Нечто из глубин

Давненько я не думал о вещах сколь жутких, столь и необъяснимых. Немыслимо только представить, как вся картина мира, весь прожитый опыт — лишь поверхность этой невообразимо большой системы.  

Как обычно, я заканчивал свой рабочий день, пересчитывая коров в стойле. За последний месяц неизменно этим числом было «15» — пятнадцать голов крупного скота. Ни больше, ни меньше. Но в эту ночь их оказалось четырнадцать. Хозяева всегда были не на шутку злы, когда речь шла об непредвиденных проблемах и провалах в финансовых сбережениях. Особенно когда вина стояла на простом пастухе, не имеющем и капли сообразительности, по их мнению. Мне ничего не оставалось, как завершить коровью перекличку на «15». Не говоря о пропаже, я немедленно пошёл в сторону луга, на котором днём бродили молодые тёлки. Я взял лишь фонарь, допустив просчёт. Была бы у меня возможность, на каждом амбаре, на каждой школьной доске или университетской кафедре была выжжена надпись «Будь предельно осторожен и имей при себе защиту». Жаль, что на такие вещи смотришь в здравом уме лишь тогда, когда становится чрезвычайно поздно.  

Трава пропиталась ночным мраком, когда солнечное сияние плавно скрылось за горизонтом. Прохладный ветер обдувал потную робу. Казалось, природа, наконец избавившись от назойливых людей, задышала полной грудью. Я был рад этим переменам, ведь летний зной напрочь убил во мне все силы. Однако отдаться сну под лёгким дуновением ветра я не мог — хозяйская корова до сих пор где-то паслась. Я сразу же подумал о том, что обычно коровы и без моего надзора шли в сторону дома говяжьей вереницей. Волков в наших краях нет, как и соседей, которым по душе будет воровать корову из-под носа пастуха. Соседей в принципе нет: банкроты долго не задерживаются в этих землях. «Молочная ферма №1» и «Мясная лавка» стёрлись с лица земли ровно год назад, прошлым летом, когда у них закончились головы. Вдаваться в этот вопрос мне не имело необходимости. Хозяева были довольны — чего ж горевать? Но нынешняя история развивалась крайне темно. Ничего разумного я не нашёл в данной ситуации. Лишь дурные мысли посещали мою голову в эту минуту. Разум очистился благодаря стороннему шуму.  

Неподалёку, со стороны лесопосадок, послышался знакомый «му». Но что-то в нём было не так. Словно пятнадцатая корова замычала, попав в большую беду. Иначе я и подумать не мог, столь хриплым был зов последней. Я поспешил. Нельзя было потерять хозяйскую голову. Мычание раздалось вновь. Но теперь оно было глухим, словно животное оказалось под толщами вод. До близстоящих деревьев было около тридцати метров. Я, прорезая тьму меж деревьев столбом света, забыл смотреть под ноги и чуть было не свалился в непонятную яму. Удержавшись на ногах, я ахнул: в свете фонаря я увидел следы крови. Видимо, корова наступила на рыхлую землю и провалилась в нечто, напоминающее пещеру. Сверху она не казалась такой уж глубокой. Метров пять подумалось мне. Может, меньше. Спуск крутой, но при соблюдении осторожности беды ждать не стоило. Да и корова сама выбраться вполне способна. Впрочем, я вряд ли бы рискнул не будь ситуация гранью в моей работе. Я был уверен, что за такую промашку хозяева выставят меня за дверь. А работы нынче, как и жилья, у меня не было. Думаю, этот выбор был рационален. Но не мог же я предвидеть всё?  

Мычание я больше не слышал. Вероятно, корова побрела вперёд, надеясь найти сородичей. Собравшись с мыслями, я поставил ноги на глиняную поверхность спуска, закинул фонарь в карман джинс и, придерживаясь руками, покатился вниз. Когда я должен был коснуться земли, спуск стал более резкий. В тот миг я понял, что свет падал не на дно. Просчёт мог стоять мне жизни. Я вцепился в глину ногтями, прижался спиной, дабы хоть как-то уменьшить нарастающую скорость. Но самое ужасное было впереди. Летняя прохлада исчезла, а на её место пришёл подземный холод. Теперь стены спускового тоннеля состояли не из спасительной глины, а из каменистой поверхности. То и дело я бился боками о камни. Фонарик покатился вперёд меня, скрывшись в чёрной пелене. Жуткий спуск закончился, когда я ударился головой. Я не заметил бы этого, не пропади боль — ведь тьма перед глазами во время спуска и мрак бессознательности был идентичен.  

