнул и схватил мёртвую женщину за обе холодные руки.  

– Господи! – выдохнул он, с трудом таща труп по дорожке и оставляя за собой кровавый след. Его пальцы вляпались во что-то мерзкое и скользкое. – Хотя бы вытри кровь за ней, мать твою...  

– Не ругайся и затаскивай её внутрь, – прошипела Мэри, боясь разбудить соседей. – Я вытру всё, а ты пока устрой её где-нибудь. Только не запачкай мой ковёр!  

Мистер Вудворт выругался, но всё-таки с трудом затащил тело домой, стараясь при этом не смотреть на него. Устав, он уложил покойницу лицом вверх на кушетку в гостиной и тут же побежал в туалет, где его вырвало. Пока он справлялся с потрясением, Мэри чувствовала себя не лучше, вытирая кровь на дорожке. Её оказалось слишком много. Отмыть всё удалось лишь через двадцать минут, когда солнце уже начало подниматься из-за горизонта. Ещё раз с подозрением просканировав улицу, она юркнула внутрь и захлопнула за собой дверь. К сожалению, внутри её ждал ещё больший кошмар.  

– Боже, накрой её чем-нибудь! – взвизгнула Мэри как только увидела труп на своей кушетке и стоящего рядом с ним мужа. Их выкрашенная в розовый гостиная теперь была заляпана кровью.  

Мистер Вудворт и сам был не против прикрыть тело попавшейся под руку скатертью.  

– Ох, Чарльз, – выдохнула Мэри, разглядывая лицо покойницы. – Что же мы скажем Брендону, когда он проснётся? Мальчик же упадёт в обморок, когда увидит у нас в гостиной такое... А что скажут люди? Неужели я не смогу приводить к нам гостей? Как же Бёрнсы и Гаррисоны?  

– Чихать я хотел на них всех.  

Мистер Вудворт принялся чистыми руками изучать тело. В ход пошла его медицинская сторона. Он пытался понять, что вызвало смерть девушки. На вид ей было лет двадцать пять. Волосы длинные, золотые. Личико красивое. Фигура тоже ничего.  

– Боже, кто же мог совершить такое с бедняжкой, – приговаривала Мэри. Она заваривала себе чай с ромашкой, чтобы успокоить нервы. – Да ещё и кинуть её у порога нашего дома.  

– Её никто не убивал, – заключил мистер Вудворт, разглядывая руки покойницы. – Она сама себя убила. Вот — порезы на венах. Вскрылась.  

– Вот же тупая потаскуха! – едва не подавилась чаем Мэри. – Ещё и разделась, тварь. Хотела насолить нам. Вот же сука! Ты её узнаёшь, Чарли?  

– Нет, впервые вижу, – пожал плечами мистер Вудворт. – Но всё это чертовски странно... Зачем она это сделала? И почему именно у нас?  

– Да больная потому что!  

Мистер Вудворт покачал головой.  

– Легко всё списать на безумие, – изрёк он. – Господи, где мы вообще живём? Это вонючий Стэрингстоун или Статик-Холл? Никогда ничего подобного не происходило.  

– Что ж, теперь произошло. Ещё и с нами. Ну за что нам такое горе?  

Они помолчали, глядя на тело под скатертью.  

– И что теперь? – спросила Мэри.  

– Не знаю. Сообщить Абрахаму было бы ещё большим безумием. Остаётся только избавиться от трупа.  

– Я этого не перенесу, Чарльз! Мои нервы не выдержат, если мы закопаем бедняжку или накромсаем в мешки для мусора, чтобы её съели собаки. Я не смогу так поступить.  

– Я тоже, – вздохнул мистер Вудворт. – Это выше моих сил. Достаточно того, что она вообще тут лежит.  

– Но и труп дома я не потерплю! Разве это порядок?  

– Не порядок, ты права.  

Они ещё с минуту поспорили, стоя над телом самоубийцы, решив в итоге оставить её дома до тех пор, пока не придумают, как избавиться от трупа. Они договорились не болтать лишнего соседям и на работе, а также предупредить Брендона, чтобы он не выболтал тайну.  

– Если узнает хоть один человек, – грозно заметил мистер Вудворт, – то узнает весь Статик-Холл. И тогда Абрахам будет тут как тут.  

