Пять встреч. Последняя встреча

Глава 5. Последняя встреча  

С тех пор прошло много лет. Мой отпуск в том году пришелся на лето. Это было особенно приятно, потому что я уже почти 2 года не отдыхал. Я решил посвятить 10 дней отпуска поездке в Киев к сватам и на свою родину. Стоял июнь месяц – самое прекрасное время на Украине. Меня радовало все: и предстоящий отдых, и свидание с дорогими и близкими людьми, и хорошая погода. Настроение было прекрасное.  

Сваты встретили меня очень приветливо и уступили одну из комнат. Летом они чаще всего были на даче, а в городской квартире жили их дочь с мужем и детьми. Дети были уже взрослые, их целыми днями не было дома, Старшие работали с утра до вечера, так что квартира была в моем полном распоряжении. Но и я в квартире тоже не сидел. Утром просыпался, когда хозяева уже были на работе. На кухне ждал меня завтрак, заботливо пиготовленный хозяивами. Потом я целыми днями бродил по Киеву. Сейчас в расцвете лета столица Украины предстала передо мной во всей красе. Чаще всего я посещал старую часть города: Крещатик, Подол, свою родную улицу Басейную, Крытый рынок, Владимирскую горку, схылы Днепра, Гидропарк, Труханов остров. Эти с детства родные и дорогие места вселяли какую-то надежду, уверенность и душевное спокойствие. Я очень хорошо себя чувствовал здесь, словно вернулся в далекое детство. Иногда ездил в Гидропарк на пляж позагорать на днепровском песочке и покупаться в Днепре. Так прошло несколько дней.  

В один из вечеров я возвращался домой мимо междугородной автобусной станции. Преграждая мне дорогу, выехал автобус «Киев – Кировоград». В душе моей что-то ёкнуло. Кировоград… Это же всего 55 километров от города моего детства. А что если?... Эти мысли вихрем пронеслись у меня в голове. Ночью долго не мог уснуть. Мысль о об этом городе не давала мне покоя. Место, где прошло мое детство, самые счастливые годы. Сколько же лет я не был там? Последний раз я был там осенью 1958 года, когда после окончания училища посетил деда.  

На следующий день я специально зашел на автостанцию узнать, как ходят автобусы на Кировоград. Оказалось, что очень удобно. Из Киева они отправляются в 23 часа и прибывают в Кировоград в 8 утра. Обратно точно так же. Это значит, что можно вечером уехать, утром быть в Кировограде, там на местном автобусе съездить в родные места, а вечером вернуться в Кировоград, а уже утром следующего дня быть снова в Киеве. Решение созрело. Вечером я предупредил родственников, что отлучусь на сутки, и уже в 23 часа сидел в автобусе «Икарус». Рейс был ночным, автобус полумягким, и я рассчитывал за дорогу хорошо выспаться. Но поспать мне так и не удалось. Сосед храпел на весь автобус. На остановках пассажиры ходили по проходу, задевая меня. Одним словом, приехал я в Кировоград с больной головой от бессонницы.  

Автобус прибыл в Кировоград раньше намеченного срока минут на 15. Маршрутное такси в сторону родного города уходило через полчаса. В буфете я успел выпить кофе и съесть бутерброд. И вот я уже еду в сторону родного города, в котором не был почти 30 лет. Хотя ночь я не спал, но был в таком возбуждении, что мне было не до сна. В дороге время пролетело незаметно. И вот показались первые строения. Я с жадностью всматривался в них, но ничего не узнавал. За 30 лет здесь произошло очень много изменений.  

Не буду тебя утомлять подробностями своих впечатлений и своих разочарований. Я шёл по родному городу и не узнавал его. Здесь изменилось буквально все. Я шёл мимо родной школы, которая теперь уже была не школой, а домом детского творчества, мимо места, где когда-то был парк, куда мы бегали на танцы. Но меня буквально тянуло к месту, где был наш дом. И вот, наконец, улица Горького, в конце которой он когда-то он стоял.  

Еще несколько десятков шагов. Сердце тревожно сжалось. И что же? Дом по-прежнему стоял на своем месте. Он был несколько перестроен, но это был он, дом моего детства. Но сейчас он был необитаем. Заброшены были и дом, и двор. Чувствовалось, что здесь давно уже никто не жил. С северной стороны дома, где когда-то был старинный сад с кленами и осокорями, чужой забор подошел к самому дому. С восточной стороны, где был чудесный парк с аллеей сирени, жасмина, старой грушей и единственной во всей округе огромной сосной, теперь был пустырь, заросший травой и бурьяном. Где же те полсотни плодовых деревьев, которые мы с дедом так любовно выращивали? Нет ни веранды, ни колодца у дома, того знаменитого колодца, в котором был чудесная вода, за которой приходили соседи для самоваров в праздники. Время сделало свое дело.  

