Детский стишок, про минуту отчаяния.

От каких вестей у тебя завянут уши,  

От каких сластей выпали все зубы?  

От какой игривой пули, валятся на снег, отяжелевшие туши,  

И чем окупятся нестандартные труды?  

От какой воды не зреют яблони и груши,  

Над какой рекой плыли туманы?  

И какого вкуса на покойнике, вишнёвая помада?  

Чётный вопрос поставлен ребром,  

Он не щадит ни единой души.  

И будет хлюпать, словно перерезанным горлом,  

И воздуха нет: кричи, не кричи...  

Разлилась река, прокажённой стали,  

По трубам беспечности, потоком стремясь.  

Они дух изрубили, и слегка притоптали,  

С надеждой несладкою, тихо смеясь.  

Червонцы с испугу, звенели танцем,  

Игриво метаясь, от руки до руки.  

Полагаясь на прихоть, полагаясь на братьев,  

Лихими часами, вырывая кусты.  

А под кустиком клады, а под кустиком звёзды,  

Извечное злато – проблема людей.  

Так в чём же потеха? Достаньте мётлы,  

Выметайте жизни, к чертям поскорей!  

А ранили сердце, длинной стрелою,  

Готовясь прощаться, я жизнь отпустил.  

И танкист едет прямо, рискуя кормою,  

Но врага на прицел – захватил и убил.  

Монотонная зависть потехой рассеялась,  

Блистательной скорбью, светясь напоказ.  

Но серая правда, ушла и сменилась,  

Кончая итогом заржавевший рассказ.  

И пулею свищет, под Луною искрясь,  

Пугливый, шутливый, всевышний приказ.  

Границами томными окружилась поляна,  

Защищая бессмысленность, бренность и тщетность.  

Укрываясь за гробом, за невинностью пьяной,  

Теряя последнее, и пресловутую честность.  

И бабочка дохнет, и стебель гниёт,  

И корни отчаялись, и вода застоялась.  

И земля вспоминает свой прожитый год.  

И вспоминала юность, когда сила ещё не кончалась.  

Да буквы уползли по норам,  

Догмами шуршит палач.  

Мне не надобно и денег даром,  

Но беру через печаль.  

Наскальная живопись прошлой эпохи,  

Хранила тайну, минувшего века.  

Но строки остались, а кости усохли,  

Разлагаясь на пыль, да на все времена!  

И сабли сошлись, в боевом поединке,  

Среди белых леди, и чёрных кошмаров.  

Решали вопрос, по известной старинке,  

Среди дохлых трупов, да угрожающих страхов.  

И кирпич полетел, по центру ровно,  

Приплетая в желание – ярость и страсть.  

Беззащитному человеку не было больно,  

Когда душу его, пытались украсть