Они оставили тело под скатертью в гостиной, а сами вернулись в постель, чтобы забрать у сна причитающиеся.  

***  

Брендону было семнадцать, и он никогда раньше не видел двух вещей: настоящих трупов и голых женщин. Причём оба этих упущения тревожили его. По телевизору не показывали фильмы ужасов, ссылаясь на вред подобного кино для консерватизма, а мастурбация с фантазией не помогала в полной мере насладиться обнажёнкой. Но когда он в то утро спустился в гостиную, обе мечты стали реальностью, стоило лишь откинуть белую с красными пятнами скатерть.  

Сначала он закричал, поскольку, как и все остальные жители района, не был готов увидеть нечто подобное ещё и в родном доме. Но затем страх сменился любопытством. Откинув скатерть, он принялся разглядывать серое тело женщины. Ещё немного и он бы даже осмелился прикоснуться к ней, если бы на лестнице не раздались шаги родителей. Поспешно вернув скатерть на место, Брендон побежал им навстречу с визгом:  

– Мама! Там в гостиной жмурик!  

– Мы знаем, – спокойно ответила Мэри, отодвигая сына в сторону. За последние несколько часов сна она успела как следует обдумать происшествие и даже как-то привыкнуть к факту наличия в её гостиной гниющего тела.  

Спокойно взглянув на завернутую в скатерть покойницу, Мэри принялась готовить завтрак, осторожно глядя в окна, чтобы узнать, не проснулись ли соседи.  

– А откуда он тут взялся? – спросил Брендон, которому не терпелось снова взглянуть не мёртвое тело.  

– Мы с твоим отцом нашли его сегодня утром возле дома, – ответила Мэри и поскорее включила чайник. Ей нужен был фоновый шум, но только не тишина.  

– Значит, теперь она останется у нас? – с надеждой спросил Брендон.  

– До поры до времени. Мы с папой должны придумать, что с ней делать. А пока что, – она развернулась к сыну и серьезно посмотрела на него, – ты должен поклясться, что никому из друзей не расскажешь об этом. Никому. Никто не должен знать, что мы храним дома труп. Понимаешь?  

Брендон уверенно кивнул. Было бы здорово рассказать ребятам о голой девке в гостиной, но он боялся, что тогда эта голая девка быстро исчезнет.  

– Вот и славно, – спокойно вздохнула Мэри. – Поменьше болтай и занимайся делом. А на труп не обращай внимания. Делай вид, что её здесь вовсе нет.  

– Легко сказать, – буркнул Брендон и покосился на свёрток. – Такое тяжело выкинуть из головы. А что с ней случилось?  

– Она умерла. Вернее, покончила с собой. Хотя я не уверена, что тебе вообще стоит об этом слушать...  

– Мам, мне семнадцать лет.  

– Знаю. Но даже нам с отцом было неуютно тащить её, чего уж говорить о тебе.  

– А у неё есть имя?  

– Имя? – удивилась Мэри. – Зачем трупу имя?  

– Не знаю. Но как-то жутковато, что мы постоянно говорим о ней так, словно она жива. Хотя на самом деле мы имеем в виду труп на кушетке. Мне было бы легче думать об этом, если бы мы перестали называть её трупом.  

– Ну если ты хочешь, то дай ей имя. Ей-то уже всё равно, как ты её назовёшь.  

– Как насчёт Линды? – спросил Брендон.  

– Да как угодно. Пусть Линда.  

– Отлично, – радостно причмокнул Брендон.  

Когда вниз спустился и отец семейства, они сели за стол завтракать, усердно делая вид, что в их жизни ничего не поменялось. Но гнетущая тишина всё равно нависла над столом, пока они ели, ведь совсем рядом лежала Линда. Намазать тосты маслом и джемом, заварить чай или кофе, налить апельсинового сока или минеральной воды, разложить по тарелкам яйца и тосты, не забыть сосиски с беконом, взять салфеток и отправить мысленную молитву богу за трапезу. Всё как обычно. Только труп под боком.  

– И что мы будем делать с Линдой? – не выдержала Мэри, когда тишина перешла черту.  

