Президент нищих

На кровати, под одеялом, лежал старик. Одеяло закрывало его по самые плечи, а руки были вытянуты по швам, в той манере, в которой обычно спят в почтенном возрасте. Он лежал неподвижно и безмятежно, казалось, что он не дышит, но взгляд открытых глаз, скользил по противоположной стене, следуя за завитками замысловатых обоев, словно пытаясь выбраться из их хитросплетений.  

Будильник отыграл положенные ему трели, неестественно растягивая их. Тусклый зеленый свет, исходящий от символов на табло, слабо мерцал. Батарейки внутри, давно требовали замены.  

Руки под одеялом вздрогнули и медленно, через силу, поднялись к плечам. Так же неторопливо они сдвинули край одеяла, открывая старческое тело в выцветшей полосатой пижаме. Через силу повернувшись на бок, старик скинул одну за другой ноги на пол и уселся на краю кровати, опираясь ладонями об упругий матрас.  

Будильник снова зазвенел, замедляясь все сильнее и сильнее, пока, не издав прощальный всхлип, не затих. Рука занесенная, чтоб прервать его, вернулась обратно на матрас.  

Поискав ногами тапки, лежащие под кроватью, он вставил в них ступни и устало перенес вес на ноги. С глубоким вздохом он выпрямил колени и встал, расправив затекшие плечи и спину. Медленно переставляя, шаркающие по полу, ноги, он добрался до уборной. Включил лампу, прищурившись от яркого света и зашел внутрь.  

После уютного тепла постели, в туалете было прохладно, он даже поежился с непривычки. Спустив штаны до пола, он неуклюже развернулся, примериваясь к унитазу и скинув вниз стульчак, с натужным вздохом шлепнулся на него и замер. Тишину нарушал только глухой шум воды в стояке. Прошла минута, старик сидел так же неподвижно, с его лица не сходила напряженная гримаса. Наконец, слабо вскрикнув и сморщившись, он добился желаемого – слабая струйка зазвенела по небольшому озерцу на дне унитаза. С нескрываемой болью он тужился еще немного, но затем взял себя в руки, встал и заправился.  

Вода из крана стекала по ладоням, от чего руки изрядно покраснели. Но кажется старик совсем не замечал этого, он внимательно смотрел на свое отражение в зеркале, так, словно не узнавал его. Выцветшие, водянистые, голубые глаза, под кустистыми стариковскими бровями, устало смотрели в ответ. Жидкие волосы, за ночь слипшиеся в неряшливые пряди, небрежно торчали в разные стороны. Дрожащей рукой он попытался придать им пристойный вид, но не добившись желаемого, оставил как есть. Он погладил ладонью небритые скулы и снова подставил руки под струю, наслаждаясь ее теплом, через руки передававшимся всему телу. Хорошенько согревшись, он открыл дверцу шкафа и достал опасную бритву, кисточку и ванночку с куском мыла. Размягчив мыло под горячей струей, он поводил по нему жесткой щетиной кисти, а затем вспенил в ванночке. Несколько долгих секунд он медлил, а потом решительно закрыл дверцу и снова взглянул в глаза отражению. Стараясь не сводить взгляда с щетины, он взял кисточку и намылил ей подбородок и скулы. Когда пена стала достаточно густой, он отложил помазок в сторону, взял в руку опасную бритву, занес ее над скулой и замер. Рука предательски дрожала. Вцепившись свободной ладонью в подбородок, он начал осторожно скоблить лезвием грубую кожу лица, удаляя жесткие седые волоски. Побрившись, он слегка намочил висящее рядом полотенце и тщательно вытер им остатки пены, а затем придирчиво изучил свое лицо. Удовлетворившись результатом, он вымыл бритву и помазок, и убрал их в шкаф. Затем закрыл вентиль с горячей водой, подождал пока из крана побежит ледяная вода, наполнил ею ладони, сложенные лодочкой, и резко бросил их в лицо. Пальцы ныли от холодной воды, но лицо она освежала. Плеснув водой в лицо несколько раз, он взял другое полотенце и снова тщательно вытер лицо. Потом закрыл кран и еще пару минут изучал свое лицо в зеркале, словно хотел заметить пошел ли ему на пользу утренний ритуал. Нет, все те же глубокие морщины, неровный цвет лица, с тяжелыми синюшными мешками под глазами, бледной, истончившейся на скулах коже, сеткой красных сосудов во множестве выходящих на поверхность кожи. Вдоволь насмотревшись, он с омерзением во взгляде отвернулся и вышел из ванной.  

Пузыри масла щелкали на разогретой сковороде. Старик торопливо двигал упаковки в холодильнике в поисках решетки с яйцами. Когда нашел, суетливо раскрыл ее на столе, схватил лежащую поблизости вилку и расколол первое яйцо. С шипением и брызгами масла, яйцо растеклось по сковороде. Следом последовало еще два яйца. Старик равномерно размешал содержимое сковороды в импровизированную болтанку. Посолил. Затем, задумчиво, повернулся к холодильнику и стоял так несколько секунд, хмуро силясь припомнить его содержимое. Подошел к нему, открыл и извлек наружу палку колбасы. Отрезав несколько ломтиков, он старательно разложил их по поверхности яичницы с уже потерявшим прозрачность белком.  

После того, как яичница приготовилась, он вытряхнул ее в приготовленную заранее широкую тарелку и поставил на обеденный стол. Достал из холодильника бутылку молока и налил в стакан. На поверхность тут же всплыли пожелтевшие сгустки свернувшегося молока. Старик поднял стакан к лицу и принюхался к содержимому. Насупился, но сделал маленький глоток. Поморщился. Выплеснул молоко в раковину. Туда же последовали остатки из бутылки.  

Шаркая ногами в тапках, старик подошел к входной двери и взглянул в зрачок. Снаружи никого не было. Повозившись немного с ключами, он подобрал нужный и открыл дверь. Выглянул наружу. У двери стоял черный пластиковый пакет. Он поднял его с пола, раскрыл и осмотрел содержимое. Немного порылся и выудил из пакета бутылку молока, потом поставил пакет обратно. Слабый шум в коридоре привлек его внимание. Он сделал несколько осторожных шагов и выглянул из-за угла. На прислоненной к стене стремянке стоял мужчина. Он был одет в мешковатый синий комбинезон с множеством карманов и лямками переброшенными через плечи. В этот момент он как раз откручивал плафон настенного светильника. Лампа в светильнике моргала. Сняв плафон, мужчина слез со стремянки и аккуратно поставил плафон на пол. Затем вновь залез на стремянку, выудил из кармана платок и накинув его на лампу, чтоб не обжечься, аккуратно выкрутил и ее. После вытащил новую лампу из другого кармана и вкрутил ее в пустой цоколь. Лампа вспыхнула. Электрик крякнул от удовольствия. Затем вернул на место плафон, убрал лампочку в деревянный ящик с инструментом, что стоял рядом на полу, собрал стремянку и собрался уходить. Старик покряхтел, привлекая внимание электрика. Тот повернулся и выжидающе уставился на старика.  

– Хорошо работает – сказал старик.  

Электрик посмотрел на лампу, нервно дернул плечами, а затем повернулся и неторопливо зашагал по коридору.  

Старик какое-то время смотрел ему вслед, а потом захлопнул дверь и вернулся на кухню.  

Ополоснув стакан под холодной струей, старик вновь наполнил его свежим молоком, едва не перелив через край, а затем, вместе с нарезанными ломтями хлеба на деревянном блюде, отнес к обеденному столу.  

Устроившись за столом и взяв вилку в руки, он приступил было к трапезе, но замер и уставился на кран над раковиной. Из крана капало. Капало раздражающе часто. Он вышел из-за стола, подошел к раковине и закрыл клан плотнее. Облокотившись руками об раковину, он выжидающе навис над краном, словно хищная птица над укрытием грызуна в ожидании движения. Через несколько секунд капля снова сорвалась вниз. Старик раздосадовано затянул кран еще сильнее и вернулся за стол.  

Ел он неторопливо, тщательно пережевывая пищу, как поступают люди которым в силу возраста приходится помогать своему пищеварению. Сидел неподвижно, лишь раз за разом поддевая очередной кусок вилкой, а остекленевшие глаза сосредоточено глядели куда-то в пустоту. Покончив с трапезой, он смел ладонью в тарелку оставшиеся хлебные крошки и убрал со стола посуду.  

Легкие, почти прозрачные, завитки пара рассеивались над недавно вскипевшим чайником. Хозяин дома взял в руки заварник и посмотрел содержимое. Темно-янтарная жидкость с набухшими листками чая плескалась на самом дне. Покачав головой, он положил его в раковину к остальной грязной посуде, а затем открыл дверцу шкафа и достал оттуда банку со свежей заваркой. Схватив кончиками пальцев горсть сухих темных листков, он поднес их к носу и вдохнул аромат, на пару секунд закрыв глаза. Затем бросил эту щепотку прямо в кружку и залил кипятком. Когда жидкость в кружке достаточно потемнела, старик обхватил кружку руками, добрался до кресла и устроился в нем, поставив кружку на журнальный столик, соседствующий с креслом.  

Картинка резко вспыхнула на плоском экране. Новости. С бесстрастным лицом он наблюдал как сюжет сменялся сюжетом, а диктор, с видом знатока, ловко тасовал факты и вымысел. Через пару минут старик ткнул кнопку на пульте, направив его на телевизор. Экран на миг погас, а затем на смену пришла другая картинка. Там, за экраном, маленькие дети составляли из букв слова и что-то при этом оживленно обсуждали, жестикулируя. С гримасой умиления он наблюдал за мелькающей картинкой, то и дело кивая головой и двигаясь в такт мелодии из динамиков. Когда слово взял ведущий передачи, старик снова ткнул в кнопку пульта и переключил канал. На следующем канале, седой священнослужитель с сальным, одутловатым лицом обрамленным окладистой бородой, читал проповедь. Позолоченная ряса диссонировала с его словами о смирении. Его голова, в митре украшенной драгоценными камнями, раскачиваясь из стороны в сторону, как у игрушечной собачки на приборной панели автомобиля, действовала гипнотически. Старик брезгливо поморщился и снова щелкнул пультом. По сцене, охваченной полукругом рядов кресел с сидящей в них, разномастной публикой, с заметным преобладанием дородных матрон придавленных сверху высокими пышными прическами – пожалуй самым незабываемым зрелищем на экране, расхаживал моложавый телеведущий и с видом знатока о чем то увещевал зрителей в зале. Не сильно вникая в сюжет передачи, старик немного приглушил звук и снова откинулся в кресле. Насадив на самый кончик носа старые очки, в коричнево-перламутровой роговой оправе, он взял верхнюю газету из стопки, аккуратно сложенной на журнальном столике. Пролистав несколько страниц, он добрался до нужной, с кроссвордом, и стал тщательно выводить буквы в пустых клеточках, поочередно, то слюнявя кончик карандаша, то возводя глаза к потолку, и шевеля губами, будто перебирал что-то в уме. Спустя час, он исподлобья взглянул на настенные часы с крупными металлическими цифрами и отложил газету в сторону.  

Нетронутая кружка стояла на столе. Чай в ней приобрел густую, непроницаемую темноту и уже давно остыл. Он сделал пару глотков и попытался подняться. Спина не разогнулась и он со вздохом вернулся в кресло. Тогда он вернул кружку на стол и опираясь ладонями на ручки кресла, сделал еще одну попытку. В этот раз ему удалось подняться, но какое-то время он стоял прихватив рукой поясницу, ожидая пока распрямятся старые кости.  

В другом конце комнаты, у окна, на белом подоконнике стоял одинокий горшок с растением. В горшке, таком же старом как его хозяин, вытянулось растение. Его сочные молодые листки с розовыми прожилками у краев, чем-то напоминали листья салата, но в то же время, упругий, блестящий, тонкий стебель цветка не оставлял сомнений в их различии. Старик взболтал заварку в стакане и выплеснул в горшок.  

– Вот покушай. Тебе это на пользу – прошептал он, обращаясь к цветку и осторожно поглаживая пальцами нежные листья.  

– Вы посмотрите-ка? – радостно воскликнул он, двигая оправу по переносице, чтоб разглядеть изменения произошедшие с цветком – Да у тебя бутон наклевывается.  

И правда, в еще собранных в пучок верхних листках, начинало угадываться очертание бутона, а при ближайшем рассмотрении, в самой глубине, уже появились яркие алые лепестки.  

– Хорошо тебе здесь, нравится. Видишь как быстро вымахал. Ну расти, расти, набирайся сил – он осторожно, стараясь не дышать, разглядывал тонкие листки.  

Наконец, восхищенный, он повернул цветок будущим бутоном к свету и благоговейно отступил на пару шагов.  

Глухой, мерный ход часов, словно напомнил о чем-то и растворил умиротворение на его лице. Казалось тревожные морщины снова сковали его. Он взглянул на часы. Покачал головой, словно остался недоволен нерасторопностью стрелок на циферблате и глубоко вздохнув, обошел комнату кругом. Он не останавливался до тех пор, пока часы на стене не отмеряли еще двадцать минут. И только после этого, он вернулся в кресло и с видимым удовольствием расслабился. Газета снова оказалась в его руках, а карандаш теперь парил над новой страницей. Так он провел еще час, но теперь он все чаще отвлекался на часы или настороженно посматривал на дверь, ведущую в коридор, словно ждал чьего-то прихода.  

За входной дверью послышались звуки шагов. Старик тут же отвлекся от газеты и выжидающе уставился на дверь. В скважине замка провернулся ключ. Когда дверь распахнулась, блаженная улыбка расползалась по лицу старика. В проходе стоял крупный, высокий мужчина с чисто выбритым, квадратным лицом и короткой стрижкой. Вся его стать выдавала в нем военного или сотрудника силовых подразделений. За дверью стоял еще один, разве что чуть меньше, чем этот, но зато с каким-то неестественно узким лицом и бегающими глазами. Он постоянно озирался по сторонам, словно в любую минуту ждал нападения.  

– Добрый день, Господин Президент. Нам пора – коротко произнес громила в проходе.  

– Да, нам пора. День в разгаре – кивнул старик и вышел из комнаты в длинный, просторный коридор с идеально белыми стенами, позолоченными светильниками на высоком потолке украшенном лепниной. Бордовая, с золотой оторочкой, бархатная дорожка под ногами, обоюдоостро сужалась там вдалеке, в конце коридора, у массивной ореховой двери. На стенах, в резных деревянных рамах, висели картины с историческими сценами или библейскими сюжетами. Когда они подошли к двери, оба охранника, чуть вырвавшись вперед, отварили двери перед стариком, который не снижая набранной скорости вошел внутрь.  

В темной комнате куда они вошли, было несколько человек. Большинство были крепкими молодыми людьми в гвардейских мундирах с автоматическим оружием на перевес. Они занимали каждый угол этого шестиугольного помещения, находясь в тени. Одна из стен была полностью закрыта большим зеркалом без украшений. По периметру зеркала десятки маленьких ламп фокусировали свои пучки на просторном возвышении-пьедестале перед ним. Старик решительно прошел к возвышению и бодро вскочил на него.  

– Приступайте – скомандовал он.  

И в ответ на команду из тени вышло четыре человека. Две девушки, опрятные, с туго затянутыми в пучок волосами и в безупречных белых фартуках, чем-то напоминающие гувернанток и двое мужчин. Один, довольно плотный, коренастый, с вздёрнутыми кверху усиками и гладко зализанными волосами, а второй, высокий, с прекрасной фигурой, тонкими, изящно-благородными чертами лица и длинными ухоженными волосами, к которым он относился так, словно считал их своей гордостью.  

Девушки без лишних движений, деловито и бесстрастно сняли со старика поношенную пижаму, тапки и прочие предметы гардероба и тут же исчезли в темных нишах помещения. В этот момент мужчина, что помоложе, выступил вперед. Откуда не возьмись в его руках появились тонкие ножницы и расческа. На долю секунды показалось, что блеснули глаза гвардейцев, но инструменты, зависнув в воздухе над стариком на пару секунд, затем, словно палочка дирижёра, заскользили над его головой, отстригая кончики волос и ровняя их. Смачивая инструмент, жонглируя всевозможными тюбиками и спрэями, он колдовал вокруг старика, буквально на глазах меняя его до неузнаваемости.  

– Какое у Вас настроение сегодня? – деликатно поинтересовался второй мужчина.  

– Легкая усталость. А впрочем, бодр как всегда – ответил старик уклончиво.  

– Понимаю. Могу я предложить вам уютный темно-серый кашемировый костюм?  

– Хмм... Не думаю. Кажется сегодня у меня важное обращение. Нужно что серьезное, респектабельное и внушающее уважение.  

– Кажется я Вас понимаю. Как насчет темно-синий, строгий, шерстяной костюм?  

– Покажите.  

Так же бесшумно как исчезли, на свет снова вышли две девушки в передниках и на этот раз в их руках был темно-синий костюм. Они держали его в свете ламп, пока старик тщательно осматривал его.  

– Да, этот подойдет.  

Тучный портной утвердительно кивнул, после чего девушки проворно облачили старика в этот костюм. Выверенными, аккуратными движениями портной усадил костюм на своего клиента и расправил все складки. Отпрянув на пару шагов, он задумчиво присмотрелся, а после, как и девушки до него, исчез в темноте. Когда он появился, на его локте висел малиново-красный галстук и пара титановых запонок. Он пристроил их на место и еще раз придирчиво все осмотрел. Затем, кажется весьма довольный своей работой, отошел на пару метров и застыл в ожидании.  

Молодой стилист к этому моменту тоже закончил и молча, благоговейно осматривая свою работу, отступил, встав рядом с портным.  

Старик сдержанно поблагодарил своих помощников и спустился с возвышения. Подойдя к небольшому шкафу с банкеткой, стоящими в тени у входа, он открыл дверь. За дверцей оказались с десяток совершенно одинаковых пар черных туфель, изящной, но без излишеств формы, с круглым, слегка оттопыренным носком и удобной невысокой подошвой. Чем-то они напоминали ботинки, которые носят военные.  

Усевшись на банкетку, он выдвинул невысокую полку под верхней крышкой шкафа и извлек пару черных носков. Затем одел носки и ботинки. Тщательно, скрупулезно выверяя длину петли, он завязал шнурки и выпрямился, расправив плечи. В нем теперь уже не было ничего от того усталого старика, утром вставшего с кровати. Он снова подошел к зеркалу и так же как и утром всмотрелся в свое лицо.  

Упрямый подбородок, высокий лоб, говорящий о недюжинном уме, безупречно уложенные волосы. Тугая, как барабан, кожа лица, обтягивающая мужественные скулы. Волевой взгляд, исследовал вас резко и смело, словно скальпель хирурга. Оставшись довольным, он кивнул гвардейцу у входа и когда тот открыл дверь, Президент вышел наружу.  

Суета и шум от снующих по коридору чиновников и клерков, остался за дверями его кабинета. Гвардейцы, повсюду сопровождающие его, теперь охраняли вход снаружи. А он, пройдя через небольшую прихожую, вышел в просторный, богато украшенный зал, служивший ему кабинетом.  

Лепные карнизы, украшенные деликатным золотым напылением, словно легкий румянец покрывший щеки юной девы, отделяли безупречно белый потолок от зеленых, с золотыми вензелями, обоев. Декоративные светильники на стенах, искусно выполненные в виде подсвечника, украшенного хрустальными бусами и удерживающего в золотых чашечках по пять ламп-свечей – освещали мягким, теплым светом пространство кабинета. Сквозь высокие окна, венчанные тяжелыми золотисто-зелеными портьерами, прихваченными внизу золотыми канатами и отороченные вверху изящными ламбрекенами в широкую желто-зеленую полосу, были видны кирпичные зубцы, похожие на ласточкин хвост, ровным рядом выступающие над крепостной стеной из массивного серого камня.  

Тот кто еще недавно был ветхим стариком, прошел мимо длинного стола в центре зала, за которым он обычно принимал посетителей и проводил совещания, и направился к другому, меньшему по размеру, но гораздо более изысканному столу. Мраморно-белый, больше напоминающий старинное здание в миниатюре, с позолоченной лепниной, пилястрами, розетками и рельефами – это был его рабочий стол.  

Он сел в уютное кресло викторианского стиля и протянул руку к светильнику на золотой стойке с абажуром изумрудного цвета. Потянув за кисточку на конце тесемки, свисавшей из под абажура, он включил светильник и отклонился в кресле, разглядывая преломление света в замысловатой мозаике абажура.  

Оторвавшись от светильника, он нажал на кнопку коммутатора на одном из множества аппаратов связи, расположенных на столе слева. Тотчас же в кабинет вбежала миловидная блондинка, с выразительными, не лишенными рассудка глазами, но слишком беспокойная. Пробежав пару метров по бархатному ковру, она остановилась и слегка поклонилась, приветствуя его.  

– Добрый день! Господин президент.  

Он кивнул ей в ответ, после чего она просеменила на своих тонких ножках вплотную к нему и положила бумаги на на стол перед ним.  

– На вечер у Вас намечено важное обращение, вот его приблизительный текст. Оно согласовано с Вашей администрацией и советниками. Кажется все в порядке.  

– Хорошо, я сам посмотрю.  

Отложив в сторону текст обращения, она указала на следующий документ.  

– Это Ваш план мероприятий на сегодня. Разумеется мы будем корректировать его в соответствии с Вашими пожеланиями. Вкратце. Открытие центральной больницы после ремонта. Небольшая фото сессия. Заседание Госсовета, как возможность внести последние дополнения и исправления в текст обращения. Затем возвращаемся сюда и у Вас будет время подготовиться к обращению или отдохнуть. Вас устраивает?  

– Да, вполне. Там видно будет.  

– Хорошо. Есть еще несколько посетителей, Вы готовы их принять?  

– Нет, сегодня не то настроение. Сошлитесь на мою загруженность и перенесите.  

– Поняла.  

– Что-то еще?  

– Да. Ниже – она отложила в сторону лист с распорядком – Стандартно. Ряд документов которые необходимо подписать или резолюцию.  

– Да, я посмотрю.  

– Спасибо. Господин президент. Могу я что-то еще для Вас сделать?  

– Нет, спасибо... А хотя... Попросите какого-нибудь гвардейца принести мне зеленый чай.  

– Я могу сама.  

– Нет, пусть этим займется кто-то из них. Нечего стены подпирать.  

– Я все передам – улыбнулась она и кивнула.  

Девушка отступила назад на несколько шагов и только убедившись, что он потерял к ней всякий интерес, сосредоточившись на бумагах разложенных перед ним, развернулась и поспешно выбежала за дверь.  

Как только дверь за секретаршей закрылась, он отбросил бумаги в сторону и протянув руку взял одну из трубок телефонных аппаратов.  

– Видел тебя в новостях. Что за околесицу ты нес? – спросил он в трубку, ни мало не интересуясь слышат ли его на том конце.  

Судя по непроизвольным кивкам головы президента, на том конце трубки кто-то старательно оправдывался.  

– Я тебя понял – сказал он, когда голос на том конце затих – В следующий раз думай, что говоришь, ты бросаешь тень на мое доброе имя – произнес он, чеканя каждое слово, а после вернул трубку на место. Пока трубка описывала дугу к телефонному аппарату кто-то на том конце, еще пытался торопливо объясниться.  

Он посмотрел на часы. Прошла лишь пара минут. Время шло неторопливо. Он несколько раз щелкнул выключателем света, услужливо установленным поблизости от стола. Посидел еще немного. Попробовал придать новый порядок предметам на столе.  

Наконец, отстраненно, отогнул угол титульного листа его вечернего обращения и пробежал по нему глазами. Погладив пальцами складки, собравшиеся на его лбу, он откинул лист, схватил карандаш и облокотившись локтем на стол, начал внимательно изучать текст на странице, время от времени черкая или внося изменения быстрым почерком.  

Хватило его не на долго. Осилив пару страниц, он вдруг подумал, что все, что они пишет кажется ему знакомым не случайно. Он не первый раз произносил эти слова, они стали его мантрой. Из года в год повторял он их с экрана. И только сейчас неожиданно понял, что так складно написанные, с таким воодушевлением озвученные, они так и не стали реальностью, не обрели воплощение. Он не увидел результатов своих заявлений. Они так и не подкрепились делом. Карандаш завис над листом в нерешительности. Испарина покрыла шею, под воротником. Он остановился на вдохе, словно окружающий его воздух внезапно стал густым и удушливым. В этот момент ему страстно захотелось ощутить свежий воздух, вдохнуть его полной грудью. Открыть окно, распахнуть его во всю ширь и вдыхать. Наслаждаться влетающим в помещение ветром, разбрасывающим листы бумаги со стола. Он даже хотел подойти к окну и рвануть его, так силен был порыв. Но вовремя сообразил, что служба охраны не только не приветствует это, но и полностью исключила такую возможность. Массивные рамы окна были глухими. Он расстегнул верхнюю пуговку на воротнике. Откинулся в кресле и попытался воспроизвести то ощущение, проникнуться атмосферой комнаты с открытыми настежь окнами. Он глубоко вдохнул. Воздух был чистым. Даже идеальным. Идеальная температура, безупречный состав, никаких посторонних запахов, никаких примесей. Есть даже слабое дуновение воздуха. Легкий шелест в узких вентиляционных решетках, свидетельствовал о том, что климатическая система в полном порядке. Но ощущение духоты не отступало. Он встал, несколько раз присел, насколько позволили старые негнущиеся кости. Подошел вплотную к стене, под одну из решеток и стоял, вдыхал выходящий от туда слабый поток. Невыносимо. Это совсем не то. Он вернулся в свое кресло и попробовал поработать над речью. Духота не отступала. Голова стала немного гудеть. Мерзкое недовольство прилипло и не давало работать. Нужно себя заставить. Это его работа. Усилием воли он снова вернул себя к работе над документами, к его речи. Это позволит отвлечься и выбросить из головы эти глупости о свежести и ветре.  

Он наклонился над столом и снова уставился на текст. Прочитал несколько предложений, что-то зачеркнул. Буквы постепенно набухали, размываясь перед глазами, затем их линии снова сжимались, обретая резкость. Он положил руку на лист, пытаясь прижать его, чтоб буквы не разбредались. Это помогло. Дописал пару предложений. Кажется довольно смелых и от того, таких неожиданных. Карандаш остановился на бумаге, не завершив букву. Рука стала невыносимо тяжелой. Хотелось встать, сделать что-то, отбросить сон. Если сейчас не справиться с дрёмой, то она поглотит его. Он тряхнул головой и довел букву. Но столкнулся с новой напастью. О чем он хотел написать, когда начал предложение? По его началу совсем не понятно. Он вернулся на пару предложений назад и попробовал проследить ход свой мысли. Вспомнил. Немного поиграв со словами, выдал, наконец, законченное предложение.  

Он снова и снова терял мысль, а через несколько секунд приходил в себя, сообразив, что задремал. Вышел из-за стола. Сделал несколько кругов вдоль стен кабинета. Подошел к зеркалу, дотошно осмотрел себя. Безупречно. Снова вернулся и принялся за работу.  

Секретарша подошла к двери за которой сидел ее начальник. Оба гвардейца буднично смерили ее взглядом и вновь уставились перед собой. Он вопросительно кивнула одному из них.  

– Вы ему чай приносили, как я просила?  

– Мы сообщили куда следует.  

– И они принесли?  

– Кроме тебя больше никто не приходил.  

– Понятно, как всегда. Сейчас вернусь с чаем.  

В ответ гвардейцы лишь переглянулись, ухмыляясь во весь рот.  

– Что вы скалитесь? – встрепенулась она – Он что? Снова...?  

– Грубить не обязательно – огрызнулся тот, к кому она обращалась.  

– Дайте войти – наступала секретарша.  

– Зачем тебе? – не унимался гвардеец.  

– У него много дел – ответила она с вызовом и немного раздраженно.  

Гвардеец нехотя поднес рукав к лицу и негромко проговорил в кулак. Несколько секунд он внимал тому, что ему сообщали в микрофон вставленный в ухо. Его невидящий взгляд блуждал по коридору, а голова машинально кивала, усваивая сказанное. Наконец он вновь взглянул на секретаршу, словно оценивая.  

– Ну заходи – немного уязвленный, он вытянул обе руки, с наигранной учтивостью указывая на дверь.  

Секретарша осторожно открыла дверь и тихонько, на носках, проскользнула в образовавшуюся щель. В кабинете было тихо. За столом, в кресле, откинувшись назад, сидел Президент. С первого взгляда могло показаться, что он совершенно недвижим. Короткими, скользящими, бесшумными шагами она подошла к нему очень близко и прислушалась. В тишине комнаты она едва улавливала слабый, хриплый звук дыхания. Она подвинулась еще ближе, практически вплотную поднеся ухо к его лицу. Теперь размеренное дыхание было слышно гораздо лучше. Через несколько секунд она почувствовала, что слабая испарина от дыхания увлажнила ее щеку. Не меньше минуты она прислушивалась, пытаясь оценить похоже ли его дыхание на дыхание здорового человека, с некоторой поправкой на преклонный возраст. Удовлетворенная, она выпрямилась, посмотрела в ту сторону, где должна была быть скрытая камера и кивнула. Никакой ответной реакции не последовало. Впрочем она была уверенна, что за ней пристально наблюдают и этот сигнал не остался без внимания. Ну что же, раз сейчас ничего не получится, она вернется к нему позже. Бесшумно паря над полом она пробежала до другого края кабинета, где за массивной ширмой располагался шкаф с необходимыми в быту принадлежностями и извлекла от туда смотанный плед. Вернувшись обратно, она заботливо накрыла пледом ноги Президента. От чего он еще больше стал похож на старика в кресле-качалке, мирно спящего на лужайке у собственного дома.  

Отстранившись, она еще раз внимательно посмотрела на него. На миг на ее лице отразилось что-то вроде отвращения и жалости, одновременно. Но она быстро совладала с собой и ее лицо снова приобрело обычное выражение почтительности. Легким движением пальцев она поправила прядь волос на его голове и перевела взгляд на документы на столе, что она принесла ранее. Они так и остались не тронуты. Она взяла листы с речью, единственное свидетельство того, что он что-то делал. Пробежалась взглядом по его исправлениям, время от времени качая головой. А затем, так же бесшумно как и прежде, проскользнула к одной из дверей встроенных шкафов, открыла ее, и по очереди спустила листы в прожорливый зев шредера, находящегося внутри шкафа. После, вытащила из под шредера пакет, наполненный тонкими белыми полосками и осмотревшись по сторонам, словно хотела убедиться, что ничего не оставила, покинула кабинет.  

Прошло около часа, с момента как он уснул. Старик пошевелился. В тот же момент, в кабинет, бесшумно как тень, влетел гвардеец и аккуратно снял плед с колен Президента. А затем, так же бесшумно выскользнул из кабинета. Некоторое время старик сидел с закрытыми глазами как будто пытался вырваться из объятий сна. Затем открыл глаза и огляделся, словно с трудом понимал, где находится. Рассеяно перебрал документы на столе, но видимо так ничего для себя и не выяснив, встал с кресла и несколько раз моложаво размялся. Выглядел он при этом очень бодро и решительно.  

В дверь негромко постучали. Воспользовавшись небольшой паузой, что произошла между стуком и моментом когда дверь открылась, он вновь сел в кресло и взял в руки документы. Напустил вид, словно заработавшись не заметил, что кто-то вошел в кабинет. Для этого он выдержал паузу и только когда секретарша подошла вплотную, поднял голову и сделал вид, что ее появление стало для него полной неожиданностью.  

– Господин Президент – сказала она – Хотите что-бы подали обед? Вам следует подкрепиться, впереди много дел.  

– Да, пожалуйста. Я готов немного перекусить. Заработался и не заметил как пролетело время. Вот всегда так со мной – ответил он виновато улыбаясь.  

– Хорошо. Через две минуты все будет готово. Затем у нас запланировано торжественное открытие госпиталя.  

– Хорошо. Это дело нужное – ответил Президент.  

Через пару минут действительно принесли еду. Секретаршу ухаживала за ним, меняя одно блюдо другим, предугадывая возможные пожелания и всячески помогая. Наконец, когда с основными блюдами было покончено, он попросил подать чай.  

– А ведь эти солдатики так и не принесли мне чай – пожаловался он.  

– Знаю. Я им уже высказала.  

– Это хорошо. Без раскачки совсем не могут.  

В кабинет постучали. Секретарша подошла к двери и скрылась за узкой щелью.  

Старик, вытянув шею, нетерпеливо высматривал куда она пропала.  

Наконец дверь распахнулась шире и вошла секретарша с подносом в руках.  

Подойдя к столу она поставила поднос перед Президентом, а затем взяла чайник и налила янтарный напиток в кружку.  

По стариковски причмокивая от удовольствия он пил горячий чай и морщился, когда тот обжигал ему губы. Все это время секретарша стояла на почтительно расстоянии от него, стараясь не находиться в его поле зрения. Закончив с чаепитием, он откинулся в кресле и довольно пробурчал.  

– Я готов. Что у нас по плану? Куда едем?  

– Сейчас я вам все расскажу – сказала секретарша и достала папку в кожаном переплете.  

Группа охранников вела его коридорами через которые они шли к подземной парковке под дворцом. С этой парковки кортеж Президента всегда покидал дворец. Это было довольно неудобно, ведь он мог бы просто спуститься на крыльцо по винтовой лестнице через огромный зал приемов, но таков был протокол и от него никогда не отступали. Шли быстрым, размашистым шагом, так быстро, что секретарша на своих тоненьких ножках обутых в туфли на длинном каблуке, едва поспевала за ними и судя по ее сбившемуся дыханию так и не приноровилась к такому темпу. Сам Президент, на удивление, выглядел бодрым и даже сам задавал шаг. Бесчисленные повороты коридоров, сотни однотипных дверей. Даже спустя столько лет, Президент не уставал поражаться какой же большой этот дворец. Впрочем не удивительно, он не был и в четверти этих кабинетов. Да что там, в четверти коридоров. И в конце каждого коридора была дверь. Дверь с кодовым замком, постоянно закрытая, с парой охранников перегораживающих проход. Как только очередная делегация или сотрудник дворца подходили, они должны были предъявить пропуск с фотографией, по которой их идентифицировали охранники, а затем еще и приложить этот пропуск к считывателю над кодовой панелью, а затем ввести индивидуальный пароль. Только если все подходило, лампочка над дверью меняла цвет с красного на зеленый, на короткие несколько секунд, чтоб через эту дверь можно было пройти и какие же тебя ждали неприятности, если она начинала интенсивно мигать.  

Президент, в окружении охранников, подошел к одной из таких дверей. Клерк, отвечающий за протокол, уже заблаговременно забежал вперед, чтоб к моменту прохода свиты во главе с Президентом, дверь была открыта. Но в этот раз что-то пошло не так и лампа, которая обычно приветственно горела зеленым, теперь запрещала проход, мерцая красным огнем. Кортеж остановился. Охранники недоуменно переглядывались. Ответственный за протокол о чем-то оживленно спорил с гвардейцами на входе, а те растерянно разводили руками не в силах объяснить происходящее.  

– Что случилось? – спросил Президент.  

– Разбираемся, Господин Президент – виновато ответил начальник протокола – Дверь заклинило, не открывается.  

– Может что-то неправильно ввели?  

– Нет, уже сто раз проверили – развел руками клерк.  

