CORSA

CORSA  

Ноздри медленно с наслаждением втягивали запах кожи и красного дерева богатой отделки салона Ford Thunderbird 1963 года. Пальцы некрепко, но уверенно сжимали руль из слоновой кости: каждое движение водителя на поворотах и переключении передач были наполнены спокойствием и достоинством. Ford томно проплывал по узким улицам города, оставляя за собой мерный гул мотора и мягкий шорох шин. Человеку, наблюдавшему с большого экрана за торжеством изящного и благородного вождения, еще предстояло многое узнать о Френсисе. О любви тёзки к ретро авто в век летающих машин, о таланте композитора, невероятно обогатившем его, и о том, что это всё полная чушь. А пока глаза стороннего наблюдателя жадно поедали каждый пиксель изображения, скаченного из мёртвого мозга.  

***  

Несколькими неделями ранее другого Френсиса по фамилии Морроу, обладателя значка детектива полиции, срочно вызвал к себе начальник. Путь в его кабинет Френсис проделывал нечасто, он был классическим одиночкой: всегда самостоятельно вёл расследование, изредка наведываясь в участок за информацией к экспертам-криминалистам и коллегам. От Морроу веяло пустынной засухой, сыщик общался короткими и ёмкими фразами. «Он будто метает в меня маленькие ножи, смотрит в глаза, а я чувствую, как он пересчитывает мои позвонки», – словно подросток с друзьями у костра, рассказывал начальник местной полиции Брайан Робински свою ужасную историю о редких диалогах с Френсисом. Надо ли говорить, что друзей среди полицейских у Морроу не было, никто не знал, были ли они вообще. Кроме скупых анкетных данных: не женат, католик, образование высшее юридическое и, дополнявшей их, служебной характеристики, большей информации о странном детективе ни у кого не было. Отличная стрельба, высокая раскрываемость преступлений и безупречная дисциплина – эти качества, которые ценились всеми, прощали полицейскому нестандартное поведение и наклонности социопата. За 10 лет службы Френсис Морроу стал легендой, обросшей кучей мифов. Полицейские шутили и пугали новичков назначением в его напарники, предварительно сообщив, что Морроу имеет право на убийство коллеги, если сочтёт того бесполезным. В участке за внезапные появления и быструю способность исчезать Френсиса называли «призрак правосудия».  

Каждый раз Брайан Робински перед встречей с человеком, «благодаря которому местная тюрьма не закроется никогда», слегка нервничал и продумывал ход беседы и каждый раз это не срабатывало.  

– Здравствуй, Френсис, – с серьёзным видом Робински протянул руку вошедшему детективу. Тот уважил начальника крепким рукопожатием и одарил тяжёлым взглядом.  

– Знаю, что ты не любишь долгих разговоров, потому сразу к делу, – с тем же холодом в голосе продолжил Робински, когда мужчины присели друг на против друга.  

– Несколько недель назад нам прислали вот такую вещь, – начальник держал в левой руке нечто похожее на чёрный футляр для очков, из которого со всех сторон торчали провода.  

– Это новая разработка известной компании «BrainTec», грубо говоря, это регистратор мыслей и воспоминаний. Если в течении нескольких часов после смерти данный прибор подключить к голове трупа, можно получить информацию о его последних мыслях, – Брайан Робински чеканил каждое слово, пытаясь точно донести до Френсиса услышанное от разработчиков, но лицо детектива не меняло привычного выражения: то ли абсолютное безразличие, то ли его внезапно поразил полный паралич всех мышц и нервов.  

– Дело Траута? – с прицельным взглядом и некоторой подозрительностью в голосе оборвал повествование Морроу. – Если я всё правильно понял, то вы опоздали с этой пластмассой как минимум на 500 часов, – подозрительность сменилась интонацией превосходства. Френсис уже три недели безрезультатно пытался выйти на след убийцы известного журналиста расследователя Джереми Траута, которого нашли отравленным в собственной квартире. Робински, овладевший искусством общения с детективом, – не перебивать, не спорить, не убеждать, выдержал небольшую паузу, после которой спокойно продолжил:  

– По моей просьбе Вагнер успел извлечь информацию в первые часы после обнаружения трупа, – речь шла об эксперте, который прошёл курс обучения для работы с новым оборудованием. В тот день он прибыл на место преступления раньше Френсиса.  

– Я подумал, что пора внедрять эту аппаратуру в нашу работу, тем более, это не рядовое убийство, да и зацепок мало, – немного оправдываясь, сказал начальник. А было их действительно не много: Джереми Траут скончался в собственной квартире от неизвестного яда, следов посторонних нет, свидетелей нет, мобильный телефон чист, с рабочего ноутбука пропала вообще вся информация. Последние надежды разрушил домашний компьютер, оказалось, что Траут использовал его как хранилище разнообразной информации: фото, видео, рабочие черновики, тексты статей – всё касалось далёкого или недавнего прошлого. За три недели безрезультатного расследования Френсис успел с добрую сотню раз проклясть журналиста за его стиль работы. Материалы в работе тот хранил на ноутбуке, и только после опубликования они перемещались на компьютер в качестве архива. Этот принцип сильно уменьшал шансы детектива, но Морроу не был бы легендарным «призраком правосудия», если б не мог добыть подсказки даже из атомов и молекул воздуха.  

– Я очень признателен вам, шеф, за заботу, но я предпочту классику, – с тем же достойным спокойствием ответил детектив.  

– Вы правы, когда говорите о том, что зацепок мало, рост их количества – это вопрос времени. Я знаю, что на вас давят наши «шишки» из полиции и даже из Конгресса. Еще бы, звезда журналистики, расследования которой не раз всколыхнули страну, погибла при загадочных обстоятельствах. Хотя, кто как не эти леди и джентльмены, едва не лопнули от радости, узнав, что Джереми Траут больше не сутулится над клавиатурой, подготавливая очередное разоблачение. Потому пока вы можете доложить следующее: мне удалось узнать от его главного редактора, что Траут занимался каким-то расследованием в психушке Clear River и я знаю, что он интервьюировал кого-то из руководства. Не густо? Пожалуй, да. Но я уже взял след! – будто гипнотизируя, Френсис отчеканил каждое слово и, не дождавшись реакции Робински, покинул кабинет.  

На следующий день он решил наведаться в «Clear River». Психбольница располагалась в пригороде, и дорога к ней заняла около часа, за который детектив проработал детали дальнейшего поиска убийцы. Чем больше он погружался в дело, тем больше убеждался, что смотрит в зеркало. Впервые термин «зеркально дело» он услышал лет 20 назад от своего наставника – детектива Ника Гаррэта.  

– Зеркало – моё любимое дело. Оно редкое, как крупный алмаз среди сотен копий, с той лишь разницей, что не ты его ищешь, а оно тебя. Как правило, невероятно сложное, но в тоже время таящее в себе сотни подсказок, нужно лишь подойти к зеркалу и пристально вглядеться в него. Как только ты понял, что жертва очень сильно напоминает тебя самого, выстраивай версии, исходя из собственных чувств, порой можно смело отбрасывать факты и доверять только внутренним ощущениям. Он жил, думал, действовал, как ты, задай себе вопрос: «Кто мог убить меня? » – Френсис вспоминал слова наставника и всё больше убеждался в своей схожести с Джереми Траутом. Оба расследователи, оба одиночки, необщительны и странны для всех, следуют своему стилю работы. Общаясь с коллегами Траута, детектив узнал, что он редко бывал в офисе: только когда вызывал редактор или необходимо было утрясти кое-какие дела. Всегда сторонился компаний и вечеринок, мог долго не выходить на связь, а главное – он, как и идущий по следу убийцы Морроу, был легендой, одним из лучших специалистов в своём деле. Вот и сейчас, когда супер осторожный Траут не оставил ни единой подсказки о своём убийце, детектив искал ответ на вопрос: «Кто мог меня убить»?  

***  

Пройдя в сопровождении приветливой медсестры Клары систему сложных коридоров, детектив оказался в большом холле, который резко контрастировал с остальными помещениями больницы Clear River: стены приятного коричневого тона, всюду расставлены цветы и различные растения, среди которых причудливо торчали пальмы. Считая ботанику ненужной для себя наукой, Морроу равнодушно шёл вперёд, уткнувшись в затылок медсестры. Пронзительный крик, внезапно заполнивший холл, заставил детектива инстинктивно вжать голову в плечи и потянуться к пистолету, крик сменился на звук размашистого движения, будто кто-то стал обмахиваться гигантским веером.  