– С кем? – поперхнулся мистер Вудворт.  

– С телом. Брендон так назвал её, чтобы мы перестали говорить о ней как о мертвой.  

– Но она же как раз мертва!  

– Ну и что? Это психология, милый. Я читала об этом в журнале для молодых домохозяек. Так нам будет легче воспринимать её.  

Чарльз пожал плечами и сунул в рот кусок бекона.  

– А почему бы нам не сделать из Линды полноценного члена семьи? – внезапно спросил Брендон.  

– То есть? – осторожно уточнил его отец.  

– Ну, имя у неё есть. Вас же смущает то, что она мертва? Оживить мы её не можем. Зато можем создать иллюзию жизни, чтобы смерть не так сильно в глаза бросалась. Начать воспринимать её всерьёз, а не как мешок с костями.  

– И что нам для этого делать? – спросила Мэри, которую идея вписать труп Линды в их быт заинтриговала.  

– Для начала — посадить к нам за стол и покормить, – предложил Брендон.  

– Что, прямо голую?..  

– Ну... нет, – сказал Брендон, хотя от такого варианта он явно бы не отказался. – Лучше её одеть.  

Его родители переглянулись. План звучал жутковато, но всё лучше, чем если бы тело тупо валялось бревном в гостиной, уничтожая всякую уверенность в нормальности происходящего.  

Встав из-за стола, супруги подняли Линду с двух сторон и отнесли её тело в соседнюю комнату, чтобы уже избавиться от промокшей скатерти и нарядить мертвеца в мешковатую одежду. В шкафах они отыскали старый свитер и джинсы с прорезями. Напялить эти наряды удалось, однако, с трудом. Поддерживая Линду за руки, они приволокли её обратно в гостиную, где усадили за стол, словно пластилиновую куклу. Сидеть ровно тело отказывалось. Скривив спину и завалившись вбок, Линда осталась сидеть с закрытыми глазами, пока перед ней на тарелке остывала еда.  

– Наверное, она проголодался, – робко выдавила Мэри, глядя на труп за столом.  

– Без проблем, сейчас накормим, – вызвался Брендон и тут же принялся кормит Линду. Он открывал ей рот руками и, придерживая его, засовывал внутрь куски вареного яйца с мясом, после чего закрывал рот, двигал челюстями, запрокидывал голову и заставлял Линду проглотить перемолотую сухую массу. Таким образом он запихнул ей в глотку почти что весь завтрак.  

– Ну вот, – довольно сказал Брендон, вытерев посиневшие губы трупа салфеткой, – она сыта.  

– Похоже, – прокашлялся мистер Вудворт, – у нас теперь и правда появился новый член семьи.  

– Значит, Линда сможет остаться навсегда? – с надеждой спросил Брендон.  

– Посмотрим, – неуверенно ответил ему отец. – Мы бы не хотели... чтобы мертвец жил у нас дома. К этому надо привыкнуть, понимаешь? Тем более, это всё как-то негигиенично... Да и вдруг соседи узнают?  

– Ой, да ладно вам, – сказал Брендон. – Никто ничего не узнает, если никто никому ничего не скажет. Если вы не хотите смотреть на неё, то она может пожить у меня. Я за ней присмотрю. И помою, чтобы не так сильно пахла.  

Тяжело было отказаться от перспективы избавиться от ответственности за неизвестный труп, так что родители Брендона приняли такой договор, решив на время оставить Линду дома и сделать всё возможное, чтобы покойница походила на живого члена семьи, пока они пытаются придумать способ избавиться от неё до того, как весь Статик-Холл узнает о теле. А если вести выйдут за пределы города, то о ежегодной премии консерватизма можно забыть. И отыграется Абрахам на них.  

Так полетели дни, совершенно новые, иллюзорно обыкновенные дни семейства Вудвортов. В их шкафу поселилась тайна, перевернувшая всю жизнь вверх дном. Но даже она не мешала пытаться жить по старым шаблонам, старательно игнорируя наличие мерзкого запаха мертвечины дома. Никаких гостей, отвлечённые сплетни с соседями, по утрам обмывания Линды в тёплой воде различным ароматизированным мылом, завтрак на четверых, а не на троих, коллективный просмотр телевизора по вечерам с трупом под боком, стирка не только собственных вещей, но и скромной одёжки покойницы, игра в настольные игры, работа, учёба, влажная уборка, чтение газет и книг, шоу Ларри Киннга, перелистывание мебельных каталогов, обед и ужин по расписанию вместе с трупом, секс два раза в неделю, здоровый сон, подъём в девять утра и поход в церковь по воскресеньям.  