Окна дома были частично забиты жестью. На окне, где когда-то была кухня, жесть была немного оторвана. Я не удержался, отогнул край сильнее и залез в окно. Итак, я попал в родной дом. Здесь прошли самые счастливые годы моей жизни. Здесь были еще живы мои мать и отец, дедушка. Сюда приходили мои друзья. Здесь я встретил свою первую любовь. Комок подкатил к горлу и на глазах навернулись слезы при виде всего, что открылось передо мной. Я глазами искал хоть что-то, что осталось от прежней жизни. Но кроме стен ничего не находил. Отряхнув с ног пыль родных пенатов, я вылез обратно.  

Потом я пошел дальше вниз по улице Горького. Шел я и думал, неужели во всем городе не осталось ни одного человека, кто бы еще помнил обо мне. Мне хотелось навестить дом своего друга детства Петра Журавленко. Туда бы я нашел дорогу с закрытыми глазами. Сколько раз я бегал туда! Но теперь на бывшую улицу Молотова, где стоял его дом, пройти было нельзя. На том месте, где была сама улица, сейчас стояли дома. Близко подойти к дому мне так и не удалось, но я заметил в одном из дворов мужчину, копающегося в огороде. Я спросил у него, не знает ли он, кто живет теперь в доме, где жили когда-то Журавленки. Тот отрицательно покачал головой. У меня осталась последняя надежда узнать хотя бы о ком-то из моих одноклассников. Тогда он спросил, не знает ли он о людях, которые жили в доме Шаниных.  

– Шанины? Там дома сейчас кто-то есть. Пройдите через мой огород, в конце калитка. Там и спросите.  

Я прошел через огород, ловко лавирую между грядок, открыл калитку. Во дворе у крана с водой возилась какая-то старая женщина. Я подошел к ней с целью расспросить о судьбе своей старой верной подруге детства Надежде. Пожилая женщина, подняв глаза на незнакомца, и вдруг, всплеснула руками, с криком: «Вадим! Ты живой! » и бросилась ко мне.  

– Надька! – пронеслось у меня в голове. Я шагнул к ней навстречу. Мы обнялись. Да, эта старуха была когда-то юной подругой детства. Я уже сам забыл, что и мне самому уже делеко не тридцать. Но мысленно я никак не мог смириться с тем, что сейчас увидел.  

– Я тебя сразу узнала. Мне говорили, что ты погиб в авакатастрофе. Но ты живой. Какое счастье!  

Пришлось отшучиваться: «Ну раз похоронили, значит, буду жить еще долго». Мне было стыдно признаться, что я ее сразу не узнал. И только теперь я узнавал в этой пожилой женщине черты той прежней Надьки.  

Она потащила меня в дом, усадила на диван, и начался долгий разговор с вопросами и ответами.  

Подруга рассказывала о своей жизни, о судьбе наших одноклассников. Многие из них так и остались жить и работать в этом городе, некоторые уехали, но по-прежнему продолжали поддерживать связь между собой. О многих Надя знала. К сожалению, несколько человек уже не было в живых. И только 2-3 человека исчезли бесследно. Виктор Белкин сидел в тюрьме. Это я предвидел заранее. Наглый авантюристический характер «столичного» парня не мог не привести к этому результату. Я особенно не любил Белкина за то, что он встречался с Викой, когда я уже уехал. Зная Виктора, понимал, что тот, встречаясь с Викой, своего бы не упустил. Конечно, во мне говорила ревность. И это известие меня порадовало.  

Сам я рассказал подруге о своем неудачном сватовстве к Вике в 1959 году. Надя упрекнула меня: «Тебе нужно было ехать жениться не в Симферополь, а родной город». Я только развел руками, мол сердцу не прикажешь. Конечно, я тогда еще не знал о чувствах Надежды, да и никогда я даже не мог представить ее кандидатом в свои жены. Надя была старше меня почти на 2 года, и относился я к ней только как к хорошей подруге. Я встретил в другом месте ту, единственную, с которой прожил уже много лет, которую любил по-настоящему, и которая родила мне двух прекрасных дочерей. А Надя тогда призналась, что всю жизнь любила меня и даже вышла замуж за человека, внешне очень похожего на меня. Для меня это оказалось сюрпризом. Позже это сыграло свою роль.  

Когда Надя мне рассказала, что она переписывается со многими, а иногда даже перезванивается по телефону, меня особенно заинтересовали адреса и телефоны Петра и, конечно, Вики. Их адреса и телефоны у Нади были. Я аккуратно записал их в свою записную книжку.  

В процессе разговора сама по себе возникла идея попробовать собрать всех одноклассников, тем более, что в следующем году исполняется 30 лет после окончания школы. За эту идею Надя ухватилась обеими руками. Мы стали обсуждать, как и когда это можно будет сделать. Организатором этой акции вызвалась сама Надежда. Решили, что на следующий год в начале июля мы все соберемся здесь у нее. Для этого нужно будет в течение года оповестить всех, кого сможем найти.  