– Жак, ах ты, проказник! Извините, пожалуйста, детектив, он всегда так пугает наших гостей, – со смущённой улыбкой сказала женщина и погрозила кулаком большому чёрному какаду, только что пролетевшему через весь холл и приземлившемуся на верхушке раскидистой пальмы. Рассмотрев птицу, которая буднично принялась чистить перья, детектив убрал руку от кобуры и развернул плечи. Выпрямившийся пиджак выдал тренированную фигуру своего владельца.  

– А вот и кабинет доктора Брюэрса, проходите, он ждёт вас, – с красивой и доброй улыбкой Клара указала на дверь. Детектив вошёл в комнату и замер: прямо над рабочим столом весело бездыханное тело доктора, его шея и лицо, свисавшее вниз, превратились в сплошной сине-красный кусок плоти, петля добротной бечёвки глубоко въелась в кожу. Детектив мгновенно переключился в режим осмотра места преступления, он стал аккуратно приближаться к телу, пытаясь отыскать важные детали.  

– Ну, если и вы поверили, то Найджел точно уверует в сверхспособности Бруно, – заговорило бездыханное тело доктора, затем подняло голову. И Френсис рассмотрел на лице мертвеца улыбку. Испуганный неожиданным воскрешением, детектив резко шарахнулся назад и сбил деревянную статую истукана у стены.  

– Детектив, успокойтесь, я всё объясню, – весёлым тоном продолжало говорить тело.  

– Да что, чёрт возьми, здесь происходит?! – зло вопрошал призрак правосудия, давно не испытывавший подобных потрясений.  

– Детектив Морроу, ответ на этот и другие вопросы вы сможете получить, если поможете мне обрести опору, – окончательно оживший доктор показывал рукой на отброшенное набок кожаное кресло чуть поодаль от него. Как только с помощью гостя ноги обрели опору, Брюэрс ловким движением избавился от петли на шее, поднял руки вверх и присел, освобождаясь из еще одних петель, державших его на весу, помогая натуралистично изображать удушение.  

– Ну и каков смысл этой… инсталляции, – играя желваками на скулах, спрашивал детектив. Он уже занял место сбоку Т-образного стола доктора, где обычно сидели подчинённые на совещаниях.  

– Покорно прошу подождать несколько мгновений, – ответил Брюэрс, усиленно стирая смертельный грим. Доктор спешил вернуть своей коже естественный цвет и обрести привычный облик. Он поправил галстук, одел халат и сел в кресло. Только сейчас Морроу заметил, что на вид директору клиники было примерно 45 лет, карие глаза, мясистый нос и широкий рот напоминали детективу игрушку из далёкого детства – деревянного щелкунчика. Отметил полицейский у Брюэрса и отсутствие даже малейшей седины. И это при такой-то работе – удивился Френсис.  

– Прошу прощения, детектив. О, кстати, Сэм Брюэрс, – привстав, он протянул руку, Френсис ответил сильным и нервным рукопожатием.  

– Мне нужно было убедиться в высоком качестве этой, как вы выразились, инсталляции. Кто как не профессиональный полицейский подходит на роль судьи в конкурсе «Боже мой, его убили! », – отыгрывая интонацией, рассмеялся доктор.  

– Всё-всё, я ценю ваше время! Итак, объясняю, – резкая смена в голосе обещала конструктивную беседу.  

– То, что вы сейчас видели, – часть нашей системы лечения. Я сторонник нестандартных методов, в том числе и вот таких театральных приёмов. У наших пациентов не болят зубы, не стреляет в ушах и нет жалоб на колики в животе. Мы имеем дело с самым таинственным и порой непостижимым человеческим органом – мозгом, поэтому я убеждён, что одними таблетками с ним не обойтись. Мы стараемся создать комфортную обстановку для больного мозга. В таких условиях он начнет работать с новыми установками и новыми параметрами, а значит ослабит свою защиту, чем мы и воспользуемся. Проще говоря, детектив, если пациент возомнит себя Че Геварой, то с лёгкостью найдёт в своей тумбочке коробку сигар и чёрный берет. Именно это и заинтересовало Джереми Траута, поэтому он был у нас неоднократно, и, наконец, именно поэтому журналист был моим частым гостем, что с лёгкостью подтвердит любой сотрудник больницы. Кстати, тогда он сидел на том же стуле, что и вы, – продолжительная убедительность повествования смягчилась тонким замечанием.  

– Что ж, доктор… попрошу вас припомнить, о чём именно вы беседовали с убитым, не замечали ли странности в поведении Траута, особенно в его последний визит, – попросил детектив.  

– Буду только рад, если смогу помочь вам в расследовании, – учтиво ответил доктор.  

В кабинете воцарилась атмосфера размеренной беседы, из которой гость узнал намного меньше, чем рассчитывал. Джереми Траут последний месяц, как на работу, приходил в клинику и словно одержимый всё больше и больше пытался узнать о методике Брюэрса. Он исходил всю больницу, заглянул едва ли не в каждую палату, лично и не раз участвовал в психотерапевтических спектаклях. Каждый свой шаг журналист старательно сопровождал какими-то записями, неизвестность содержания которых для доктора обеспечила неразборчивость почерка Джереми.  

– Вы спрашивали о странностях? Да он сам одна сплошная странность: постоянно судорожно что-то записывает по делу и нет, странные вопросы, а главное всё время в состоянии тревоги. То попросит опустить жалюзи в кабинете, то отскочит в сторону и замрёт, выжидая чего-либо. Я, конечно, пытался спросить, в чём причина таких манёвров, на что получал ответ о необходимости постоянно быть на чеку, мол профессия опасная и за годы работы журналист нажил себе немало врагов. Да, еще отшучивался, что не удастся вам доктор, пополнить больничные списки моей фамилией, – удобно расположившись в кресле, рассказывал Сэм Брюэрс.  

– Кроме блокнота, брал ли он на ваши встречи ноутбук и телефон? – продолжился допрос.  

– Да, но при мне он ими пользовался редко, телефон периодически доставал из кармана и клал обратно. А в ноутбук вносил какие-то данные, эпизодически, говорил, что больше доверяет бумаге, она, дескать, безопаснее, чем электроника. Я подозреваю, что он боялся слежки, ну когда для этого используют разные технические штучки, как это делается, вы знаете лучше меня, словом, понимаете меня, детектив.  

– Когда вы его видели в последний раз? – опять последовал вопрос.  

– Утром в тот день, когда нашли тело.  

– Тогда он тоже взял с собой ноутбук и телефон?  

– Да, они были при нём.  

Статус и звание легенды сыска обязывали Морроу продолжать допрос, но профессиональное чутьё подсказывало, что больше никаких интересных деталей он не узнает. Френсис поинтересовался последней встречей Траута и Брюэрса, но, как и подсказывала интуиция, ничего существенного он не добыл. Узнал лишь то, что вёл себя Траут как обычно странно и после очередной порции сведений о психиатрии в «Clear River», попрощался и уехал.  

Детектив Морроу еще не раз наведывался в лечебницу, опрашивал персонал и снова заглядывал в кабинет Брюэрса. В один из таких визитов он попросил доктора провести его по всей больнице и ознакомить с методикой лечения в деталях. Вопреки ожиданиям Френсиса, Сэм Брюэрс охотно согласился: детектив и доктор вместе обошли все, включая самые отдалённые, уголки и коридоры «Clear River», палаты детектив пожелал осмотреть по особому принципу. Он выбирал по одной на каждом из четырёх этажей. Какие именно проинспектировать апартаменты, обретших истину в иной реальности, детектив определял в произвольном порядке. Особый интерес полицейский проявил к методам доктора Брюэрса. Психоневрологические пьесы и спектакли, за которыми стал наблюдать Морроу, требовали от персонала недюжинного артистизма. Суммарная причудливость диагнозов невероятно расширила ролевой диапазон людей в белых халатах: от булочников и разносчиков газет до монархов и божеств. Порой даже перед одним пациентом разворачивалось красочное действо, со стороны оно скорее напоминало репетиции второсортного мюзикла, но в суровой больничной обстановке казалось, что гостит шоу в рамках мирового турне. Изрядно насмотревшись таких номеров, Френсис Морроу окончательно убедился в том, что теряет время и упускает что-то важное. Потому эпизод с превращением большого больничного холла в железнодорожную станцию, где главным действующим лицом был возомнивший себя паровозом Марк Релонг, стал для детектива последним в театральном сезоне «Clear River». Морроу, наблюдавший за этим, вдруг развернулся и тяжёлыми шагами стал отмерять путь к выходу, за спиной оставался с десяток персонала: все они стали пассажирами и работниками станции в синих мундирах. Как только тачка для перевозки белья, служившая в тот день вагоном, была загружена какими-то коробами, позади раздался громкий паровозный гудок, который Марк, впряжённый в тачку, натужно выдавливал из себя:  

– Ту-тууууууууууу  

Уходящий по коридору в мир объективной реальности, детектив продолжал прокручивать в голове вопрос: «Кто убил меня? Кто убил меня? ». Больше месяца ни привычные приёмы, ни воспоминания о мудром наставнике не продвигали расследование Морроу. Больше месяца – слишком большой срок работы на холостых для «призрака правосудия», вновь и вновь он суммировал и сопоставлял, всё что удалось узнать. Вот только из этих осколков он никак не мог собрать что-то целое и понятное.  

***  

– Где этот умник? – сходу выпалил Френсис, ворвавшись в кабинет начальника. Привычный к подобному следованию служебного этикета и субординации Брайан Робински без тени удивления спросил:  

– О ком конкретно ты говоришь?  

– Щуплый, писклявый очкарик, который умеет работать с хренью, записывающей воспоминания!  

– Аааах, Вагнер? Вероятно, – Брайн посмотрел на свои часы, – сейчас он должен быть у себя. Его кабинет расположен слева от обиталища наших экспертов, – ответил начальник. Получив точные координаты, Френсис, как крылатая ракета, понёсся по коридору в отправной пункт увлекательного путешествия по чужой голове.  

– Ты Вагнер? – за спиной молодого парня, склонившегося над сборкой какой-то электроники, раздался голос Морроу.  

– Да, это я, – чуть растеряно ответил Вагнер. Френсис подошёл ближе к обернувшемуся парню, взял стул и сел напротив него.  

– Послушай, мне нужно, чтоб ты объяснил, как работает эта штука и что удалось тебе… скачать из головы Траута, – уже мягче, подбирая слова, заговорил «призрак правосудия».  

– Ааааа, вы должно быть, Френсис Морроу? – в маленьких глазах Вагнера, практически съеденных толстенными линзами, заискрился интерес. Последовал утвердительный кивок и объяснение началось.  

– Что ж, детектив, не буду утомлять вас наукой и попробую объяснить доступно, чтоб сэкономить ваше время, – быстро нашёлся парень под прессом жёсткого взгляда детектива. В его руке появился чёрный прямоугольник с торчащими в разные стороны проводами, такой Морроу уже видел в кабинете начальника.  

– После смерти человека в его мозге еще несколько дней происходят различные процессы, чем больший приоритет он им отдаёт, тем они становятся насыщеннее и полнее для изучения и последующей расшифровки. В случае с Траутом я получил доступ к его мозгу через 4 часа – это достаточно хороший временной показатель. Потому мне удалось собрать большой массив данных, состоящий из его мыслей и воспоминаний, которые после перевода в цифровой формат стали набором аудио- и видеофайлов, кстати, есть даже возможность воспроизвести запахи, связанные с этими воспоминаниями. В результате у меня сейчас есть почти пять гигабайт разрозненных данных, и тут возникла сложность. Наши воспоминания не подчиняются каким-либо закономерностям и возникают нарушая привычную нам хронологию. Нет чёткой привязки к конкретному событию, сами знаете, что мысли возникают по поводу и без. И сейчас я как раз пытаюсь разобраться с этим, приходится вносить кое-какие доработки в компьютер, – Вагнер указал на свой стол, где были разбросаны различные детали.  

– То есть, если ты сможешь выстроить всю собранную информацию в одну цепочку, то мы получим своеобразное кино о том, что было в голове Траута? – поинтересовался детектив.  

– Да, вы правильно поняли принцип. Если у меня всё получится, то вы как будто бы окажетесь в 3D или даже в 5D-кино. Помимо картинки и звука, у вас будут запахи и, возможно, ощущения подобные тем, что испытывает человек на экране. Для этого мне нужно очень постараться и не ошибиться в расчётах, потому детектив смогу вам помочь не ранее следующей недели, – объяснил Вагнер. Теперь Морроу оставалось ждать и надеяться, что по истечению ближайших шести дней новый помощник сможет отправить его в путешествие по извилистому лабиринту серых полушарий Траута.  

Ожидая результатов работы Вагнера, детектив продолжал попытки собрать, пожалуй, самый сложный паззл в его карьере. Все добытые факты и детали по-прежнему не давали ясности. В любом другом деле после осмотра места преступления и результатов вскрытия, Морроу получил бы чёткое представление о возможном убийце. Тут же всё известное только усложняло поиск: свидетелей нет, подсказки уничтожены скрытностью и маниакальной осторожностью убитого, а вероятной причиной смерти может быть яд, неоставляющий следов в организме. Всё выглядит так, будто журналист умер от внезапной остановки сердца, но профессиональное чутье детектива подсказывало, что это далеко не так. На экваторе срока, запрошенного Вагнером, на своем столе Френсис обнаружил газету. Сработала давняя привычка не закрывать кабинет: из-за его частого отсутствия на рабочем месте, все, кто помогал детективу в расследованиях, несли туда свои наработки. В этот раз «Morning news», от которой еще исходил ароматный запах свежей печати, на стол заботливо положила рука начальника. Бросив на газету острый взгляд, Френсис тут же развернул её и на первой странице. Словно углем по белой простыне, возник заголовок «Неизвестный Траут». В статье сообщалось, что после смерти известного журналиста местная детская больница лишилась верного, а главное – очень щедрого попечителя. В тексте даже указали примерную сумму, отданную Траутом за 8 лет помощи больным, – почти 700 тысяч долларов. Вот и открылась тайна, куда тратил Джереми свои крупные гонорары, добытые работой на известные информагентства страны и мира, подумал детектив. «Он рисковал жизнью, делая репортажи из самых опасных мест планеты, мёрз в высокогорье Анд и тонул в Индийском океане не ради славы и всемирного признания: он спасал жизни, помогал сиротам и детям из полноценных семей выбраться из трясины депрессии, неверия и отчаяния», – объяснял автор статьи. Также он сообщал, что Джереми Траут всегда настаивал, чтобы его имя никогда не звучало и не упоминалось ни врачами, ни родителями спасённых детей. Но так как его не стало, в больнице решили внести фамилию журналиста в список самых щедрых меценатов: памятная табличка давно висела в холле учреждения. Завершалась статья сообщением, что в списке почётных филантропов стало больше на одно имя из позолоченных букв. Заинтересованный и удивлённый неизвестной доселе страницей в богатой биографии журналиста, Френсис решил отправиться в детскую больницу «Light of Hope».  

Протиснувшись сквозь громкий живой поток детей, которые на всех парах спешили покинуть класс, полицейский увидел в конце коридора учебного корпуса больницы женщину. Она приветственно махала поднятой вверх левой ладонью. Полицейский подошёл к ней.  

– Детектив Морроу, я директор больницы Амалия Диксон, пройдёмте в мой кабинет, пожалуйста, – деловито, без эмоций сказала женщина. Морроу заметил, что новость о смерти мецената очень тревожила Амалию. Быстрыми шагами она вела за собой детектива в свой кабинет, но вдруг развернулась и сказала:  

– Пожалуй, у меня есть лучший вариант. Вы не против побеседовать во дворе? Сейчас там никого, да и мне будет легче говорить, – похоже, чутье не подвело детектива и директор действительно тяжело переживает убийство Траута.  

– Как пожелаете, – ответил Морроу.  

Они вышли во внутренний двор больницы, который был разделен на несколько параллельных друг другу аллей. Стройные ряды деревьев и цветочных клумб прерывались лишь в центральной части, где был установлен большой фонтан. К нему то и направились Амалия и детектив.  

– Как только я узнала об убийстве Джереми, меня охватил ужас. Здесь каждый день смерть вырывает из наших рук деток, и поневоле равнодушие всё больше пропитывает сердца. Сначала я пугалась этого, но после поняла, что, к большому сожалению, это нормально и только так можно продолжать здесь работать и спасать жизни, играть со смертью в ноль невозможно, главное – не давать ей вести в счете.  

Слушая это трогательное признание, Морроу вовсе не проникся его глубиной, а с удивлением заметил, что у него нет желания как прежде перебить собеседника и настроить диалог исключительно на факты и конкретные детали. «Возраст», – пронеслось в голове полицейского.  

– Я думала, что после стольких лет ежедневных трагедий меня уже ничего не способно растрогать, как вдруг эта новость, – она остановилась и внимательно посмотрела на Морроу, слёзы, будто соревнуясь между собой, продолжали свою гонку от глаз до подбородка.  

– Простите меня, детектив… на вас нет колоратки, а я не в исповедальне. Прошу, задавайте мне вопросы и надеюсь, мои ответы помогут найти убийцу, – резкая смена темы только приободрила Френсиса и он приступил к отточенному годами ритуалу. Детектив выяснил, что больница «Light of Hope» опекается детьми, чьи родители не могут позволить лечить своих наследников в других учреждениях. Их привычный контингент – сироты, дети мигрантов, людей, имеющих проблемы с законом, граждан, лишенных по разным причинам медицинской страховки, и дети, чьи болезни она почему-то не покрывает. Джереми Траут стал заботиться проблемами больницы 8 лет назад, сразу после того, как побывал здесь в качестве журналиста. Тогда проект только набирал обороты и привлёк внимание Джереми исключительно как тема для репортажа. Амалия Диксон восхищенно рассказывала, что Траут стал одним из щедрых меценатов больницы, он постоянно находил невообразимые суммы буквально за считанные дни.  

– Я знала, что порой он делает не совсем правильные вещи – заказные статьи, поиск компромата с последующей продажей предложившему лучшую цену и многое другое. Но поверьте мне, детектив, когда речь идёт о спасении жизни, я тоже готова на всё. Часто гоню от себя мысли ограбить банк или устроить засаду на инкассаторскую машину, они часто проезжают мимо нас. Я не шучу, отчаяние – сильная штука, – говорила женщина, стараясь не расплакаться.  

– Конечно, я была рада такому человеку, как Джереми. Но удача и везение в поиске денег всё же изменили ему. У нас есть мальчик Найджел, с самого рождения он болен тяжёлой болезнью – особая форма генной мутации. Из-за неё в два месяца он потерял глаз, есть проблемы с опорно-двигательным аппаратом, перенёс 68 различных операций. И всё это в свои скромные 9 лет. Сейчас ему нужно провести еще несколько сложных вмешательств с последующим долгим периодом реабилитации, предварительно это может обойтись в 300 тысяч долларов. Поиском именно этих денег Френсис был занят последний месяц, но увы…  

Разговор Амалии и детектива еще продолжался несколько минут, но мозг Морроу уже включился в сыскной режим и параллельно с обменом фраз уже выстраивал новую версию с учётом полученной информации. Любезно поблагодарив директора за встречу, детектив удалился из больницы, сел в машину и помчался в участок. Там он снова пытался упорядочить всю собранную информацию. Теперь к возможным мотивам убийства прибавились деньги, вот только как раскручивать эту версию дальше. Френсис снова злился на жертву: он будто нарочно позаботился и уничтожил все возможные нити.  

– Детектив Морроу, – просунув голову из-за двери, приветствовал погрузившегося в раздумья коллегу Вагнер.  

– У меня это… – напряжённый взгляд Френсиса заставил умерить веселье, и подбор слов осложнился, – просто хотел сказать, что вы можете зайти ко мне… всё готово, – конец фразы получился совсем робким. Долго рассматривая лицо Вагнера, с которого медленно исчезала радость, Морроу резко встал с кресла и махнул рукой, мол идём покажешь. Минуты, которые занимал путь от кабинета к отделу Вагнера, превратили голову Морроу в торговый зал фондовой биржи. В ней шли ожесточённые торги: одна часть детектива говорила, что он не должен доверять какому-то там «регистратору мыслей с проводами», другая – настаивала использовать все возможные варианты, оправдываясь особым случаем. Ретро и модерн спорили, а мужчины всё ближе подбирались к отделу IT, переступив порог которого, Морроу всё же продекларировал победу широких взглядов. Внимательно выслушав инструкцию по использованию регистратора от Вагнера, детектив аккуратно сложил его в специальный кейс и сказал, что заберет с собой, дескать, в спокойной домашней обстановке сможет полностью погрузиться в мир чужих мыслей.  

– Детектив, прошу вас учесть очень важный нюанс. Картинка может обрываться когда угодно, продолжение эпизода может быть странным, порой перед вами предстанут лишь непонятные образы, которые будут сменять звуки и запахи. Это не сбой аппаратуры, поймите, это чужой мысленный процесс, который мы пытаемся всего лишь воспроизвести. Настраивайтесь на киносеанс в стиле арт-хаус, – довольный своей шуткой, Вагнер отдал все приспособления и проводил детектива.  

Компьютерных дел мастер разделил весь массив собранной информации на две части, к моменту радостного прихода в кабинет Морроу первая часть была полностью обработана. Мужчины условились, что детектив посмотрит её дома и попробует дальше вести расследование, пока вторая часть не будет готова. Вот только обещанного формата 3D или даже 5D достигнуть Вагнеру все же не удавалось, но все звуки и запахи устройство передавало отменно. Оказавшись дома, Френсис тут же запустил компьютер и подключил к нему регистратор в точном соответствии с инструктажем Вагнера. После этого детективу пришла мысль посмотреть «мозговое кино» на проекторе: он значительно больше монитора и всё можно рассмотреть в деталях. Приготовление к запуску домашнего кинотеатра напомнили Морроу его далёкое детство, когда отец где-то раздобыл киноаппарат, и каждые выходные семья смотрела фильмы на большом экране, которым зачастую служили несколько простыней. Как только всё было готово, детектив уселся в своё любимое кожаное кресло и стал внимательно смотреть на экран.  

Ноздри медленно и с наслаждением втягивали запах кожи и красного дерева богатой отделки салона Ford Thunderbird 1963 года. Пальцы некрепко, но уверенно сжимали руль из слоновой кости: каждое движение водителя на поворотах и переключении передач были наполнены спокойствием и достоинством. Ford томно проплывал по узким улицам города, оставляя за собой мерный гул мотора и мягкий шорох шин. Человеку, наблюдавшему с большого экрана за торжеством изящного и благородного вождения, еще предстояло многое узнать о Френсисе. О любви тёзки к ретро авто в век летающих машин, о таланте композитора, невероятно обогатившем его и о том, что это всё полная чушь. А пока глаза стороннего наблюдателя жадно поедали каждый пиксель изображения, скаченного из мёртвого мозга.  

На экране появился мужчина лет тридцати пяти за рулём шикарного автомобиля. Он был одет в фиолетовый пиджак из велюра и пёструю рубашку с широким воротником. На руке виднелись золотые часы, но какой марки не разглядеть. Всем своим видом мужчина показывал, что жизнь его удалась: он успешен, богат и весьма хорош собой. Через несколько мгновений он остановил машину, вышел из неё, элегантно захлопнул дверь. Франт направился к входу в большое здание, прихватив с собой квадратный кейс. В следующее мгновение действо перенеслось в телевизионную студию, в которой друг напротив друга сидели уже знакомый Морроу владелец Ford и симпатичная девушка, лицо которой оккупировала улыбка.  

– И сегодня у нас в гостях лучший композитор года Френсис Лерой, – радостно воскликнула ведущая, продемонстрировав безукоризненную работу своего стоматолога. «Два Френсиса в одном деле многовато», – подумал детектив.  

– Френсис, еще вчера вы были неизвестным парнем, увлекающимся сочинением музыки и песен, а сегодня вы обладатель престижнейшей музыкальной премии мира, а группа «The Siders», с которой вы работаете, – лидер хит-парадов и чартов, – ведущая продолжала покрывать гостя толстым слоем сладкой пастилы. Тёзка по ту сторону экрана заметил перед Лероем небольшой золотой граммофон на чёрной лакированной подставке, и тайна содержимого квадратного кейса раскрылась. Как и ожидалось, ведущая подводила беседу к истории появления новой звезды на композиторском небосклоне, Френсис не менее ожидаемо рассказывал об этом. О детстве в маленьком провинциальном городке, где все мальчишки занимались спортом, и нужно было обладать недюжинной смелостью, чтобы ходить в музыкальную школу. О том, как часто Френсис расплачивался своим здоровьем за это, пытаясь противостоять физическому и численному превосходству сверстников. Потеряв смысл происходящего, детектив стал откровенно скучать и с удивлением для себя заметил, что есть возможность промотать видео. Делать он этого, конечно, не стал, очень боялся упустить что-то важное. Далее разговор зашёл об этапах сложного восхождения композитора на творческий Олимп и, разумеется, о делах текущих. Стало понятно, что Френсис Лерой чрезвычайно талантливый автор слов и музыки. Его песни сделали группу «The Siders» чертовски популярной, а персональный банковский счёт сравнялся с ВВП государства Тувалу. Внезапно интервью прервалось, и на экране вновь появился Френсис за рулём авто, судя по тому, что шикарный пиджак и цветастая рубашка всё еще были на нём – день славы продолжался. Вот только не понятно было, картинка показывает события до или после интервью, но это уже было не столь важно. Внимание тёзки привлекло резкое изменение: Френсис стал биться в каком-то припадке, звучали непонятные голоса и на экране фоном возникали неразборчивые образы. Совладав с собой, Лерой остановил машину и с ужасом заметил, что дорога закончилась, как и сам город, по которому он ехал. Водитель вышел и подошёл к самому краю непонятного. Перед двумя Френсисами возникла впечатляющая картина: позади гудел и сверкал на солнце мегаполис, а в нескольких сантиметрах от носков его ботинок была серая стена. Всё это напоминало конец карты в простенькой компьютерной игре, текстурный финиш виртуального мира. Еще вчера здесь была добрая половина города, а сейчас – бездна. Судорожно достав из кармана мобильный телефон, Френсис кому-то позвонил:  

– Майк, похоже мне снова плохо, приезжай нужна помощь, – в трубке слабо слышался чей-то голос, но его тональность успокоила Лероя, и он, крепко сжимая трубку, вернулся в машину.  

Сумбур увиденного не впечатлил детектива, а только укрепил в желании сделать паузу. Но Морроу поступил еще радикальней и выключил всю аппаратуру. «Какого чёрта я делаю», – подумал он, растирая пальцами уставшие глаза. Чуть позже, он кинулся к компьютеру и стал выяснять в интернете, кто же такой этот Френсис Лерой. И снова сюрприз: мировая паутина, нафаршированная петабайтами информации, не знала ничего об этом парне. Ни страниц в соцсетях, ни единого сквозного упоминания, а главное – в списке лауреатов Грэмми его нет. То ли дело «The Siders»: тысячи ссылок, тонны видео и фото, вот только на официальном сайте ни слова о Лерое. Там автором песен и музыки указан солист группы Барни Кэролл. «Какого чёрта?!» – уже громко вслух вскрикнул Морроу. Настал и его черёд воспользоваться мобильным.  

– Алло, Вагнер, что за дерьмо ты мне подсунул? Ты действительно считаешь этот бред полезным в моём расследовании? – орал в трубку детектив и после ненадолго умолк.  

– Ладно-ладно, я тебе верю, обещаю, что досмотрю до конца, – всё ещё раздражённым голосом Морроу уверял коллегу.  

– Там всё очень интересно, – передразнивая Вагнера, детектив отбросил мобильный в сторону.  

К просмотру «мозгового кино» Френсис вернулся через несколько минут. На экране вновь всплывали сцены из жизни Лероя: творчески муки, концерты, награды, разгульная жизнь и постоянные странности. То припадки, то голоса, то мистика. Вот Френсис Лерой что-то старательно пишет на бумаге и вдруг замечает, что его шариковая ручка начинает таять и стекать на середину листа, потом эта лужа медленно превращается в змею и кусает его за шею. А вот он в шикарном ресторане ужинает с потрясающе красивой девушкой, она обращает внимание на что-то странное в его волосах и говорит об этом, он тянется рукой туда и после лёгкого почёсывания замечает, что в его ладони осталась кожа головы вместе с волосами. Он продолжает чесать то место и понимает, что легко счесал кость и уже добрался до мозга, его куски начинают падать прямо в блюдо. Вдруг все присутствующие вместе с прекрасной спутницей встают и наполняют зал ресторана неистовыми аплодисментами. Каждый такой эпизод прерывался тёмным фоном и постоянным звуком – далёким и чуть приглушённым гулом.  

На следующий день детектив Морроу продолжил свой увлекательный киносеанс. В этот раз полицейский узнал, кто такой Майк. Им оказался продюсер группы «The Siders» Майк Черутти. Живая мимика, активная жестикуляция, неисчерпаемая энергия движений и постоянные шутки – даже не зная фамилии субъекта, становилось понятным, что Майк вырос в семье итальянских эмигрантов. Энергичный делец преуспел в музыкальном мире и, похоже, чрезвычайно дорожил талантом Френсиса Лероя. Как только у того возникали проблемы, Майк оказывался на месте, как полицейский патруль. И то, что у композитора есть личная служба спасения, объяснялась просто: Черутти охранял и заботился о корове, чье молоко было самым вкусным и дорогим на рынке. Знакомство с новым для Морроу персонажем продолжилось диалоговым эпизодом между тёзкой и музыкальным дельцом. Мужчины сидели в дорого обставленной комнате, вид из окна подсказывал, что это пент-хаус.  

– Френсис, меня очень беспокоят твои частые срывы и проблемы с восприятием реальности, – Майк налил в бокал виски и протянул собеседнику.  

– Намекаешь на то, что я псих? – с улыбкой спросил Френсис.  

– Конечно же, нет, псих не может писать такую музыку и слова, не может, – под конец фразы указательный палец Майка заставил Лероя повернуть голову на стену, где красовались с десяток музыкальных наград.  

– Я всего лишь хочу помочь тебе быть в форме, Френсис, – спокойно продолжал Черутти.  

– Или еще один такой пентхаус? – с издёвкой спросил Лерой.  

– Френсис, а на чём ты сюда приехал? Скажи, а чек из твоего обувного магазина – он с четырьмя цифрами? Или может быть не для тебя в банке в нескольких кварталах отсюда всегда готова VIP-комната? – глядя прямо в глаза, отвечал вопросом Майк.  

– Ладно, старик, ты прав. Мы в одной лодке, при чём подводной: выйдет кто-то один – зальёт трюм, выйдут несколько – объявляй спасательную операцию. Пока откачают воду и задраят всё обратно, время потеряно. А для покинувших борт спасение не гарантировано.  

– Эээ, как тебя понесло в подводную философию, – Майк подавился лёгким смешком, – вот, что я тебе предлагаю. Картинка вновь оборвалась и вместо неё появился снова привычный чёрный фон и чёткий размеренный гул с мерным возрастанием. Детектив отложил просмотр и снова принялся искать информацию о Майке Черутти. И вновь комнату наполнил резкий окрик: «Вот чёрт, снова это дерьмо! » Всезнающий интернет и тут оказался не у дел. Ему неизвестен не только Френсис Лерой, но и Майк Черутти. На тематических сайтах о продюсере реально существующей группы The Siders информации не было. Высказывались лишь предположения, что из-за неточностей и туманности в вопросах продюсирования их может финансировать мафия. В официальных интервью лидер коллектива Барни Кэролл заявлял, что старт их карьеры обеспечили деньги, собранные всеми участниками, ну а где сейчас берут деньги музыканты с бешенной популярностью было очевидно. «Два призрака в деле, и то вопрос, в каком именно деле, и есть ли что-то полезное в том, что я делаю, ведь это всего лишь мысли Джереми Траута», – терялся в догадках и сомнениях детектив.  

Развеять некоторые из них Морроу решил в диалоге со своим коллегой Вагнером, который до этого подобной чести не удостаивался. Продолжая исповедовать свой стиль, Френсис ворвался в кабинет айтишника, минуя приветствие, перешёл к делу.  

– Объясни, на что конкретно я потратил два своих вечера? – сухой холод пробежал по затылку парня. Вопрошающий склонился над ним в момент работы за компьютером, тот развернулся и принялся неспешно объяснять.  

– Я вам уже говорил, это видео сотканное из клочков мыслей, воспоминаний и всего того, что происходило в голове убитого. Разумеется, так как человек он был творческий…  

– Я это всё уже слышал, какого чёрта я смотрю кино про несуществующих людей? Зачем мне этот бред? – кричал детектив.  

– Предполагаю, что это часть его расследования или тема статьи так или иначе связанная с убийством, по крайней мере, подобная вероятность есть, – спокойно отвечал Вагнер.  

– Вы представить не можете, чего мне стоит собрать из всего этого хоть какое-то подобие целостной информации. Важно обращать внимание на малейшие детали: слова, цвета, звуки, наконец, – с мольбой о понимании в глазах продолжал Вагнер. – Ценность этого изобретения, в том, что я могу отфильтровать незначительные мысли типа не забыть купить молока или позвонить сестре и оставить только то, что по истине имеет значение, то, что мозг запечатлел перед самим убийством ярче всего. Прошу вас, детектив, поверить в эту идею и продолжить изучать материалы. Да, разработка сырая и в ней много недостатков, однако если мы сможем найти убийцу с её помощью, идею признают удачной и будут дорабатывать, – всё также спокойно продолжал Вагнер. Вот только не знал он, что меньше всего Морроу заботит научный прогресс и судьба разработки. Он прожженный сыщик и его цель – поимка преступника.  

– Кстати, о звуках, как думаешь, почему каждый раз эпизоды обрываются одним и тем же фоном с неизменным гулом, что это такое? – спросил детектив.  

– Пока не знаю, возможно, этим звуком сопровождался какой-то ключевой момент в жизни Траута, мозг его запомнил и воспроизводит сейчас в этих воспоминаниях, – предположил Вагнер.  

– А может ли он определенно быть связан с последними днями жизни убитого? – уточнил Морроу.  

– Тут гарантии нет никакой, к сожалению, – понимая шаткость ситуации, айтишник понизил голос.  

– Вагнер-Вагнер, почему у тебя такое имя? – неожиданно спросил детектив.  

– Из всей плеяды классических композиторов родители отдали свои симпатии именно Рихарду, – отвечал повеселевший коллега.  

– Композиторы, тёзки, приведения… да, такого дела у меня не было. Тут не то, что зеркало, тут целое зазеркалье, – в сердцах произнёс Френсис Морроу.  

– Какое зеркало? – спросил Вагнер.  

– А, не обращай внимания, возраст, – не желая посвящать молодого коллегу в свою биографию, детектив отшутился. Он снова забрал принесённую аппаратуру и ушёл.  

Ему ничего не оставалось, как вновь вернуться к странным киносеансам. Привычно разместившись в кресле, Френсис нажатием клавиш дал команду к началу. На экране вновь появился уже знакомый антураж: пентхаус и беседующие мужчины.  

– Что предлагаешь, Майк? – спросил Френсис.  

– Есть у меня идейка. Будешь посещать психоаналитика. Ничего сложного: 30 минут лёжа на кушетке, будешь рассказывать о том, что беспокоит. График посещений будет максимально удобен для тебя, – деловито объяснял Майк.  

– Ты думаешь, поможет? – сомнительно спрашивал Френсис.  

– Он лучший, а главное – специализируется на работе со звёздами и точно знает, как помочь.  

– Лечит от звёздной болезни? – рассмеялся Лерой.  

– Нет, выводит из депрессии, нервных срывов и прочей хрени, которая селится в головах кумиров миллионов, – с ехидной улыбкой ответил продюсер.  

Следующие кадры перенесли одинокого зрителя в кабинет психоаналитика. Возле большого окна, которое растянулось от потолка до пола, стояла кушетка, на которой удобно расположился Френсис. За окном властвовал дождь, оставляя большие капли на стекле. Он привносил в атмосферу кабинета еще больше комфорта и уюта. Возле кушетки сидел лысый мужчина в очках и в респектабельном костюме.  

– Френсис, закройте глаза и давайте попробуем мысленно вернуться в тот момент, когда вам становится плохо, как только ощущения станут неприятными, сразу открывайте глаза, – с гипнотичностью и спокойствием в голосе врач обратился к пациенту. Тот сразу подчинился и стал медленно рассказывать о своих ощущениях, спустя время доктор попросил Френсиса считать вместе с ним до двадцати. Счёт занял пять минут и на конечной цифре Френсис погрузился в глубокий гипнотический сон, а врач вдруг встал, достал из своего шкафчика шприц. Набрал в него какой-то жидкости, нащупал у спящего Лероя вену и стал медленно вводить какой-то препарат, сопровождая процедуру словами, которые звучали как заклинание.  

– Френсис Лерой, ты гениальный композитор, твои песни и музыка –лучшие в мире. Всё, за что ты берёшься, превращается в хиты. Ты невероятно успешен. – Процесс продолжался целым набором дифирамб и похвал, после которых врач убеждал пациента, что никаких проблем с психикой у него нет, это всего лишь усталость. Потом на экране появилась нарезка коротких видеофрагментов: работа в студии звукозаписи, бьющаяся в экстазе публика на концертах «The Siders», награды и шумные вечеринки, в центре внимания которых, конечно же, Лерой. Закончился этот коллаж всё тем же кабинетом врача и той же картиной: кушетка, медленный сонный рассказ и подготовка к вводу препарата. «Ага, значит, у него снова были срывы и припадки», –подумал детектив. Истинное удивление Морроу подарил конец этого эпизода. Едва игла коснулась кожи Лероя, как психоаналитик получил сильный удар по голове и упал на бок перед кушеткой. Над Лероем склонился седой мужчина и стал его тормошить.  

– Френсис, вставай, нам нужно уходить, Френсис, – с каждым словом повышал голос неизвестный.  

– Кто вы? – в полудрёме спросил Лерой.  

– Я доктор Карлстон.  

Экран вновь заволокло тёмным фоном в сопровождении мерно нарастающего гула. Воспроизведение прекратилось, детектив спохватился и заметил, что отсмотрел весь материал «мозгового кино». За продолжением нужно было идти к Вагнеру, но в последнюю их встречу парень предупредил, что будет готов отдать вторую часть не раньше следующей недели. «Значит у меня 5 дней ожидания, будет время подумать и обработать увиденное», – размышлял детектив. На следующее утро Френсис Морроу упорно отгонял от себя мысль проверить, настоящий ли человек этот доктор Карлстон, но предыдущий опыт убеждал в бессмысленности этой попытки. Всё же в долгих спорах и торгах с самим собой детектив решился, однако на этот раз стал придерживаться официальной процедуры. В государственной базе данных отыскался некто Джордж Карлстон. Психиатр, отдавший 30 лет профессии, 25 из которых провёл в клинике «Clear River» – вот так совпадение, но в них Морроу никогда не верил. Оказалось, что доктор давно не практикует и уже год как на пенсии после перенесённого инсульта. Домашний адрес, выделенный курсивом, так и манил детектива действовать. Именно по нему и отправился полицейский. Он знал, что Джордж давно потерял в автокатастрофе всю семью и жил один в собственном доме. Оказавшись на Эбби Роуд, 52, детектив энергично направился к крыльцу. Постучал, за несколькими сантиметрами стали и дуба послышались шуршащие шаги.  

– Кто пожаловал? – скрипящим старческим голосом отозвалось за дверью  

– Я детектив Френсис Морроу, мне нужно с вами поговорить, это касается вашей работы в «Clear River».  

– Что конкретно вас интересует? – вновь послышалось за дверью.  

– Это касается расследования убийства Джереми Траута, откройте, пожалуйста, дверь, я вам всё объясню, – настаивал детектив. За дверью вдруг стало тихо, а через секунды послышались всё те же шаркающие шаги, только теперь они удалялись. Морроу продолжал стучать и просить его впустить. После нескольких тщетных попыток он услышал приближающиеся шаги. Как только они прекратились, раздался голос:  

– Посмотрите себе под ноги, детектив. И знайте, что Лерой и эта музыкальная группа – всё правда, – голос старика отдавал смесью страха, волнения и надежды. Детектив опустил голову и увидел, как краешек сложенного листа едва касается его левого ботинка. Подняв и развернув его, полицейский увидел надпись. Было видно, что рука автора дрожала и старательно вдавливала ручку, чтобы написать единственное слово «CORSA». На продолжительные просьбы открыть и усиливающиеся стуки в дверь уже никто не отвечал.  

С этой запиской детектив Морроу решил направиться к своему уже ставшему напарником по расследованию Вагнеру. Офицер подумал, что записка может быть зашифрованным посланием, а если всё же это не так, то поиском информации о «CORSA» лучше пускай займётся компьютерный гений нашего участка. К моменту прихода детектива Вагнер продолжал возиться со второй частью воспоминаний. Поведав историю получения записки и озвучив задачу напарнику, Морроу сказал, что несколько дней не появится в участке.  

– Мне нужно всё еще раз обдумать и систематизировать, чувствую, что мы вот-вот придём к разгадке, как только что-то прояснится с запиской, звони в любое время, Вагнер, – пожалуй, впервые с момента их знакомства голос детектива обрёл доверительный тон.  

– С пустыми руками я вас не отпущу, детектив, – хитро улыбнулся коллега.  