Ответственность за Линду, как и было оговорено, оказалась возложена на Брендона, который с удовольствием принялся с самого первого дня носиться с новой игрушкой повсюду в пределах дома. Он купал тело в ванной, натирая бледную кожу маслами ради приятного запаха, кормил мертвеца за завтраком, обедом и ужином, а также заставлял ложиться спать у себя у в комнате, укладывая рядом с собой в большую кровать. Никогда раньше он не имел возможности разглядеть женское тело так близко. Мёртвой Линда казалась ему ещё более привлекательной и сексуальной. Всего за несколько дней ухаживаний он изучил её мёртвое, податливое тело вдоль и поперек. Ему она казалась более чем живой. Она была даже лучше, чем живая. Она была доступной, принадлежала только ему. Девушка с идеальной фигурой, немая, мёртвая, но прекрасная. Её зрелая красота будто застыла на лице и коже. То была мёртвая красота, принадлежащая только ему одному, в которую он с удовольствием опускался, словно в чёрную кому. Без преувеличения можно было сказать, что Брендон влюбился в покойницу. И однажды ночью любовь его зашла настолько далеко, что обычных ласок ему не хватило, так что парень решился на совокупление с телом Линды. И то был лучший день в его юной жизни.  

***  

К несчастью, любой труп имеет одну неприятную особенность — гнить. А когда тело покойника гниёт, то вокруг распространяется омерзительный запах самой смерти. И эта вонь напоминает живым не столько о том, что кто-то умер, сколько о том, что они тоже смертны.  

Линда не стала исключением. Совсем скоро тело её начало распадаться, умирать второй раз, разваливаясь на куски. Ещё занимаясь с ней сексом Брендон заметил, что кожа в некоторых местах обнажила кости и гнилую плоть. Она сползала с его возлюбленной. А вместе с кожей отваливалась и красота покойницы. Вонь становилась всё более невыносимой, заставляя глаза мальчика слезиться. Сначала он не обращал на это внимание, но вскоре запах стало невозможно игнорировать. Он мешал заснуть, а утром комната превращалась в самое настоящее подобие склепа. Брендон понял, что не сможет более терпеть этого, когда утром он едва не задохнулся. Его стошнило прямо на пол. С тех пор он ещё не раз пытался приблизиться к Линде, чтобы вновь испытать радость плотских утех, но зловоние и выступающие кости отпугивали его. В конце концов, он и вовсе потерял к её телу всякий интерес. Любовь и животная страсть с похотью погасли так же быстро, как вспыхнули.  

В один момент он просто выпихнул Линду из комнаты, зажимая нос пальцами. Отнёс вниз прямо к столу родителей, которых едва не стошнило из-за запаха прогнившего мяса.  

– Господи, убери её отсюда! – закричала Мэри, чуть ли не падая в обморок из-за омерзительной вони.  

– Я не хочу, чтобы Линда жила в моей комнате! – закричал в свою очередь Брендон, пихая костлявое тело в сторону родителей.  

– Чарли, сделай же что-нибудь!  

Ударив кулаком по столу, мистер Вудворт выпрыгнул за дверь на улицу. Он отсутствовал ровно тридцать минут, а вернулся в сопровождении полного мужчины средних лет в чёрном костюме со смешной шляпкой на голове и пышными усами на морщинистом лице.  

Стоило ему пересечь порог дома, как состоящее из жирных складок лицо тут же позеленело.  

– Лучше не дышите, мистер Хейли, – любезно подсказал Чарльз, проводя Абрахама в гостиную, где вся семья стояла возле валяющегося на полу тела Линды.  

Увидев труп, глаза главы местного самоуправления едва не вылетели из орбит. Он покрылся холодным потом и принялся судорожно искать глазами ответ на свой молчаливый вопрос.  

– Мы нашли её примерно две недели назад у порога, – вызвалась объяснить миссис Вудворт. – Решили не устраивать скандал и оставить тело у себя, чтобы потом тихонько избавиться. Сейчас я понимаю, что следовало сразу позвонить вам, мистер Хейли, но мы боялись как-то помешать или...  

– Тихо! – рявкнул Абрахам. – Вы хоть понимаете, что натворили, притащив тело к себе?  

– Но не мы же её убили...  

– Молчать! Это ничего не меняет. Есть труп. А этого уже достаточно, чтобы бить тревогу. Но вы сделали всё только хуже — притащили его зачем-то домой. Господи, да чем вы вообще думали?  

– Мы думали о своей репутации.  

– Что ж, поздравляю, теперь вы погубили весь Статик-Холл.  

– Да откуда же она вообще взялась?  

– А я по чём знаю? – оскалился Абрахам. – Боже, мне уже плохо от этого запаха... Утащите же вы её куда-нибудь!  

– Мы думали, что вы заберёте её от нас и похороните, – промямлила Мэри.  

– Ещё чего! – засмеялся Абрахам. – А похоронный венок вам не заказать? Как вы думаете я буду хоронить неизвестное тело? Куда я его дену? У нас здесь нет никаких нелегальных кладбищ или массовых захоронений. Все жители Статик-Холла прекрасно знают, когда кто-то умирает. А с этой что? Да нас же завалят вопросами о неизвестном теле! А когда выяснится, что она ещё и самоубийца, то церковь с ума сойдёт. Вы этого хотите? Хотите переворот?  

– Нет, что вы, мистер Хейли.  

Абрахам смерил их злобным взглядом, после чего отвёл Чарльза в сторону и, положив руку ему на плечо, вкрадчиво заговорил:  

– Послушайте, Чарльз. Вы же знаете, как я беспокоюсь о благосостоянии нашего городка, верно? Я занимаю пост руководителя местного самоуправления уже много лет. Под моим чутким надзором Статик-Холл ежегодно становился самым консервативным городом в стране. Наши жители заинтересованы в том, чтобы жизнь и дальше шла своим чередом без всяких казусов. А для этого необходимо, чтобы власть оставаться бессменной. Люди не хотят, чтобы я уходил, понимаете? Им нравится то, как я ничего не меняю в Статик-Холле. После того, как в прошлом году мы выиграли грант, мои рейтинги взлетели до небес. Наш идеологический консерватизм силён как никогда. И будет настоящей катастрофой, если кто-то сместит меня с должности на пике успеха. Я ещё достаточно молод. Мне всего шестьдесят лет. Я ещё хоть куда. Так что я не позволю, чтобы вы и ваша семейка помешали мне строить планы светлого будущего района. Я не хочу, чтобы из-за какого-то трупа все достижения пошли к чертям, а власть лишила нас гранта. Понимаете?  

– Конечно, мистер Хейли, – заверил его Чарльз.  

– Я хочу, чтобы вы в кратчайшие сроки избавились от тела, – продолжал Абрахам с силой сжимая плечо мистера Вудворта. – Его не должно существовать. Никто ничего не должен узнать. Мне всё равно, как вы это сделаете, но вы обязаны. Теперь это полностью ваша ответственность. Либо вы что-нибудь придумаете до конца недели, либо я лично позабочусь, чтобы вас выселили из Статик-Холла навсегда. Ясно?  

– Более чем, – сглотнул Чарльз.  

Многозначительно заглянув ему в глаза и дав понять, что он не шутит, Абрахам поклонился миссис Вудворт и поспешно вышел из дома, чтобы наконец вздохнуть свежим воздухом. После его ухода в гостиной повисла мёртвая тишина.  

– Мы должны избавиться от тела, – твёрдо сказал мистер Вудворт.  

– И правильно, – кивнула Мэри.  

– Ещё чего! – крикнул Брендон, схватив валяющуюся на полу Линду. – Она часть семьи! Как вы можете просто так взять и выкинуть её на улицу?  

– Но Брендон...  

– Если вы так легко можете потакать мистеру Хейли и выкидывать родного человека, который умер, то и живого вы точно так же выкинет по первому приказу!  

Он вцепился в разлагающийся труп и смотрел на родителей как на хищников, которые могут в любой момент наброситься. Хоть от Линды и пахло, но Брендон всё ещё рассчитывал использовать её в постели. В конце концов, можно было бы задерживать дыхание. Да и за всё проведенное вместе время он сильно привязался к трупу.  

– Ты позвал Абрахама, – сказала Мэри мужу. – Ты и решай, что теперь делать.  

– Да просто закопаем её! – крикнул мистер Вудворт.  

– Ни за что! – рычал Брендон. – Она часть семьи!  

– О боже, – прошептал Чарльз. – И что вы от меня хотите? Мы не можем её похоронить, но и не можем оставить.  

– Делай что хочешь, но Линду я не отдам, – сказал Брендон и потащил труп наверх в комнату, забыв о своём нежелании находиться рядом с телом.  

Выругавшись, мистер Вудворт посмотрел на жену и, пожав плечами, отправился к себе в комнату, чтобы как можно скорее избавиться от запаха мертвечины в гостиной.  

После визита мистера Хейли слухи стали стремительно расползаться по городу. Уже на следующий день в дом к Вудвортам завалились Бёрнсы и Гаррисоны, требуя показать им труп. Уходить они отказались и даже подняли страшный шум, когда Мэри попыталась спровадить их. В конце концов Брендон приволок соседям позеленевший труп Линды. Их любопытства хватило ровно на 20 секунд, после чего они тут же отступили, не выдержав зловония. Но затем было ещё немало желающих взглянуть на настоящий труп. На какое-то время дом Вудвортов превратился в подобие хранилища для единственного экспоната, который резко нарушил привычный уклад жизни Статик-Холла. К ним приходили все, кому было не лень. И каждый раз Брендон уныло тащился по лестнице с трупом в обнимку ради удовлетворения чужого любопытства. Линда такие просмотры переживала не лучшим образом. Кожа всё быстрее слезала с костей, обнажая кишащие паразитами внутренности. Одну из соседок стошнило, стоило ей заметить копошащихся личинок. Стоит ли говорить, что до этих пор никто из жителей Статик-Холла представить себе не мог ничего подобного.  

Между тем отчаяние в семье Вудвортов нарастало с каждым днём. Неделя подходила к концу, а никто из них так и не смог придумать, что делать с Линдой. Поэтому труп всё так же одевали, кормили три раза в день, сажали в кресло перед телевизором, мыли и укладывали спать. Делали всё возможное, лишь бы создать иллюзию жизни там, где уже во всю пировали опарыши. Нельзя было позволить себе осознать, что нечто инородное поселилось в их розовых стенах. Нечто жуткое, источающее омерзительный запах и привлекающее к себе насекомых трупоедов. Падальщики пировали в доме Вудвортов. И хуже этого была лишь неизбежность скорого выселения. Ведь когда Абрахам вернётся и поймет, что его приказ не был выполнен, а вся округа уже успела посмотреть на тело, его гневу не будет предела. Он выбросит на улицу их всех вместе с трупом, дабы вернуть былую консервативность района и получит свой грант. И никто не сможет тогда остановить его.  

Вернувшись из церкви в воскресенье, Мэри окончательно поняла по стойкому трупному запаху в гостиной, что завтра их семья сможет попрощаться с былой жизнью и вылететь на обочину с уничтоженной репутацией изгоев, которые разрушили стабильность и процветание розового счастья района. А всё из-за этого проклятого трупа! Господи, ну почему эта дура не могла убить себя где-нибудь в другом месте? Почему она убила себя именно у их дома? Ни капли уважения к живым.  

Во время обеда, когда вся семья вновь собралась за одним столом, разделив трапезу с запахом смерти, Мэри взглянула на скрюченное, иссохшее тело Линды и задумалась. Когда-то давно она испугалась, увидев эту голую женщину в луже крови. Да что уж врать — она была в панике. Если бы кто-то сказал ей в тот момент, что вскоре эта мерзость станет частью повседневной жизни, то она бы ни за что не поверила. Но ведь именно так и случилось. Сколько раз они разделяли обед с мертвецом! Сначала было неуютно, но со временем они привыкли и приняли Линду в семью, перестав обращать внимания на то, что она мертва. Для них она стала как будто снова живой. Они научились принимать её, сумели вписать нечто новое, разлагающиеся изнутри, в свои розовые рамки. Нарушили непрерывную канву консерватизма, разорвали рисунок, но тут же зашили его, вернув целостность. И всё стало казаться естественным. Как будто так и должно быть. Как будто труп был дома всегда. Как будто он должен быть в каждой семье, просто обязан.  

Да, именно так, встрепенулась Мэри. Как будто так и должно быть. Если им удалось поменять реальность и повседневность, то разве другие не смогут? Сейчас труп для всего Статик-Холла — это что-то странное, неестественное, нарушающее привычный ход жизни. Нечто уничтожающее магию розовых кукольных домов. Уничтожающее консерватизм своим уродством. Никто не привык к трупам, кроме них, потому что им пришлось вписать Линду в свой быт ради естественности и спокойствия. А разве нельзя поступить точно так же со всеми остальными? Поменять курс? Заставить поверит весь Статик-Холл в то, что смерть — это дело обычное. Ведь в таком случае больше никто из соседей не посмотрит на них косо. Один труп — отклонение, но много трупов — тенденция. А если эти трупы будут везде, то сменится и мода, сменится восприятие реальности. Если что-то не норма, то почему бы не сделать это нормой, не разрушая при этом былого консерватизма?  

Эта идея так понравилась Мэри, что остаток дня она провела в приподнятом настроении, размышляя над тем, как будет всем хорошо. Она и правда спасла весь район от скандала. Теперь всё у них будет хорошо.  

После сытного ужина, она предложила своим любимым мужчинам выпить по чашке чая. К сахару она добавила столовую ложку мышьяка. А когда и Чарльз, и Брендон перестали дышать, Мэри села рядом с трупом Линды и выпила свою порцию отравленного чая. Уже через несколько минут её тело обмякло, а дом окончательно погрузился во мрак смерти. Теперь в нём не было ни одной живой души.  

С первыми лучами солнца в это царство смерти вломился Абрахам. С порога он налетел на лежащую в кресле Мэри и принялся трясти за плечи, злорадно крича в ухо:  

– Ну что, вот и пришёл ваш конец! Выметайтесь сейчас же отсюда! Покиньте мой город! Оставьте в покое Статик-Холл и его жителей, которые мечтают о стабильности. И труп свой прихватите! Убирайтесь, убирайтесь немедленно прочь! Чтобы я больше не чувствовал этот омерзительный запах.  

Он тряс её, но Мэри никак не реагировала на его вопли. Тогда Абрахам остановился. Поморгав в недоумении, он взглянул на сидящую рядом с миссис Абрахам Линду. Тут же его охватила паника, и пот выступил на складках пухлой шеи.  

– Господи, да она же мертва, – прошептал глава местного самоуправления, отступая от бездыханного, холодного тела Мэри. – Нет. Быть такого не может. Ты же не могла...  

Он в панике побежал обследовать весь дом. Мистера Вудворта Абрахам нашёл в постели — мёртвое, серое тело отца семейства лежало неподвижно в окружении розовых стен. Схватившись за голову, Абрахам взвизгнул и помчался на второй этаж, где обнаружил Брендона. Понюхав стоящую рядом с ним чашку, глава Статик-Холла завыл.  

– Отравила! – взревел он так громко, что Бёрнсы и Гаррисоны тут же проснулись в своих комнатах. – Ах ты подлая сука! Решила сама умереть и меня за собой утащить? Твари, какие же вы все ублюдки! Что я теперь должен говорить проверке, когда она приедет? Что у меня тут четверо жмуриков? В Статик-Холле никогда никто никого не убивал, а уж тем более сам себя! А теперь у меня на руках четыре тела.  

Абрахам взглянул на мёртвого Брендона и подумал, что ещё не поздно избежать ответственности. Никто ничего с него не спросит, если он тоже исчезнет из мира живых.  

Он быстро побежал на кухню, схватил нож для разделки мяса и занёс его над венами кистей рук. Напоследок он взглянул на сидящих рядом Мэри и Линду и крикнул со всей обидой:  

– Довольны? Вот, во что вы превратили это райское место! Ну так получайте же!..  

