Случайная попутчица или судьба?

Ольга  

Утром я проснулась с радостной мыслью о том, что я скоро снова увижу Вадима, и не только увижу, а буду общаться с ним, прикасаться к нему, лечить его.  

К 9 часам уже была в медпункте. Маша, молодая фельдшерица, недавно окончившая медицинский техникум, только начинала свою врачебную деятельность в этой деревне. В основном, она лечила вывихи, царапины, мелкие порезы, кашель и расстройства желудка. Все более сложные случаи направляла в район. До прихода Вадима я успела проверить наличие необходимых лекарств и инструмента для операции. У Маши было все в наличии.  

В перевязочной Вадима усадили на стул, Я сняла повязку и осмотрела рану. Подозвала Машу.  

– Как ты думаешь, что лучше, зашить, или поставить скобку?  

– Я даже не знаю, мне не приходилось делать ни то, ни другое.  

– Чему ж вас там учили? – ворчала я.  

– Придется, видимо, зашивать. Так что, воин, уж потерпи, чтобы потом шрам был не так заметен. А теперь ложись на каталку, будем тебя штопать.  

Я сделала ему обезболивающий укол и приступила к операции. Не зря врачебная этика не разрешает делать операции близким людям. Желание причинить как меньше боли не всегда оправдано. Врач начинает осторожничать, нет у него полной уверенности в руках. Вот и сейчас я, зашивая рану, старалась делать это как можно аккуратнее, причиняя меньше боли пациенту. Руки немного дрожали, иголка не слушалась, кетгут постоянно путался. При этом я постоянно вглядывалась в лицо Вадима. Он стойко переносил боль, хотя по вздутым желвакам скул было видно, что это давалось ему нелегко. Наконец, все было закончено. Я смазала шов заживляющей мазью и, наложив салфетку, заклеили пластырем.  

– Ну, вот и все. Завтра, пожалуйста, приходите на перевязку. Маша, сменишь ему повязку, и посмотри в каком состоянии рана. Если будет нагноение, хорошо промой и смажь вокруг йодом.  

– Доктор, а может быть лучше вы? – взмолился Вадим.  

– Нет, теперь Маша уже сама справится.  

Вадим посмотрел на меня такими умоляющими глазами, что я не выдержала. Я прекрасно поняла его. Ему не столько нужна была моя профессиональная помощь, сколько хотелось снова встретиться со мной. В этом наши желания совпадали. Тогда я снисходительно произнесла:  

– Ладно, я забегу посмотреть.  

В его глазах я прочла благодарность и, сама, не зная отчего, едва сдержала счастливую улыбку.  

Следующим утром, когда студенческий отряд собрался на работу, я старшему заявила, что присоединюсь к ним позже, мне нужно забежать в медпункт помочь Маше. Подруга Наташа улыбнулась и понимающе кивнула.  

Вадима я застала уже в медпункте. Маша осматривала его рану. Все было нормально, рана была в хорошем состоянии. Я осталась довольна работой Маши. Та ловко сделала перевязку и снова заклеила пластырем.  

– Ну, видите, больной, тут мне больше и делать нечего. Маша сама прекрасно справилась.  

– Спасибо вам, доктор. А можно вас на пару слов?  

Я утвердительно кивнула. Мы вышли вместе из медпункта, и Вадим тут же обратился ко мне.  

– Оль, выйди вечером в 10 часов. Я приду, поговорить надо. Придешь?  

Отказать ему я не смогла, в его глазах было столько мольбы и надежды, что тут не удержалась бы любая. Я утвердительно кивнула.  

– Тогда я побежал. До вечера!  

Эта его просьба была неожиданной, и в тоже время для меня такой желанной. И этот его сразу переход на ТЫ, говорил о многом.  

Вадим  

Я уговорил Николая поменяться с ним нарядами. Николай должен был сегодня вечером заступать дневальным по лагерю. Вместо него сегодня заступлю я. Это давало мне возможность, отстояв свою смену, спокойно покинуть лагерь. При любой проверке на любой вопрос: «Где курсант Самойлов? », следует ответ: «В наряде». Этого было вполне достаточно. В наряд заступали мы втроем, стояли у тумбочки по 4 часа. Я заступил в первую смену и дежурил с 17 до 21 часа. Следующий раз мне нужно было заступать в 5 часов утра. До этого времени мне полагался отдых, который я хотел использовать для свидания с Ольгой.  

К концу моей смены на улице было уже совсем темно, поэтому покинуть лагерь незаметно мне не стоило труда. Без четверти десять я был уже в деревне и подходил к клубу.  

Придет или не придет? – мучил меня вопрос. – А если придет, то, что я ей скажу? Зачем вызвал ее на разговор? Потом для себя решил ничего не придумывать, а сказать ей прямо, что очень захотелось еще раз ее увидеть. А там пусть решает сама оставаться со мной, или уйти сразу. Но очень мне хотелось, чтобы она осталась.  

К самому клубу близко я не подошел, а остановился метрах в пятидесяти среди деревьев, окружающих здание клуба. Отсюда мне было хорошо видно ярко освещенное крыльцо клуба. Ровно в десять дверь отворилась, и на крыльце появилась женская фигура. В ней я сразу узнал Ольгу, и тут же поспешил ей навстречу. Она сошла с крыльца и направилась в мою сторону, еще издали заметив меня.  

– Добрый вечер, Оля! Спасибо тебе, что согласилась на эту встречу.  

– Добрый вечер. Так что ты хотел мне сказать?  

По его примеру, она тоже перешла в разговоре со мной на ТЫ. Это у нее получилось как-то естественно и незаметно.  

– Хочешь правду? Я не знаю что сказать. Поверь, мне просто очень захотелось тебя еще раз увидеть. Ты уж извини меня. Давай просто погуляем и поболтаем. Ты не против? Или тебе уже пора спать?  

