Притащила я эту гадость домой. Маленькую такую, скользкую. Положила перед собой на столе и пялюсь. Что за ерунда-то такая? Шмякнулась мне прямо за шиворот.
Шла злая по улице Вилковой, взбешённая жутко нахалкой этой, Валькой с продуктового. Что не спроси – все у нее всегда свежее, только с машины! Как вывалила мне селёдку, а от нее такой штын стоит…стерва, а не женщина! Я ей так и сказала, что селёдка эта бздит как из ее подмышек! Пусть её алкаш Ванька рыбу эту ест!
В общем, вылетела я вся на нервах, сил нет, ноги не держат, бегу в аптеку за валерьянкой. Потом, значит, на почту зашла письмо заказное отправить, заодно на Павла Ивановича начальника посмотреть, шляпу свою показать. Умный мужчина, жуть! Интеллигентный, он оценит. Дальше же надо ещё в банк сходить, за газ заплатить наперед – мало ли что потом, война, голод, смерть, а у меня квитанции. Постояла в очереди. Там тоже одни сволочи! Вот если б в церковь ходили, то знали, что высшая ценность – сострадание! Никакого уважения к возрасту! Дети у них, работа, без очереди лезут. Ну, я как умею матом накрыла, грудью на кассу легла: «Не пущу! -говорю, – Я -пенсионер! У меня возраст! И сердце! И льготы! И вообще вы все нам за все наши муки должны! Навечно» – и валерьянку так из сумочки накапала, накатила. Отпустило. Сволочи.
Смотрю потом до сериала час ещё. Пойду на лавочку к Люське. Посижу, узнаю об этой новой соседке с четвертого подъезда. Странная какая-то. Больная, наверно. Все время улыбается и на какую-то йогу ходит. Лучше б в церковь ходила. Дура. Люська тоже, кстати, старая шлюха. Строит глазки Петровичу вдовцу нашему с 46го дома. Пироги таскает, варенье, бигуди крутит, и смеётся так по-идиотски, как припадочная, когда он старые анекдоты рассказывает. Я ещё в школе перестала с них смеяться. Срам один. Старая ж баба! На три года меня старше. Фу!
В общем ковыляю я по тротуару нашему раздолбанному и тут -шмяк! Что-то мокрое, холодное, прям за шиворот! И стекло по спине. Я, естественно, как заору, давай прыгать, извиваться, блузку с панталон достала, трясу ей. Оно и плюхнуло на асфальт. Растеклось как сопля по раковине. Смотрю на него, а она такое…. Интересное. Медуза что ли какая-то…цвета меняет все время, то золотом отливает, то серебрится, то бирюзовое как океан в телевизоре, то жёлтое как солнце, то прозрачное как вода… и шумит! Как море какое-то волнами, словно в ракушке. В кучку стянулось и тянется ко мне как дитё, словно я его засасываю. Огляделась по сторонам – нет никого, достала я платок и в сумку его сунула. Вещь точно дорогая, важная, раритет какой-нибудь. Надо брать и домой его нести. Можно ж продать потом дорого.
2.
Сижу, значит, смотрю. Оно трясется как желе, и картинки меняет, переливается как жемчужина перламутром. Потом давай ко мне перекатываться, вытянулось над столом как суслик какой-то, и как будто в глаза мне смотрит. Я пальцем в него и тыкнула. А оно на меня раз! и залезло целиком. Натянулось как чехол на зонтик. И сижу я на этом стуле вся в липком шаре, он меня стянул как веревками, я и пошевелиться не могу.
И тут как давай картинки мне показывать перед глазами как в кино в молодости – сначала хорошо все так показывало! Море широкое такое, красивое, шумит, плещется. Я на море лет 20 не была как Коленька умер. Так я люблю его, море это! Ой! Вот и я с Колей на пароходе плыву, смотрю на синие волны, он меня за руку держит, нас качает. Нам 25. Только поженились. Я молодая, красивая, на мне синее платье в белых горох. Ох, как Коленька его любил! Стройная, тонкая, кучерявая. Пароход качается на тихих волнах, Коля молча смотрит в даль, а я на него и на море. Как давно это было...
Картинка сменилась – Коля сидит на диване, за голову держится, а я хожу перед ним, платьем новым шелковыми помахиваю и рассказываю, что не время сейчас рожать! Квартира мала, всего 2 комнаты, ему работать много надо, дети мешать будут, да и я на работу только устроилась. Повысить уже обещали! Кто ж беременную повысит-то! Аборт сейчас почти все делают! Успеем ещё.
Не успели… Три выкидыша.
Потом вдруг я оказалась в кухне нашей. Котлеты жарю, злая…почему, не помню. Коля с работы приходит. Дипломат свой на кресло поставил и грустно, сутулясь ковыряет шнурки в коридоре. А я, почему-то, кричу ему, что он долго опять так! Второй раз котлеты грею. Мусор опять забыл вынести утром!
Коля, идёт в ванную. Долго моет руки. Роняет мыльницу… Я опять ору. « Иди, – говорю, – есть. Сколько можно копаться? ». И тарелку так на стол швырнула. Он тихо сел, плечи опустил, шею втянул и давай вилкой по тарелке елозить. Я давай рассказывать, что вот у Светки секретарши шефа моего, новая шуба. Между прочим писец! А у меня, мол, мой соболь совсем вылез уже. Как бомж на работу хожу. И посмотри на этот диван! Стыдно людей в дом позвать! Что значит и не приходит никто? Так и не будет, зачем позориться то перед людьми?
Много всякого я говорила, пока Коля молча жевал и кивал. Глаза такие усталые, взгляд отрешенный, пальцы длинные, худые аккуратно отщипывают хлеб маленькими кусочками и отправляют их в рот. Как я не видела, что он такой худой? Синяки такие под глазами…
И все позднее и позднее стал приходить Коленька ужинать, пока совсем не пришел. Инфаркт на работе. 46 лет всего было…
Потом эта дрянь начала показывать как я квартиру родителей у сестры своей отсуживала. У нее трое детей было и муж инженер на заводе. Нищеброд, в общем. Жили они вместе с родителями, но когда их не стало, я решила, что это несправедливо вот так все оставить. Наследство должно делиться пополам. Отсудила. Выселила их. Они ютились по съёмным, потом купили старый дом в селе и там и остались жить. Думаю хорошо жили. Свой дом, хозяйство, дети на воздухе. Спасибо ещё могли б сказать. Только никогда больше я сестру не видела. Померла она, звонила племянница в прошлом году. Но я не поехала. Свечку поставила. Радикулит у меня. А деньги свои я тогда в МММ вложила…
Так мне тошно вдруг стало! Так нехорошо! Комок к горлу подкатил, в груди давит! Все! думаю, инфаркт теперь у меня будет. Сейчас к Коленьке своему и к сестре пойду прощение просить! И давай из слизи этой выбираться, плакать, рвать руками ее, скидывать на пол. Так нещадно я мяла ее и бросала, словно это она виной всему, что видела была. Сволочь такая, дрянь мерзкая, пакость брехливая! Чем больше я ее снимала, тем чётче понимала, что жижа эта – та ещё гадость! Никакой ценности в ней нет! Грязь да и только. И картинки мерзкие, не так все было совсем! Душу пачкает мою добрую ложью своей вшивой! И так собрала я ее веничком в совочек тщательно и через форточку – шух! и выкинула!
« Вот пакость какая, дрянь! », – крякнула я и поспешила сериал смотреть. Чуть не пропустила всё. Сволочь!
Авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице.