Тая Глава 1 Знакомство

Т А Я  

(рассказы дл детей)  

Глава 1 Первое знакомство  

В небольшом украинском селе жила девочка Тая. Жила она с мамой в простой крестьянской хате. Отца ее убили в самом начале войны, когда девочке еще не исполнилось и полгода. О том, что ее отца нет уже в живых, мать ее узнала только после освобождения села от немцев. Она была женщиной еще молодой, здоровой, но замуж больше так и не вышла, всю оставшуюся жизнь посвятила дочери. Работала она в колхозе. В послевоенные годы жизнь в колхозах была тяжелой, мужиков не хватало, вся тяжелая работа легла на плечи женщин. Домой мать приходила с работы усталая и голодная, а дома нужно было заниматься дочерью и хозяйством. А из хозяйства у них было только коза Зинка, 10 курей, собака Жучка и кошка Муська. И только благодаря этой козе они выжили в эти голодные послевоенные годы. Мама поила Таю козьим молоком, овощи были со своего огорода. Мяса они не видели месяцами. Тая росла худой болезненной девочкой, поэтому в школу мать ее отдала только в 8 лет. Училась она посредственно, в дневнике у нее были сплошные тройки. В классе ее не любили, одевалась она плохо, красавицей не была, хотя и дурнушкой ее назвать было нельзя. Учиться она не любила, а из книг в их хате была только Библия да учебники Таи. Она пыталась читать Библию, но ничего там в ней не поняла. Бабушка пыталась ей что-то говорить о Боге, но она не воспринимала ее слова, ведь в школе говорили, что никакого Бога нет, а в церковь ходят только отсталые старые люди. Во время летних каникул она пасла козу да помогала матери по хозяйству. Иногда с мальчишками забиралась в колхозный сад, откуда их гонял злющий сторож дед Опанас, грозя дробовиком, заряженным крупной солью.  

Так проходили дни за днями, ничего не менялось в ее жизни до тех пор, пока случайная встреча не изменила все. А произошло это так.  

Их хата стояла почти у самого края села, а на самом краю была хатка и усадьба, крайне отличавшаяся от усадеб и дворов остального села. Плодородную украинскую землю жители села старались использовать наиболее рационально для выращивания овощей и ягод, которыми, в основном, и питались круглый год. Поэтому плодовых деревьев во дворах было не много, ведь под собой они давали тень, из-за которой под ними ничего больше не росло. Так, как правило, во дворах росли 2-3 яблони, груша да еще пару вишневых деревьев. А эта странная усадьба прямо утопала в деревьях, да не только плодовых. Кроме нескольких десятков яблонь, груш, слив, абрикос и вишен по краям усадьбы бушевали клены, осокеры, липы и даже два высоченных дуба. Вдоль изгороди росли кусты сирени и жасмина. Во всем селе только здесь цвела белая сирень. Жители села как-то старались обходить эту усадьбу. В ней жила одинокая старушка, которая резко отличалась поведением, манерой одеваться и разговаривать от коренных жителей. В разговорах между собой они называли ее «барыней». Говорили, что в начале тридцатых годов она с мужем приехала в это село, и купили дом и усадьбу у какой-то вдовы. Ее муж до 1937 года работал в колхозе агрономом, а она преподавала в школе французский язык. За несколько лет они перестроили дом, превратили почти пустующую усадьбу в зеленый райский уголок. В 37-ом году мужа арестовали, и с тех пор больше никто о нем ничего не слышал. Руководство школы посчитало, что французский язык учить сельским детям ни к чему, а в связи с нарастающей угрозой войны с Германией во всем Союзе усиленно стали вводить в школах немецкий язык. И учительница французского языка осталась не у дел. Жила она скромно в своем доме, редко выходила на люди. Но когда выходила, то одета была скромно, но подчеркнуто изыскано. Летом можно было ее увидеть в длинной темной юбке, светлой кофте с кружевным воротником и обязательно с брошкой камея на груди. Еще она носила небольшую черную шляпку с вуалью. Во всем селе больше так никто не одевался. Знакомства она ни с кем не водила, люди посещали ее редко, если не считать соседки, которая два раза в неделю носила ей молоко.  

Хотя почти в каждом дворе были свои яблоки и груши, мальчишки считали особым шиком незаметно пробраться в эту усадьбу и наворовать здешних яблок и груш. Здесь они были особенными. В свое время агроном собирал лучшие сорта по всему району. Ни у кого не было таких огромных, румяных и ароматных яблок, таких больших и сочных груш. А абрикосовые деревья стояли все будто осыпанные оранжевыми плодами. Дерево даже ну нужно было трясти, сочные плоды просто сами падали и валялись на густой траве, не ленись, просто подбирай.  

На эту усадьбу местные мальчишки иногда совершали налеты. Они прекрасно понимали, что старушка – божий одуванчик, ничего сделать им не может, разве что только отругать, как следует. Да и то, этого она не делала. В этих налетах иногда участвовала и Тая. Но в этот раз она рискнула заглянуть туда одна. Уж очень ей захотелось спелых абрикос. Она вечером подошла к усадьбе, и, убедившись, что старушки нет во дворе, зашла с другой стороны дома, где не было окон, и нырнула под колючую проволоку. Босые ноги мягко, неслышно ступали по густой траве. За какую-то минуту она оказалась у абрикосового дерева. То там, то здесь уже на земле валялись спелые плоды. Она стала поднимать те, которые лежали на траве, а не на земле. Они были сочные и прямо таяли во рту. Тогда она слегка тряхнула дерево. Сразу градом на нее посыпались спелые абрикосы. Утолив свой первый голод, стала собирать их себе в подол. И тут взгляд ее упал на стоящую грушу. Высоко над землей на ветках висели крупные, зеленые с уже начинающими желтеть боками очень аппетитные груши. Хотя она уже была сыта, у нее даже слюнки потекли при их виде. Ловко, по-обезьяньи она добралась до нижних веток, а дальше уже по веткам поднялась туда, где висели самые аппетитные плоды. Зацепившись ногой за ствол, одной рукой рвала груши, а другой придерживала подол платья, в который складывала свою добычу. Не удержалась, попробовала одну грушу. Она оказалась еще жесткой и не сладкой. Но это ее не остановило. Сорвав еще несколько штук, которые показались ей более спелыми, стала спускаться вниз. Делать это было нелегко, потому что одна рука была постоянно занята, приходилось придерживать подол платья. Спустившись на нижние ветки, Тая посмотрела на землю, оценивая, можно ли просто спрыгнуть. И вдруг она увидела стоящую рядом с деревом старушку, хозяйку усадьбы. Она стояла спокойно, наблюдая за юной воровкой. Сердце девочки ушло в пятки, от неожиданности. Отпустила подол, и груши посыпались на землю. Первым желанием ее было быстро спрыгнуть с дерева и скорее уносить ноги. Она уже собралась это сделать, но ее остановил спокойный голос старушки.  

– Девочка, спускайся осторожно, не сорвись, ругать тебя я не стану.  

Тая с недоверием взглянула на старую женщину, и все же поспешно стала спускаться вниз, обхватив руками и ногами ствол дерева. Предательский сучок при спуске зацепился за край юбки и порвал ее. Она теперь стояла перед старушкой, опустив низко голову, и придерживая рукой рваные края подола платья. Щеки ее заливал румянец, ей было стыдно за то, что ее уличили в воровстве, и за то, что она стоит в таком виде.  

– Девочка, как тебя зовут?  

– Тая…  

– Тая, конечно, не хорошо без спроса брать чужое, но ругать тебя за это я не буду. Нет ничего страшного в том, что тебе захотелось поесть груш. Но можно было бы прийти и попросить. Неужели я бы тебе отказала? Посмотри, сколько их здесь. Мне самой их не съесть, а торговать ими я не стану. Кто их у меня купит? В селе есть они почти у каждого. И собрать сама я их не смогу. Да они пока еще зеленые. Когда поспеют, приходи, поможешь мне их собрать, нарвешь и для себя.  

– Правда? И вы маме ничего не скажите? – и девочка немного успокоилась.  

– Пойдем в дом, я дам тебе иголку с ниткой, и ты зашьешь платье. Нельзя же в таком виде появляться на улице.  

Они зашли в дом. Тая с тревогой и любопытством оглядывалась вокруг, рассматривая жилище этой странной женщины. Все здесь было не так, как у всех, не так как она привыкла видеть в хатах ее одноклассников. Во-первых, ее удивила необыкновенная чистота во всех помещениях, во-вторых, убранство комнат и непривычная на вид мебель. Полированный стол на резных ножках, мягкие стулья с бархатными сидениями, большой комод, уставленный статуэтками и рядом слоников из какого-то белого камня. На окнах были бархатные шторы и какие-то прозрачные занавески с цветами. На деревянном крашеном полу был расстелен мягкий ковер, по которому было так приятно ступать, словно по мягкой траве.  

– Вот на тебе иголку, а нитки возьми сама в этой шкатулке. Да сними ты платье, не стесняйся, ведь неудобно зашивать на себе!  

Тая стащила с себя платье, оставшись в одних трусиках. Женщина посмотрела на ее худое загорелое тело и покачала головой. Ребра выпирали через кожу, их можно было пересчитать, как на скелете. Маленькие, едва наметившиеся груди венчали маленькие розовые сосочки. Между худых бедер, даже при сомкнутых коленях, можно было просунуть не только руку, но и целый кулак.  

– Сколько же тебе лет, Тая?  

– Осенью будет двенадцать.  

Женщина про себя отметила, что на вид девочке нельзя было дать больше десяти.  

– Да ты и иголку толком держать не умеешь! А ну-ка, дай сюда. А впрочем… – с этими словами она поднялась и вышла в другую комнату. Через минуту вернулась с тяжелой ношей. С большим трудом подняла ее и поставила на стол, сняла крышку. Это оказалась швейная машинка «Зингер». Быстрыми, умелыми движениями ножницами вырезала полоску в месте разрыва до самого пояса, края соединила и застрочила на машинке. Заодно, подшила край обмохрившегося подола платья.  

– На, держи, вот теперь будет порядок.  

– Спасибо вам … – и девочка замялась, не зная как назвать сидящую перед ней женщину.  

– Не знаешь, как назвать? А как меня называют в селе? Кажется «барыня»?  

Тая утвердительно кивнула головой. Действительно, когда в селе заходила речь о хозяйке этого дома, про себя они ее называли барыня.  

– Да, я барыня, вернее, была когда-то ею, самой настоящей барыней, теперь о которых сейчас пишут в советских книгах. И зовут меня графиня Лишина Антонина Михайловна. Теперь уже бывшая графиня. Это звание от своего отца получил мой муж, ныне покойный Петр Павлович, а тот от своего отца графа Лишина Павла Генриховича. До этого граф носил фамилию Зильберштайн. За участие в восстании декабристов в 1814-м году был лишен графского звания, и получил нынешнюю фамилию Лишин. Это от слова «лишать», хотя по правилам русского языка нужно было бы назвать «Лишён». Позже за заслуги перед отечеством графское звание ему вернули, а фамилия осталась. До революции мы жили в Петербурге. Дом наш стоял на берегу Канала Грибоедова. Дом был большой, четырехэтажный, даже с небольшим садом. И еще во Владимирской губернии у нас было свое имение с большим деревянным домом и огромным садом. Летом дом служил нам дачей. С мая по октябрь мы каждый год выезжали туда и жили на природе.  

