Нимфы, кошмары и другие монстры поля из одуванчиков

Воодушевление:  

Я шёл по просёлочным дорогам с лёгкостью жизни на лице и спящим ужасом в душе. Слева и справа от меня были деревянные заборчики, которые позволяли насладиться клумбами, газонами, которые вырастили людишки, что сейчас, с абсолютным спокойствием на лице, сливаются с природой, потягивая бокал чего-то крепкого или игристого.  

В городе их, как кошмарная тень, преследовала суета. В один день они могли часом впадать в злобу, часом другим в отчаяние, а под конец для веселиться и радоваться этим кратким моментам цветущей жизни.  

Дедушка, на лице которого, как лучики солнца, играла безмятежная радость, поставил прямо на дорогу стульчик и, сидя на нём, любовался только что подстриженным газоном. Казалось, в этом месте вся ненужная суета, как роса на рассвете, испарялась, оставались только действительно важные человеческие заботы, которые приносили исключительно радость.  

Птички напевали сладкую песню, которая ласкала, будто мама-кошка своих котят, мои уши. Ничего прекраснее, кроме слов родной матери, услышать в этом мире невозможно. Где-то далеко в лесочке, начала отсчёт моей жизни кукушка. Неосознанно и я начал считать года, которые уготованы мне на этой Земле, но вскоре, осознав бессмысленность этого занятия, я продолжил слушать душевную песенку птичек.  

Солнышко уже выстроило незримы столбик, между мной и собой, когда я подходил к отцовской пристани. Мой папка давно куда-то пропал, его даже по-людски не похоронили, но он часто любил сплавляться со мной по нашей речушке, собственно, за этим я сюда и пришёл.  

Отвязав лодочку, и, взяв в руки громоздкие весла, я начал свой заплыв. Речушка пахла замечательно, этот запах так и навевал свободу. В речке со мной плавали опавшие листики деревьев, над речкой летали стрекозы и белые пушинки. Я проплывал покосившееся дерево, на которое приделали тарзанку, на которой летом детишки резвились и кричали, не жалея горла. Папка часто заглядывался на речку, она его будто зазывала к себе, но я не находил в этом занятие ничего такого.  

Наконец я подплываю к рыхлому бережку и привязываю лодочку к хиленькому деревцу, что бы не уплыла. Папка давно покинул меня, он точно отправился к звёздам, и почему людей они так притягивают? Будто кто-то им сказал, что на Земле их будут преследовать одни кошмары, а на звёздах их нет. Но это же неправда – всегда думал я.  

Передо мной старенькое дерево с жесткой карой. Людей всегда манила высота, иначе бы они так не стремились к звёздам, что, несомненно, находятся выше всего, что есть в этом мире. Мне же хватает этого деревца. Гляжу я на него, и так и хочется обернуться птичкой, взмыть на самую верхушку и напевать сладкую песню случайным постояльцам этого лесочка. Я хватаюсь рука за ствол, и жёсткая кара начинает рвать, резать мою кожу. Я взбираюсь всё выше, пока не достигаю самой верхушки и не сажусь на крепкую ветку. На моих руках многочисленные ранки, из них течёт кровь. Но они лишь доказательно того, что я сам забрался на это дерево, своими рука. Доказательство того, что я не пытался отрастить крылья и долететь до верхушки.  

Этой высоты хватает, чтобы по-другому посмотреть на мир. Поляна из одуванчиков, что располагается в этом лесу, стала похожа на звёздное нёбо, речушка на маленький ручеёк, деревья вдруг стали такими маленькими, а моя лодочка стала больше походить на муравьиную.  

Я просидел здесь до того момента, пока не начали мерцать звезды наверху, и пух внизу. На такой высоте кошмару меня не достать, на такой высоте, я отчётливо вижу, как мой папка отправляет мне сигнал с его звезды. Кажется, он говорит что-то вроде: ты проживёшь лучшую жизнь. Наверно, эти слова говорит каждый отец своему ребёнку.  