– Я только что закончил монтаж второй части, уверяю вас, вот где настоящая бомба. – Вагнер протянул знакомый Морроу набор аппаратуры, тот с нескрываемой радостью его забрал, и уже через час стартовал киносеанс. На экране было продолжение эпизода в кабинете психоаналитика, вот только его привычный интерьер постепенно таял, обнажая голые, тёмные стены под ним. Детектив обратил внимание, что доктор держал в руках переплетённые между собой датчики наподобие тех, что используются для изучения мозговой деятельности. Френсис Лерой уже полностью отошёл от гипноза и теперь сидел на кушетке перед Джорджем Карлстоном не в шикарном велюровом костюме, а в заношенной больничной пижаме серого цвета.  

– Френсис, у нас мало времени, пожалуйста, следуй за мной. Нам нужно двигаться быстро, – сказал доктор. Он приподнял всё еще непонимающего Лероя с кушетки и повёл за собой. Открылась дверь в большой лабораторный комплекс, по одну сторону за стеклом располагались рабочие места с множеством аппаратуры, по другую этажом ниже расположились сбитые из листов фанеры и пластика макеты студии звукозаписи с настоящей аппаратурой, телевизионной студии, разных комнат, пентхауса и еще нескольких локаций. Глядя на них, в голове Лероя всплывали образы и короткие воспоминания.  

– Френсис, настало время тебе всё объяснить и спасти, – серьёзно сказал Карлстон. Он подвёл Лероя к краю платформы, с которой открывался вид на все макеты.  

– Вот на этих без малого трёх тысячах квадратных метров развернулась твоя жизнь, – рука доктора обвела набор макетов. То, что ты видишь, – часть моей методики, которая призвана вылечить тебя и таких как ты…  

– Как я? Что вы имеете ввиду? Что я псих? – перебил Френсис.  

– Это не совсем так, Френсис.  

– Тогда как? Как? – Лерой набросился на доктора и сжал его воротник. Привыкший к подобным нападениям Джордж использовал давно отработанный приём: короткий хлёсткий удар в живот заставил Лероя выпустить врачебный ворот, а после согнуться пополам. Освободившись, Карлстон принялся объяснять.  

– Френсис Лерой – пациент номер два два пять три семь. Ты поступил к нам с диагнозом «параноидная шизофрения». Молодой парень, который утверждал, что он успешный композитор, сочиняет гениальную музыку и слова. Вот так удача, я к этому моменту как раз заканчивал разрабатывать свою новую методику лечения. Она заключается в том, что мы позволяем мозгу жить в новой, созданной им же, реальности. Без конфликтов и сопротивлений с его стороны мы постепенно с помощью медикаментов, гипноза и целого ряда других приёмов начинаем выводить пациента уже в нашу реальность. Как ты понимаешь, процесс этот долгий и конструируется под каждого в отдельности. Ты стал первым нашим подопытным. Именно для тебя мы сконструировали это, – всё время монолога Лерой всматривался в свою макетную жизнь, созданную врачами.  

– Но это же только прессованная деревянная стружка, картонные фигуры с наклеенными фотографиями и не очень старательно сколоченная мебель, а я жил в очень реалистичном мире, – удивлялся Френсис.  

– Так и есть, в этом одно из главных преимуществ методики: нам нужно создать лишь грубую форму, а содержание: звуки, образы, цвета и всё то, что относится к реалистичности, создаёт твой мозг.  

– А моя машина и передвижения по городу?  

– Аааа, ну пойдём, – с улыбкой ответил доктор. Пока они шли к выходу из помещения, Лерой успел спросить, где весь персонал и получить ответ, что Карлстон устроил всем выходной, чтобы наконец-то спокойно рассказать Френсису правду.  

– А тот… психоаналитик? – спросил Лерой.  

– Не беспокойся, он не скоро придёт в себя. О его роли я расскажу несколько позже. Они вышли наружу. Перед лабораторией растянулась асфальтная дорога, с виду она напоминала трассу для картинга. Вдоль дороги были расставлены макеты зданий: заправка, кафе, пару больших домов. Некоторые были сколочены из дерева и были объёмными, другие представляли собой плоские и высокие деревянные листы, обклеенные фотографиями реальных зданий. Весь этот город растянулся на несколько сот метров.  

– Охренеть, – всё, что смог выдавить из себя ошарашенный Френсис.  

– А вот твоя машина, – доктор подвёл пациента к старенькому красному Трабанту. Лерой медленно провёл рукой по его местами ржавому крылу красного цвета.  

– Ford Thunderbird 1963 года, – смеясь сказал Френсис. – Ловко, доктор, очень ловко.  

– А ты знаешь, почему в последнее время город как будто бы заканчивался? – спросил Карлстон и тут же продолжил.  

– Раньше ты ездил чётко по этой дороге, но как только мозг, согласно моему плану, стал выздоравливать, он стал вносить в эту схему помехи. Принуждал сворачивать тебя с трассы и ты попросту упирался в забор. К этому времени доктор уже подвёл Френсиса к одному из таких мест. Они стояли между любимым кафе Лероя и зданием городского суда. Перед ними раскинулась стена забора из серого бетона.  

– Вот здесь ты часто сворачивал с дороги и останавливал Трабант в сантиметрах от забора, тогда как в твоей голове красный Ford упирался в конец мира, словно кто-то забыл прописать дополнительные текстуры, – объяснял доктор. – То, что я держу в руке, – он поднял то самое сплетение датчиков, увиденное в первых кадрах, – это и удерживало твой мозг в виртуальном мире, а нам позволяло следить за ним и помогать тебе его покинуть в нужный момент.  

– И он сейчас настал, доктор? – с недоверием спросил Френсис.  

– Не совсем, но обстоятельства вынуждают меня ускорить этот выход.  

– Именно поэтому сейчас там в лаборатории лежит оглушённый вами человек?  

– Да, Френсис, ты прав.  

Видео внезапно прервалось: всё тот же чёрный фон и гул, в этот раз он показался детективу более отчётливым, и кажется, он стал понимать, что это.  

***  

Несколькими днями позже в кабинет уже другому доктору Сэмюэлю Брюэрсу поступил звонок по внутренней линии, звонила охрана. Подняв трубку и выслушав абонента, доктор сказал, что будет через минуту. Он спешно спустился в подвал, который был хорошо освещен и буквально напичкан мониторами. На них выводились изображения всех помещений и двор больницы. В центре огромной комнаты стоял стул, на котором сидел человек в чёрной тактической одежде и маске, он был связан. Вокруг него стояли охранники. Увидев приближающегося доктора, старший чётко доложил:  

– Пытался проникнуть к нам через вентиляционную шахту, запретил снимать маску, просил позвать именно вас, чтоб это сделали лично вы, – в соблюдении этой просьбы был страх перед начальством и чувствовалась крайняя степень преданности.  

– Ну и кто тут у нас? – доктор резко сдёрнул с нарушителя маску.  

– Ба, детектив Морроу, я сразу увидел вашу любовь к нестандартным подходам. Что? Заходить в гости через двери уже пресно для вас? – в голосе Брюэрса была злость.  

– Доктор, ответьте мне всего лишь на один вопрос, – спокойно сказал Френсис.  

– Да сколько угодно, – зло улыбнулся Сэм.  

– Джереми Траут пятого октября проделал тот же путь, что и я?  

– Да-да, чёрт побери, эта крыса пролезла сюда так же, как и вы! – кричал доктор.  

– Ну, тогда преступление раскрыто. У меня к вам деловое предложение, доктор. Прежде чем я расстанусь с жизнью, вы мне покажете, как именно работает CORSA, а я расскажу, как вышел на вас. Вы человек азартный и умный, вам должно быть интересно, – продолжал детектив.  

– Стив, посмотри, не привёл ли детектив к нам своим дружков, – распорядился Брюэрс. Охранник прильнул к мониторам. Получив негативный ответ, Брюэрс хитро посмотрел на Морроу и приказал его обыскать. Для пущей уверенности детектива раздели и оставили в одних трусах, тщательный обыск оказался безрезультатным.  

– Не бойтесь, доктор, я здесь один, это несанкционированное проникновение, мне так и не удалось получить разрешение нагрянуть к вам с кавалерией.  

– Тогда в чем смысл этого поступка камикадзе? – спросил Сэм.  

– Стало интересно, и даже если придётся расплатиться жизнью, хочу узнать, прав ли я? Мною, как и вами, движет азарт. Зеркало – вы лучший претендент на роль моего убийцы, – ответил Морроу.  

– Не понял!  

– Не берите в голову, доктор, – спокойно ответил Френсис.  