Девочка с открытым ртом слушала свою собеседницу. Она даже представить себе не могла, что встретит живую, настоящую графиню, о которых им рассказывали в школе. Она себе представляла их в шикарных бальных платьях, в шляпах, с веерами в руках, с кучей слуг вокруг, выполняющих любой их каприз. Сейчас ничего подобного она не видела. Перед ней сидела старушка, скромно, но изящно одетая. Более внимательный наблюдатель за этой скромностью смог бы разглядеть отблески былого. На пальце бывшей графини поблескивало колечко с каким-то дорогим камнем, в ушах были небольшие, но золотые серьги причудливой формы.  

– Ой, что-то я с тобой заболталась. Тебе уже, наверное, домой пора? Хотя, постой. Сходи и принеси те груши, что ты уронила под деревом. Сейчас мы их помоем и попробуем.  

Девочка с готовностью выполнила просьбу старухи. Через несколько минут вымытые груши уже лежали на большой красивой тарелке с графским гербом и вензелем, внутри которого были буквы «П» и «Л». Хозяйка специальным ножом для фруктов разрезала одну грушу на четыре части, и предложила своей гостье. Та взяла один кусочек и стала есть, хозяйка тоже попробовала. Груша оказалась жесткой и не сладкой, хотя на вид была очень даже аппетитной. Они взглянули друг на друга и улыбнулись, почувствовав одно и то же.  

– Знаешь, они еще зеленые. Когда поспеют, приходи. А эти возьми с собой. Положи их на окно, они скоро дойдут.  

Девочка собралась уходить, но в последний момент взгляд ее упал на огромный стеклянный шкаф, набитый книгами.  

– Ой, сколько у вас книг! Неужели вы это все прочитали?  

Женщина улыбнулась.  

– Нет, конечно, не все, но огромное большинство. А ты любишь читать?  

– Не знаю, наверное, нет. Это скучно.  

– Скучно! Какую последнюю книгу ты читала?  

Тая задумалась. Она даже вспомнить не могла, брала ли она в руки хоть одну книгу после школьных учебников, хотя летние каникулы шли уже к концу.  

– Послушай, возьми вот хотя бы эту. Посмотришь, она тебе понравится.  

Тяжело поднявшись со стула, Антонина Михайловна подошла к книжному шкафу и достала уже довольно потрепанную небольшую книжицу. Ею оказалась повесть украинского писателя Олеся Донченка «Школа над морем».  

– Почитай, когда прочтешь – принесешь, я тебе дам другую.  

Хозяйка из газеты свернула большой кулек, собрала все оставшиеся с тарелки груши и поместила их в него, после чего вручила его своей гостье. Проводила девочку до самой калитки.  

– Заходи ко мне еще, – сказала ей на прощанье.  

Тая медленно поплелась домой, прижимая к себе кулек с грушами и книгу. Она пыталась осмыслить то, что только что произошло. Когда она на дереве увидела старушку, то ожидала чего угодно, только не такого доброго отношения к себе. Обычно в таких случаях хозяева таких садов кричат, бранятся, а то и того хуже, крапивой стегают по голым ногам юных грабителей. А здесь не только не бранила, а даже отдала ворованные груши, да еще и книгу дала почитать. Больно нужно мне ее читать, – думая Тая, заходя в свою хату, пару дней подержу ее у себя, а потом верну. Но, на всякий случай, полистала книгу, присев на лавку у окна. Внимание ее привлек рисунок на первой странице, она прочла заголовок, и дальше взгляд ее скользнул по строчкам первой страницы. Ей показалось интересно, ведь речь в книге шла о ее ровесниках, таких же мальчике и девочке, как и она. Она прочитала несколько страниц, и так увлеклась, что забыла обо всем. Мать вернулась с работы, и застала дочку за книгой. В доме было не убрано, коза до сих пор еще была где-то. Давно уже было пора ее загнать домой. Слушая упреки, пришлось отложить чтение и начать помогать матери. Едва дождавшись, когда все работы по дому будут окончены, и мать пойдет отдыхать, снова взялась за книгу. Читала до тех пор, пока глаза не стали слезиться и очень захотелось спать. Взглянула на часы. Ходики на стене показывали 2 часа ночи. И только тогда отложила книгу и пошла спать. Ночью ей снились сны, будто она сама с героями книги борется со шпионами. Утром, позавтракав и сделав все необходимые дела по дому, повела козу пасти на луг. Там привязала ее на длинной веревке к дереву, а сама уселась в тени дальше читать книгу. Время летело незаметно. Сама не успела заметить, как наступил полдень, и нужно было идти домой. А дочитать осталось еще страниц десять. Как не хотелось бросать это чтение!  

Мать пришла на обед, вместе они пообедали, и мать снова ушла на работу. Вчера матери она ничего не сказала о посещении «барыни». Только мать спросила, откуда груши на подоконнике? Тая соврала, мол, ребята угостили. На книжку в руках дочери внимание она не обратила.  

На лугу перевела козу к другому дереву, и села дочитывать книгу. Когда перевернула последнюю страницу, задумалась. До чего же бывают интересные книги, – думала девочка. – Неужели у Антонины Михайловны все такие? Как хочется почитать еще что-нибудь такое интересное. Она поймала себя на том, что в даже мысленно старушку она теперь называет не расхожим именем «барыня», а уважительно по имени и отчеству. И ей очень захотелось снова увидеть ее и сделать для нее что-нибудь хорошее: помыть полы, подбелить хату. Это делать она умела хорошо. Вечером она уже стучала в дверь старой женщины. Антонина Михайловна в это время занималась уборкой. Посреди комнаты стоял таз с водой и швабра. Она отставила свою работу, и встретила гостю приветливо:  

– Здравствуй, Тая. Ну что, прочитала? Понравилось?  

– Здорово, такая хорошая книга. Я даже не ожидала.  

– А я тебе что говорила!  

– А есть у вас что-нибудь такое еще?  

– Конечно, найдется.  

– Я, наверное, оторвала вас от работы?  

– Ничего, девочка, я пока передохну.  

– А давайте я вам помогу.  

– Помоги, если это тебе не трудно.  

– Нее, мне это запросто.  

Тая метнулась в комнату, подоткнула подол платья, сняла тряпку со швабры, намочила ее в тазе с водой и, начиная с угла, быстро вымыла пол во всей комнате. Затем выкрутила тряпку и насухо все протерла. Антонина Михайловна сидела в кресле и только любовалась, как ловко у девочки все получается.  

– Антонина Михайловна, а в другой комнате?  

Хозяйка немного замялась.  

– Ты знаешь…, я туда почти не хожу, она мне служит кладовой, там я храню продукты.  

– Ничего, и там наведем порядок, и будет чисто.  

Не дожидаясь разрешения, она прошла через сени и открыла дверь в соседнюю комнату. В нос сразу бросился резкий мышиный запах. В комнате было почти темно, слабый свет едва пробивался через небольшое окошко. Даже при этом свете можно было увидеть несколько рундуков, стоявших у стен, несколько деревянных бочек, и два-три ящика, стоявших на полу. Посреди помещения на фанерке в блюдечках и коробочках было что-то насыпано, а что именно разобрать было трудно. Но все это было пересыпано мышиным пометом.  

– Антонина Михална, что это?  

– Это я для мышей. Все, что у меня есть, я кладу им сюда, и они остальные мои продукты не трогают. Наедятся и уходят.  

– А, может быть, вам лучше завести кошку? А то их расплодится целое стадо.  

– Нет, я кошек не люблю, они гадят, где попало, всюду от них шерсть, царапают мебель. А потом еще котята появляются. Топить я их не смогу.  

– Давайте мы это все уберем, а завтра я принесу вам мышеловку. У нас их целых две. Мы с мамой так их всех переловили, а было их тоже много.  

– Я не смогу даже смотреть на них, тем более, на убитых.  