Луна начинает меня призывать на небеса: пошли с нами, на земле одни кошмары, в воде одни нимфы, а на небе такого нет. Я всё так же сижу на веточке, на самой верхушке дерева и, не краснея, смеюсь в лицо полной луне.  

Ранки напоминают мне, что я слишком много сил приложил, что бы забраться на эту верхушку, что бы в момент поддаться этой мании и упасть, оседлав падающую звезду.  

Ненависть:  

Я всё ещё был во сне, но моё сознание уже пробудилось. Всё что я хотел, это поскорее проснуться. В моём животе образовалась чёрная дыра, именно так ощущалась эта боль. Сердце стучало так, будто я был на волоске от смерти. Как же я хотел проснуться. На подушке ощущалась слюна, которая вытекала из моего открытого рта, который не мог закрыться, ибо он был единственным средством доставки кислорода в мой организм. Кошмар буквально метал меня по всей кровати, хоть я и не видел своей комнаты, но был уверен, что подушки и одеяло уже точно валялись на полу. Где-то за открытым окном лаяла собака, будто она знала, что меня полностью поглотил кошмар. Лучи солнца как могли старались пробиться сквозь мои веки, но их бесплодные попытки ни к чему не привели. Страх будто приковал меня к кошмару, как бы я не хотел, разомкнуть глаза я никак не мог. По чистой случайности, ворвавшейся в мою комнату, ветер опрокинул несколько баночек с краской. Звук разбившегося стекла пробудил меня, как ведро холодной воды.  

Как я и предполагал, по комнате были разбросаны мокрые от моей слюны подушки, одеяло, приняв странную форму, валялось недалеко от подушек. Я взял с тумбочки полную склянку и опустошил её за несколько секунд. Собака всё не успокаивалась, но действие снадобья не заставило себя долго ждать, и её лай уже слышался где-то далеко за пределами моей вселенной.  

Я быстренько оделся и взялся за половую тряпку. Краски на полу создали какую-то до боли знакомую картину. Я уже успел забыть свой ночной кошмар, но картина на полу вызывала те же чувства, что и он. Дрожащими то ли от снадобья, то ли от страха, рука я начал протирать пол.  

Солнце уже во всю освещало этот ничем не примечательный день. Непримечательный потому, что я никак не мог взяться за кисть, теперь вот ещё и краски размазаны по полу. Я взглянул на тумбочку и с печалью заметил, что склянки со снадобьем тоже кончились. Всё говорило об одном, надо идти в магазин.  

Я вышел из дома на участок. До отвращения белый холст стоял на траве в ожидание того самого момента, когда я осмелюсь к нему подойти. Вдруг холст стал каким-то серым, подняв голову, я с удивлением заметил, что солнце закрывали тучи. Не к добру – подумал я, но всё же, взяв связку ключей, открыл калитку и вышел на просёлочную дорогу.  

Путь мне предстоял неблизкий, но и не такой далёкий, чтобы откладывать его до завтра. Ещё одну ночь без снадобья я точно не переживу.  

По бокам виднелись прозрачные сетчатые заборчики. Из-за одного из них послышались шаги, они были быстрые и мягкие. Через секунду я вздрогнул от неожиданного лая из-за забора. Это была соседская собака, так как не силён в породах, могу только сказать, что это была мужественная собака, которая с нечеловеческой страстью охраняла жилище своих хозяев. От макушки и до кончика хвоста шерсть была чёрная, как и на кончиках лап, вся остальная же шерсть была светло-рыжая.  

Собака начала нарезать круги вокруг своей оси, всё так же злостно лая на меня. Вероятнее всего, ей казалось что во мне сидит какое то космическое чудо, которое пугает её не меньше чем меня, вероятнее всего она считает своим долгом предупредить своих хозяев, что рядом с их жилищем проходит живой инкубатор кошмара и что следует как можно скорее что-то предпринять.  