Вместо ответа она повернулась и медленно пошла в сторону от клуба. Я пошел рядом с ней. Мы оба пока молчали. В темноте она споткнулась о какой-то камень, и я тут же взял ее под руку.  

– Вечер сегодня какой-то тихий и теплый, – попытался я начать разговор с нейтральной темы.  

– Синоптики обещают дожди в ближайшее время.  

– Да уж, это совсем ни к чему, какая будет тут работа? Только сидеть в палатках и ждать, когда день закончится.  

– Послушай, Вадим, а тебе не влетит, что ты убежал в самоволку?  

– Не волнуйся, я числюсь в наряде, отстоял свою смену и свободен до пяти утра.  

Несколько десятков шагов мы опять прошли молча.  

– Оля, как тебя называли в детстве? Олечка, Олюшка или даже Олешка? Как тебе больше нравиться, чтобы тебя называли?  

Она ответила, что в детстве ее называли Аленкой. Ей это имя нравилось больше всего. Я попросил разрешения и самому так ее называть. Она с улыбкой согласилась.  

Мы еще добрый час бродили по улицам деревни, болтая о чем угодно. Нам хорошо было вместе, и время летело незаметно.  

– Аленка, я тебя не задерживаю? Тебе ведь завтра рано на работу.  

– Ты хочешь от меня поскорее отделаться? – лукаво спросила девушка.  

– Ну, что ты! Будь моя воля, я бы тебя не отпустил до утра. Но мне тебя жалко. Завтра на работе будешь носом клевать.  

– Ничего, как-нибудь справлюсь. А вот тебе уже, наверное, пора.  

– Время терпит, еще только второй час. Можно еще немного побыть вместе. Знаешь, Аленушка, а как же завтра? Завтра я не смогу прийти. Приходи ты. На окраине деревни есть заброшенные двор и изба, метрах в ста от наших палаток. У забора есть уютное местечко. Мы с тобой там сможем посидеть на лавочке. И я буду на виду, вроде бы, не покидая расположение лагеря. Придешь? Приходи к половине восьмого. У нас с тобой будет полтора часа на свидание до вечерней поверки.  

– Ох, уж эти военные! Свяжись только с вами, сама будешь жить по часам, – шутливо ворчала Ольга, – ладно уж, приду.  

Я проводил девушку до клуба и вернулся в лагерь. Мне удалось еще два часа поспать до своей смены.  

Следующим вечером я ждал Ольгу у старого дома на лавочке. До этого я предупредил командира классного отделения, что буду здесь недалеко от расположения лагеря, и увижу, когда будут строиться на вечернюю поверку.  

Во дворе еще днем я заметил во довре брошенного дома одиноко стоящий куст желтых хризантем, и сейчас в ожидании Ольги приготовил ей большой букет. Ольга пришла практически без опоздания. Я вручил ей букет.  

– Спасибо, Вадик, очень приятно, но, по правде говоря, я больше люблю белые.  

– Хорошо, учтем на будущее.  

Мы сидели на лавочке у старого дома, тесно прижавшись друг к другу. Ольга попросила меня:  

– Расскажи мне о себе.  

– Ну что мне рассказать о себе? Родился я в семье ответственного партийного работника и врача. Жили мы намного лучше, чем окружающие. В детстве я имел все, о чем мог мечтать ребенок в моем возрасте. Учился я средне, в основном, был хорошистом. Троек было немного, да и пятерок тоже. Родители хотели, чтобы я поступил в институт. Но я прекрасно понимал, что с такими оценками институт мне не светит. Поэтому я пошел в военное училище. С детства моими игрушками были только машинки. Это увлечение я перенес и во взрослую жизнь. Теперь моей профессией стало автодело. Вся военная техника, которая движется по земле – моя, так сказать, область применения. Эта специальность пришлась мне по душе. Училище я окончил с красным дипломом.  

– А у тебя девушки были?  

– Ты кого имеешь в виду: женщин или девушек?  

– Тех и других.  

– Женщин у меня, до сей поры, не было. Девушки были, но до серьезных отношений не доходило. До училища в школе было увлечение, но оно так и осталось в детстве. А в училище не получалось. Какой девушке понравится кавалер, который приходит к ней раз в месяц, а то и реже? Да и никто мне серьезно по-настоящему не нравился. А вот ты мне понравилась сразу, сразу чем-то зацепила.  

– Хирургической иглой? – пошутила Ольга.  

– Нет, я серьезно. Когда ты в кабине машины уснула, привалившись ко мне, и положив мне голову на плечо, я почувствовал к тебе такую нежность, что хотелось обнять и больше не выпускать из рук, а ты преспокойно спала у меня на плече. Вот так.  

Я положил ее голову к себе на плечо и попытался ее поцеловать, но она отстранилась. Помотала головой и напомнила стихи Есенина: «Ты целуешь ту, порою эту…» и заговорила тихо и как-то печально, намекая на нашу случайную встречу, и упрекая меня в легкомысленном поведении. Я стал ей возражать.  

– Аленушка, ну зачем же ты так? Я же к тебе со всей душой. Ты мне нравишься по-настоящему.  

В ответ она призналась, что я ей тоже нравлюсь, но она боится влюбиться, зная, что у нас нет общего будущего.  

– Милая ты моя. Как мне хорошо с тобой! Никогда еще так не было. И совсем напрасны твои страхи.  

В этот момент я увидел, как из палаток стали дружно выходить курсанты, готовясь к вечерней поверке.  

– Все, Аленка, я побежал. Завтра придешь?  

Она молча кивнула головой, а я успел только на прощанье чмокнуть ее в щеку.  

(продолжение следует)