Я очнулся с резким вдохом. Конечности, туловище, голова — всё болело. Но я, постаравшись подняться, сразу сознал, что переломов удалось избежать просто невероятным чудом. В углу, оголяя сырые стены, лежал фонарь. Он был в полной норме, не считая разбитого стекла. Теперь его свет искажался тёмными линиями осколков. Здесь было гораздо холоднее, чем на поверхности. Но самое главное — здесь не было ни малейшего звука. Казалось, в этом месте шум ещё не родился. Как и свет. Вероятно, Луна была близка к зениту, но ни единого подтверждения этому я не видел. Тоннель, через который я проник в эту яму, был непроглядно сокрыт.  

Окончательно совладав с побитым телом, я встал. Подошва обуви с некоторым сопротивлением оторвалась от поверхности. Всему виной засохшая, липкая кровь. Но тела здесь не было. Только подумать, бедняга (должно быть, молокосозидательницу хозяева называли Дейзи) свалилась сюда и побрела во мрак. Я взглянул в огромный каменный коридор. Тогда я и обратил внимание на здешние размеры. Немыслимо — метра три в высоту и ещё столько же в ширину. Может быть, когда-то здесь протекали подземные воды, подумал я. Но теперь это место напоминало самый настоящий Пандемониум.  

Когда фонарик оказался в моих руках, я решительно осветил подъём. Даже близко не пять метров, усмехнулся я. До ближайшего «поворота», который я, в свою очередь, и посчитал дном, было не меньше десяти. То есть здесь уже было не меньше пятнадцати метров. Да и кто знает, то ли это искривление тоннеля. Я, трезво рассуждая, не способен судить о глубине этого места даже примерно. Потеряв сознание, я мог катиться и минуты, и часы, и даже дни — разве возможно быть уверенным? Подобные мысли, как настоящие паразиты, мёртвой хваткой вцепились в мою и без того травмированную голову.  

Я, забыв о своей цели, начал кричать, дабы пришла помощь. Но из моих уст, несмотря на все старания, не издалось ни звука. Это место будто бы поглощало каждый мой шорох, каждый мой вдох. Пустота — именно так. Я постарался собраться с духом, но паршивый фонарь то и дело ходил из стороны в сторону. Я обратил внимание, что коридор еле видимо, плавно вёл вверх. Должно быть, корова, надеясь на один только инстинкт, выбралась из тьмы как раз с помощью этого подъёма. Я спешно зашагал. Сердце беззвучно билось в груди втрое чаще. Я был на пределе. Эти исполинские стены казались мне чем-то воистину великим, древним, могущественным. Наконец передо мной показались две дороги: левое разветвление вело наверх, теперь тоннель бесспорно имел более резкий угол. Казалось, что из него видим лунный свет. Правый же проход вёл вниз. Смотря на него, я представлял лишь только бездну. И те сравнения не были пустыми, ведь даже фонарь не пробивал ту тьму, что обитала ниже. Дрожащими, но уже более уверенными, ногами я сделал шаг в сторону выхода. В ту минуту земля подо мной задрожала. Я мог лишь только заметить, как стена у выхода начала крошиться. Поднялось облако пыли, а разрушающаяся стена пала. В мутном воздухе фонарь поймал силуэт существа, стоящего на пути к выходу. Я встал в ожидании. Оно медленно повернулось ко мне, и из облака вылез громадный уродливый червь. Две трети его морды занимал один лишь рот, наполненный сотнями острых зубов. Они, как лесопилка, были готовы превратить меня в однородное месиво. Его склизкое тело, совершая пульсирующие движения, двигалось ко мне. Ещё бы несколько секунд оцепенения и я мог бы оказаться прямо в его пасти. Мерзкое, мертвенное дыхание ударило мне в ноздри. Смрад, похожий на вонь человека с больным, оголодавшим желудком, чуть было не вытянул из меня все соки. Я бросился ко второму проходу. Он был немного уже. Но я был прав: этот тоннель тянулся вглубь.  

Наверное, этот спринт можно назвать самым тяжёлым в моей жизни. То и дело ноги, переставая слушаться, норовились опрокинуть меня, тем самым убив. То и дело я надеялся, что всё закончилось, ведь позади ни звука, но понимание в тотчас же приходило ко мне, нашёптывая страшные слова: «Здесь нет звука. Оно позади тебя, но ты этого не узнаешь, пока не повернёшься». Я знал, что даже мгновение, которое я потеряю на проверку, может обойтись мне дорого. Я бежал до последнего — по крайней мере, если погибну, то в последние секунды жизни словлю себя на мысли, что сделал всё, что мог. Моей ошибки здесь не было. Кроме самого спуска, конечно же. Тоннель безостановочно спускался. В какой-то момент мне показалось, что я задремал от этого монотонного спуска. Когда спуск иссяк, и поверхность стала плоской, я очнулся. От перенапряжения меня вывернуло. Впервые довелось распрощаться с обедом без единого звука. Я находился в странном помещении, что было вдвое меньше тех тоннелей. Повсюду же лежали странные тёмные свёртки. Словно ткань для шитья. Я немедленно подошёл к одному из них и провёл рукой. Предмет немедленно рассыпался на мелкие частички. Они витали в воздухе вокруг меня серыми тучками. Невольно я вдохнул в себя это. Немой кашель вылетел из меня, сметнув все прочие свёртки, как пыль. Я, прикрыв рукавом лицо, заметил странное. На одной из каменных стен были изображены блеклые рисунки. Это повергло меня в шок. Кто из людей бывал здесь до меня? Почему никто не рассказал об этом? Без того замёрзшее тело охватил жуткий холод. На крайнем изображении были видны хрупкие, тощие существа. Один из них сидел на каменном сооружении, а четверо других несли на руках своих отпрысков. На следующем наскальном рисунке сидящий пожирал детей своего вида. В его красных глазах было видно неимоверное удовольствие, пронизывающее всё его морщинистое тело. Когда пир завершился, существо распухло, стало величиной в трактор. Его лицо лишилось глаз, туловище — конечностей. Он превратился в червя. Точно такого же, какого я видел здесь! Меня охватил ужас. Если это не чья-то жалкая шутка, эксперименты правительства или мутация, то как это объяснить? Я взглянул на следующие начертания. Черви, черви, черви — они были повсюду, поедая странных зверей. Но в один миг, когда на фоне возникло красное Солнце, один из червей разорвал свою оболочку и принял иной вид — гигантский красноглазый, рогатый монстр. Он неистово пожирал своих сородичей, после чего обхватил Землю своими когтистыми лапами. На нарисованной Земле имелся лишь один материк. Пангея? Неужто эти существа пережили и метеорит, убивший великих динозавров, и ледниковый период... И теперь они готовы пережить нас. Или того хуже поработить. Но я, пытаясь себя успокоить, решил оторваться от изображений, продолжив путь.  

Тоннель становился всё меньше, вплоть до того, что мне пришлось ползти. В конце тесного, как сточная труба, прохода виднелось что-то. Я вынырнул из тоннеля, встав на ноги. Мой рот открылся от ужасающей картины. Я находился в необъятном, чёрном и мрачном пространстве, посреди которого лежала целая гора костей. Под моими ногами лежали кости знакомых мне зверей: собаки, коровы, овцы. Левее от себя я заметил человеческий череп с ярко выраженным надбровными дугами. Но больше всего меня удивил вид массивных костей, которые я мог видеть разве что в фильмах или музеях. Внутри я понимал, что выбраться отсюда у меня уже не выйдет. Но я был обязан рассказать об этом, ведь никто, кроме меня, возможно, никогда и не узнает об истине, о том, что мы зря считали себя главным творением Бога. Я побежал в сторону крохотного выхода. Неожиданно я потерял землю, а мой фонарь, словно по чьей-то воле, выскользнул из моих рук. Я чувствовал, как что-то держит меня за воротник робы. Когда фонарь наконец упал на тонны костей, его свет направился ввысь, прямиком ко мне. Тогда я и увидел красноглазого Титана. Он величественно наблюдал за тем, как с штанин джинс капает жидкость. До этого момента, на протяжении нескольких часов я ничего не слышал. Мой рассудок сломил миг, когда это создание, не раскрывая уст, заговорило со мной. Я помню лишь то, что он обещал мне жизнь взамен на пищу, которую я ему предоставлю. Больше я ничего не помню.  

Я пробудился на поверхности, когда на небе висело солнце. Возможно, каждый подумал бы, что это лишь сон, дурная, фальшивая мысль. Но всякий раз, когда я борюсь с этим, убеждаю себя в том, что просто теряю здравомыслие, я слышу его голос. Этот договор не писан кровью, не подтверждён печатью, но правило, данное мне, как животный инстинкт, заставляет моё тело наполнять яму свежим мясом. Существо, не глядя на свою, казалось бы, беспомощность на земные дела, наградило меня силой, способной убеждать обычных смертных в своей честности. Было очень просто лишить старых хозяев жизни для того, чтобы мой новый хозяин поверил в мою услужливость и веру. Теперь я владелец фермы, больше не специализирующейся на молоке. Лишь мясо, свежее пастушье мясо.