Наконец я отдаляюсь достаточно далеко, что бы не слышать её назойливый лай. Всё же хотелось бы хоть раз в жизни взглянуть на мир глазами собаки, или хотя бы глазами другого человека. Мои глаза меня точно подводили, нет, действие снадобья уже прошло, дело не в этом.  

Трудно даётся объяснять такие вещи, но я постараюсь, всё же моя профессия заключается именно в этом.  

Зачастую, всматриваясь в картину нашего мира, начинаешь замечать помехи, блики, шумы, как на старом телевизоре. Возможно, это некорректная работа моих глаз, возможно это нестабильная работа моего мозга, а может это кто-то транслирует картинку мне прямиком в мозг, а сам я подключен к машине, которая позволяет мне ощущать всё, что я вижу. Ведь, когда я начинаю видеть непонятные точки на своей картине мира, даже запахи становятся какими-то неправильными, а тело будто теряет все нервные клетки, и ты уже ничего не чувствуешь.  

Хорошее объяснение дала мне эта собака. Какая-то космическая тварь, ехидно улыбаясь, сидит на самой далекой звезде и издевается надо мной, показывая мне нереальную картинку, а по ночам, она отрывается во всю и шлёт мне эти ужасные кошмары, которые, в силу посредственности моего мозга, я не могу воспринять и запомнить, я могу лишь трястись от ужаса и молить всех богов нашего мира, что бы какая-нибудь случайность разбудила меня.  

Тучи своей серость уже закрыли всю приятную голубизну неба, когда я шёл обратно в своё пристанище из магазина. Первые капли вселяли в меня надежду, что дождь будет несильным и перед самой кульминацией я успею дойти до своего домика, но стоило мне отпустить эту мысль, как дождь полил, как из ведра.  

На пол пути к своему дому, я уже промок до нитки. Быстро смирившись со своим плачевным положением, я стал находить в этой прогулке, какую-то занятную эстетику. Когда легкий дождь превращается в издевательский ливень и кроет тебя с ног до головы, он как бы приоткрывает тебе твою собственную сущность – никчемного мокрого склизкого гада, который больше всего на свете ненавидит себя, из-за чего в последствие он ненавидит весь мир. Эта мысль показалась мне занятной, но не успев её хорошенько обдумать, я вспомнил, что оставил холст на участке и побежал, шлепая по лужам, как непослушный мальчонка.  

Конечно же холст уже промок, и как бы я не спешил, этого изменить я не мог, но от осознания этого я не сбавил скорости. Столько дней стоял этот холст, никак я не мог к нему подойти, и вот те на, его скоро и вовсе не станет.  

Добежав до дома, я само собой в первую очередь понёс холст к печке, затопил её, и оставил холст сушиться. Сам же пошёл смывать с себя ненавистную мне натуру.  

Всё ещё с мокрой головой я наблюдал как маняще танцует огонь в печке и сушит мой мокрый холст. Я не хотел ложиться спать, я боялся, меня только и ждал кошмар, чтобы поглотит меня целиком и оставить от меня только плоть, которая на автомате прожила бы за меня мою никчемную жизнь.  

Я взялся за холст, открыл краску и начал писать. Из кровати, из-за моего плеча, наблюдал кошмар. Он уже потерял всякую надежду дождаться меня до рассвета. Он испарился, вместе с росой на рассвете.  

Мания:  

Меня разбудили тусклые лучи солнца, что светили мне из-под туч, цвета бетонных стен моей квартирки, стен, которые скрывали разноцветные обои, которые при тусклом свете солнца, казались серыми. Я начала нарезать круги по квартире. 20. Как же я хочу любить. 30. Как же хочу, чтобы меня полюбили. 50. Как же я хочу…  

Мои стены, кажется, умножали печаль от моего одинокого существования, из-за которого я с самого утра, даже не одевшись, прожила свой обычный день. Моя мания уже стала больше, чем я, и превратилась в мой кошмар.  