Резким движением он вскрыл вены. Кровь фонтаном ринулась наружу, радостно заливая собой всё вокруг. Вскоре Абрахам почувствовал, как у него закружилась голова. Рухнув на пол, он побледнел, глядя на то, как розовые стены окрашиваются кровью. А вскоре смерть пришла в Статик-Холл в пятый раз, чтобы забрать душу Абрахама Хейли. Однако на этом работа её не закончилась.  

На вопли Абрахама сбежались семьи Бёрнсов и Гаррисонов. Увидев залитую кровью гостиную и кучу трупов, они без промедления тут же вскрыли себе вены тем же кухонным ножом. Сначала взрослые убивали своих детей, а затем и сами умирали, падая у порога дома. Их тела замечали прохожие, которые подбегали, глядели на залижи трупов, пожимали плечами, хватали нож и без промедления убивали себя, окропляя землю кровью. Всего за день возле дома Вудвортов с жизнью свели счёты сотни жителей Статик-Холла. Место быстро переросло в хаотичное кладбище из гор трупов и луж крови.  

Люди не задавали лишних вопросов. Они подбегали, видели мертвецов и решали, что им нужно сделать тоже самое. За десятки лет одинаковой жизни они так привыкли к идеологии идеалистического консерватизма, что не посмели подвергнуть сомнению целесообразность массового самоубийства. Они привыкли к тому, что в их жизнях ничего не меняется. Привыкли воспринимать даже самое кошмарное за благо. А любые перемены, как и предположила Мэри, должны были в итоге стать частью розовой реальности. Ничто не должно тревожить или вызывать вопросы. Если кто-то убил себя в Статик-Холле — значит, это новая мода, ничего удивительного.  

Смерти потребовалось всего две недели, чтобы сделать из самоубийства новый стиль жизни Статик-Холла. А через месяц город оказался переполнен трупами. Мёртвые тела покрыли собой дороги, заселили дома и окрасили кровью всё вокруг. Сначала люди только вскрывали вены, следуя традициям, но вскоре всем стало всё равно, как себя убивать. Потенциальные самоубийцы прыгали с крыши, вешались, выпивали слишком много снотворного, топились в ваннах и даже били себя электричеством. Волна самоубийств захлестнула собой кукольные домики. И чем больше людей она уносила с собой, тем быстрее оставшиеся в живых присоединялись из страха нарушить своим существованием единый консерватизм. Так продолжалось ровно до тех пор, пока снаружи, с той стороны стены, не осталось живой души. Город вымер полностью, уничтожил сам себя. Постепенно и хладнокровно. Всё из стремления сохранить единство и целостность.  

Спустя много месяцев ворота города открыли с той стороны. Внутрь усеянных трупами самоубийц улиц вторгся наружный мир. Прибывшие с проверкой люди словно парализованные оглядывали окровавленные улочки, осторожно переступая через тела. Они перешептывались, не узнавая Статик-Холл, столь резко изменивший сам себе. После тщательных осмотров им стало понятно, что город мёртв. Смерть стала единственным, что объединяло все эти кукольные дома. Она была нерушима и статична.  

И тогда чужаки покинули город до следующего года, чтобы вернуться с проверкой вновь. Каждый раз они возвращались в мёртвый Статик-Холл и глядели на неподвижные тела самоубийц, поражаясь стойкости и нежеланию людей допускать разъединения. Идея единства и полной идентичности ради стабильности заставила их умереть. Такая коллективная сплочённость могла только поразить.  

Разумеется, Статик-Холл в тот год как всегда выиграл премию образцового консерватизма. Комиссия была поражена таким рвением и нежеланием жителей упускать награду. Единственное, чего никто не понял, – зачем же потребовалось столь радикально менять и консервировать новый образ... смерти, если можно так сказать?  

Прошло уже много лет, но город самоубийц всё ещё каждый год выигрывает эту премию. Так что если вас задолбала неуверенность в завтрашнем дне и постоянные перемены, то добро пожаловать в Статик-Холл! Так написал бы на брошюре Абрахам Хейли. Если бы он только мог.