Так за разговорами мы засиделись допоздна, и опомнились только тогда, когда настенные часы пробили 2 часа. Надя сообщила мне приятную новость: оказывается, отсюда ходит маршрутное такси прямо до Киева. Мне не придется ехать в Кировоград. Такси уходит по утрам в 6 часов с центра города. Так что спать мне оставалось не более трех часов. Хозяйка постелила мне в зале на диване, а сама ушла спать в свою маленькую спальню. Подъем назначили на 5 утра. Измученный прошлой бессонной ночью, я уснул сразу же. Разбудила меня Надя. Завтрак был уже готов. Надя проводила меня до остановки такси. Пассажиров оказалось не так много, так что место для меня нашлось. Я тепло попрощался с Надей, поблагодарил ее за гостеприимство, пообещал писать и звонить регулярно. К полудню я был уже в Киеве, а через несколько дней уже уехал домой. Так родилась надежда на новую встречу с Викой. Возможно, через год я снова увижу ее.  

Еще с зимы следующего года Надя начала активную работу по оповещению одноклассников о предстоящей встрече в июле месяце. Эту работу она начала заранее, чтобы все они могли спланировать отпуска на это время. Если с теми, кто жил в этом городе, было попроще, то вот тех, кто уехал за его пределы, и даже за пределы Украины – было сложнее. Она писала письма, звонила по телефонам, договаривалась о встрече. Большинство с энтузиазмом приняли это предложение. Буквально всем хотелось встретить своих одноклассников, посмотреть друг на друга после того, как столько лет тому назад последний раз вышли из ворот школы. Как они изменились, как сложилась их судьбы, кто чего достиг в этой жизни? Из 28 учеников, окончивших 10-й класс, удалось разыскать и оповестить 20. 18 дали согласие на встречу. К моему сожалению, не смог приехать мой лучший друг Петр Журавленко. У него жена сильно болела, и он не мог ее оставить даже на несколько дней. Дала согласие приехать и Вика. Об этом я узнал из письма Нади. Порывшись в своей записной книжке, я нашел телефонный номер Вики. Позвонил ей с работы. Вот набран длинный междугородный номер. Длинная пауза, нарушаемая только шумами и потрескиваниями на линии. И вдруг голос:  

– Детская поликлиника.  

– Пожалуйста, позовите к телефону Викторию Николаевну.  

– Сейчас.  

– Виктория Николаевна, вас к телефону.  

Шаги по коридору. В трубке:  

– Я слушаю.  

– Здравствуй Вика.  

– Здравствуйте, а кто это?  

– По голосу не узнаешь?  

– Пока нет...  

– Вспоминай.  

Молчанье  

– Давай поиграем в КВН. Симферополь. Май месяц.  

– Ну и…  

– Не вспоминаешь?  

– Пока нет.  

– Перед самой сессией третьего курса. Что происходило?  

– Что-то не припомню.  

– А огромный букет сирени и тюльпанов с духами “Белая сирень” и белым плюшевым мишкой внутри?  

– Этот мишка у меня до сих пор. А откуда он? Не вспомню.  

– Вспоминай, вспоминай!  

Снова молчанье.  

– А с кем ты ходила в ЗАГС? С кем подавала заявление о браке?  

– Ммм. Вадим? Ты?  

– Ну, наконец-то. А я думал, что ты уже все забыла. Обидно как-то…  

– Не обижайся, столько времени прошло. Как ты?  

– Долго рассказывать. Кратко: служу, еще летаю. А как ты?  

– Я работаю в детской поликлинике. С Геннадием я разошлась, живем отдельно. Игорь живет с отцом. Со здоровьем у него плохо, почти совсем ослеп. Он женат, у него дочка.  

– Ты приглашение от Нади получила?  

– Получила.  

– Приедешь?  

– Скорее всего, да, как только с отпуском утрясу. А ты?  

– Я обязательно. Хочу увидеть всех наших. Приезжай. Дай мне свой новый адрес. Я тебе напишу подробное письмо. Хочешь?  

– Конечно. И я тебе напишу.  

Вика дала мне свой адрес, мы попрощались, пообещав написать друг другу. Я в задумчивости положил трубку. Я с таким нетерпением ждал этого разговора, а когда он состоялся, был разочарован. Особенно меня задело то, что она едва вспомнила обо мне, и события мая того года совсем вылетели у нее из памяти. И удивляться здесь нечему, прошло столько лет, было замужество, ребенок, заботы, работа. А тот мимолетный порыв стерся из памяти, тем более, что об этом ей хотелось забыть. А для меня те события так много значили.  

Через несколько дней я собрался и написал ей большое подробное письмо о своей жизни, о поездке в родной город, уговаривал ее обязательно приехать на эту встречу выпускников. Через месяц получил от нее ответ. Письмо было довольно кратким, написанным, как всегда, ее небрежным почерком. В конце вместо подписи стояло какое-то безликое «Я». Она писала, что по-прежнему работает детским врачом, отца и мать уже давно похоронила. Два года уже как ушла от Геннадия. Сын Игорь живет с отцом в их прежней квартире. У нее теперь однокомнатная квартира на окраине Ровно. На встречу выпускников обещала приехать. Письмо было каким-то сухим и казенным. А чего я еще хотел? Если в моей памяти еще жили воспоминания о любви к этой женщине, то, что я мог требовать от нее? Она меня никогда не любила, и если и были какие-то мгновенные проблески чувств с ее стороны, то они было кратковременные и просто ответом на мои напористые действия. И все же, решения своего о поездке на встречу выпускников я не изменил. В глубине души, даже не признаваясь себе в этом, я собирался ехать туда именно чтобы встретиться с ней.  

Подготовка к встрече выпускников продолжалась и весной. Надя рассылала приглашения, звонила по телефонам, договаривалась о встрече. Встречу назначили на субботу 3 июля. Обо всем этом она проинформировала меня в письме  

Я заранее приобрел билет до Киева и на поезд Киев – Одесса. По телефону договорился с Викой, что она тоже возьмет билет на этот поезд, и что мы встретимся в 11 часов утра в кассовом зале Киевского вокзала. Далее мы поедем вместе. Решили приехать за день до назначенной встречи, чтобы помочь Наде все организовать.  

И вот 1 июля я отправился в путь. Поезд до Киева уходил из Москвы вечером. День был жарким, и даже вечер не принес прохлады, когда я садился в поезд. В вагоне было душно и жарко. Только когда поехали, включились кондиционеры, и стало легче дышать.  

Проснулся утром, и сразу же посмотрел в окно – какая погода на Украине. Небо было закрыто сплошными облаками. Хорошо, подумал я, не будет так жарко, как в Москве. Однако, когда поезд остановился и я вышел из вагона, то сразу окунулся во влажную духоту. Было около 30 градусов и очень влажно. Но меня это не очень волновало. До назначенной встречи оставалось чуть больше часа. Поезд Вики из Ровно приходил в Киев около 7 утра, значит, она уже приехала, и где-то сейчас должна была находиться. Я потолкался по вокзалу, выпил кофе в буфете, и выбрал удобное место на втором этаже, откуда хорошо просматривался весь кассовый зал. Время, казалось, остановилось. Стрелки на часах будто замерли. Я сверху буквально изучал каждую женщину, заходившую в зал и стоящую внизу. Никого похожего на Вику не видел. Какая она теперь? Глаза искали такую, какой я видел ее последний раз в Ровно. Может эта? Нет, эта высокая и чернявая. А эта? Нет, эта слишком молодая. А может эта? Старушка, так похожая на мою нынешнюю соседку Милку у. Ну, уж нет!  

Время шло, а Вика не появлялась. Как жаль, что у нас с собой не было мобильных телефонов! Я взглянул на часы. Было уже 11-15. Ну, на сколько можно опаздывать? Ну, еще 5 минут. Женщины входили и выходили, но никого похожего на мою спутницу я не видел. Эта старушка продолжала крутиться в зале, очевидно, тоже кого-то ожидала. Прошло еще 10 минут. Никто больше так и не появился. Я еще подождал до 11-40 и решил, что ждать больше бесполезно. Скорее всего, ее что-то задержало. Решил, что встречу ее при посадке в поезд.  

Наш поезд уходил в 16-15. Впереди было еще почти 4 часа. За это время решил еще раз побродить по Киеву. Доехал до Крещатика и прошелся по нему от Крытого рынка до площади Незалежности. Погода была неважная, временами принимался дождик, а зонтик остался в чемодане, поэтому приходилось прятаться под густыми кронами деревьев на Крещатике. Настроение, конечно, было испорчено несостоявшейся встречей, на которую я возлагал такие надежды. В магазины заходить не хотелось. Посидел в летнем кафе за порцией мороженного, а затем отправился на вокзал. На вокзале в зале ожидания пассажиров перед выходом на посадку, занял хороший «наблюдательный пункт», чтобы увидеть, как Вика будет идти на посадку. До отхода поезда оставалось чуть более часа. Пассажиры входили и выходили, но Вики так и не было. Опять крутилась здесь эта старушка, которую я видел в кассовом зале 4 часа назад. Время шло, а Вика не появлялась. Вот уже осталось 15 минут до отхода поезда, а ее все не было. Объявили посадку, пассажиры потянулись к поезду. Я взглянул в окно. Тучи ушли, и ярко светило солнце. Делать было нечего, нужно было идти на посадку. Почти до самого отправления поезда с надеждой высматривал опаздывающих пассажиров. Но встреча так и не состоялась. Я зашел в вагон. Вагон, стоявший несколько часов на солнце, раскалился добела. Было очень жарко и душно. Не помогали даже настежь открытые окна. После небольшого дождя при ярком солнце воздух был влажным и душным. Поезда внутреннего сообщения по Украине были не такими «шикарными», как поезда Киев – Москва. Вагон был старый, полки купейного вагона жесткими, ни занавесок, ни ковриков в купе не было. К счастью, в купе оказались четверо мужчин, поэтому можно было не стесняться. Пот катил с нас градом, Рубашки и майки были мокрыми. Вскоре все мы разделись до пояса, а кое-кто даже до трусов. Июльский день был долгим, солнце сопровождало наш поезд почти до 9 вечера. Жара несколько спала только после захода солнца. Я подумал, что, может даже и хорошо, что мы не встретились. Хорош был бы я в таком виде перед Викой.  

За окном быстро стемнело, и наступила темная безлунная южная ночь. Поезд прибыл около 12 ночи. Я вышел из вагона в кромешнюю темноту. Где-то там, у небольшого здания вокзала, горела слабая лампочка. Я приготовился идти к дому Нади пешком, и даже достал электрический фонарик. Но в этот момент раздался в ночи голос:  

– Вадим! – это меня встречала Надя. Они с сыном приехали встречать меня на машине. До дома добрался я с комфортом. Там меня ждал поздний ужин, и опять долгие разговоры. В доме было прохладно, что особенно приятно было после жаркого дня. Уснул быстро, и спал сладко, словно в своем доме.  

Утром меня разбудила Надя. Завтрак был уже на столе. Я только успел умыться и побриться. Все «удобства» были во дворе. Летом это было неплохо, а как зимой? За завтраком Надя призналась, что Вика приехала этим же поездом, но вечером она специально об этом мне не сказала. Остановилась она у подруги Дины. К обеду она придет сюда. Меня как-то резануло ее это сообщение. Значит, все-таки Вика приехала в этом же поезде. Как же я ее не встретил? Может быть, не узнал. Надя не хотела, чтобы мы встретились вчера. Она была в своем репертуаре, прежняя ревность вспыхнула в ней с новой силой.  

До обеда я помогал Наде по хозяйству, мы готовились к завтрашней встрече выпускников, носили столы в зал, устанавливали скамейки и стулья, обсуждали меню будущего застолья.  

Время подошло к обеду. Я был в зале, когда услышал шаги и голоса на крыльце. И вот в дом вошли двое. Высокую темноволосую Дину я узнал сразу, а с ней рядом была … та же старушка, которая намозолила мне глаза в Киеве. Вика! Боже мой! Я не узнал ее!!! Только теперь, приглядевшись, я стал узнавать знакомые черты. Мне стало стыдно и обидно за себя и за нее. Скрывая неудобство и смущаясь, я подошел к ней поздоровался, и что-то невнятно пробормотав о причинах, почему ее не встретил. Она довольно холодно и с укоризной посмотрела на меня. В присутствии посторонних мы не могли оставаться самими собой.  

Ближе к вечеру я предложил Вике сходить к местам нашего детства, где стояли наши дома. Через полчаса мы уже шли по улице Горького вместе. Подруга доверчиво оперялась на мою руку. Шли медленно, Вика уже давно жаловалась на боли в пояснице и левой ноге. Шли и разговаривали о чем-то постороннем. Все, что я планировал сказать ей при встрече, казалось мне сейчас совершенно ненужным и бессмысленным. По мере того, как мы подходили к местам, где раньше стояли наши дома, разговор наш оживился. И фразы теперь начинались: «А помнишь… Здесь стояла дикая груша, на которую мы лазили за спелыми терпкими плодами, здесь был овражек, где почему-то всегда на дне была вода, и мы мыли обувь перед тем, как идти домой. Здесь была коновязь, к которой привязывали животных, приводимых на лечение в ветлечебницу. А здесь был дом, где ты жила. Теперь его уже нет».  

А дальше был мой дом. Мы подошли к нему, и некоторое время стояли молча. Воспоминания роем кружились в наших головах. Сколько связано с этим домом! Я подвел свою спутницу к окну, через которое в прошлом году лазил в дом, и предложил ей проникнуть туда тем же способом. С трудом нам это удалось. Мы очутились внутри дома, прошлись по комнатам, осторожно ступая по прогнившим доскам пола. Нашелся какой-то ящик, и я усадил Вику в комнате, где мы прощались много лет тому назад, когда я уезжал из родного города. Сам я устроился рядом. Мы вспоминали о том вечере. В полутьме дома (окна почти все были забиты), на миг ко мне вернулось прежнее чувство влюбленности. Рядом со мной была Вика, такая сейчас близкая и доступная. Я попросил ее рассказать о ее жизни с момента, как мы расстались в Симферополе.  

Она рассказала мне, что после моего отъезда они с Геннадием имели серьезный разговор. Он настойчиво предлагал ей пожениться сразу же после практики. И он настоял на своем. Свадьбу сделали в профессорском доме скромную. Ко мне его родители относились как-то холодно, возможно, им Геннадий рассказал о встрече с тобой. Через месяц я забеременела, и весной следующего года родила сына Игоря. Жили мы с Геной сложно. Он очень любил меня, но его любовь проявлялась в беспочвенной ревности, которая портила нам жизнь. Он ревновал меня чуть ли ни к каждому прохожему.  

Я улыбнулся и пошутил:  

– А ты, наверное, давала ему поводы для этого?  

– Ты знаешь, как сказать. Я внешне была не из последнего десятка. На меня, естественно, мужчины обращали внимание. Были и увлечения, не без этого, но серьезных поводов для ревности я ему не давала.  

После института нас направили работать в Ровно. Геннадий работал хирургом, а я педиатром. Большие проблемы нам доставлял Игорь. Уже в раннем возрасте у него развилась очень редкая болезнь костной ткани. К кому мы только не обращались, куда мы его только не возили. Все светила только разводили руками. Была у нас возможность по выгодному контракту поехать поработать в Африку, но из-за болезни сына нам пришлось отказаться. Так мы с ним и продолжали работать там же, в Ровно. Наши супружеские отношения все больше ухудшались. У Геннадия появилась любовница, существование которой он даже не скрывал. Я подала на развод и настояла на разделе квартиры. Игорь остался с отцом в двухкомнатной квартире, а я перешла в однокомнатную в другом районе города. Два года назад Геннадий умер. Работаю теперь я в «Детском доме», который недалеко от моего дома, врачом-педиатром.  

– Бедная ты моя! А ведь твоя жизнь могла сложиться совсем по-другому. Ладно, не будем говорить о том, что могло бы случиться. Кто знает, может быть, было бы еще хуже…  

А ведь я, как только тогда вернулся из отпуска, сразу загремел в командировку до ноября месяца в Новосибирск. Представляешь, если бы мы тогда расписались, ты бы не смогла приехать ко мне летом на каникулы, а потом в сентябре начал ся бы новый семестр. И до зимних каникул мы с тобой так бы и не увиделись. Я бы с ума сходил, зная, что Геннадий будет постоянно рядом с тобой. В его порядочность я не особенно верил.  

– А в мою? – лукаво усмехнувшись, спросила Вика.  

– Ну, о присутствующих не говорят. Да и где бы мы с тобой жили? Я в то время сам снимал угол в деревне. Эти неудобства и неустроенность могли бы погубить самую крепкую любовь. И конечно, стал бы проблемой твой перевод в Горьковский мединститут. Да и захотела бы ты переводиться на последних курсах? Ведь все равно, мы были бы не рядом, а только ближе. До Горького 150 километров. Каждый день не наездишься, и не каждую неделю, и даже месяц. С твоей работой, может быть, вопрос как-то и решился бы, но жить по гарнизонам, годами ждать квартиру… Это все было бы для тебя серьезнейшим испытанием. Я это уже понял потом, а тогда, в Симферополе, ослепленный любовью, мечтал только об одном – получить тебя. Но не получилось. Может быть, и к лучшему для нас обоих. Что Бог ни делает – все к лучшему. Тогда, конечно, для меня твой отказ стал трагедией. Но уже по пути домой я чувствовал, что это произойдет. Отпуск был скомкан. Долгое время я не обращал внимания ни на кого, хотя в Новосибирске холостяку было, где развернуться. По возвращению в свой гарнизон я встретил Анастасию. Она дочь офицера, служащего в этом же гарнизоне. Она чем-то даже была похожа на тебя. Та же комплекция, тот же рост, та же лукавая улыбка. Она сразу как-то «зацепила» меня. Полгода мы с ней встречались, и в мае поженились. Отец ее помог нам получить квартирку. Квартира была без удобств: туалет во дворе, вода в колонке в 50 метрах от дома, отопление печное дровами. Но ей было это не в новинку, она выросла в таких условиях. Три года мы жили «для себя», а только потом уже у нас появилась первая дочь. Через пару лет перевелся под Москву в Клин. В Клину у нас родилась вторая дочка. Потом наш полк расформировали, и я попал на Север, где и служу и сейчас. Вот тебе вкратце вся моя жизнь.  

– Ну, и как ты жил со своей Настей?  

– Как тебе сказать. По-разному, как бывает в каждой семье, бывали и ссоры и неприятности. Но, во всяком случае, ни разу не собирали чемоданы и не уходили из дому. Она своевольна, ревнива с довольно крутым и вспыльчивым характером. При всем при этом, она любит меня. Отсюда и такая ревность. Приходилось приспосабливаться. Я понял, что в семейной жизни главное это терпение.  

– С твоим мягким характером ты с любой уживешься…  

– Не знаю, настолько ли он мягкий, хорошо, может быть, что тебе не пришлось испытать его. Ты знаешь, все эти годы я постоянно помнил о тебе, мне очень хотелось тебя увидеть. После того, как прошла горечь после твоего отказа, твой образ снова стал преследовать меня. Мне казалось, что Есенин писал о тебе и обо мне:  

“Не бродить, не мять в кустах багряных лебеды,  

И не искать следа.  

Со снопом волос твоих овсяных  

Отоснилась ты мне навсегда”.  