Я редко выходила на улицу, но, когда всё же оказывалась на воле, я очерчивала на асфальте всё ту же небольшую квартирку, в которой я жила.  

Меня покусывала скука, пожирала и сплёвывала печаль. Эти кошмарики, кажется, находили мою постель вполне пригодной для их временного пристанища.  

Так же, как солнце пыталось вырваться из туч, я пыталась вырваться из петли, в которой я застряла. Была ли эта петля моя квартира или моя мания, я не знаю.  

Знаю лишь, что осколки от банки варенья очень сильно могут порезать кожу, если неаккуратно их собирать.  

Кровь казалась куда ярче солнца. Я начала скупать склянки от кошмаров, но они не помогли мне разрезать, рассечь, вырваться из той петли, в которую я сама себя загнала.  

Кровать начала смердеть, всё больше кошмаров стало там появляться, из-за этого я даже ночью продолжала нарезать круги по своей комнатке.  

60. Как же я хочу космической любви. 70. Как же я хочу, чтобы варенье совершило мягкую посадку и весь экипаж в экстазе захлопал, будто бы они узрели это впервые. 90.  

Может всё-таки не зря соленья так далеко убирают от меня. Может падение с большой высоты это тоже самое что петля.  

По всей комнате разбросаны склянки, они стеклянно гремят, когда мои ноги касаются их при очередном обходе моих владений. 100. Как же я хочу убежать отсюда. 110. Как же я хочу перестать считать круги. 130.  

Эти стены признаны сдержать меня или же это моя мания хочет удержать меня в этих стенах, я не знаю.  

140. Как же я хочу ответов. 150. Как же я хочу увидеть свет яркого солнца. 170…  

Вечность:  

Под едкой жижей из хрупкой склянки меня вновь поманило к ней. Незримым канатом эта нимфа тянула меня к себе как земля притягивает моё безобразно тело к себе. Это притяжение душило меня похлеще петли, что, казалось, была все жизнь на моем горле.  

Воздуха не хватает что бы описать все мои желания, чтобы дойти до дома и провалиться в отрезвляющий сон. Страхи растворялись, стоило образу нимфы предстать в моей голове. Слово ужас, страх, кошмар, просто растворялись в моей памяти.  

Эта кислая жидкость перестал подначивать мои нейроны на гонки в моей голове, и я стал забывать, как тепло бывает в её объятиях, мой нюх перестал воспринимать её запах как что то не с этой земли. Цели, что в моменты трипа от зелья терялись в чёртово омуте пошлых желаний, стали яснее чем небо в прекрасный летний день. Холод же стал ощущаться как миллиарды ножей, что так хотят раскромсать мою душонку на мелкие кусочки. Что же я в самом деле хочу? Ответ найти дано лишь мне, но как подлая мышь он прячется в свою незримую норку, стоило мне приметить его в тёмном закоулке (своего рассудка? ).  

Провалившись в ясный сон, предо мной то и дело мелькали кадры романтичных фильмов со мной и ней в главной роли. Кто не хочет почувствовать себя кинозвездой? Я не хотел просыпаться, я был готов остаться там навсегда, откинув кислую, как эликсир, реальность подальше от меня, от наших не свершившихся мечт. Меня хватил приятный мандраж, даже сквозь сон я чувствовал, как в экстазе тряслось моё тело. Сердце точно хотело пробить мою хилую грудь и залить алой, как её губы, кровью то место, где я в последний раз пребывал в реальности  

За окном уже во всю текла жизнь, но она меня мало интересовала, я был готов пересматривать фильм, снятый моим избалованным сознанием, раз за разом. Здесь не было места слезам, печалям, всему негативному, что там искусно скрыла от нас жизнь.  