– Ничего, я сама буду их выбрасывать и заряжать мышеловку.  

Тая, не дожидаясь согласия хозяйки, вооружилась веником и тряпкой, и навела полный порядок в этой комнате.  

– Я даже не знаю, как тебя благодарить. Ты такую большую работу сделала! Мне бы ее за целую неделю не осилить.  

Они сидели за столом в комнате хозяйки, служившей гостиной и пили чай из тонких фарфоровых чашечек с красивым узором и такими же вензелями графа. В вазочках перед ними стояло вишневое варенье, которое они набирали серебряными ложечками. Тая по привычке наливала горячий чай в блюдечко и, поднеся ко рту, дула на него так, что иногда даже брызги летели на скатерть. Хозяйка смотрела на нее и только качала головой.  

– Девочка, тебе надо учиться вести себя за столом. Порядочные люди чай из блюдечек не пьют. Если чай очень горячий, можно пить его с ложечки, а когда остынет, пить из чашки маленькими глотками. Ложечку нужно класть не на скатерть, а на блюдечко. Ты только не обижайся, я учу тебя хорошим манерам. Ты вырастешь, попадешь в хорошее общество, а там нужно вести себя подобающе. Иначе будут тебя считать дикаркой, и никто водиться с тобой не захочет.  

– Антонина Михална, откуда это вы все знаете?  

– Ах, милая, нам эти правила хорошего тона прививали с самых юных лет. Вначале у нас были гувернеры из Франции, а потом я училась в Петербургском Институте Благородных Девиц. Уж там нас учили не только как правильно вести себя за столом, но и как сидеть, и как ходить. Бедные дети, растете вы, как грибы… А ты девочка хорошая, у тебя доброе сердце. Я тебе помогу, приходи ко мне почаще. А сегодня я тебе дам книгу Трублаини «Шхуна «Колумб». Она должна тебе понравиться тоже.  

К концу следующего дня Тая принесла сразу две мышеловки. Сама установила в них приманку и взвела. Пока они с хозяйкой беседовали в гостиной, сработали обе мышеловки почти одновременно. Это они определили по звуку.  

– Тая, иди сама, я боюсь даже смотреть.  

– А я запросто, я уже столько их переловила!  

Она вышла в другую комнату, и убедилась, что в каждой мышеловке были убиты по одному грызуну.  

– Антонина Михална! Две попались!  

– Хорошо, только сама вынеси их и выкинь в туалет.  

Девочка вернулась со двора, вновь установила приманку и взвела механизмы ловушек, а затем вошла в гостиную.  

– Иди, вымой руки! Как ты можешь брать в руки такую гадость?  

Тая на кухне вымыла руки с мылом и вернулась в комнату.  

– А ну, покажи свои руки. О Господи! И это руки девочки! Кожа потрескалась, ногти обгрызенные, под ногтями чернозем. Надо следить и ухаживать за своими руками. Возьми на кухне под рукомойником небольшой тазик. Налей в него теплой воды из чайника, принеси сюда и прихвати туалетное мыло.  

Старушка заставила Таю минут пятнадцать парить руки в теплой воде с мылом, затем намазала каким-то кремом. Потом достала маникюрный набор, и стала обрабатывать ногти юной дамы.  

– Зачем это все? Завтра мне опять мыть полы и копаться в огороде.  

– Даже в этих условиях за руками нужно следить. А что у тебя с ногами? Ходишь босой, ноги все в синяках и ссадинах, кожа на них огрубела. Запомни: ноги это второе лицо женщины! Хотя, правда, тебе об этом еще рано думать. Но следить за ними нужно все равно. Неужели у тебя нет никакой обуви?  

– Есть, конечно, есть туфли, в которых я в школу хожу. Но зачем сейчас их носить? Ведь сейчас тепло.  

– О, беспросветная дикость! – ворчала бывшая графиня.  