– Ну так откройте ее ключом.  

– Не положено, Господин Президент. Ключа нет. Это сверхсовременная, сверхнадежная дверь. Ее невозможно взломать. Лучшие ученые страны спроектировали ее.  

– И что же? Они не предусмотрели в ней ключ?  

– Они решили, что ключ – это уязвимость, ведь его можно подделать.  

– Понимаю – растягивая буквы произнес он – А я люблю ключи. Они надежные. Вставил, покрутил и открыл.  

– Извините, Господин Президент, мы работаем над решением проблемы.  

– Ну что же, подождем – нахмурился Президент.  

И после некоторой паузы:  

– А мы не можем обойти?  

Охранники напряженно переглянулись.  

– Это не принято – отозвался тот, что постарше, начальник группы сопровождения.  

– Ну что же. Не принято, значит не принято. Подождем.  

И Президент начал деловито разглядывать завитки лепнины на потолке.  

Его охрана, тем временем, напряженно раздумывала как им поступить. В осторожных взглядах, что они бросали друг на друга, сквозила, несвойственная им обычно, неловкость. Впрочем, особо расторопные уже вызывали по внутренней связи начальника повыше, что смог бы принять решение как им следовало поступить. После десяти минут оживленных переговоров по внутренней связи, причем, кроме того, кто на том конце принимал решение, все остальные участники разговора находились в одном месте и вполне могли обойтись без гарнитур, старший наконец сказал:  

– Мы получили «зеленый свет». Идем в обход. Ситуация нештатная – всем быть начеку.  

И уже после, он обратился к руководителю протокола, который, похоже, сам напитался светом от мигающей красной лампы и теперь, совершенно пунцовый и потный, ждал развязки.  

– Куда нам идти?  

Тот в ответ лишь захлопал глазами. А когда взгляды всех без исключения вперились в него, ожидая ответа, он не нашел ничего лучше как самому перейти в наступление:  

– Почем мне знать? Я руководитель протокола. А здесь мы отступаем от протокола. Это вне моих полномочий и компетенций.  

Теперь уже охранники виновато переглядывались и снова обратились ко внутренней связи. После непродолжительных переговоров видимо нашелся человек, который вооружившись картой, стал давать указания куда двигаться группе.  

Сначала им пришлось вернуться назад, к одной из ничем не примечательных дверей без подписи. К удивлению охраны, некоторые из них даже удивленно хмыкнули, за дверью оказался коридор. Стены его были покрыты крашеной штукатуркой и вдоль них шли разнообразные трубы и лотки с кабелем. В конце коридора была обычная дверь со стеклянным окошком. Одного из охранников отправили вперед. Он осторожно подкрался, заглянул в окошко, затем посигналил группе, что все в порядке и можно продолжать движение. Контраст коридора с прочими интерьерами дворца, надо сказать, удивил всех, они озадаченно смотрели вокруг, им трудно было представить, что по среди такого блеска и роскоши, так близко от них, может быть вполне заурядный коридор коих много в школах и поликлиниках какой-нибудь глубинки. За дверью оказался еще один коридор, внешне такой же. Так, коридор за коридором, они двигались через здание. На перекрестках коридоров группа останавливалась и по внутренней связи запрашивали куда им двигаться дальше. А раз продвигались они медленно, то появилась возможность чуть внимательней приглядеться к своим попутчикам. Секретарша выглядела порядком испуганной, наверно так, в кошмарах, она представляла кабинеты в администрациях на окраинах страны. Она крепко прижимала папку с бумагами к груди и старалась держаться поближе к самому крупному из охранников. Остальные, если и не подавали виду, в силу профессиональных наклонностей, но все же были заметно напряжены и подавлены. В службе, где все замешано на тотальном контроле, так сложно примириться с непредсказуемым развитием в неожиданном месте. Охранники выглядели не так уверенно как обычно. Разговоров не вели и преимущественно молчали. Наконец, после продолжительного плутания по коридорам, когда несколько раз пришлось вернуться назад, чтоб попробовать другой путь, так как данные с карты не совсем совпадали с реальным положением дел, а пара проходов так и вовсе были заварены металлическим листом с наклеенным поверх, пожелтевшим клочком бумаги с печатью, гласившим, что проход закрыт по причине постановления за номером таким-то. По иронии, подпись на этом клочке бумаги принадлежала начальнику группы сопровождения, что обратило на него несколько недобрых взглядов.  

Проходя по одному из коридоров, охранник, что разведывал ситуацию впереди, внезапно отпрянул от двери и замер у противоположной стены. Он жестами дал знать, что группе стоит остановиться и быть настороже. Когда начальник охраны подошел, он с удивлением обнаружил, что через стеклянное окошко двери пробивается свет. За дверью был выход на улицу. Они переглянулись и указав остальным не двигаться, приоткрыли дверь. В этом месте, забор окружающий дворец проходил вплотную к забору окружающему угодья вокруг дворца. Метрах в ста от двери, из которой они вышли, в дверном проеме стены стоял мужичок, судя по одежде, местный садовник. Он неторопливо покручивал сигаретку в углу рта и о чем-то деловито увещевал своего собеседника.  

– Эй ты, а ну иди сюда. И руки на виду держи – окликнул старший охранник, наведя на того пистолет.  

Мужичок, от неожиданности аж присел и задрал руки вверх, да так, не поворачиваясь, и двинулся задом к охранникам, пытаясь осторожно переставлять ноги, дабы не упасть. От его собеседника и след простыл.  

– А дверь? – воскликнул второй охранник.  

– Ой, ё! – воскликнул мужичок, но с места не двинулся, а лишь еще больше присел.  

– Иди, иди. Закрой. Только не дури мне – подстегнул мужичка старший.  

Мужичок осторожно повернулся, стараясь не делать резких движений и на всякий случай уточнил.  

– Ну я иду?  

– Иди, иди – сказали охранники в один голос.  

Мужичок трусцой добежал до двери, одним махом захлопнул ее и даже успел пару раз топнуть дымящийся бычок, что выпал у него изо рта, когда его окликнул охранник. После, он так же быстро потрусил к охранниками.  

– Кто такой? Что здесь делаешь? – спросил старший.  

– Дворник местный. Все меня знают – ответил мужичок и вытер мокрый лоб ладонью.  

– Проверь по рации – сказал старший подчиненному.  

После непродолжительного разговора с рукавом и установления личности мужика, оказалось, что он говорит правду, а сюда ходит покурить и поговорить с женой, что носит ему обед.  

– Ясно – сказал старший – А ты разве не знаешь, что не положено? Ты нам периметр нарушаешь.  

– Да сколько тут работаю ни разу здесь никого не видел. Все там. И он махнул куда-то в сторону дворца. Только охранники местные есть, да они и сами никого не видят.  

Из-за поворота вырулил охранник и встал как вкопанный. На него смотрело два дула пистолетов. Его ноги тряслись так сильно, что кажется было слышно как колени стукаются друг о друга.  

– Ты еще кто такой? – злобно спросил старший – Оружие есть? Покажи руки.  

Парень от страха чуть не сел.  

– Ребята, да я свой – промямлил он.  

– Что в руках? Брось.  

– Это баллончик, перцовый. Другого нет оружия.  

Охранники переглянулись, ухмыляясь.  

– Слышишь, оружие его – усмехнулся старший – Баллончик.  

И продолжил:  

– Ладно, иди сюда.  

Когда охранник подошел, шаркая ногами по гравийной дорожке. Старший начал его распекать:  

– Ну что же ты? Допускаешь непорядок на вверенной тебе территории. Теперь придется с тобой разобраться.  

– Да я сколько раз ему говорил так не делать. Ууу – и он злобно погрозил кулаком дворнику – Вы его сами накажите, меня он не слушает, только рукой махает. А что я могу? У меня же только баллончик.  

– Да подними ты его уже – рявкнул второй охранник.  

Баллончик валялся в траве, куда тот его отбросил.  

– Ладно, разобрались. Ты дверь захлопнул? – старший обратился к дворнику.  

– Да, да – закивал тот.  

– Проверь на всякий – кивнул он напарнику.  

Тот неохотно направился к двери и несколько раз сильно дернул, для уверенности даже упершись ногой в косяк.  

– Так. С этим понятно. Теперь объясните мне. Где мы вообще?  

Молодой охранник торопливо, ссылаясь на ориентиры, объяснил где они находятся. Дворник при этом старательно кивал.  

– Тьфу. Вот же занесло. И куда нам теперь? Только хорошенько подумайте, нрав у меня крутой – как будто кто-то этого еще не понял, сказал старший.  

– Да, Вам лучше улицей. Тут всего-то метров триста, только здание обойти, а там уже и крыльцо главного входа – посоветовал молодой охранник.  

– Ладно. Возвращаемся. Сейчас подумаем – и бросил этим двум – Стойте тут, не шелохнитесь, чтоб я вас видел.  

– Пойдем. Махнул он младшему коллеге.  

Когда они вновь вошли в коридор их встретили десятки настороженных глаз и несколько испуганных.  

– Все в порядке. Мы сориентировались.  

Охранники переглянулись и немного расслабились.  

– Так. Объясни им где мы и запроси «добро» пройти остаток пути по улице. Говорят так проще – обратился он к охраннику ответственному за связь.  

После недолгих переговоров выяснилось, что в сложившейся обстановке действительно лучше пройти по улице. Старший приказал всем отойти в сторону от Президента для координации и разработки плана. Президент остался наедине с секретаршей. Та кажется уже успокоилась и теперь переминалась с ноги на ногу, то поглядывая на охранников, стоящих кучкой, то сверяясь с часами. На секунду все забыли про Президента, а он как завороженный смотрел на на полуприкрытую дверь, через которую в коридор проникал треугольник дневного света с беспорядочно витающими пылинками. Он так пронзительно смотрел на эту дверь, что когда секретарша взглянула на него, на ее лице отразилась тревога. Она сразу посмотрела на старшего охранника, ожидая, что он почувствует взгляд и повернется. Но похоже все они были увлечены разговором.  

– Господин Президент – шепотом попыталась она привлечь его внимание – Не стоит.  

Он кажется на секунду вышел из раздумий и посмотрел на нее, но дверь так отчаянно манила его, буквально увеличиваясь в размерах и приближаясь с неумолимым напором, заполняя все пространство вокруг, что он не мог совладать с собой. Он сделал робкий шаг по направлению к двери. Потом еще. Секретарша схватила его за рукав.  

– Подождите. Вы не можете.  

Но тот уже шел к двери не реагируя на ее протесты.  

И вот он в проходе. Пыльный воздух проникает в нос. Он вдыхает его все глубже. Солнце ярко светит над кирпичной стеной, заставляя щуриться и вызывая острое желание чихнуть. Он выходит на улицу. Мягкий дерн проваливается под каблуками. Он топает по газону наслаждаясь ощущениями. Перед ним стоят два человека. Один кажется охранник, а вот второй похож на обычного рабочего человека. Он разглядывает их. Они ошарашены настолько, что стоят вытянувшись по стойке смирно и держат руки по швам. Тот, что похож на дворника от этого выглядит нелепо, и на его фоне еще нелепей выглядит охранник.  

– Вольно – кивает Президент и потеряв к ним интерес идет по гравийной дорожке, наслаждаясь хрустом камешков о подошвы ботинок.  

– Господин Президент – раздается грозный голос позади.  

Президент замирает на долю секунды, а затем поворачивается и виновато возвращается обратно.  

– Господин Президент. Вы ведете себя неразумно. От Вас зависит судьба страны, а вы разгуливаете по улице как обычный гражданин – отчитывает его старший охранник.  

Президент не смотрит на него. Он отвернулся и недовольно изучает стену.  

Наконец секретарша напоминает, что у них дела. Старший охранник кивает и дает указания, как им следует поступить. Через несколько минут, окруженные плотным кольцом охранников, они добираются до главного крыльца дворца Президента и его буквально впихивают в салон ожидающего их лимузина.  

Лимузин ехал по городу. Дорога была в идеальном состоянии и автомобиль лишь изредка вздрагивал когда пересекал трамвайные пути. В салоне было тихо и только легкое шуршание шин проникало через едва приоткрытое окно. Закрой он его, стало бы абсолютно тихо, так уж устроены эти автомобили. Но находиться в полумраке салона было довольно тягостно и не смотря на запреты, и увещевания службы безопасности он время от времени позволял себе такие шалости. Дороги были свободны и кортеж ехал довольно быстро. Немногочисленные машины двигались в правом ряду, подчеркнуто неторопливо, безупречно выдерживая расстояние между собой, словно двигались на невидимой сцепке. Его всегда забавляло как они могут так ездить, неужели им не хочется немного выбиться из ритма, разогнаться или подрезать кого-то. Впрочем, в том как они ехали тоже было много забавного. Они напоминали ему миниатюрный игрушечный город, где все аккуратно движется по заложенному распорядку. Разве не это идеальный город? А еще ему льстила невероятная свобода, которой они добились для своих граждан. Раньше трудно было представить, что ты можешь ехать в одном потоке с Президентом и не опасаться за свою безопасность. В стране сейчас гораздо свободней и безопасней. Не то, что было. Ноющая боль, словно от оголенного нерва пронзила мозг, как напоминание. Не все еще благополучно, за границами их страны не все спокойно, есть еще над чем работать на международной арене. Эти мысли порядком изводили его в последние годы. Портилось настроение, начинали одолевать спонтанные боли и чем дольше он изводил себя, тем сложнее было соскочить с колеи этих мыслей. Впрочем за долгие годы он научился с ними уживаться и в последнее время они досаждали ему все меньше. Он научился отвлекаться от них.  

Город, размытый на периферии его взгляда, все это время незаметно пролетающий мимо, внезапно снова обрел резкость. Чистые, без единой соринки, улицы, размеченные ровными линиями для удобства перемещения людей и машин. По улицам неторопливо гуляют мамочки с колясками и торопятся деловитые офисные работники. Все они приветствуют его кортеж и радостно машут руками. Строгие, но доброжелательные, офицеры полиции на каждом перекрестке отдают ему часть. Повсюду много зелени в аккуратных клумбах. Фонтаны, в которых плескаются дети. Высоченные дома из стекла и стали. Безупречные формы современного мегаполиса, не город, а картинка. Мэр хорошо поработал, нужно похвалить его при встрече.  

Он оглянулся назад. Бесчисленная вереница машин, хвост которой скрывался где-то вдалеке, что было видно только в поворотах. И столько же машин впереди. Кто все эти люди, что сопровождали его? Он их не знал, но всегда удивлялся их количеству. Неужели все они нужны? Чем они заняты? Неужели он, как Президент, не может существовать без них или Президент это определение не его лично, а целого объединения единомышленников так или иначе вовлеченных в принятие решений. И все же непонятно, пусть у него и есть советники, но разве не единолично он принимает все решения. Тогда зачем они все? Или вместе с ним едет маленькая армия? Странно, учитывая повсеместное, не вызывающее сомнений обожание повсюду, где бы не встречались им люди и рейтинги стремящиеся к ста процентам.  

– Отличная погода. Мы могли бы проехаться в открытом автомобиле – обратился он к охранникам сидящим с "каменными" лицами напротив него. Он знал ответ, ему лишь хотелось их немного раззадорить.  

– Это для вашей безопасности. В мире неспокойно, поэтому такие беспрецедентные меры не будут лишними – складно сказанная фраза входила в диссонанс с пресным, лишенным всякой индивидуальности лицом охранника. Хотя старика это давно не смущало, он понимал, что фразы заучены и не содержат в себе отпечатка индивидуальности говорящего. Он лишь одобрительно кивнул и снова повернулся к окну.  

– А ведь было же время, когда все мы жили в безопасности. Когда я мог ехать и смотреть на граждан стоящих на тротуаре и приветствующих меня. И посмотри, что сейчас. Мы ведь просили о мире, даже умоляли. Но эти безумцы захотели поставить нас на колени. И где мы теперь? Чего они добились? Разве не могли они немножко уступить? А теперь каждый из нас вынужден скрываться за толстыми стенами дворцов и бронированными стеклами лимузинов – старик покачал головой.  

Охранники бесстрастно смотрели каждый в свое окно.  

Внезапно оба, как по команде, подняли руки к уху, сосредоточившись так, что казалось боялись пропустить даже букву.  

Лимузин довольно резко затормозил и вырулил в сторону, словно объезжал кого-то.  

Лишь мельком в окне промелькнула грязная взлохмаченная собака, выскочившая буквально из под колес. Он даже успел поймать ее ошарашенный взгляд. Ей явно было не по себе в этом месте.  

Тем временем лимузин уже вернулся на курс и теперь набирал скорость.  

Президент повернулся и смотрел в заднее стекло автомобиля. Собака от страха вжалась в землю, а со всех сторон к ней неслись десятки людей в форме. А люди на тротуарах замерли как по команде и теперь безучастно смотрели на происходящее, словно и не было у них дел по которым они спешили.  

Один из охранников что-то цедил сквозь зубы в свой рукав. Когда президент повернулся, он услышал только:  

– Протокол "Стальная ограда" нарушен. Прошу принять все необходимые меры.  

Заметив, что его слушают, он понизил голос и прикрыл ладонью рот. Интересно, что с ней будет? Жива ли она? Вряд ли от нее исходила какая-то угроза... Для общего порядка угрозой скорее была охрана. Но он всегда всецело доверял им. Уж если они что-то решили, то так тому и быть. Им виднее.  