Очередной взрыв сверхновой создал темнейшею черною дыру, которая поглотила меня без особого страдания.  

На утро, меня забрал беспощадный злобный монстр, никто даже не прознал о моей счастливой кончине, я один из немногих, кто нашел легкий способ упокоиться с миром и прожить целую необузданною вечность.  

Искупление:  

Последнее, что я помню, это лесная тропинка, которая вела меня к автомобильной дороге. Я не надеялся там встретить кого-либо, это была самая настоящая заброшенная дорога, на которой изредка проезжали заплутавшие путешественники. Лишь удача помогла мне тогда, случай, который поменял мою жизнь навсегда, точнее было бы сказать, что этот случай в принципе позволил мне жить дальше.  

Я помню, как начался сильнейший на моей памяти дождь. Помню раскат грома, который прозвучал, скорее, как неземной вой, рык, а может и лай. Я уже почти пробрался сквозь заросли и грязь к дороге, как за моей спиной послышались нечеловеческие звуки, да ни одно живое существо не могло настолько сильно исказить голос! Не смотря на моё плачевное положение я все же в страхе оглянулся, тщательно осмотрев все ближайшие кусты, где могло сидеть это нечто. Убедившись в том, что ничего нет, я тут же вспомнил что из моих рук, как из шланга, хлещет кровь.  

Шансов выжить у меня почти не было, поэтому в голову начали приходить забавные мысли. К примеру: грязь, которая налипала на меня, давала мне понять, что я иду по ровно такой же дороге всю свою жизнь, на мне так же скапливалась вся грязь нашей планеты, как сейчас, как же забавно было прочувствовать это в живую, жалко что мои выводы мне скорее всего больше не пригодятся.  

В дали свернула молния, как я позже понял, так как сначала она мне казалась оскалом какого-то злобного существа, которое так и жаждет проглотить меня.  

Дождь звучал, как помехи на радио, мне трудно было понять что кто-то, не жалея глотки окрикивает меня.  

Первое о чем я подумал, наконец увидев, что ко мне подъезжает какой-то незнакомец, не о своём чудесном спасении, а о том, откуда в нашем мире ещё берутся повозки с лошадьми, которые проезжают по автомобильным дорогам.  

–Господин, да вы на трупа похожи больше, чем моя давно почившая матушка, царство ей небесное, – мужчина на повозке перекрестился.  

Даже в таком положении это вызывало у меня нелепый смешок, который он не заметил. Я не был похож на трупа из-за того, что потерял несколько литров крови, я был похож на трупа с самого рождения, просто явные признаки этого проявились в юности, когда мои глаза краснели с каждым днем, больше походя на два, маринованных в вине яблока, когда на моём теле, каждую ночь появлялись непонятные шрамы, порезы. Ещё в школе моя кожа начала обвисать и покрываться множеством морщин. Казалось, я просто быстро взрослею, но на деле, это ощущалось так, будто кто-то другой живёт за меня и не жалеет ресурсов моего и без того хиленького тела. Не смотря на все это, выглядел я, как интеллигент, наверно поэтому этот мужчина обращался ко мне "господин", хоть он и был явно старше меня.  

–Давайте помогу забраться на повозку, у меня где-то были бинты.  

Кое как я улегся на повозку и она тронулась, куда, я не знаю, мужчина что-то говорил, но мои мысли перекрывали всё, что он пытался до меня донести.  

В тот момент я не думал о том, как бы быстрее себя перевязать, как бы спасти себе жизнь и дотерпеть до ближайшей больницы или более-менее пристойного дома, где есть нормальная аптечка, я думал только о том, какой я трус, какой я дурак, что слабее поступка в мире не существует, чем тот из-за которого из моих вен сейчас наружу вытекает сладко алая кровь.  

–Отвезу вас в нашу больницу, вы только господин не смейте мне умирать!  

