О, САЛЬВАДОР!

Как-то рано утром она вышла на встречу своей судьбе в лёгком ситцевом платье в мелких горошек, маленькой соломенной шляпке и с крошечной сумочкой наперевес. Вприпрыжку спустилась по ступенькам своего подъезда, выскочила на залитую солнцем, обогретую июлем улицу и лёгкой, подпрыгивающей походкой уплыла на встречу своего рокового дня. Утро только начиналось, люди спешно суетились по своим делам, шумно гудели машины, звонко кричали дети на площадках и все вокруг двигалось в том быстром темпе, который обычно задаёт активное лето.  

Наша рыжеволосая, тонкая Вероника спешила на встречу с подругой. Они очень давно не виделись, у обеих была масса историй друг для друга, обеим хотелось поделиться своими юными радостями, увлекающими интересами и просто весело провести время.  

Встреча назначена была в любимом кафе на берегу реки. Она пришла раньше, заказала большую порцию сладкого латте и уместилась в тени большого зонта за столиком у самой реки. Небо было чистым, солнце тепло согревало и румянило ее длинные, светлые ноги, осыпало веснушками ее курносый носик, и разливало безмятежность по всему телу. На несколько минут она представила себя котом, который нежится на этом кресле, прищурив глаза, мурлыча свои кошачьи песенки. Она любовалась играми зеркальной глади, трепетом яркой зелёной листвы, наслаждалась запахами ароматной выпечки и все ей тогда казалось прекрасным, все вокруг крутилось для неё, и мир казался тогда абсолютно дружелюбным, светлым и радостным.  

Через несколько минут на соседнее кресло шумно шлепнулась подруга. Она радостно протягивала руки для объятий, целовала щеки и улыбалась, белоснежной лучезарной улыбкой. Подругу звали Лена. Это была хорошенькая блондинка, с пышной грудью, очаровательной улыбкой и задорным нравом. Она часто смеялась, много говорила и от нее исходил всегда такой особый свет, на который с упоением слетаются все находящиеся поблизости мужчины. Лена знала свои чары и преимущества, потому сегодня на ней было соблазнительное красное платье, подчёркивающие чарующую грудь, ножки ее продолжал высокий каблук и на носу блестели черные, изящные очки.  

– Я сегодня буду не одна, дорогая! – быстро произнесла она, игриво закусывая нижнюю губу, и сверкая на Веронику глазами.  

– Как не одна? Мы же хотели посекретничать! Это не честно! – обиженно произнесла Вероника, хлопнув себя по коленке.  

– Я не могла ему отказать. Он очень хотел выпить со мной кофе… Не смей обижаться! Всего одна чашка кофе и он обещал оставить нас наедине до самого вечера. Ну а вечером, – тут она хитро хмыкнула и закатила игриво глаза, – а потом я вся его! Он необыкновенный!  

–Ой, Ленка! Сколько раз я уже это все слышала! У тебя как необыкновенный, так самый лучший, – засмеялась Вероника, – только потом ты встречаешь ещё более необыкновенного и так до бесконечности!  

–Не будь такой занудой! Он и вправду такой... Другой, понимаешь! Я рядом с ним плыву как молочный шоколад на солнце…-тут она откинулась на спинку стула и, действительно, как будто расплылась в нем.  

Через какое-то мгновение над их столиком нависла темная тень. Тень весело поздоровалась бархатным баритоном и Вероника подняла глаза. Заслоняя солнце, обрамляясь в его свет, словно лик святого, перед ней стоял высокий брюнет в светлой рубашке и аккуратных, выглаженных брюках. Он ослепительно бил в глаза шикарной улыбкой, отсвечивал блеском черных, густых волос, зачесанных мягкой волной к вискам и представился:  

– Олег. Очень приятно познакомиться.  

Лена тут же вскочила к нему, взяла его под руку и что-то много-много говорила Веронике. Не обращая внимания, на подругу, которая поплыла следом за шоколадом. Ее кинуло в жар, сердце ее сумасшедше колотилось, во рту пересохло и мозг отказывался взять себя в руки. Этот Ленкин необыкновенный мужчина совершил переворот в ее юном сознании, поднял бунт на корабле ее тихой гавани, взбудоражил тайные, спрятанные от посторонних глаз желания, и она просто сидела, сбитая с толку, поверженная громом и застигнутая врасплох своей неожиданной влюбленностью, хлопала глазами и всячески пыталась воссоздать непринуждённый вид. Это у нее выходило плохо, потому она выдавливала глупую улыбку, кивала головой и теребила волосы.  

Она знала его. Когда-то давно они переписывались в группе любителей Сальвадора Дали. Обсуждали картину Сон… Он точно описывал состояние уязвимости тела во сне и как оригинально художник смог это передать. Потом они долго писали друг другу. О картинах, стихах, музыке, ночах, звёздах… Он даже написал ей стихи. Очень трогательные. Просил о встрече. Но она так и не решилась… Ей было восемнадцать и она боялась доверять историям из интернета. Он прислал ей тогда свое фото и написал: «Если ты когда-нибудь меня встретишь – напомни мне о безмятежности сна и я все пойму».  

И вот сейчас он стоял перед ней, изменившись, конечно повзрослев, обзаведясь густой щетиной и особым шармом, тем который заставляет таять нежные девичьи сердца. Ленка усадила свою жертву на стул рядом, рассказывала как они познакомились в галерее, где она работает, как он сходит по ней с ума, и как она взаимно любит его голос. И ещё много-много разного щебетала Лена, не обращая внимания ни на подругу, ни на ее потерянный вид.  

Видно было, что Олегу были неудобны похвалы его пассии и он смущённо отводил глаза, поддакивал ее рассказам и видимо, жалел, что ворвался в их круг. Когда он начал собираться, Вероника сама не понимая зачем, пожимая ему руку на прощание, прошептала: «Уязвимость сна в его безмятежности». Потом она вскочила на ноги, потрусила телефоном и, извиняясь сообщала, что вот только что у нее появилось неотложное дело, большая беда и ей надо срочно удалиться. Быстро поцеловала подругу и сбежала в открытые ворота кафе, словно до этого она сидела в нем в заточении.  

Потом был странный вечер. Она сидела в полной тишине в своей пустой квартире пытаясь понять, что это было с ней и почему она никак не может забыть его, угомонить свои мысли и чувства, которые охватили ее, болели ей, жаждали поддаться, сводили с ума.  

Она прикрыла глаза, мягко опустилась на мягкие подушки дивана и разрешила себе мечтала о нем. Он пришел тонкой дымкой в ее комнату. Наклонился над ее телом и поцеловал. Долго, ласково, накаляясь и обжигая. Потом была страсть, та захлёстывающая волна безумия. Когда отключает мозг, мысли, рамки, ограничения и здравый смысл. Все затапливает жаром огненной лавины. И она горела, пылала, касалась, отдавалась и захватывала. С жаждой желания возносилась на пульсирующем гребне удовольствия, и падала в шумном выдохе, потом опять взлетала в исступлении на самую высокую частоту наслаждения и вибрировала. Долго, неистово, боясь вдохнуть, напрягаясь всем телом в наваждении и задыхалась. И снова тонула… Проваливалась, замирала и вскрикивала, теряя опору, мир, реальность и саму себя. Ничего не было кроме этого желанного тела, ее трепещущей плоти и этого обжигающего пространства совместного апокалипсиса. Вдыхала пряный запах эротической сладости, пульсировала горячей волной взбудораженной крови, ощущала как по коже нежной волной накатывают мурашки и извергалась. Взрывалась теплой нежностью, горячей влажностью и громким выдохом в последний жаркий поцелуй. Эрегировала, отпускала душу и возносилась в сладкие неги блаженной нирваны, тонула в безмятежности хрупкого, сальвадоровского сновидения, теряя бренность, тяжесть и уязвимость собственного тела…