Некоторое время машина стояла у входа в больницу. Президент устало смотрел в окно, пока служба охраны делала последние приготовления перед его выходом в люди. Мимо окон автомобиля то и дело пробегали крупные молодчики в черных костюмах, о чем-то сурово и деловито разговаривая со своим рукавом. Время тянулось очень медленно. Занудный протокол заставлял скучать. Кажется так было не всегда. Бывало, как только его автомобиль останавливался, так он сразу выходил, его тут же обступали граждане, у него интересовались состоянием дел в стране, желали здоровья и успехов, жали руки, улыбались – просто искренне и радостно улыбались. Он участвовал в мероприятиях, решал вопросы государственной важности. Куда все это делось? Чем он теперь занимается? Кажется все тоже самое и все же совсем не то. А теперь он бесконечно сидит в бронированном автомобиле, выходя из него лишь для того, чтоб быстро, за стеной из десятков охранников, добраться до спасительных сводов очередной государственной резиденции. То ли опасность увеличилась, то ли люди стали менее расторопными, но ожидание сначала стало нормой, а теперь и вовсе превратилось в тягостную пытку бездельем.  

Открылась передняя дверь лимузина и следом за светом, метнувшимся в салон, сел его пресс-секретарь. Моложавый и подтянутый, он производил положительное впечатление на окружающих, но Президента всегда смущала его странная, неуместная бородка так не вязавшаяся с образом современного политика и публичной персоны, впрочем с работой своей он справлялся отлично, хоть иногда и нес околесицу.  

– Добрый день, Господин Президент. Вы готовы?  

– Как всегда. Долго еще?  

– Уже почти готово. Скоро выходим. Еще раз хочу напомнить. Выходите. Говорите на камеру пару предложений, по тем тезисам которые мы обсуждали. Камера вот там – он повернулся и указал в направлении камеры – Что-то позитивное, воодушевляющее, перспективное. Можете вбросить немного, пусть пофантазируют. Дальше минута фотографируемся и входим в здание. Там нас уже с утра ждет главврач.  

– У него нет других дел? – спросил Президент.  

– Наверно есть. Но разве встреча не важнее? – пресс-секретарь нахмурился и внимательно посмотрел на старика.  

– Вы кажется немного не в настроении. Можем все отменить. Я все подчищу. Скажу, что произошло внезапное изменение на международной арене или типа того.  

– Нет, не стоит. Продолжим.  

– На всякий случай напоминаю. Мы на открытии больницы. Не перепутайте.  

– Новой больницы?  

– Нет, старой. Немного освежили. Это что-то меняет?  

– Нет, просто любопытно.  

Снаружи засуетились заметно больше. Десятки черных костюмов обступили автомобиль.  

– Кажется уже закончили – пресс-секретарь кивнул – Начинаем.  

Крупная тень перекрыла и без того слабый дневной свет, что проникал через толстое бронированное стекло. Глава личной охраны и по совместительству личный телохранитель вплотную подошел к двери лимузина. Огромная ладонь поднялась и несколько раз ударила по стеклу костяшками пальцев, да так сильно, что казалось даже бронированное стекло содрогнулось от этого стука.  

– Нам пора, Господин Президент – раздался приглушенный, с хрипотцой, голос.  

Дверь автомобиля открылась и в салон ворвался запах города.  

Отбросив тягостные мысли, он легко натянул на лицо маску излучающую уверенность, которую требовала от него должность. Проворно выбрался из автомобиля и через плотный коридор из черных костюмов, отделяющий его от собравшейся толпы, направился к широкому портику на входе в главное здание больницы. Там его уже ждала небольшая трибуна с микрофоном.  

Даже через плотное кольцо охраны можно было различить, что народу собралось очень много. Толпа восторженно ревела. Каждый из них пытался обратить на себя внимание, ведь это было шансом заявить о своих проблемах и самый короткий путь к их решению. Правда от чего-то все эти люди сливались в единую галдящую массу и выделить кого-то конкретного было решительно не возможно. Охрана активно работала локтями сдерживая толпу обожателей. Неужели всем этим людям нужна помощь? Как странно, ведь страна благополучно развивается и не просто с оптимизмом смотрит в будущее, а практически находится на пороге того самого будущего, что сулит всем благоденствие и бесконечное счастье. Возможно это те немногочисленные бедняки. Что же, его работа и заключается в том, чтоб помогать этим людям. И самый длинный путь начинается с первого шага. Почему бы не помочь кому-то прямо сейчас. Он решительно направился к толпе. Охрана попыталась его остановить, плотнее сжимая кольцо, но благодаря тому, что его маневр оказался для них полной неожиданностью, действовали они не так слаженно и решительно.  

Тот громила, который обычно ездил с ним в лимузине, попытался удержать его:  

– Господин Президент. Это не по плану. Придерживайтесь протокола.  

– Ничего страшного. Это мои избиратели и они любят меня.  

«Громила» только сморщился в ответ.  

Президент, не придав этому значения, попытался убрать того с дороги руками. Охранник не шелохнулся, будто не сильно отличался по весу от бетонного блока.  

– Господин Президент. Ваши действия подвергают Вас риску.  

– А вы на что? Вот и обеспечьте мою безопасность.  

Упорство старика заставило его отступить, он нехотя повиновался и короткими окриками подключив нескольких охранников, они растолкали людей поблизости, отрезвив толпу и создав контролируемое пространство вокруг Президента. Внутри скопления людей уже сновали агенты в штатском и охрана в черных костюмах, готовые среагировать на любую выходку толпы.  

Президент подошел вплотную. От неожиданности, люди, никогда раннее не встречавшиеся с подобным, притихли и теперь разглядывали Президента, словно диковинное животное. Бурный восторг, смешанный с благоговейным страхом во взглядах, сменился на любопытство. Время от времени, они, как испуганные зверьки, бросали короткие взгляды на охрану, а та настороженно смотрела в ответ, но ничего не предпринимала.  

Президент посмотрел на людей. Вот грузный мужчина, мечтавший сфотографироваться с ним, получив такую возможность опешил. Он лишь шумно дышит. Кажется всякое движение дается ему с трудом. Пунцовое лицо, слипшиеся волосы пристали ко лбу, что впрочем нисколько того не смущает. Как странно, лицо мужчины кажется ему знакомым. Взгляд скользит по безликой толпе, не в силах уцепиться. Вот броско одетая матрона, с огненно рыжими от хны волосами. Густо накрашенные малиновые губы, упрямо сжаты. От натужного крика ее лицо стало пунцовым и покрылось испариной. Будь он обычным человеком, не хотел бы он встретиться с ней один на один, в борьбе за последний свиной окорок на прилавке. Такая идет через толпу не расшаркиваясь, не меняя направления, а толпа покорно обтекает ее. Ее громогласный крик наверняка держит в страхе всю округу. И снова ощущение, что он уже видел ее раньше. Он осматривает лицо за лицом, многие из них ему знакомы, словно это какая-то массовка из несостоявшихся актеров. Тут и крупные молодчики с туповатыми рожами, вызывающе шумные – как стайка девочек-подростков. Старухи-конформистки, с безумными взглядами, бесконечно довольные, в шляпках-грибках и плохо прокрашенными седыми волосами немыслимых оттенков. Такие готовы поддержать любого, кто даст за это пищевой набор. Пузатые, одышливые мужчины, удивительно похожие друг на друга, но со взглядами наполненными вселенской мудростью почерпнутой у голубых экранов.  

Внезапно над головами пронесся благожелательный ропот. Сначала единицы, им вторят соседи и наконец вся толпа, в едином порыве, но каждый на свой лад начали хвалить Президента. Одобрительный гул из которого как конфитюр вылетают обрывки фраз:  

– Лучший.  

– Нам других не надо.  

– Поди ж ты найди другого такого.  

– Защитник. Кормилец.  

– Богоизбранный.  

– Здоровия крепкого желаем. Долгих лет.  

– Сил душевных и физических для хлопот над страной.  

– Подольше бы в строю.  

Возбуждение нарастает.  

– Токмо бы нам помочь.  

– Решите нашу проблему, на Вас одного надеемся.  

– Деньжат бы добавить.  

– На коленях молим о помощи.  

– Слезно просим.  

– Умоляем.  

Бесчисленные просьбы сыпались одна за другой, не позволяя под общим валом разобрать хоть одну.  

– Хорошо, Хорошо – Президент поднял руки чтоб утихомирить толпу.  

– Все ваши пожелания я услышал. Все принял к сведению. Сегодня же, после встречи, начнем работать. Будем помогать. Подключим дополнительные ресурсы. Но всем следует запастись терпением. Вопросы не простые. С наскока не решаются.  

Блаженные выдохи и слова благодарности были ему ответом. Лица в толпе расплылись в одобрительных улыбках.  

И тут по толпе побежал гомон умиления. Толпа расступилась, открывая проход. Все на время забыли о своих проблемах, чтоб пропустить к Президенту маленькую девочку. Ее миниатюрные ручки неловко теребили подол платьица в горошек, накручивая его на пальчики. Неуверенно смотрит она снизу вверх, заглядывая в лица окружающих ее взрослых, ища лицо того самого. И вот ее испуганные, очень выразительные голубые глаза заметили его.  

– Дайте ребенку сказать – кричат из толпы.  

– Тише вы, дайте слово. Не смущайте девочку.  

– Ну же, милая, говори. Что бы ты хотела? – Президент присаживается на одно колено и обхватив теплую маленькую ручку своей ладонью, второй рукой гладит ее по голове, чтоб немного успокоить.  

– Господин Президент – торжественно, словно цитирует новогодний стих, начинает ребенок – Мы с мамой, от всей души хотим пожелать Вам здоровья! Храни Вас Господь и дай Вам сил для работы на благо нашей великой страны – говорит ему девочка.  

– Спасибо, родная. Ну, а что же ты, хочешь? Где твоя мама? Может ей нужно помочь?  

Он приподнимается, чтоб посмотреть по головам, нет ли ее поблизости.  

– Где мать – спрашивает охрана.  

– Приведите мать – вторит толпа.  

Наконец появляется мать. Ее румяное лицо рдеет от смущения, и она неуклюже обнимает дочь.  

– Да у нас все есть. Нам ничего не нужно. Лишь бы у Вас все было хорошо.  

Опять это ощущение. Ее лицо кажется ему знакомым.  

– Ну хорошо, хорошо. Как скажете – немного раздосадовано ворчит он – Давайте дальше.  

Охрана вновь начинает активно работать локтями отбрасывая толпу в стороны.  

Он энергично вбежал по лестнице. Наверху, на почтительном удалении от трибуны, его уже ждали губернатор, мэр, несколько местных министров и главврач больницы, пожалуй самый испуганный в этой компании человек. Все они расплылись в улыбках и шумно аплодировали, стоя строго в соответствии с субординацией. Губернатор единственный позволил себе сделать несколько шагов навстречу и тепло поприветствовал его. Затем представил Президенту своих подчиненных и в самую последнюю очередь главврача. Тот был настолько ошарашен, что только и мог мямлить «Спасибо», да «Большая честь». После, Президент подошел к трибуне, откуда должен был произнести приветственные слова. Перед ним была обширная площадка, где за несколькими рядами ограждений и бойцов специальных подразделений, каждому его слову внимала порядком подогретая предыдущим выступающими, толпа. Люди радостно кричали, махали шариками и небольшими флажками. С такого расстояния он с трудом видел их лица, их улыбки казались такими призрачными, но общее настроение напоминало веселье небольшого городского праздника.  

Чуть выше толпы, в первом ряду, отгороженные от него только рядом охранников стояли репортеры. Операторы телевизионных каналов нацелили свои камеры в ожидании его выступления. Репортеры настороженно ловили каждый звук, вытягивая вперед диктофоны, дабы не пропустить ни одного сказанного слова. Фотографы фиксировали каждый жест, каждую улыбку.  

Речь не заняла много времени. Толпа взвыла от восторга, как по указке. Далее, было традиционное разрезание ленточки. На золотом подносе, с красным платком на дне, ему протянули изящные ножницы богато украшенные драгоценными камнями. Их специально возили с собой для таких процедур. Он взял их и поднял вверх. Заработало множество вспышек, немного ослепивших его. Когда вспышки утихли, подошел главврач, в его руке тоже были ножницы, но попроще и они заметно дрожали. Ленту держали мэр и губернатор. Губернатор сказал пару слов о том, что они открывают новый корпус и под гром аплодисментов лента была разрезана на несколько кусков.  

Небольшая экскурсия по главному корпусу больницы не заняла много времени. В окружении многочисленной делегации Президент расхаживал по коридорам, заглядывая в кабинеты, приветствовал медицинских работников. Главврач постоянно был поблизости и рассказывал, какие работы были выполнены при ремонте поликлиники, внесенных изменениях и улучшениях, о далеко идущих планах по развитию больницы и огромном наслаждении испытываемом от работы здесь. Он старательно жестикулировал, сыпал терминами, и цифрами, как будто это должно было придать его словам дополнительный вес и чем уже порядком надоел.  

– Знаете… – Президент внезапно прервал главного врача, от чего тот даже подпрыгнул – Я видел все это много раз. Кабинеты, заставленные дорогущим оборудованием, яркие медицинские лампы, от которых щуришься, просторные операционные с мониторами и стальным инструментом, это все я видел. Это производит впечатление, ну первую пару раз, но не более. Пустить пыль в глаза погуще... Все так делают – показывают мне кабинеты со сложным оборудованием, как будто я могу отличить томограф от рентген-аппарата. Вы лучше покажите мне палаты где у вас больные лежат. Ведь для любой больницы что важнее всего? Пациенты? Ведь так?  

Главврач закивал и расплылся в виноватой улыбке.  

– С удовольствием покажем палаты. Пациенты очень довольны условиями со… Палатами, одним словом, очень довольны – сконфуженно исправился он.  

– Пройдемте сюда – главврач пригласил их в смежный коридор.  

Они двинулись через лабиринт из коридоров, переходов и лестничных пролетов, который заставил охрану изрядно понервничать, пока не перебрались в соседний корпус. Внешне он совсем не отличался от первого, все те же длинные коридоры с высокими потолками и рядами одинаковых дверей. Через каждый десяток дверей у стены стоял столик и стул для дежурных медсестер, но они почему-то пустовали.  

– Это корпус дневного стационара. Здесь лежать больные. Давайте выберем любую палату и посмотрим как они себя чувствуют – объяснил главврач.  

– Пожалуйста, выбирайте – кивнул Президент.  

Главврач некоторое время переминался, словно хотел угадать дверь которую следовало выбрать, а затем решительно зашагал по коридору, легко постучал, открыл дверь и жестом пригласил войти остальных.  

Первыми, разумеется, вошли пара здоровенных охранников, легко отодвинув в сторону главного врача и через пару минут подтвердили, что все в порядке.  

– Палаты очень просторные, чистые – продолжил врач, когда все вошли – Окна большие – очень светло. Воздух регулируется климатической системой. Ультра-фиолетовая лампа не дает размножаться бактериям.  

Палата и правда оказалась довольно просторной, настолько, что многочисленная свита Президента смогла уместится в ней, хоть и сильно потеснилась. Несмотря на открытую форточку в палате пахло свежей краской и пластиком, видимо от медицинского оборудования.  

Президент слушал в пол уха, пока главврач клиники дотошно объяснял, что каждая палата имеет все необходимое оборудование сообщающее врачу о состоянии больного в режиме реального времени или на случай непредвиденных осложнений. Что кровати регулируются с пульта управления для удобства пациентов и врачей, которые с ними работают. Рассказал как старались они, чтоб больным было комфортно и безопасно находиться в их больнице.  

В такие моменты сторонний наблюдатель, особенно не деятельный участник происходящего, а какой-нибудь зевака, легко бы заметил, что Президент не в своей тарелке. Он выглядел слегка сконфуженным. Настолько, что никто из присутствующих даже не допустил бы мысли о подобном. И все же он был единственным участником, который чувствовал себя неловко на этом представлении. За долгие годы он выучил правила ритуала, его порядок и особенности, но кажется так и не смог свыкнуться с тем, что этот самовоспроизводящийся ритуал существует и все старательно в нем участвуют. В такой ситуации особенно опасно сознаться себе, что ты не понимаешь сути и необходимости происходящего. А что если захочешь разобраться? И разберешься. Но лишь для того, чтоб уяснить что он, этот ритуал, пустышка. Тем более, что реальные-то решения принимаются вовсе не здесь, и не так, а кулуарно, за закрытыми дверями высоких кабинетов. Что будет, если все они разом спросят – а что мы собственно здесь делаем? И это проклятие спадет. Обрадуются ли они, смогут ли вернуться к настоящей работе? Вопрос риторический. Конечно нет. Как не вернуться на свободу дикому зверю выросшему в клетке, там его ждет лишь голодная смерть. А значит, все старательно изображают вовлеченность. В соответствии с чином принимают деятельное участие в происходящем, делают вид, что вникают в суть и принимают важные решения. И уж абсолютно точно, все причастные одобрительно кивают головами и не спускают осторожных взглядов с начальника, дабы не пропустить и малейшее изменение настроения, чтобы, упаси бох, не похвалить то, что хвалить не следует. Но как быть если Начальник ты? Сейчас Президент скучал.  

Размеренное бормотание главного врача его мало интересовало и все же, время от времени, Президент переспрашивал или просил помощника записать что-то существенное.  

Внимание Президента привлекло диковинное сочетание лампочек на крупном медицинском приборе, они вызывали особое ощущение. В каждой из них был заложен тайный смысл, каждая, несла частичку информации тому, кто умел считывать эти коды. И это только усугубляло ощущение бесполезности происходящей встречи. Наверно поэтому он не решился подойти к этому прибору, а подошел совсем к другому, попроще. Слегка постучал по пластиковой обшивке. Из глубины аппарата гулко ответила пустота. Главврач буквально втек между аппаратом и Президентом.  

– А это аппарат для искусственной вентиляции легких, он помогает пациенту дышать.  

– А гремит как пустой, потому, что содержит запас кислорода? – шутливо поинтересовался какой-то остряк из свиты.  

Возникла напряженная тишина. От испуга лицо главврача стремительно меняло цвет от пепельно-серого до желтушно-белого. Президент, впрочем, и ухом не повел.  