Знай он о том, что я сделал, он бы не был так добр. Больше из-за инстинкта самосохранения чем из-за собственного желания я все же смог перевязать свои руки и кровь больше не лилась рекой. Я не гадал успеет ли он довести меня до больницы.  

–Но-но, господин, не смейте помирать!  

Я гадал на сколько его поступок стоит моей слабой души, которая не смогла больше оставаться в сознании, и когда сквозь тучи начало пробиваться солнце, я пал в беспамятство.  

Очнулся я на мягкой койке, которая своим поскрипыванием говорила о том, что она много старше меня и скорее даже старше моих предков. В воздухе витал какой-то до боли знакомый и неприятный аромат. Я стал оглядываться вокруг, даже не пытаясь сдвинуться с места, понимая, что это бесполезно, в не особо большой палате, стояли ещё две койки с пыльным постельный бельём. При свете луны и яркости звёзд, казалось, что я окружён кошмарами. Осознав это, я понял, что за запах витал в этом месте, я повернул голову к окну и увидел его, моего верного спутника, который теперь ехидно усмехался, сладко причмокивая, видно послевкусие моего вчерашнего позора ещё не ушло. Впервые я увидел его воочию, в моей голове не находилось образов с которыми можно было его сравнить, а при попытки как-либо осознать его на ум приходили только слова ужас, страх.  

Больше того, что я увидел свой кошмар, меня поразил тот факт, что я видел все кошмары, которые покрывало этот город, это явно дало мне понять, что я нахожусь на своём месте.  

Мой и без того пошатанный, событиями прошлого дня, рассудок окончательно сдавал свои позиции, и для защиты он решил отключить моё сознание.  

По словам медсестёр я пролежал без сознания пару дней. Пожалуй, это я мог понять и сам по острой боли в животе. Хирурги в ту роковую ночь приложили максимум усилий, что бы я выжил. Я был им безмерно благодарен, и для того, чтобы их отблагодарить, и потому что мне нужна была работа на первое время в этом месте, я попросился к ним в больницу.  

Мои знания в медицине оставляли желать лучшего, потому я в основном таскал разнообразные приборы, ящики с лекарствами и инструментами, иногда даже приходилось сидеть на посту охранника.  

У меня получилось сдружиться с персоналом. Медбратья рассказали мне, что иногда медсёстры по ошибки из палаты забирали меня в морг, на столько я походил на труп. Косые взгляды никуда не делись, подрабатывая охранником в больнице, на посту люди часто вздрагивали при виде мертвеца, который пытается скорчить весёлую лыбу.  

Ночью я всё так же наблюдал кошмары, что окутывали этот городок. Эта способность, что открылась у меня в роковую ночь, мешала мне спать. Я не мог сомкнуть глаз и постоянно поглядывал на швы у себя на руках.  

Вот дурак! Вот дурак!  

За две недели я скопил небольшую сумму, которую я хотел отдать моему спасителю. Медсёстры подсказали мне, что этот мужчина приходил на второй день моей комы, что он работает фермером и по вечерам возвращается к своей семье в косой домик в центре этого городка. Такой дом был один на весь город, я подгадал момент, когда его повозка будет умиротворённо стоять у подъезда, и, полный воодушевления, нажал на кнопочку звонка, чтобы наконец разглядеть лицо моего спасителя.  

Я застал его во время какого-то праздника. Из его пьяного бреда я понял, что его жена только, что родила. Я уже отдал ему все заработанные деньги и хотел разделить с ним его торжество, как меня проняла дрожь.  

В дальнем углу комнаты я увидел его жену, в её руках была девочка, а над ней кошмарная тварь. Она не имела глаз, её хилы ручки тянулись к этому дитю. Я было хотел ринуться и что-нибудь сделать с этим монстром, но меня сковал страх, когда я увидел, что сквозь пустое лицо пробивается ужасное подобие губ. Этими губами монстр оставил на дите незримую метку, о которой я не смел поведать родителям этой девочки. Я чувствовал, что смерть ни на шаг не отходит от неё. Я не смог разделить радость рождения дочки с моим спасителем, и очень скоро покинул это мероприятие.  

