Исповедь неудачного гитариста.

Я будто заново пишу,  

И каждый раз я возвращаюсь вспять,  

Я будто подневольностью дышу,  

И каждый раз не забывал гитару брать,  

В моменты искренного навождения,  

Читаю вслух: "Бисмилла! "  

Играю на гитаре, пою стихотворения.  

О матерь божия, не речь, а старина!  

Моё будущее – война,  

Видимо, с личным невежеством, и со мной.  

Людские жизни – худая струна,  

Грубой рукой, и отбой.  

Где же было всё то мастерство,  

Что касалось моей игры,  

Когда собрался на вечер тот гарнизон,  

Слушать гитарные трели, заместо стрельбы?  

Не понять, не узнать, не прочувствовать,  

Жалость каждого на Земле.  

Слабость лодки, тону́щей в волне,  

Отчаянно мечтающей всплыть,  

Где-то в загробной стране,  

Беззаботно по Стиксу гладь рассекать,  

Чтобы помнить, каково это, да на той стороне.  

Я играл бы себе на потеху,  

Если б дар не отравлял отчуждением.  

Я прошёлся бы творческим и бессмертным шествием,  

Если б люд не давился со́ смеху.  

Мои пальцы озябли в бесплодном труде,  

Затачивая единственный жизненный навык.  

Мои мысли похожи на те,  

Что приходят во время драки.  

Они долгое время гниют,  

Заполняя душевную рану,  

Забирая последнюю свободную карту,  

Разбивая на ставки, даже детский приют,  

Позавидуют не только себе, но и мёртвому брату:  

Погибшему брату эмоций и чувств.  

Как хотелось порою мне бросить моё ремесло,  

Невольно слабеющее своим естеством.  

Но каждый раз, озираясь назад,  

Я думал: "Не зарос ещё сад,  

Чтобы чистить его от смерды чертей,  

Преклоняющих движение в распад. "  

Столько вопросов, но я постараюсь каждый задать,  

Торопиться мне некуда, особенно накануне.  

Так позволь же, усопший боец, мне спросить,  

Помогали-ли песни, в твоей предсмертной дрёме?..  

Бельмом сострадания ослепла зеница,  

Закрывая собою вред разложения желаний.  

Делая субъективное добро, мне до сих пор не спится,  

От той дилеммы, что смерть – предел моих мечтаний.  

Хотел в нотной бумаге зарыться,  

Не видя в Солнце чёрный и синий.  

Искал не там – призна́ю вину,  

Заня́л я денег – но кому?  

Откуда купюра в моих ладонях?  

И почему иду, и не смотрю?  

Ответ единственный здесь верный,  

Прошёл мучительный я путь,  

Пусть даже и не первый.  

***  

Озираясь назад, размышляешь, насколько легко давались некоторые жизненные вещи, ибо всё окружающее было непомерно малым, сравнивая с обозрением окружающего от сегодняшнего тебя. Настоящее – чёрная туча, несущаяся вперёд, будучи словно бесконечной от своей накопленной годами влаги. Будущее – грёзы, недоступные людям, живущим среди мрака нагневанных небес. Впереди, среди вязкой глиняной дороги, обагрённой боковым светом пробивающейся звезды, внутри сей фантасмагории умных заключений и неоправданно тяжёлых слов, зиждется невнятное "оно", которое ждёт.  

Держа банкноту в мокрой, холодеющей от отсутствия сил руке, Гитарист с последней памятью за плечами, шагал к тени. Шторм рассеялся было, перед лицом расступающейся бездны, что имела больше полномочий на существование, чем кто-либо живший, и она принялась за своего внеочередного сына.  

Человек упал навзничь, смотря на радугу.  

Туча рассыпалась, со смертью владельца.  

И Гитарист, морщась от влаги,  

Выходил из жалкого те́льца.  

Не вспомнить более всего,  

Но произошедшее только начало.  

Сожрут несчастного его,  

В дымящихся подвалах.  

И будто заново.