– Мы очень довольны как тут с нами обращаются – разрядил обстановку один из пациентов.  

Президент повернулся на голос. На кровати сидел парень, зачем-то вытянувшийся по струнке, словно солдат на построении. Его правая рука была прижата к телу так сильно, что казалось внутри него сейчас ведется нешуточная борьба с непроизвольным желанием поднять ее к козырьку воображаемой фуражки.  

– На что жалуетесь? – словно добрый старый доктор, обратился к нему Президент.  

Тот браво отрапортовал, что всем доволен и счастлив, что оказался в такой больнице и вот-вот пошел бы на поправку, но так тут хорошо, что выздоравливать не хочется.  

Свита президента оценила шутку и теперь синхронно клокотала от хохота, не то как болотная жижа с лягушками, не то как академический хор поросят.  

В этот момент пара охранников, под шумок, уже волокла неудачливого шутника из палаты, а тот уже совсем обмяк и смирился со своим положением.  

Президент добродушно похлопал по плечу пациента и пожелал ему скорейшего выздоровления.  

– Думаю здесь полный порядок, что у нас дальше? – сказал он, когда повернулся к свите.  

Главврач, раскрасневшийся и снова довольный, живо растолкал руками сборище чиновников, решительно освобождая Президенту дорогу для дальнейшей экскурсии.  

И снова хождение по этажам, бесчисленные кабинеты, сотни человеческих лиц и бесконечные фото-вспышки. Фото с персоналом больницы, с пациентами, администрацией больницы и лично главврачом. Было несколько фото, где с ним в кадре были странные типы. Их внешний вид не отражал рода их деятельности, но они точно не имели отношения к медицине. Внешне крепкие, с нагловатыми лицами, в дорогих костюмах, на беглый взгляд не отличимые друг от друга, со странным блеском в глазах. Взглядом человека, который вот только что решил все свои проблемы, словно достиг наивысшей точки в иерархии. Вставали вплотную, чуть не обнимая. Их лощеные лица отражали свет от вспышек не хуже зеркал. «Может какие-то местные медицинские чиновники? Хотя скорее спонсоры-меценаты. Не так уж и важно кто. Люди обожают его, хотят с ним сфотографироваться, это замечательно. Хорошо, когда тебя все любят»  

И они снова идут. Он чувствует страшную усталость, годы не отменишь, но виду не подает. Может чуть более задумчив и сдержан. Повсюду множество лиц. Восторженная толпа, жадная до подачек и щедрая на лесть. Где-то среди них есть охрана в штатском, ее много. И внешне они неотличимы от этой толпы. Он знает, что они там, но не знает сколько их – его кортеж огромен. Иногда он думает, что вся эта толпа и есть его свита. Есть ли здесь хоть кто-то реальный. Он страшится этой мысли. Тем больше он вглядывается в толпу в поисках единственного лица, что вне всяких сомнений окажется обычным живым человеком. Но тщетно, их нет. Одна и та же картина такая привычная за долгие годы. А может обычный человек теперь выглядит именно так? Он не верил сам себе. Они есть, просто ему еще не встречались.  

И все же этот раз был каким-то особенным. Его взгляд все таки сумел уцепиться. Прореха в полотне привычной картинки. Через множество блаженных лиц он различил что-то. На время, слух его притупился и восторженный гомон отошел на задний план. Лица вокруг размылись. За полуоткрытой дверью одной из комнат, в полумраке приглушенного света, сидела женщина. Костюм ярко-голубого цвета, которые обычно носят врачи. Растрепанные темные волосы. Она сидела на стуле, обхватив голову руками. Ее плечи поникли от усталости. В одной ладони стиснута пестрая тряпка, наверно косынка, из тех, что используют хирурги. Принесенный толпой шум вывел ее из оцепенения. Она вздрогнула, нехотя, через силу повернула голову в сторону гвалта. У нее изможденное лицо, с остро очерченными скулами и синяки под глазами от усталости. Она тяжело поднялась и подошла к двери. Чувствовалось, что каждое движение дается ей путем невероятного напряжения воли. И похоже она не спит уже много ночей. У двери, она лишь коротко взглянула на скопище людей, а затем, с каким то остервенением и даже омерзением, захлопнула дверь. Старик-президент с облегчением отвел глаза. Посмотри она в них, он не смог бы выдержать этот взгляд. Огромная воля, воспитанная лишениями и чрезмерными нагрузками, выковала из этой женщины настоящий стальной гвоздь. Как может он решить ее проблемы, что может ей дать? Он сразу почувствовал это.  

– А ваши специалисты не перерабатывают? – спросил он у главврача.  

– Нет, что Вы. Спросите у любого. У нас с этим строго, никаких переработок. Ведь в их руках самое дорогое, жизни и здоровье наших пациентов.  

– Это хорошо. Люди должны хорошо отдыхать и получать за свою работу достойное вознаграждение, иначе это принесет только вред. Держите это под своим личным контролем.  

– Конечно, конечно. Кадры, наш самый ценный капитал.  

Визит в больницу закончился. Все, что положено протоколом, было выполнено и Президент в окружении охраны спускался по лестничным маршам к служебному выходу позади больницы. Там их уже ждал лимузин.  

Внезапно, на лестничной площадке между этажей Президент остановился.  

– Стойте. Мне нужно в туалет – сказал он.  

– Прямо сейчас? – спросил старший группы.  

– Да, в моем возрасте такое не стоит откладывать – огрызнулся Президент.  

Переходы по коридорам и этажам порядком измотали его, и как только они укрылись от камер вездесущих журналистов, раздражение заполнило его нутро. Он злобно зыркал по сторонам и ругался от нетерпения, пока охрана обеспечивала безопасный отход. Сейчас он был готов взорваться по любому поводу.  

– Прием. Нам нужно в туалет – старший группы запросил разрешения по внутренней связи.  

– Ты что, дурак, собираешься спросить разрешения можно ли мне поссать? – крикнул он охраннику – Веди меня быстрей. Если я обмочу штаны, то это будет твой последний день… И хорошо если на работе.  

Старший охранник пристально посмотрел на него, но спорить не стал.  

– Дайте нам хотя-бы пару минут. Мы не можем идти без подготовки.  

– Хорошо, хорошо. Но поторопитесь – ответил Президент раздраженно.  

Старший кивнул своему помощнику и тот, прихватив еще трех человек, вышел на этаж. Через несколько минут они вернулись.  

– Да, есть в конце коридора – отчитался помощник.  

– Идем. Заблокируйте весь этаж.  

Группа, громко топая, что никак не вязалось со скрытностью, ворвалась в коридор. Придерживая под руки Президента, они добежали до туалета и ворвались в него стремительно.  

Только там Президент высвободился из их рук и вбежал в кабинку. Прожужжала молния на брюках и в туалете воцарилась мертвая тишина.  

– Так. Все вон! Я так не могу.  

– Но господин Президент. Протокол.  

– Все вон!!! Вы что думаете, меня через унитаз похитят? И закройте за собой дверь.  

Когда топот ног за спиной стих и дверь хлопнула, он наконец позволил себе расслабиться. Все случилось на удивление быстро.  

Когда с делом было покончено, он вышел из кабинки и подошел к раковине. Открыл скрипучий кран и ополоснул руки под холодной водой. Слегка вытер влажными ладонями лицо. Туалет, судя в запаху, был не для важных персон. Тяжелый, впитавшийся в стены запах мочи с непривычки мог одурманить, но к своему удивлению, ему не было противно. Конечно нельзя сказать, что ему здесь нравится, но это вполне сносная плата за возможность остаться наедине с собой. А тут еще и непривычная обстановка.  

Он прошелся по туалету. За дверью, куда он выпроводил охрану, было тихо. Они наверно напряженно вслушиваются как у него дела. Ну ничего, пусть подождут. В стене, над кабинками, было маленькое квадратное окно. Через створку проникал слабый дневной свет, которого едва хватало для освещения. Он открыл кабинку и залез на унитаз. Дотянулся рукой до створки и открыл ее. Холодный воздух ударил в лицо. Как давно он сам не открывал створку. Он постоял еще некоторое время. Затем ему стало любопытно, нет ли здесь еще чего-то интересного. Он вышел из кабинки и осмотрелся. На противоположной от входа стороне была еще одна дверь. Старая, рассохшаяся, со стертыми от бесконечных закрываний кромками и облупившейся краской. Она была закрыта на обычный шпингалет. Любопытство так и распирало его. Он, осторожно качая собачку шпингалета вверх-вниз, вытянул его из петли. Одной рукой он придерживал дверь, чтоб она неожиданно не открылась и не издала скрип. Потом плавно, не применяя усилия, позволил двери открыться под своим весом. За дверью была небольшая комнатка. Внутри было мало любопытного: пара старых резиновых сапог, потертая алюминиевая швабра, два окрашенных желтой краской ведра и множество тряпок, бурых от времени и грязи, развешанных на батарее. Но кое-что все же нашлось. Внутри комнаты была еще одна дверь. Он остановился и задумался. Нельзя сказать, что внутри него шла нешуточная борьба, он точно знал, что хочет посмотреть, что там за дверью. Но его обязанности, его работа, его ответственность, за долгие годы ставшие его натурой, все это не предполагало легкомысленного поведения. С другой стороны. Обычно поход в туалет дело не быстрое. Охрана это знает, а значит пока не бьет тревогу. Можно немного и прогуляться, раз он выкроил себе несколько минут.  

Сначала он закрыл входную дверь в каморку, а затем отворил выходную. Вниз спускалась бетонная лестница. Он торопливо сбежал по ступеням. Спустившись на несколько этажей он уткнулся в еще одну дверь, решительно отворил ее и вышел наружу.  

Дверь со скрежетом захлопнулась за его плечами. И без того встревоженное нутро вздрогнуло от неожиданности. Тихая темная улица кажется оцепенела в напряженном ожидании. Он осмотрелся. Узкий тоннель из обшарпанных фасадов старых зданий с темно-зелеными пятнами от потеков дождевой воды и местами отвалившейся штукатуркой давал лишь два пути. О том чтоб вернуться он даже не думал. Он пошел наугад. Эхо его шагов гулко разлеталось по улице отскакивая от стен. Время от времени он оглядывался, не преследует ли его охрана. Вероятность других угроз, что могли скрываться в темных переулках, он вовсе не учитывал.  

Этот смутно знакомый мир, словно ты когда-то давно видел все это, увлек его внимание. Глазея по сторонам, он постоянно сбивался с шага, то угождая в очередную лужу, то запинаясь о беспорядочно разбросанные на ухабистой дороге битые кирпичи, обвалившуюся штукатурку или куски черепицы. Чудные, такие уродливые, дряхлые формы – кривые оконные рамы с облупившейся краской, двери, косо висящие на одной петле, а то и с пробитыми брешами, разорванные тоннели водосточных труб, словно уродливые змеи спускающиеся по стенам домов. Все это отвлекало и влекло его. Ни одной живой души. Словно за границами привычного ему мира все вымерли. Он легко отбросил эту мысль. Наверно сейчас все в больнице. Может уже сообразили, что его долго нет. Возможно уже ищут. Лучше убраться с улицы. Тут его легко найти. Он завернул за угол.  

Когда он только толкнул дверь туалета и вышел в служебный коридор им двигало любопытство, так и не изжитое им на высокой должности, желание подурачиться, но чем дальше он уходил, тем больше до него доходило, что все, что он видит удручает его, не такими он видел улицы городов с экранов телевизора, не по таким улицам возили его в лимузине. Так сильно они отличались, так неожиданно предстали они в своей суровой реальности, что теперь им двигал азарт исследователя, человека желающего докопаться до сути, человека осознавшего, что его представление о стране, которой он правит, пошатнулось. И это он еще не видел обычных людей, какими предстанут перед ним они. Уведенное, наводило на страшные мысли. Он и страшился того с чем может столкнуться и упрямо желал этого. Может подспудно пытаясь доказать самому себе, что он ошибается, что не нужно верить глазам, что у этого есть какое-то простое объяснение. Что сейчас или за новым поворотом он вновь увидит такие знакомые улицы и привычных горожан. Увидит тот город, к которому привык. К сожалению, за новым поворотом город не изменился. И все же, он увидел кое-кого. Несколько маленьких фигурок нырнули в подворотню, спугнутые шумом который он производил неуклюже пробираясь по улицам. Сперва нерешительно, затем набирая скорость он побежал к ним, в надежде перехватить, пока они не исчезли в переплетениях улиц. Строгий костюм сковывал движения, ныли суставы, непривычные к таким нагрузкам, но он упрямо набирал скорость. Он кричал и махал руками, пытаясь привлечь их внимание. Тщетно, стайка детей, напуганная еще больше, бросилась врассыпную – повинуясь инстинкту самосохранения. Он с сожалением осознал, что ему их не догнать.  

Остановившись, он согнулся и уперся ладонями в колени, чтобы отдышаться. Кровь в голове пульсировала, отдаваясь глухими ударами. Краем глаза он заметил, что не один. Одинокие тени, люди, воспользовавшись его временным замешательством и одышкой, испуганно перебегали из одного темного угла в другой. Он выпрямился и осмотрелся. Улица снова стала пустынной и безмолвной.  

Он зашагал дальше, заинтригованный увиденным. Он проходил через узкие переулки, заходил в подъезды домов и стоял там, прислушиваясь, заглядывал в окна квартир, рассчитывая ухватить мгновение когда задернется занавеска или исчезнет любопытная физиономия, стучался в двери и прислонялся ухом, лишь бы уловить хоть мельчайший звук, шорох за ними. Ни одного движения, ни мельчайшего шума. И все же, чем дальше он продвигался вглубь города, чем внимательнее смотрел, тем больше подробностей замечал. Город постепенно допускал его в свои тайны, а может он сам наконец пошел тому навстречу, а не вспять. Теперь он сам искал ответы, напряженно всматривался в мелочи, что могли дать хоть какую-то зацепку. Надписи на стенах, все сплошь грубые, вульгарные, оскорбительные. Вместо привычных светлых окон, лишь наспех заколоченные досками створки. Забитые стоки – обширные лужи. Там где приютился магазинчик, на двери лишь ржавая решетка, с прочно примкнутым замком. Выцветшая надпись «Закрыто» не оставляет сомнений, что магазин закрыт очень давно. Через щель в досках, на заколоченном окне, он смотрит внутрь магазина. К его удивлению, внутри нет разрухи. Чинно расставлена мебель, завернутая в пленку, словно убери ее, отряхни толстый слой пыли и хоть сейчас открывай магазин для посетителей. Чуть-чуть подкрасить, побелить стены и магазин будет как новый. Сколоченные деревянные полки, того же вида деревянные стеллажи, с наклонными лотками. Это бакалея. В лотках когда-то лежал хлеб, еще висят на бечевке металлические щипцы, чтоб брать свежие булки. Но как такое возможно? Хлеб, ароматный, теплый, только из печи, нужен всегда, как можно закрыть такой магазин? И ведь не сказать, что хозяин неряха – магазинчик аккуратный и сделан с любовью – значит понимает в своем деле. Нужно уточнить у министра промышленности. Может тут есть какая-то разгадка?  

Он отстранился от витрины и пошел дальше. Повсюду заколоченные окна и двери магазинов. Цветы, кулинария, мастерская сапожника, почта – целая улица закрытых магазинов. Немыслимо.  

Обескураженный, запутавшийся, не в силах найти объяснение тому, что он увидел, он решил было вернуться. Его разочаровало это место. Оно было таким неприглядным, таким неуютным. Ему остро захотелось вернуться туда, где все просто и понятно, где все вращается вокруг него, где только и нужно, чтоб не исчезал этот прекрасный мир – не замечать мир другой, мир реальный – суровый, невыносимый, безжалостный, живущий по правилам которые он для него создаст, лишь бы самому никогда не жить в нем.  

Вдалеке замаячило что-то призрачно-знакомое. Он ускорился и с учащенным сердцебиением сообразил, что догадка была верной. На стене висела будка с телефонным аппаратом. Стекла будки были выбиты, сама она изрисована похабными надписями, но свод крыши оставался целым. Он зашел под свод будки и прикоснулся к телефонному аппарату. Он не знал чем может помочь ему аппарат, ведь он не знает куда звонить. Но приятная прохлада металлических кнопок, спасительная суть телефонной будки, радовали его. Он снял трубку и приложи к уху, внутри что-то щелкнуло, но гудка не последовало. Он повесил трубку и снова снял, по прежнему тишина. Он набрал случайный номер. Кнопки приятно утопали внутри аппарата, но тот оставался безмолвным. Он и не рассчитывал на то, что телефон работает, слишком откровенно окружающая обстановка говорила об этом и все же это был еще один неприятный укол. Он пошел дальше, не до конца понимая, что влечет его вперед.  

Дворник чеканил шаг, размеренно махая метлой над тротуаром. Он старательно выводил ей зигзаг над мостовой, не обращая внимание на происходящее вокруг. Президент догнал его неожиданно, буквально налетев на одной из улиц. Под ноги попалась куча мусора и он разметал ее по мостовой. Дворник подошел, снова собрал разбросанный мусор в кучу, а потому вернулся к тому месту, где прервал работу. Президент обратился было к нему, но дворник и ухом не повел, словно вокруг него не существовало ничего кроме этого тротуара и метлы. И только они и имели значение сейчас. Президент, озадаченный, неторопливо шел за ним и наблюдал за его работой, пока за одним из поворотов, дворника не обтекла с двух сторон группа людей и не уткнулась в Президента. От неожиданности все замерли. Несколько долгих мгновений они смотрели друг на друга, не представляя как себя вести. Наконец один из них, не сводя взгляда с Президента, толкнул своего приятеля в бок и негромко спросил:  

– Этот тип не кажется тебе знакомым? Где-то я его раньше видел.  