Это место плохо сказывалось на моём состояние, казалось, будто из-за бессонных ночей мои руки становились всё меньше, на них буквально не было никакого намёка на мышцы. Из-за этого я не смог больше подрабатывать в больнице. Получив деньги, я начал рассуждать о том, как бы мне продолжить мне существование в этом ужасном месте. К кошмарам и взглядам живых людей я уже привык, но чувство голода не оставляло покоя. Да, сейчас деньги у меня есть, но что будет когда они закончатся. Взглянув на свои руки, которые были полной копией рук скелета из анатомического класса, я прикинул, что ничего тяжелее кисти и полотна я поднять не смогу.  

Денег хватило на скудное количество красок, на потрёпанную кисть и на не шибко большое полотно, но этого было вполне достаточно, что бы хотя бы проверить смогу ли я таким образом зарабатывать себе на еду.  

Я присел на площади, которая походила на главную, но её никто так не обозначал и фактически она таковой не являлась, но потому количеству тварей, что населяло это место, я решил обозвать её так.  

Как и бывает у деятелей моей профессии, первые минуты я прибывал в полном небытие, бесплодно пытаясь найти какой-либо образ, чувство, которое я хотел передать на холсте. Выйдя из вынужденного ступора, я замотал головой. Беспечные на вид люди беззаботно бродили по улице, одна забавная парочка детей шла по дороге и смеялась во всю глотку, даже увидев меня, их лицо не стало излучать каких-либо негативных эмоция, они лишь приветливо помахали мне, и устремились всё так же бесцельно бродить по этим ужасающим улицам, их смешок я слышал ещё с пол минуты, пока они не скрылись за горизонтом. Это картина поражала меня, нет, беспечную радость я конечно же видел, поражало то, что она может существовать в том месте, где над крышами домов обитают восхищающими своими размерами монстры из самых ужасный человеческих фантазий.  

В тот момент меня осенило, прозрение пришло мне ужасающей дрожь, которая прошлась по всему моему телу, из-за чего с кисточки, что находилась в моей руке, краска капнула на девственный холст. Я не так сильно предавал значение своей новой способности воочию наблюдать кошмары, даже наоборот, я пытался забыть о существование такого явления и о том, что я, возможно, единственный кто видел их за всё время существования человечества. Сейчас же я задался вопросом – зачем мне была дана эта способность? В наказание? А может для того, чтобы искупить свою вину?  

Ответ пронёсся в моей голове, быстрее чем лезвие моего ножа рассекло мои вены в том самом лесу, и от того пятнышка краски пошла линия, она вырисовывала неземную фигуру, которая явно в своём размере превосходило любую постройку людей. Появлялись ужасающие черты, которые было трудно выводить дрожащими руками. Тона, в которые окрашивалось существо, давало точно понять, что от него можно ждать исключительно горя.  

Моё внимание было сконцентрировано на самом вместительном доме поблизости, дыхание замедлилось, можно было подумать что его и вовсе нет, как у мертвеца, но слегка надувающаяся полая грудь, всё же символизировала о том, что я всё ещё жив, никогда я не чувствовал такого облегчения от осознания этого. Я не замечал, как прохожие начали собираться вокруг меня, их будто притягивало к моему полотну, они находили в этом существе нечто знакомое, но судя по тому как пристально они вглядывались в моё творение, никто не мог до конца понять, что же за тварь описывает мертвец.  

Последний мазок и меня охватывает примесь из страха и ужаса, в соотношение 50 на 50, будто кто-то приказал мне оглянуться, и я увидел жену моего спасителя. Её лицо выражало понимание и отчаяние, в соотношение 50 на 50. Прозрение, которое ужасающей дрожью смахнуло слезы с её лица.