– Ладно, последнее желание смертника исполню, – согласие врача было получено.  

Он приказал охране поднять детектива и сопроводить с ним. Все вместе они подошли к железной двери, та открылась, и детектив увидел огромный зал. В нём находились десятки отдельных камер, в которых сидели люди в серых больничных халатах. К их головам и конечностям были подключены провода и датчики, между рядами камер ходили врачи и что-то высматривали на мониторах. Обитатели камер были заняты каждый своим делом: кто-то стоял и рисовал перед холстом, кто-то музицировал на пианино, кто-то – на гитаре, кто-то возился с какой-то аппаратурой, а кто-то и вовсе зажигательно танцевал.  

– Правильно, доктор, очень умно и компактно. Строить для каждого мир – только занимать огромную площадь, а тут все рядом, а главное – скрыты от посторонних глаз, – хвалил Брюэрса детектив. В этот момент он наконец-то сложил всё, что собрал за время поисков, в единую картину.  

– Ну? Посмотрел? Теперь твоя очередь, – сказал доктор и велел охране затолкать детектива в ближайшую комнату, где его снова усадили на стул. Пленник спокойно и уверенно начал повествование:  

– Два года назад доктор Карлстон начал свой эксперимент с пациентом Френсисом Лероем, который впоследствии покончил с собой. Суть метода вы знаете лучше меня, потому что были в то время его ассистентом. Разница между вами и бывшим директором больницы заключалась в том, что он хотел действительно вылечить Френсиса, а вы видели в нём способ неслыханно обогатиться. На свою беду Лерой писал действительно замечательные музыку и слова, которую вы в тайне от Карлстона стали продавать реально существующей группе «The Siders». Предполагаю, что именно вы разыгрывали роль продюсера Майка Черутти, ведь она позволяла быть в курсе всех творческих идей и успехов Френсиса. Но план доктора Карлстона медленно приближался к своему логическому завершению, Лерой стал выздоравливать и готовиться покидать виртуальный мир, а значит гешефт оказался под угрозой. Тогда же и проявилась ваша любовь к ядам. Как только стало понятно, что лавочка закрывается, пришлось в тайне от руководителя в игру своего человека, который разыгрывал роль психоаналитика. Но результатов это не принесло и тогда, вы решили убрать конкурента: отравили Карлстона, но что-то не рассчитали и старик слёг с сильным инсультом. Получилось еще лучше, чем планировалось. Конкурент устранён без подозрений, вот только оставшийся между двух миров Френсис, не смог смириться с этим и покончил с собой. Кстати, может быть поэтому группа «The Siders» давно не радует своих поклонников новыми альбомами? Ну да ладно, идём дальше. Вы не унывали и решили, используя методику предшественника, продолжить дело. Создали фирму CORSA, у которой и офиса то нет, я проверял, – тут детектив почему-то решил не говорить о том, что информация о компании – полностью заслуга Вагнера.  

– Фирма работает в сфере изобретений и креатива, проще говоря, торгует идеями и решениями по их воплощению. Её сотрудники и сейчас заняты напряжённой мозговой деятельностью, правда? – детектив кивнул в сторону гудящего зала, плотно уставленного прозрачными камерами, где были изолированы творцы. И всё шло отлично, пока не появился Джереми Траут. Ему стало мало того, что вы ему показали, этот проныра каким-то образом нашёл отошедшего от дел Карлстона. Старик поведал ему о Лерое и последующей судьбе своего проекта, переросшего в CORSА. Сам же Карлстон о фирме мог узнать только от ваших коллег. Словом, Траут не был бы Траутом, если б не докопался до этого подвала. Предполагаю, что перед убийством у вас с ним было как минимум две встречи, одна в кабинете, другая уже тут, после того как он первым проложил путь через вентиляционную трубу.  

– Пока всё верно, – почему-то довольный ответил Брюэрс.  

– Я продолжу. Первый раз в кабинете он сказал, что знает о вашей тайне и готов обменять своё бездействие и молчание на триста тысяч долларов, не так ли?  

– Ха-ха-ха, вообще-то он назвал цену в полмиллиона, – услужливо ответил Брюэрс.  

– Хм, странно, но второй раз вы встретились уже здесь. Думаю, что Траут был пойман с фотоаппаратом, на который хотел запечатлеть работу этой милой богадельни, и в этот раз ваше терпение лопнуло. Траут был отравлен, а ваши компьютерные спецы позаботились, чтобы с его носителей пропала вся информация, благо, и персонаж был подходящий, жил как вражеский шпион, – довольный собой детектив закончил разоблачение. Кстати, что Карлстон, что Траут, полагаю, были отравлены одним и тем же ядом – рицином. Его добывают из семян безобидной клещевицы. Разница лишь в том, что после первой неудачи ваши химики доработали яд, и он успешно сработал на Трауте. На встречу с ним вы прихватили ваших кудесников гипнотизёров. Они отключили Джереми, ввели отраву, а тем временем ваши компьютерные кудесники уничтожили всю информацию с телефона и ноутбука Траута. Получив установку двигаться домой, Джереми умер через 4 часа после общения с вами, потому вы и не отрицали, что видели его накануне утром, боясь, что кто-то из персонала подтвердит это в случае вашего вранья.  

– Что ж Морроу, мои аплодисменты, обойдёмся без криков «бис», уж очень утомительное вышло повествование. Теперь послушайте меня. Во-первых, ваш дорогой борец за правду и справедливость Джереми Траут – первостатейный проходимец. По своим каналам я узнал, что ему требуется именно триста тысяч, я даже предлагал перевести эту сумму на счёт больницы, но парню понадобилось больше, зачем не знаю. Второе, я готов был заплатить и полмиллиона, но я хорошо знаю эту породу, как только деньги окажутся в его руках, мой, как вы выразились, гешефт станет достоянием общественности. Он не оставил мне выбора, точно так же, как и вы сейчас. Я создал уникальный проект. Вы только посмотрите! Здесь гениальные музыканты, художники, хореографы, инженеры и учёные, а там за больничным забором они просто курьеры, официанты и клерки. Я даю им шанс быть полезными миру, а ему самому возможность развиваться с помощью гениальных идей вот этих людей, запертых в пластике. Сюда со всей страны свозят всех перспективных для нашего проекта больных, от большей части отказались родственники, и они уже не будут прежними, так почему не дать им ярко и полезно пожить, пусть даже утопая в собственных иллюзиях? Вот что детектив, вы стали не на моём пути, а на пути нового мира! Доктор хотел воздеть руки к потолку, но их резко опустили и скрутили за спиной, комнату наводнили вооружённые люди в синем камуфляже. Минутами позже рядом с одевающимся Морроу стоял Вагнер.  

– Детектив, верните мне, пожалуйста, моё изобретение, – по-актёрски сказал парень. Его собеседник полез пальцами в рот и от крайнего зуба верхней челюсти отклеил маленькую белую пластину.  

– Вот, держи, жадина! – Вагнер засмеялся, на его ладони лежало устройство, с помощью которого Морроу в нужный момент подал сигнал тревоги и кавалерия в камуфляже пришла на помощь.  

– Не могу никак понять, а как вы догадались про вентиляцию? – глаза Вагнера пристально смотрели на Морроу.  

– Помнишь, ты говорил о звуках? Что мозг Траута воспроизводил важные элементы своих последних дней, так вот я сообразил, что это звук большого вентилятора, который работает в вентиляционной шахте. Как только ты мне помог с CORSA, я понял, что творчество пациентов перевели в цифровую, электронную форму, а значит, им нужна мощная вентиляция для работы всей аппаратуры. Потому ребята из спецотдела провели нужные для меня мероприятия, и я узнал, где она находится. Оставалось только приготовиться ползти почти 60 метров, – ответил Морроу.  

– И ты, Вагнер, отлично сработал с камерами, – похвала адресовалась коллеге, который смог подменить картинки на мониторах охраны. Потому они увидели детектива только в шахте, а не в момент проникновения в нее. Таким образом Вагнер смог убедить охрану, что всё остаётся под контролем, когда спецназ уже рассредоточивался по территории больницы.  

– Знаешь, дружище, – обратился к парню Френсис, – чем больше я погружался в историю своего тёзки, тем больше задавал себе вопрос, а не сошёл ли я сам с ума, и реально ли наше расследование? – всё время, что он говорил, глаза детектива не отлипали от авторучки, которой стоящий напротив эксперт заполнял протокол. К счастью, своей формы и назначения она не поменяла.