Тот старательно прищурился. И тогда в его взгляде проскользнула искра узнавания, от чего его глаза буквально вытаращились и в них отразился страх. Теперь он узнал. Не отводя глаз от Президента, он наклонился боком к своему товарищу и почти в самое ухо что-то пробормотал. У того тоже глаза на лоб полезли. Пока другие, помоложе, лишь с некоторым любопытством и осторожностью рассматривали этого человека, так странно одетого, в костюм с иголочки, эти двое старательно озирались по сторонам, словно ожидая чего-то.  

– Вы один? – спросил тот, что выглядел старше всех остальных и не только по возрасту.  

– Да, один – ответил Президент.  

– Вот так вот просто. Здесь, в этом месте и один? – не веря ушам переспросил тот.  

– Так получилось – развел руками Президент.  

Старший повернулся к своему приятелю и снова не громко сказал:  

– Даже не знаю, то ли это редкая удача, то ли конец всему. Как поступим?  

В глазах его приятеля вспыхнул какой-то дьявольский огонек.  

– Мы не можем его тут оставить – ответил он – Это не правильно.  

– Черт, а если его ищут? – засомневался первый.  

– Ну конечно ищут. Как ты думаешь? Вот только здесь они мало что могут. Лучше нас здесь никто не ориентируется.  

– И то верно – нерешительно согласился его товарищ – Ладно, давай.  

И уже громко:  

– Вам лучше пойти с нами – голос его звучал твердо, малейшие сомнения испарились.  

– Я не хочу идти с вами – ответил Президент несколько надменно и осмотрелся по сторонам, по видимому оценивая пространство для бегства.  

– А у вас выбора нет. Мы можем по хорошему. Можем по плохому – и кивнул в сторону своего товарища.  

В ответ тот отодвинул полу куртки, под которой обнаружилась ручка довольно массивного ножа.  

– Да и куда вы пойдете? Вы точно заблудились. А мы вам поможем вернуться к своим.  

– Правда? – недоверчиво спросил Президент.  

– Ну разумеется – ответил тот с широкой улыбкой.  

Звучало это совсем не убедительно, но из головы не лезла увиденная рукоятка ножа, что бы это послание не означало. Настойчиво донимали холод и голод. Да и далеко ли он убежит по незнакомому городу от пятерых молодых парней. Оставалось выигрывать время.  

– Хорошо. Я пойду – согласился он неохотно.  

Компания оживилась. Старший деликатно указал ему направление.  

– Нам сюда. Мы вас проводим.  

Долгое время они плутали по узким старым улочкам, спонтанно перекрещивающимся между собой. Эта часть старого города была построена тогда, когда градостроительных порядков еще не было и в помине. Среди обветшалых домов, узкими тропами, виляющими по единственно возможному пути обходя лужи и грязь, настолько густую, что дождь уже не смывал ее, а только превращал в хлюпающее месиво. Пейзаж постепенно менялся, дома редели и все чаще встречались большие ангары, крытые листами металла изъеденного ржавчиной и с огромными прорехами в кирпичной кладке. А по соседству, множество гаражных коробок, где в отличие от полупустых улиц города, жизнь похоже кишела вовсю. Неизменные бочки с горящим внутри огнем и греющимися около людьми. Они почти не говорили, лишь время от времени опасливо глазели на них и о чем-то перекидывались обрывками слов. Лица они старательно прятали в тени, как только их шествие проходило мимо.  

Откуда ни возьмись появились дети. Может те же которых он уже видел. Они примыкают к их процессии и осторожно, но с видимым любопытством разглядывают его, готовые, словно стайка воробьев в любой момент упорхнуть от опасности. Взрослые нервничают, им не нужны дополнительные свидетели и они отгоняют детвору окриками. Те нехотя отстают и еще некоторое время машут им вслед.  

Наконец они добрались до огороженного забором участка, плотно заставленного гаражными будками. За воротами, вдоль центральной аллеи, по правую и левую стороны, расходились вереницы однообразных дверей. У ворот они остановились и осмотрелись, словно боялись преследования, затем скользнули внутрь, закрыв за собой массивные стальные створки. Те неприятно заскрипели от трущихся по бетону стержней арматуры. Прошли остаток пути к одной из непримечательных дверей и вошли внутрь. В гараже было пусто. Лишь ржавый лист железа на полу, да пыльные стены. Старший извлек из кармана брелок и нажал на кнопку, голубой огонек на брелке вспыхнул на долю секунды. Под под ногами зашумел какой-то механизм и край листа начал медленно подниматься, открывая узкий лаз. Когда блестящий шток поднял лист полностью, домкрат затих. У их ног открылся тоннель, ведущий куда-то вниз. Влажные бетонные стены тоннеля отражали приглушенный свет, идущий из глубины. Спускались по очереди. Он шел третьим. Внизу оказалась небольшая комната с грубо сработанными стенами, больше похожая на яму, которой лишь слегка придали форму. Дальняя от спуска стена, напротив была гладкой. Но в самой ее середине зияла грубо проломленная брешь. За проломом был небольшой коридор, который вел к большому залу. Внутри было удивительно просторно, в сравнении с размером гаража. Помещение больше напоминало цокольный этаж какого-нибудь здания, нежели наскоро сработанное убежище, а впрочем возможно это и было частью заброшенного здания. Вполне недурная идея, если не пользоваться главным входом. Вдоль стен зала стояли столы с мониторами, за ними сидели люди и сосредоточенно всматривались в экраны, время от времени клацая по клавиатуре. Президенту это показалось хорошим знаком. В его службе безопасности было много компьютерных специалистов, а значит его легко тут найдут. Ему говорили, что спецы работающие на него, лучшие в мире.  

На вновь вошедших никто не оглянулся. В центре зала стоял высокий мужчина и наблюдал за работой людей за компьютерами. От их группы отделился один человек и подошел к мужчине. Они о чем-то коротко переговорили. Мужчина обернулся и пристально посмотрел на Президента. Суровый взгляд его, впрочем, не выдал волнения. На вид около пятидесяти лет, с седой окладистой бородой. На крупном лице, измученном невзгодами, множество складок морщин от напряженных долгих раздумий, но не было и тени от смирения приходящего с опытом, в чертах явственно угадывалось упорство и решимость. Несмотря на возраст, он выглядел внушительно, благодаря росту и хорошему сложению время еще на оставило следов на его теле.  

– Рад приветствовать вас в нашем скромном убежище – обратился он к Президенту. Сказано было учтиво, но руки он не подал. Президент кивнул.  

– Простите мои манеры, но мы тут далеки от цивилизации и находимся в постоянной опасности, думаю для вас это не секрет. Сначала мне следует поговорить с моими людьми, а потом мы поговорим с вами. Вас сейчас проводят – и уже почти отвернувшись добавил – Для удобства можете называть меня Астроном, если вам вдруг что-то понадобится.  

Он снова отвернулся. Тот, что предупредил Астронома об их приходе, вернулся к группе и мотнул головой.  

Президента подтолкнули вперед.  

За неимением другого места, Президента затолкали в импровизированную комнату, тут же в общем зале. Это была скорее клетка из труб обтянутых стальной сеткой-рабицей. Комната была заполнена стойками с каким-то электронным оборудованием, хаотично подмигивающим ему сотнями лампочек. Президент толкнул сетку руками, она вытянулась, но не поддалась – сделано на славу. И речи не было выбраться отсюда, да и что бы он сделал. Подвал переполнен людьми, вряд ли получится выйти отсюда незамеченным.  

Он сел на деревянный ящик и обхватив голову руками, крепко задумался. Все увиденное требовало осмысления, а сейчас у него как раз было достаточно времени.  

Чувство, что на него смотрят, вывело его из раздумий. В нескольких метрах от клетки, из темного угла, за ним наблюдала пара маленьких блестящих глаз. Президент подошел к решетке и всмотрелся в тень. Там стоял мальчик. Не сильно ухоженный, но и неряхой не назвать. Растрепанные волосы придавали ему вид шалопая, но его одежда выглядела опрятно, хоть и была простого кроя, и не чувствовалось, что ему не хватает заботливой руки. В общем обычный мальчишка. Впрочем взгляд его, упрямый, какой-то даже не по возрасту зрелый, легко наводил на мысль, что мальчик с малых лет сам в состоянии о себе позаботиться. Не чувствовалось в нем ни робости, ни неуклюжести, а только какая-то несвойственная детям звериная настороженность. Президент поманил его пальцем. Тот молча смотрел в ответ, но даже не двинулся, хоть и было видно, что любопытства прибавилось. Президент порылся по карманам и извлек оттуда безделушку – небольшой нагрудный значок, подарок из поликлиники. Он снова поманил мальчика. Тот в нерешительности переминался. Блестящая игрушка завладела его вниманием, но осторожность не позволяла сделать и шагу.  

– Ну же, смелее, я не кусаюсь – Президент снова поманил мальчика, протянув руку в щель между трубами.  

Было видно, что внутри мальчишки кипела нешуточная борьба между подозрительностью и желанием получить эту диковинку, но он был не в силах решиться. Наконец он не выдержал и сделав несколько робких острожных шагов подошел на расстояние вытянутой руки. Затем протянул ладошку и подставил под значок. Было видно, что одно резкое движение и он одернет руку и рванет оттуда, что есть сил. Президент осторожно поднял вторую руку в умиротворяющем жесте. Затем медленно вытянул руку над ладошкой мальчика и отпустил значок. Тот, кротко блеснув, упал в ладонь мальчика и мигом исчез, обхваченный ловкими пальцами. Мальчишка отпрыгнул на пару шагов и теперь, стоя на безопасном расстоянии, изучал значок.  

– Нравится? – спросил Президент.  

Мальчик прищурился, изучая старика, но не ответил. Лишь вернулся к изучению значка.  

– Как тебя зовут? – снова мягко спросил Президент.  

Мальчик отвлекся от значка, сунул его в карман и снова посмотрел на Президента.  

– Мне нельзя разговаривать с посторонними – наконец ответил он, слегка надув губы.  

– Но я не посторонний.  

– Я знаю кто вы.  

– И кто же? – Президент улыбнулся самой располагающей улыбкой.  

Мальчик насупился и отвечать не стал.  

– Ну же. Кто я? Разве я посторонний? – подначивал мальца Президент.  

– Вы самый злой человек – ответил мальчик и словно испугавшись своей смелости отпрянул еще на пару шагов.  

Президент ошарашенно смотрел на него, не веря свои ушам.  

– Ну что ты… Здесь какая-то ошибка. Я Президент. Меня все знают.  

– И я знаю – ответил мальчик и вернулся на прежнее расстояние, сообразив, что ему ничего не угрожает – Вы плохой.  

– Кто тебе это сказал?  

– Это все знают.  

– Какая нелепость. Я ведь делаю много добрых дел. Отчего же я плохой?  

– Мы прячемся от вас. Потому, что от вас одни беды. А еще … – мальчик осекся и теперь нерешительно смотрел на Президента.  

– Ну же продолжай – Президент был расстроен этим откровением, но еще считал, что здесь какое-то недоразумение и мальчик его с кем-то путает.  

– Вы посадили моих маму и папу в тюрьму.  

– Ну что ты, я никого в тюрьму не садил. Может они сделали что-то плохое?  

– Нет. Они хотели принести мне покушать. А их поймали и посадили в тюрьму.  

– Этого просто не может быть. В нашей стране людей не садят в тюрьму за такое. Знаешь что? Я вот выберусь отсюда и обязательно постараюсь разузнать, что с ними случилось.  

– Правда? – обрадовался мальчик.  

– Конечно.  

Мальчик поднял с пола пластиковую корзину, перевернул ее вверх дном и сел сверху. А потом, выудив из кармана черствую корку больше похожую на кусок вулканической пемзы, с невозмутимым видом принялся грызть ее.  

– Что это у тебя? – спросил Президент.  

– Это хлеб, разве вы не видите? – ответил мальчик.  

– Очень уж он старый и черствый.  

Мальчик отнял сухарь ото рта, повертел в руках, пожал плечами и снова сунул его в рот.  

– Вот бы и мне что-то покушать – мечтательно произнес Президент.  

– Ужин еще не скоро – ответил мальчик.  

Президент отошел от сетки и тоже присел на один из ящиков.  

Наконец мальчик кажется созрел для вопроса.  

– А что вы здесь делаете? Вы пришли за нами?  

– Что ты, вовсе нет. Я просто гулял, когда столкнулся с вашими взрослыми.  

– Понятно. Значит вы не хотите посадить нас в тюрьму?  

– Нет конечно. Что ты все заладил? Тюрьма, да тюрьма…  

Мальчик пожал плечами.  

– Ты ходишь в школу?  

– Нет – мальчик помотал головой.  

– Разве ты не учишься? – спросил Президент.  

– Учусь. Со мной занимаются взрослые. По очереди. Когда у них есть время.  

– А разве тебе не хочется в школу?  

– Не знаю. Я там ни разу не был.  

– Ну там ведь есть другие ребятишки. Разве тебе не хочется общаться с другими детьми?  

– Я общаюсь. Здесь много детей. Просто они вас боятся, вот и не выходят.  

– А ты не боишься?  

– Я нет.  

– Отчего же?  

– Да у меня же ничего нет.  

– Все же чудно, живете в каком-то подвале, в школу не ходите – и чуть тише буркнул себе под нос – Куда смотрит служба опеки?  

– Так ведь все школы закрыты. Куда же я пойду?  

– Чудно. Как это закрыты? Если я на той неделе посещал новую красивую школу.  

Мальчик невозмутимо пожал плечами.  

Президент нетерпеливо соскочил с ящика и постучал руками по решетке.  

– Эй, кто здесь главный? Можно мне принести еду? И воды.  

На шум подошел мужчина и уставился на Президента. Он был довольно угрюм, а его лицо было абсолютно невыразительным. Казалось, что даже из утробы матери он выбрался с таким выражением лица. Что и не удивительно, учитывая, что несмотря на довольно молодой взгляд, голова его уже практически лишилась растительности и как бильярдный шар отражала слабый свет подвала.  

– Можно мне поесть? – спросил Президент.  

Мужчина стоял как истукан и наблюдал, как горячится Президент.  

– Ну же… или хоть воды дайте – не унимался Президент, пытаясь его растормошить – Вы хоть представляете кто я?  

Мужчина так же внезапно отвернулся и отошел. Через некоторое время он вернулся со стаканом воды и протянул его в щель между труб клетки.  

Желтоватая жидкость с мутным осадком, вьющимся маленьким вихрем на дне, пахла ржавчиной. Президент поморщился.  

– Пейте, пейте, она хорошая – мальчик попытался развенчать сомнения.  

Президент сделал глоток. Действительно, просто ржавая вода. Впрочем, даже жажда не заставила его сделать больше пары глотков. Он поставил стакан на одну из стоек.  

– Ну что дальше делаем? – спросил Президент.  

Мальчик пожал плечами. Похоже его устраивало просто наблюдать за ним.  

Через некоторое время подошел один из «охраны», что все время был поблизости и открыл дверь клетки.  

– Пойдемте, вас уже ждут.  

– Да, да. Давно пора.  

Президент вышел из клетки и направился куда ему указали.  

Его привели в одну из комнат. Небольшая, не больше пары метров в поперечнике. Кажется она была чьей-то жилой комнатой. Судя по тому, что на полу остались свежие следы волочения, а недалеко от входа стояла простая железная кровать. Теперь в комнате был только грубый стол и похожий стул, да одинокая мерцающая лампа под самым потолком. Комнату подготовили специально для него и не было похоже, что она предназначена для мирных переговоров.  

– Садитесь – охранник довольно грубо втолкнул его в комнату.  

Президент сел.  

– Я все же хотел бы поговорить с главным. Думаю здесь какая-то путаница. Я все могу объяснить – сказал он.  

– Успеете – бросил охранник и вышел из комнаты. Впрочем далеко не ушел, а тут же оперся на косяк двери и стал ждать. И тут у него охрана, куда же без них.  

Через несколько минут в комнату вошел Астроном, с собой он принес стул и присел с другой стороны стола, прямо напротив Президента. Он держался несколько отстраненно и пиетета перед ним не испытывал. Но острый взгляд, с легким прищуром, изучал его внимательно, словно хотел подтвердить какие-то ожидания на его счет. Когда он заговорил, в голосе чувствовалась усталость человека, которому против его воли приходится принимать бесчисленные решения от которых зависят судьбы и жизни.  

– Так вот вы какой. По телевизору вы больше, внушительнее что ли...  

Президент лишь пожал плечами и поморщился. Возникла неловкая пауза.  

– Знаете. А ведь я много думал о вас. Раньше. Представлял какой вы. Думал о нашей встрече, как если бы такое было возможно. Думал, что скажу вам. Много часов мы провели в ожесточенных спорах – он ухмыльнулся – Потом гневался на себя. Ведь вы же не дурак и сами все знаете. И ведь я даже помыслить не мог, что когда-нибудь встречу вас, вот так. А теперь ни одной приличной мысли.  

– А я, признаться, тоже не думал, что окажусь в таком положении. Поймите. Я бы с удовольствием у вас задержался, но как вы понимаете, я человек занятой и не могу себе позволить седеть взаперти. А у нас, кажется, возникло какое-то недопонимание. Мне бы хотелось побыстрее его урегулировать и вернутся обратно.  

– Какой же вы хваткий, ни с чем не считаетесь. Лишь высокие идеи и помысли заботят вас. Не досуг вам наблюдать как мы тут барахтаемся в грязи. Но уж позвольте мне вдоволь насладиться моментом встречи. Так просто вы отсюда не уйдете.  

– Позвольте. А кто вы собственно такой, чтоб вот так взять, да и запереть меня? Я требую достойного к себе отношения. Вы, я вижу, вполне себе представляете, кто я.  