– Но я все искал... Я даже начал писать повесть, а затем роман о нас, о наше любви, нет, правильнее о моей любви к тебе. И если хочешь узнать правду, то вся эта затея со встречей выпускников была только для того, чтобы я смог снова встретиться с тобой. Мне удалось убедить Надю, и она организовала эту встречу. Это было сделано только ради тебя. Если бы ты не согласилась приехать, мне бы эта встреча была ни к чему. Хотя для Нади она много значила. И не только потому, что ей очень хотелось всех увидеть, она хотела снова встретиться со мной. Да, да. В прошлый мой приезд она призналась, что всю жизнь тайно любила меня. И вышла замуж за человека, по ее словам, тоже авиатора, и как будто бы похожего на меня. И она жутко ревновала меня к тебе. Она знала, что я всю жизнь был влюблен в тебя. Вот поэтому она в ночь нашего приезда не сказала мне, что ты приехала этим же поездом, и не поселила тебя у себя, хотя места там хватило бы еще на четверых. И только потому, что я был там, ей не хотелось нас видеть вместе. И я, хорош гусь. Я не узнал тебя в Киеве. Я прекрасно наблюдал за тобой в кассовом зале и зале ожидания, но я не знал, что это ты. Я так корю себя за это, и буквально сгораю от стыда. Прости меня, если можешь.  

Некоторое время я помолчал, а потом в задумчивости продолжил.  

– Вот как в жизни получается. Если любишь сам – к тебе равнодушны. Любят тебя – ты равнодушен. Спасибо Наде, она мне помогла понять тебя. Мне было никак не понятно, почему ты не отвечала на мою любовь, ведь я так любил тебя. Теперь я все понял. Ее признание не вызвало во мне никаких ответных чувств. Вот так и ты. Ты никогда не любила меня, ни тогда летом 1957 года, ни даже тогда, когда мы подавали заявление в ЗАГС...  

При этих моих словах, Вика мягко положила свою руку на мое плечо.  

– Не надо, Вадим, сейчас об этом. Прошлого не вернуть. Я и сама не знаю что я тогда чувствовала. Одно скажу тебе откровенно, равнодушной к тебе я никогда не была. И я благодарна тебе за эту нашу встречу, хотя она ничего в нашей жизни не изменит.  

Мы уже довольно долго сидели в этом заброшенном доме. Пора было возвращаться. Вылезли обратно через то же окно на кухне и отправились к дому Нади.  

Не стану тебя утомлять описанием самой встречи выпускников. Остановлюсь только на одном моменте. Когда все собрались за столом в доме у Нади, каждый пару минут рассказывал о своей жизни. Дошла очередь и до меня. Я рассказал о себе и, как бы невзначай, сказал: "Между прочим, я в молодости как-то предложил руку и сердце одной из присутствующих здесь дам, но получил гарбуза. Хотел утопиться, но потом передумал". Все, конечно, засмеялись и посмотрели с укором на Надю. Та опустила очи долу, а Вика сидела так, словно ее это и не касалось. Так все решили, что речь шла о Наде и мысленно осуждали ее. Но ей это было приятно.  

На следующий день уезжала ночным поездом Вика. Ее поезд уходил в 2 часа ночи. Я решил ее проводить. Но тут вмешалась Надя, она сказала, что в 12 часов ночи сын отвезет нас на вокзал. Позже ему никак нельзя, потому что рано утром куда-то далеко ехать. Мы согласились на этом.  

Поздним вечером к дому подошла Вика с сумкой, готовая к отъезду. Стали ждать машину. Борис приехал в начале двенадцатого. Вместе с ними провожать Вику поехала и Надя, несмотря на мои уговоры. Приехали мы на вокзал, я мы с Викой зашли в здание вокзала, а Надя с сыном остались в машине. В зале ожидания, едва освещенном одной единственной лампочкой, было пусто. Поезда ждать оставалось немногим более двух часов.  

Я оказался в затруднительном положении. С одной стороны, как бросить женщину одну в этой темноте? А с другой стороны, в машине меня ждут Надя с Борисом. Задерживать их я тоже не могу. Борису нужно рано вставать перед дальней поездкой. Сам я мог бы вернулся и пешком. Не поехала бы Надя, я уговорил бы Бориса уехать, а с Надей этот номер не удался. Она ни за что не оглашалась оставить нас вдвоем. Как тут быть? Вика успокаивала меня, говорила, что ничего с ней не случится, она спокойно дождется своего поезда. Все равно здесь никого нет. Уговаривала меня ехать с Надей и Борисом. Скрипя сердце, пришлось согласиться с ней.  