– Антонина Михайловна, а дети у вас есть? – после долгой паузы спросила девочка.  

– Был у нас сын Игорь. Ему бы сейчас исполнилось 53 года. Но он погиб. Он ушел в 20-м году с Добровольческой белой гвардией воевать с красными, и был убит где-то на Дону. Я даже не знаю, где он похоронен.  

Глаза старой женщины наполнились слезами, и Тае стало ее жалко.  

– Извините, что спросила вас так некстати.  

– Ничего, прошло уже столько лет, а я, как вспомню о нем, всегда плачу. А какой красавец он был! Какой бравый офицер! А какой был умница, он собирался поступать в Академию генштаба. Не будь революции, он сейчас бы генералом был. Ах, что об этом сейчас говорить…  

– А почему вы уехали из Петербурга?  

– Муж мой, ныне покойный, Петр Павлович, царство ему небесное, после революции принял новую власть и даже служить им стал. Советское правительство отменило все звания, и он из графов стал простым гражданином. Так в нашей семье дважды лишались этого звания. Совет Народных Комиссаров, действуя по принципу: «Мир хижинам, война дворцам! », начал дома бывших владельцев заселять рабочими, матросами, швеями, кухарками. Наш дом превратился в одно большое общежитие. Нам с мужем выделили две небольшие комнаты во флигеле, да и то, только потому, что муж работал на советы. А то грозили и это отобрать. Оставаться в городе революции было не безопасно. Мы собрали кое-какие вещи, и уехали сюда. В этих местах кода-то жил старый друг мужа, он нас и позвал к себе. Так мы оказались здесь. Купили эту хату, муж устроился работать агрономом, а я в школу учить детей французскому языку. А потом мужа в 37-ом году по какому-то доносу арестовали, и больше я его не видела. Скорее всего, его, как и всех, расстреляли. И это только потому, что он был раньше графом.  

– А как же вы? – спросила слушавшая ее внимательно Тая.  

– Я тогда работала в школе, и меня, слава Богу, сия учесть миновала. А потом было решено, что детям колхозников учить французский язык ни к чему, Стали их учить немецкому. Ах, да как сейчас их учат… вот нас учили! В институте мы могли изъясняться на французском языке свободно, как и на русском. Мы даже стихи писали на французском.  

– Антонина Михайловна, а вы в Бога верите?  

– В Бога?... А ты сама, как представляешь себе Бога?  

– Ну, это такой мужик, какой нарисованный в церкви на иконах. Говорят, что он везде. Но я его сама ни разу не видела.  

Старуха покачала головой.  

– «Мужик», «нарисованный», «не видела»  

– О, Господи! Тьма-то беспросветная. Как тебе сказать? Бог – это есть то, что в тебе, во мне, в каждом человеке есть самое лучшее, самое светлое. Это Высший Разум, который правит всем миром. Мы обращаемся к Нему с нашими просьбами, с нашими молитвами, когда нам плохо, когда нам больше не на кого надеяться. И Он помогает нам. Он вездесущ, Он все видит и все знает. Людям не дано видеть Его, а Он видит все. И нужно верить в Него. Нужно молиться. Когда ты молишься, ты обращаешься к Нему. В это время твоя душа становится чище и светлей. Молясь, ты не совершишь дурных поступков.  

Девочка слушала ее, открыв рот.  

– Антонина Михална, а что такое душа?  

– Ох, девочка, давай в другой раз. Я сегодня уже устала. Поговорим в следующий раз. А сейчас иди домой, уже поздно.  

Тая шла домой в задумчивости. Все, о чем они сегодня говорили с бывшей графиней, было для нее необычным и новым. Она начинала смотреть на мир другими глазами. Дома она засела за вторую книгу и читала ее до полуночи. Дочитала ее до конца второго дня, и сразу отнесла своей новой знакомой. Потом были еще книги. До школы она успела прочесть около десятка книг. Теперь у нее появился интерес к чтению.  

(продолжение следует)