– Все ваши регалии имеют вес там, в вашем мире. Но здесь, вы просто человек ничем не отличающийся от нас. И ценность ваша только в том, что ваше положение, ваша значимость, если позволите так это называть, может сослужить нам хорошую службу, когда мы решим вернуть вас обратно.  

– Так чего же медлите? Просите, что вы хотите для себя и покончим с этим.  

– Хочу для себя? Не устаю вам удивляться. Вам кажется невдомек, что здесь происходит? Ну так я вам объясню – вы наш пленник, покуда мы не решим, как использовать вас с наибольшей выгодой и выкуп за вас, это самое тривиальное, что мы могли бы попросить.  

– Ну же, голубчик, вы забываетесь. Использовать меня еще ни кому не удавалось.  

Астроном отклонился на спинку стула с довольной ухмылкой.  

– Великолепно. Никогда не сдаете назад, всегда идете до конца.  

– Рад, что доставил вам удовольствие. А теперь ответьте на мои вопросы. Где я? Кто вы? И что вам нужно? Повторяю. Я требую достойного к себе отношения. Меня не покормили, меня мучает жажда, да еще, без веских на то причин, заперли в клетке, на всеобщее обозрение. Будто я вам диковинная зверушка.  

– Браво – Астроном зааплодировал – Вы правы, совершенно недостойное обращение с таким важным гостем. Где мои манеры?  

Он повернул голову, отклонившись назад и позвал одного из своих сторонников, слушавших их разговор из коридора.  

– Принесите нашему гостю поесть. И налейте стакан воды.  

– Хорошей – вставил Президент.  

– Да, хорошей.  

– Подождем – Астроном снова согнулся и положил локти на стол.  

Некоторое время они сидели молча. Астроном бестактно разглядывал Президента, а тот старательно делал вид, что этого не замечает и глазел на влажные узоры на стенах комнаты.  

В комнату вошел крупный мужчина с грязным поварским колпаком на голове. Впрочем, его телосложение скорее объяснялось широкой костью и возможно еще тем, что в былые времена он был довольно толстым. В руках у него был алюминиевый, потускневший и изрядно помятый поднос. На нем были железная тарелка с непонятной мутной похлебкой, ломоть черствого хлеба, отмокающий в ней и стакан все той же ржавой воды. Повар грубо толкнул поднос по столу.  

– Эй полегче, пища тут не причем, это наша единственная ценность – рявкнул на повара Астроном.  

– Извини – откликнулся тот. Он отошел к стене и теперь исподлобья изучал Президента не переставая ковыряться под ногтями огромным поварским ножом.  

– Что это? Нет нормальной еды? Это форменное издевательство – возмутился Президент.  

– Ну, что вы, гостю все самое лучшее. Это полуторная норма. Сами мы едим заметно меньше. Просто наш повар, давний ваш поклонник, это его самоуправство. Я бы положил как всем.  

Повар у стены расплылся в улыбке и приветственно помахал ножом. Выглядело это скорее жутко.  

– А вода? У вас нет нормальной воды?  

– К сожалению – развел руками Астроном.  

Президент несколько мгновений смотрел Астроному в глаза, пытаясь определить в чем тут подвох, но видимо так ничего и не уловив, поморщился, и наклонился к тарелке. Выловил пальцами сухарь, сунул его в рот. Он нашел сухарь вполне сносным и насколько раз откусил разбухшую мякоть. После взял ложку и сделал несколько глотков похлебки.  

– Без мяса? – он поднял глаза от тарелки.  

– Боюсь, то мясо, что мы можем себе позволить, вас не устроит. А другого у нас нет. Скот очень плохо чувствует себя в подземелье, мы пробовали, растет мелкий и часто болеет. Стало жалко скотину.  

Сделав еще несколько глотков, Президент отодвинул поднос, давая понять, что закончил.  

– Ну и славно – отозвался Астроном, все это время наблюдавший за трапезой – Теперь ваши вопросы. Я готов ответить. Начну по порядку.  

Он кивнул повару и тот забрал поднос. Судя по детским голосам в коридоре. Все, что не доел Президент досталось детям.  

– Итак. Мы сопротивление. Находитесь вы в нашем секретном убежище. А зачем вы здесь? Что же. Надеюсь для того, чтоб послужить нашим интересам.  

– Сопротивление? Кому? – недоуменно переспросил Президент.  

– Как кому? Вам конечно. Режиму.  

– Первый раз слышу о каком-то сопротивлении – раздражённо отмахнулся Президент – Зачем оно?  

Астроном недоуменно оглянулся у на своих людей, собравшихся у стены в комнате. Ох и разношерстная эта была компания.  

– Как вас понимать? Вы что-же, не слышали о сопротивлении?  

– Ни разу… Хотя вы знаете, кажется… А нет, это было о другом – Президент пожал плечами.  

– Что же… Это было болезненное открытие, но на наши планы это не повлияет.  

– И какой, позвольте спросить, у вас план?  

– Ну мы не уверены, есть наметки, но все очень сильно зависит от того, что мы узнаем о вас и от вас. Я поговорил со своими людьми. Скрывать не стану. Пока, мы в замешательстве. Что привело вас сюда? Это какой-то изощренный план ваших спецслужб? Не слишком ли это рискованно? Не посвятите нас? Наши разведчики ничего подозрительного не заметили.  

– Если и был какой-то план, я о нем не знаю – ответил Президент.  

– Просто невероятно. Правильно ли я понимаю, что мы вот так просто выйдя на улицу захватили самого влиятельного человека в стране?  

– Влиятельного? Боюсь вы не видите всей картины целиком, я лишь часть системы. Хотя возможно вы и правы – самая влиятельная часть.  

– Так что же привело вас сюда, в столь негостеприимное место?  

– Сам не знаю. Я просто решил пройтись.  

– Вот так просто?  

– Так просто.  

– Ну что же, надеюсь вы хорошо прогулялись – развел руками Астроном – теперь вы заложник.  

В коридоре пронесся недовольный ропот. Один из сторонников Астронома подошел к нему и прошептал, что-то на ухо. Затем была небольшая заминка, когда оба сверлили друг друга взглядом, но Астроном быстро отступил и повернувшись к Президенту, пояснил.  

– Меня поправили. Разумеется вы не заложник. Слова подобные этому, здесь не в чести и честно признаться, мы с трудом представляем, что делают с заложниками. Ну то есть, разумеется, хорошо представляем, но у нас здесь нет… скажем так… специалистов в этой области. Поэтому вы не заложник, вы… – он снова повернулся к мужчине, который его поправил.  

– А кто же он? Он точно не гость, и по сути, мы хотим использовать его в своих интересах. Разве это не заложник?  

Астроном снова повернулся к Президенту и развел руками.  

– Ладно, допустим – Президент перехватил инициативу – Я в… заточении... у сопротивления о котором я не слыхивал – мысль его прервалась и он откинулся на стуле – Честно говоря я вообще с трудом понимаю, что происходит. Кто вы? Что это за город? Где я нахожусь? Я совсем не узнаю его. Как будто я перенесся на сотни лет вперед, к закату нашей цивилизации.  

– Это ваша столица. И ваша страна. Такая, какая она на самом деле. Населенная, пожалуй, самыми нищими и униженными людьми. А вы Президент этой страны. Президент нищих.  

– Нищими и униженными? Скажете тоже. А где же остальные? Что получше... – с ухмылкой недоверия спросил Президент.  

– Тех кто не успел убежать, посадили. Сначала цвет нации, за ними людей попроще, но всё же талантливых, деятельных, затем тех, кому и надо-то было только спокойно работать, иметь доход, достойную жизнь, семью, но все же смело и открыто требовавших равных условий для этого. Остальные затаились. Но в том то все и дело, что человек затаившийся, промолчавший, не сделавший того, что нужно, смирившийся, и есть нищий, не по сути, так по духу. Так что это скорее к вам вопрос – где они? А что касается остального, то все просто. Произошло то, что происходит всегда. Люди без инициативы не в состоянии не то что поднять, удержать экономику страны на плаву. И чем дальше тем хуже. Страна начала стремительно беднеть. Сначала закрылись маленькие магазинчики в спальных районах, затем магазины покрупнее, дошла очередь и до целых сетей. Сфера услуг исчезла, люди стали все делать собственными руками. Забавно, ведь именно это и есть малое предпринимательство – люди что-то делают сами, а если у них получается хорошо и с избытком, то они начинают это продавать. Растут объемы, они начинают осваивать рынок, расти… Но я отвлекся. Остались только крупные монополисты. Матерые дельцы вовремя переплетшиеся с государственной машиной и получившие подряды на кормление. Ту экономику которую видите вы, составляют именно они. Хотя зачем я вам это рассказываю? Вы, я думаю, прекрасно все знаете. У вас ведь бесчисленное количество советников…  

– Ну да, ну да, разумеется – задумчиво ответил Президент – И все же не понимаю. У страны были тяжелые времена, в такие моменты непросто приходится всем, затем начинается новый подъем и те предприятия, что закрылись, снова откроются. И вернутся маленькие магазинчики и ателье, и кондитеры. Нужно лишь немного подождать.  

Астроном устало улыбнулся.  

– Подождать? Еще? А чего ждать? Экономика это наука, в ней есть фундаментальные законы и она не подчиняется астрологическим прогнозам или вспышкам на солнце. Нет удачного времени или неудачного времени. Можно и нужно создать условия, при которых экономика может запуститься на полную мощь. И чтоб создать их, вовсе не требовалось ждать. Наша жизнь проходит именно сейчас, мы готовы работать и у нас нет времени ждать тот самый момент.  

– И поэтому вы решили все взять в свои руки и основали сопротивление?  

– Мы просто делаем, что можем, в сложившихся условиях. У нас не так-то много осталось возможностей. Будь у нас другие варианты, мы бы с большим рвением применили себя в своей области. Вас не удивило мое прозвище? Астроном. Я бы с большим удовольствием выбрался из этого сырого подвала и снова устремил свой взгляд к звездам, но это теперь ни кому не нужно.  

– Всегда есть выход. Вы могли бы прийти ко мне. Рассказать о своих трудностях. Мы обязательно бы нашли решение.  

– Ах – ах – ах – Астроном залился смехом, но в нем сквозила горечь – Помните, вы спросили где остальные? Эти остальные и попытались что-то сделать. Среди них были и те, что пришли к вам. Теперь они узники. Не очень-то им это помогло.  

– Позвольте. Я знаю о ком вы говорите. Но это же просто бандиты, мошенники и попрошайки. Есть закон и нужно его чтить. Не встань они на скользкий преступный путь, они бы не угодили в тюрьму.  

– Закон. Ваш закон. Это сеть капканов и ловушек. Чтоб продраться через ваш закон, нужен ловкий, бесстрашный головорез, из тех, что проводят путников сквозь опасные джунгли. Вот только эти головорезы плоть от плоти вашего режима. Не будет его, не будет их. А такое положение дел их совсем не устраивает.  

– Снова вы это так называете?  

– Что? Это…  

– Ну режим… Вас послушать, так у нас какая-то хунта. Но я ничего такого не вижу. Мне встречаются лишь улыбающиеся, довольные, счастливые люди и никто из них не упоминает режим.  

– Мы видим жизнь по разному.  

– Боюсь именно в этом ваша проблема. Смотри вы на жизнь так же как мы, нам всем было бы от этого только лучше, но вам все обязательно нужно изменить, все перевернуть с ног на голову. Есть правила установленные большинством и это большинство таким положением довольно. Так чего же нам думать, нравится вам это или нет? Жизнь несправедлива, всегда будет большинство и именно ему и решать как жить. А раз так, то будьте как все или замолкните навеки.  

Недовольный ропот снова зазвучал в коридоре. Толпа за дверью похоже начинала горячиться. Повар пунцовый как рак, вылетел из комнаты.  

– Но мы есть. Мы существуем. Мы живы. Большинство может выбрать кто будет главным, большинство может определить правила регулирующие нашу жизнь, но не более того. Большинство не может решать как нам жить, большинство не может решать где нам жить и отменить данное нам по праву рождения, большинство не может решать во что нам верить и верить ли вообще, большинство не может решать за нас, что нам говорить и уж точно не может решать жить нам или нет – воскликнул Астроном.  

Раздвинув руками плотную толпу у входа, в комнату протиснулся разгоряченный мужчина.  

– Да, что с ним разговоры говорить? Горбатого могила исправит. Только нужно ему с этим помочь.  

– Да, да, давайте – раздались озлобленные голоса позади него.  

Президент даже не дрогнул, казалось он вошел в раж и теперь сам готов был дать отпор кому угодно.  

– Вот вы. Да, вы – Президент с вызовом взмахнул подбородком в сторону протиснувшегося мужчины – Даже через маску усталости, разочарования и озлобленности я вижу кто вы.  

– И кто же? – спросил тот с вызовом.  

– Вы учитель. Скорее всего бывший. Теперь вы горячитесь. Теперь вы недовольны. А ведь это именно вы, мой самый большой сторонник.  

Учитель потупил взгляд и смущенно отвел его в сторону.  

– Я говорю о вас, о таких как вы. Вы знаете о чем я. Точно знаете – Президент хитро с прищуром посмотрел на него – Теперь вы жалеете о том, что сделали. Вы озлоблены и ненавидите эту жизнь и несправедливость вокруг. Но на самом деле вы ненавидите себя, ведь не измени вы себе, вам не пришлось бы опуститься до уровня обычного головореза, желающего выместить свою злобу на том, кого он винит в своих проблемах. Но теперь уже поздно. Да и не сделаете вы мне ничего. Будь у вас этот стержень, хребет, воля, вы бы не совершили тех ошибок, что привели меня на мое место, а вас на ваше. По этому лучше помалкивайте!  

– Не самая разумная тактика против разъяренной толпы. Вам не кажется? – Астроном постарался упредить развитие ситуации.  

– Да-да, помню. Вы же сопротивление. Скажите хоть, чем занимается ваше сопротивление? Может знай я об этом, я бы относился в нему серьезней.  

– Ну, мы мало чем можем похвастаться. Пока мы выживаем. Наших сил хватает лишь на это. Но основная наша цель, это донести информацию, о том, что так жить нельзя, что в наших силах это изменить. Мы придаем огласке преступления режима – ответил Астроном.  

Президент устало ухмыльнулся.  

– Ладно. С вами ясно. Каков ваш план? Выдать меня обратно за исполнение ваших требований? Каких? Хотя не говорите. Я кажется знаю. Было время, когда об этом не кричал только ленивый. Дайте-ка вспомню. Написать закон? Всех распустить? Выступить по телевизору и сказать, что все кончено?  

Люди в дверях и в коридоре неловко переглядывались.  

– Да, что-то вроде того. Ничего конкретного еще не обсуждали – кивнул Астроном.  

– Не получится – ответил Президент.  

– Вам почем знать?  

– Не сработает не потому, что я не хочу чтоб сработало, а потому, что не сработает.  

– Как так?  

– Ну как вам сказать… Вот. Знаете в кино. Главный герой приходит куда-то и просит о чем-то. А ему отвечают, что он же и предупредили их о том, что когда-то вернется сюда и попросит именно об этом. И он строго настрого запретил делать то, о чем он их попросит. Иначе говоря – система защищена от того, что я внезапно захочу ее сломать.  

Его собеседник смотрел в упор, но кажется не до конца понимал о чем Президент толкует.  

– Людям всегда кажется, что такое решение самое верное и быстрое. Но быстрых решений не бывает. Нельзя похитить Президента и заставить его что-то сделать…  

– Но мы не… Вы же сами заблудились… – вклинился Астроном.  

– Ну не придирайтесь, дайте закончить. О чем я? Да. Это не сработает. Раньше было модно записывать ко мне обращения. Умоляли. Вставали на колени. Думаете я помог? Верно. Нет. Думаете я мог? Неверно мог, а может и нет... Я даже не уверен, что система ведет себя так, как я ожидаю. Я подготавливаю поручения и распоряжения, принимаю решения, подписываю законы и указы. Они уходят в работу, словно в черный ящик. Думаете я вижу, что происходит с ними дальше. Нет конечно, ко мне приходят какие-то чиновники, отчитываются. Но я никак не могу проверить правду ли они говорят. Я даже не уверен, что документы которые покидают мою комнату действительно принимаются к выполнению, а чиновники которые приходят ко мне не наемные актеры.  

Он ошарашено замолк, словно все сказанное внезапно стало откровением и для него самого. Словно он птенец, случайно выпавший из гнезда и теперь озирающийся на чуждый и незнакомый ему мир, который только-что открыл. Что же. Раз так, то останавливаться нет смысла. И он продолжил открывать глаза окружающим, а главное самому себе.  