Наступила минута прощанья. Оба мы понимали, что на этот раз прощаются будем уже навсегда. Встретиться в этой жизни нам больше не придется. Мы стояли на перроне вокзала в полной темноте, только при свете звезд. Я держал ее за плечи, и долго не мог найти нужных слов. Затем сказал:  

-Прости, что так вышло. Не поехала бы Надя, я уговорил бы Бориса не дожидаться меня. А так он не соглашается при матери. А держать их тоже не могу. Мне так неудобно, что я тебя бросаю одну этой темной ночью…  

– Не беспокойся, все в порядке. Я в зале ожидания спокойно дождусь поезда. Посижу, почитаю, у меня интересная книга.  

– Прощай, теперь, скорее всего, навсегда. Вряд ли нам удастся еще встретиться. Спасибо тебе, за то, что ты была в моей жизни. Я очень благодарен тебе за ту радость, которую ты мне дарила. Прости меня за все, что было не так. Дай Бог тебе здоровья, и прожить еще много лет. Привет Игорю.  

При этих словах я приблизил к ней свое лицо и поцеловал в губы. Она вяло ответила. Это не был поцелуй страсти, поцелуй влюбленных, скорее, поцелуй прощания, почти такой, каким целуют покойников. Потом я резко отстранился от нее и пошел к машине, не оглядываясь.  

Домой ехали молча, я не проронил ни одного слова, мысли мои были заняты другим. На душе скребли кошки. Было так неприятно, словно я предал друга. Я проклинал себя за свою мягкотелость, за то, что не настоял на том, чтобы Надя с Борисом уехали сразу же. Чувство собственной вины не покидало меня ни на минуту. Вяло поблагодарил Бориса и отправился спать, отказавшись от ужина. Надя чувствовала свою вину и не особенно приставала ко мне. Долго не мог уснуть, только к рассвету удалось забыться коротким сном.  

Следующим утром я автобусом уехал в Кировоград. Я рассчитывал, что поезд на Харьков будет в конце дня, но оказалось, что ближайший поезд был только в 11 часов вечера. Ждать пришлось около 7 часов. В город ехать не хотелось, поэтому устроился на скамейке в парке у вокзала, и решил восстановить в памяти все, что я пережил за эти дни. Начал с неудавшейся встречи с Вики в Киеве.  

Как же так, почему я не узнал Вику? Почему память сохранила только образ юной девочки, которую я впервые встретил много лет назад, хотя видел ее и позже. Надо отдать должное, когда мы встретились в 1959 году, она уже не была той стройной девочкой, а имела вполне нормальные женские формы. Так почему же глаза искали в этой уже немолодой женщине ту, образ той, которой я сохранил на всю жизнь в своей памяти? Искал и не находил. Что случилось? Сердце мне говорило: это же она, это же твоя Вика, та, о которой ты мечтал всю жизнь, вот она сейчас рядом с тобой. А глаза и разум ее нынешнюю не воспринимали. Передо мной была уже немолодая и некрасивая женщина, почти старуха. Неужели мы, мужчины, можем любить только молодых и красивых? А если бы она осталась стройной и красивой, я бы к ней по-другому отнесся?  

Так что же все-таки это было: любовь или какое-то наваждение? Что тревожило меня всю жизнь при одном только упоминании ее имени? Любовь? Я всю жизнь стремился к образу «Прекрасной дамы», вернее «Прекрасной девушки» созданный мною же на материале конкретного человека, в данном случае, милой соседки Вики. Так почему же этот образ разрушился при встрече с живым нынешним человеком? Не потому ли, что он совсем не был похож на воображаемый образ?  

Теперь я почувствовал, что что-то светлое, прекрасное ушло из моей души. Я через всю жизнь пронес это чувство, этот желанный образ, а теперь все как-то померкло, стало тусклым и обыденным. Может быть, напрасно мы встретились теперь? Не нужно было это делать. Дважды нельзя войти в одну и ту же реку. Я как будто бы своими руками погасил этот светлый огонек, который грел мою душу на протяжении многих лет.  

Но все же, я благодарен ей, что в моей жизни была она, за те светлые чувства, которые она будила во мне, за то, что «прошла по краюшку моей судьбы», несмотря на горькие страдания и разочарования. Может быть и хорошо, что все так случилось. Если бы все получилось, о чем я мечтал, возможно, это светлое чувство в моей душе уже давно бы погасло в буднях повседневной жизни. «Любовная лодка разбилась бы о быт». Прав был Маяковский. Так могло бы и нас случиться.  

Майор закончил свой рассказ. Некоторое время офицеры молчали, а потом подполковник спросил:  

– А как ты сейчас? Что сейчас ты чувствуешь? Любишь ее по-прежнему?  

– Не знаю, Паша. Конечно, той любви уже нет. И последняя встреча разрушила ее образ в душе. Но по-прежнему при упоминании ее имени сердце еще дергается. А увидеться еще разок хотелось бы. Только что даст эта встреча? Каждый из нас прошел свой жизненный путь, хотя наши пути пересекались пять раз, но так ни разу и не соединились.  

В этот вечер пилоты не проронили больше ни слова. Каждый думал о своем. А на следующие утро прилетел вертолет и они вернулись в родной полк.  

Конец