– Что я могу? Выступить по телевизору? Осудить? Ха. Да плевал местный князек на то, что я там сказал. Думаете полиция в этом городе подчиняется мне? Только по телевизору. Вам наверно кажется, что я могу попросить прокурора разобраться? Как бы не так. Этот же самый прокурор все может вывернуть так, что я сам лишусь своего кресла. Ваша хваленая система «сдержек и противовесов», на которую вы так любите ссылаться… Думаете ее не существует? А вот и нет. Она есть и она работает. Только работает она не для вас, а для нас. Военные, полиция, прокуроры, суды. Все прикрыли свои тылы. Все у них схвачено. Тронь одного и встанут все. Ведь чтоб система продолжала работать они готовы все разом защищать ее от попыток расшатать. Нет более сплоченной команды чем они. Вы ничего не можете. Вам кажется, что все пропало и выхода нет. Вы правы. Все пропало. Я и сам раньше задумывался «Что я могу сделать? ». Но мне ничего не пришло в голову. Хотя… Есть одна оговорка. Система работает «на» и «для» самых верхов. Пары десятков человек в каждом городе, каждом министерстве и ведомстве, каждом захудалом предприятии. Ну и нескольких сотен помельче, которым и нужно поменьше, может как раз в силу их беспринципности. А вот остальные… На вас никаких ресурсов не хватит. Но поддерживает систему, дает ей право на жизнь, именно ваше безропотное согласие. Ваше непротивление. Только благодаря этому она и существует. Вот и получается, начальник говорит – делайте так и все делают. Ропщут, стонут, корежатся, молят о жалости, взывают к богам, которых не выбрали, а которым велено молиться, но делают как сказал начальник. Приказ, указ, настоятельная просьба, предложение от которого нельзя отказаться. И плохо вам, и тошно, а все же делаете. И жалко вас, а впрочем вы ведь сами виноваты. Вы безропотно платите в казну, вы подобострастно взираете на них снизу вверх, вы покорно покупаете все, что вам скажут, нужно вам этот или нет. И только одно вам невдомек – деньги-то ваши. Вы хотите, чтоб они решили все ваши мельчайшие проблемы, даже самые глупые бытовые. Они видят, что вы не можете решить самостоятельно самые простые вопросы, организоваться. Вы для них безропотный, покорный скот, за которым нужен уход, а хозяин скота не разбирается в средствах, как ему обращаться со своим скотом. Черт. Вы даже не можете договориться между собой – он разочарованно повторил это пытаясь принять всю глубину, принять абсурдность. Ха. Да вы беспомощней чем сами о себе думаете.  

На несколько секунд он замолчал, словно собирался с мыслями, затем продолжил. Никто так и не нашел в себе сил прервать его. Они лишь молча, понурив голову, внимали его словам.  

– И все же вы продолжаете барахтаться, как та лягушка в банке со сливками. Чего ради? Что дает вам силы? Думаете дожить до лучших времен пальцем о палец не ударив? Думаете все как-то само выправится? Найдется Мессия, что приведет вас к лучшей жизни? По прежнему наивно надеетесь, что есть какой-то высший фильтр и он не допустит к власти кого попало? А вы когда-нибудь задумывались, кто на самом деле вами руководит? Вы почему-то считаете, что там наверху, где принимаются решения, сидят лучшие люди страны, самые умные, самые мудрые, самые достойные – лучшие представители, элита страны. Уж им видней как следует жить. А раз у них там ни черта не получается, то и дело вовсе не в них, а в том, что по другому видимо никак и нужно терпеть, и надеяться, что когда-нибудь будет лучше.  

Только вот… Если и был какой фильтр, то я его не видел. А время великих государственных деятелей ушло. То-ли народ устал, то-ли вывелись. Но скорее всего причина гораздо проще – технический прогресс избавил от необходимости завоевательных войн, теперь не нужен авторитет от бога, чтоб вести за собой несметные легионы. Да и вызовы времени стали помельче, справится и заурядный клерк. Не нужны люди, одной своей волей способные изменить мир и историю планеты? Все устали от потрясений, всем подавай спокойный быт. Ушла эпоха героев, как самых сильных воинов, которые не хуже пехотинца могут работать оружием, настала эпоха великих болтунов и проходимцев. В один прекрасный момент стало ясно, что людей, которые шли во власть ради высшей цели, чтоб толкать народы к лучшей жизни, достигать величия для наций – их просто не стало. Наверно они, как герои мифов, просто растворились, ушли на покой, и свято место оказалось пусто. А значит кто первый сел на трон, тот и главный. И пока других достойных кандидатов не было, его заняли местоблюстители мелкого пошиба, мошенники по сути. Но никто не заметил подвоха, ведь говорили они красиво, вели себя ретиво и бойко. И я, наверно, из их числа.  

Утром я встаю и готовлю себе завтрак, немного читаю газету, смотрю телевизор. Затем иду на работу. Стыдно признаться, но утром мне тяжело удержаться и не заснуть. Я немножко дремлю на работе. И весь аппарат покорно ждёт, они думают, что я не знаю, но я знаю и ничего не могу с собой поделать. Потом мы катаемся по городу, иногда дальше, снимаем сюжеты для ТВ, их нужно очень много, чтоб не дай бох кто-то на секунду не отвлекся от экрана. Пока они смотрят, их мысли лениво дремлют, время от времени напоминая, что нужно поесть. Это, кстати, они тоже делают у экрана.  

Так вот. Бывают и другие дела, но в основном, потом меня везут домой. Я ужинаю, сижу перед телевизором, листаю газету.  

Я тут подумал… себе-то я не принадлежу, я как наемный актёр, играю то, что скажут.  

Он замолчал и уставился на своих пленителей. Кто-то рассеяно озирался по сторонам, кто-то старательно прятал взгляд, были и те, кто сокрушенно прятал лица в ладони.  

Астроном задумчиво смотрел на него, откинувшись на стуле. Он не выглядел растерянным, не сокрушался, на его лице не было и печати сожаления, как у всякого человека достойно прожившего свои годы и не растерявшего убеждений, ни разу не пошедшего на сделку с совестью. Могло даже показаться, что его мысли за пределами этой комнаты, если бы не сосредоточенный взгляд, который не оставлял сомнений, что он размышляет. Наконец Астроном заговорил.  

– Вы либо очень хорошо играете свою роль, либо и правда совсем отрешились от реальности. Многое из того, что сказано вами, ранит. С какой-то частью, я готов согласиться. И все же это бред усталого старого циника. Все что вы сказали лишь выглядит как сложившаяся, устоявшаяся традиция, неоспоримая, непоколебимая истина. И все же это не так. В этом мире есть место героям. А впрочем это совершенно не важно. Выберемся ли мы сами или кто-то нас выведет. Встретим ли мы новый день при солнечном свете или в сырости подвала. Сотрет ли вас тлен или сметет бурный поток молодости. Здесь и сейчас важно, как будет важно всегда – не потерять себя, на забыть о лучшем в себе, о достоинстве, не разменять их ради сиюминутных слабостей... Поэтому мы отпускаем его – на последних словах он повернулся к людям.  

– Нет. Этого не стоит делать. Мы не можем просто отпустить его – возмутился тот, что привел Президента к сопротивлению.  

– Должны – коротко, но с добродушной прямотой ответил Астроном.  

– Как бы нам не пожалеть об этом – сокрушался тот.  

– Как бы нам не пожалеть о непоправимом. Мы можем уйти от преследования, но не сможем уйти от себя. Идемте – с этими словами он встал из-за стола и вышел в коридор.  

Старик-Президент остался один в комнате. Люди, не глядя на него, отходили от комнаты. Через дверной проем он наблюдал как они возвращаются к своим обычным делам. В общем зале начинали расставлять столы, все собирались к ужину.  

Наконец старик встал и тихо вышел в зал. Он покряхтел, словно хотел что-то сказать. Лишь пара соседей устало взглянула на него. Он сделал несколько шагов в сторону выхода и на секунду замер, словно еще надеялся, что его остановят. Но никто не шелохнулся. Медленно прошел он через зал и когда уже был у самого выхода, то снова обернулся к ним.  

– Знаете, я бы и сам с удовольствием остался у вас. Устал я от этой работы. Но думаю вам еще один рот тут без надобности, самим есть нечего. Не держите зла.  

Он неловко махнул им на прощание и вышел вон.  

За дверью его встретила отвратная погода. Капал противный мелкий дождь. Серые тучи заволокли небо. Он вышел из переулка и направился в сторону, где дома становились все выше, а улицы все шире. Пересекая один за другим перекрестки, он двигался в сторону центра. Туда, где, как он ожидал, должен быть этот самый центр. На одном из перекрестков он увидел полицейскую машину медленно курсирующую вдоль улицы, словно в поисках чего-то. Ее маячки ярко мерцали. Он устало махнул им рукой. Через пару секунд, машина резко сорвалась с места и понеслась в его сторону. Они подъехали вплотную и из нее выскочили пара полицейских. Один из них, дрожащим от возбуждения голосом, вызывал по рации подмогу и осматривал окрестности. Другой посадил Президента на переднее сидение, укутал одеялами и включили печку на полную мощность. Редкая удача для полицейских. Теперь они взлетят по карьерной лестнице. Системе нужны такие люди.  

Через некоторое время над местом где они находились залетали вертолеты. Из всех переулков, как черти из табакерки, выскакивали черные автомобили, мигом запрудив все улицы в округе. Охрана тут же проводила его в машину скорой помощи, где его тщательно осмотрели, напичкали уколами, объяснив, что для тонуса и положили отдыхать в камеру для восстановления. Мягкий теплый свет лился на него от ламп, а тело согревалось. Скорая немедленно тронулась. Он лежал, укутанный в одеяла и наслаждался уютом. Через несколько минут усталость свалила его и он уснул.  

Он пришел в себя в медицинском кабинете. Он понял это безошибочно, по мерно гудящему оборудованию. Похожее он уже видел сегодня в клинике. Или не сегодня? Сколько он проспал?  

Он отогнул край белоснежного одеяла, благоухающего ароматом чистейшего хлопка. Рядом с ним, в кресле, сидел человек, с виду такой же старый. Из его подбородка торчала седая бороденка, которую он размеренно поглаживал, словно это его успокаивало. Он напряженно всматривался в показания приборов и даже не заметил, что Президент проснулся.  

– Долго я проспал? – спросил Президент.  

– О, вы проснулись, господин Президент. Как вы себя чувствуете? – спросил тот с явным облегчением.  

– Я в порядке – ответил Президент – Долго я спал? – повторил он вопрос.  

– Нет. Пару часов. Это был короткий, стимулирующий сон, в медицинских целях. Вы ничего не пропустили.  

– Можете позвать мою помощницу?  

– Поверьте, для Вашего же блага Вам следует отдохнуть. Я рекомендую отложить все дела.  

– Я в порядке и не собираюсь спорить. Если вам кажется, что мне нужно отдохнуть, вколите что-то стимулирующее и давайте закончим этот разговор.  

– Это совершенно излишне. Если Вы настаиваете, я позову вашу помощницу. Она все это время просидела за стеной.  

Старый доктор открыл дверь в палату и выглянул в коридор.  

– Барышня… Президент вас ожидает. Вы можете войти.  

В коридоре раздалось быстрое цоканье и в кабинет влетела его помощница.  

– Господин Президент. Как вы себя чувствуете?  

– Я в порядке и оставьте это. У нас много дел. У меня намечена речь, а я позволил себе проваляться... некоторое количество драгоценного времени.  

– Вы не хотите ничего отменять? – в ее глазах была смесь страха и восхищения.  

– Вы все поняли верно. Сообщите всем, что планы остаются в силе. Более того, то что я сегодня пережил, навело меня на мысль, что именно сейчас, как никогда, я нужен своей стране. Меня распирает от того, что давно следовало сказать. Так что собираемся. У нас впереди много дел.  

Внутри огромного зала было очень светло. Тяжелые хрустальные люстры, словно гроздья винограда, смешивающие дневной свет из окон и софиты сотен ламп в сказочные переливы, свисали с потолка, украшенного богатыми фресками. В полукруглых, сводчатых нишах между высоких, в два человеческих роста, окон, на пьедесталах стояли бледные гипсовые и желтоватые каменные бюсты философов древности, политиков прошлого и победоносных полководцев. По периметру, мимо ниш и окон, зал опоясывала гранитная дорожка, вниз от которой, с уменьшающимся радиусом спускались ряды ступеней, до круглой площадки в центре зала. Гранитный пол площадки устилал круглый шерстяной ковер тончайшей выделки с золотым плетением. И прямо посередине ковра, буквально вырастая из него, располагался массивный стол, больше напоминающим огромный черный брусок. Во главе стола располагалось величественное кресло с изящной резьбой, украшенное зеленым сукном и позолотой. Расходясь от кресла с обоих сторон, вокруг стола стояли резные стулья, внешне не отличимые от кресла, но заметно меньше, хотя и так же богато украшенные. Около них, в ожидании, выстроились мужчины и женщины в строгих костюмах, судя по всему министры, генералы в зеленых мундирах с погонами, соревнующимися между собой в обилии золота, несколько представителей религиозных конфессий, одетые по последней религиозной моде со всеми атрибутами их веры в руках, влиятельные бизнесмены в дорогих золотых очках с благородным затенением и элитными часами на запястьях, чтоб хоть чем-то отличаться от чиновников, щеголяющих в не менее статусных костюмах. Общественных деятелей и других видных представителей творческой интеллигенции определить не составляло труда. Они стояли обособленной кучкой и что-то живо обсуждали, жеманно жестикулируя при разговоре и интеллектуально хмуря брови и морща лоб. Но стоило первому лицу государства войти, как они тут же вставали на задние лапки, демонстрируя недюжинное воодушевление, нарочито подобострастно улыбались и аплодируя. Обычно их не подпускали слишком близко к Президенту и они довольствовались самим фактом посещения этого мероприятия. Дополняли картину, внешне неотличимые друг от друга, как близнецы, охранники в черных костюмах и непроницаемых для света очках, заслоняющие своими широкими спинами каждый оконный проем в зале.  

Когда он вошел, все присутствующие, неторопливо в пол голоса, разговаривали. Но при его появлении умолкли и нанесли на лицо личину благопристойности, воодушевления и легкого восторга. Зал наполнился не громкими, но дружными аплодисментами. Президент уверенной походкой прошел сквозь зал, не останавливаясь и не обращая внимание на приветствия. Через массивные черные двери, уже распахнутые ему на встречу.  

– Господа, минутку внимания – прокричала помощница президента – заседание Госсовета переносится. В сложившейся ситуации принято решение сразу перейти к обращению Президента. Прошу всех занять свои места в зале для церемоний.  

Присутствующие, недовольно, ропща, но все же потянулись нестройной толпой в зал.  

Президент вошел в зал для церемоний. Этот зал был гораздо больше предыдущего. Он не был так богато украшен, но и создавался он с одной единственной целью – выделить того единственного, что занимал кафедру на сцене. Ярко подсвеченная софитами, с огромными экранами по обеим сторонам, что дублировали для всех изображение говорящего со сцены, она безусловно была центральным местом в зале. Президент проследовал к кафедре на сцене. Легко взлетел по ступеням и занял свое место. Белая мраморная кафедра была обильно украшена золотом и несла герб государства на лицевой стороне. Он окинул зал взглядом и удовлетворенно кивнул. Десятки рядов кресел уже собрали практически полный зал. Люди в креслах сидели абсолютно бесшумно, словно это было частью плана великого режиссера. Это были чиновники рангом поменьше. Президент обратился к толпе вытекающей из предыдущего зала:  

– Ну же, господа, не заставляйте себя ждать!  

Кучка избранных степенно рассаживалась в первом ряду. А множество помощников сновали между кресел, рассаживая их согласно иерархии и четкого распорядка. Когда наконец движение успокоилось, Президент поприветствовал собравшихся:  

– Добрый день, Господа. И Дамы! – улыбнулся он, как нестареющий дамский угодник.  

Женщины в зале очарованно защебетали. Остальные присутствующие закивали, а те, что, в соответствии с иерархией, находились поблизости от сцены, даже позволили себе подойти вплотную к сцене и приветствовать Президента лично.  

Наконец, когда с прелюдией было покончено, Президент принял серьезный вид и снова занял место за кафедрой.  

– Очень рад, что в столь непростое для нашей страны время, вы нашли в себе и силы и время, чтоб посетить мое обращение к нации. Думаю в первую очередь это обращение направлено к вам, как к цвету нации.  

Зал наполнился оглушительными аплодисментами.  

– Спасибо, спасибо – он поднял вверх обе руки, призывая собравшихся к тишине.  

На кафедре уже лежала заранее подготовленная речь.  

– Дорогие сограждане! – начал он торжественно.  

Он перевернул лист и взглянул на текст. Это была не та речь, которую он готовил. Впрочем, даже беглого взгляда хватило бы, чтоб понять общий смысл и тон обращения и воспроизвести его на камеру. Такое бывало и раньше. Но почему-то именно сегодня, эта грубая подмена раздосадовала его и выпустила на свет его мелкую мстительность. Время шло, а он все медлил. Пауза слишком затянулась. Он поднял взгляд и посмотрел на людей в зале. На их лицах читалось напряжение и настороженность. Некоторые переглядывались и обменивались короткими замечаниями, словно тоже заметили заминку. Он поднял взгляд выше, над собравшимися. Яркий свет заставлял его щуриться. Буквы на листе упрямо не хотели стоять на одном месте, разбегаясь в разные стороны. Рука тянулась к влажному лбу, но лишь усилием воли он не позволил ей подняться. Хотя она все же предательски дернулась. Кажется никто не заметил. Но заметил он. Как же жарко, так хочется расстегнуть галстук. «Нельзя. Терпи. Где я? Что я здесь делаю? ». Люди в зале снова начали аплодировать, выражая поддержку. И он заговорил:  

– Дорогие сограждане! Я знаю о всех ваших желаниях и чаяниях. Знаю, в какой-то момент мы потеряли связь с реальностью, забыли о вашем существовании. О существовании народа, на чьих плечах создано и держится наше богатство, наше процветание. Верю, что без социально справедливости, нет у нас будущего. У нас не будет развития, а только прозябание на свалке истории. Пришло время и нам обратить свой взор к народу, раскрыть для него свои объятия, вкусить с ним хлеб и разделить горести!  

Он сделал паузу. Вымуштрованный зал, сначала нерешительно – отдельными робкими вспышками аплодисментов, а затем громогласно, заполнил своды бурными овациями.  

Президент, освещенный лучами софитов, казалось наслаждался поддержкой зала, как проявлением его величайшего фурора. Звук этих «волн» ласкал его слух. Он слушал их, не в силах поднять руки, не в силах остановить. Но, не обласканный слух заставил его остановиться, а гулкая пустота, там, где раньше было место желаний и помыслов, стремлений и упорства, граничащего с упрямством. Там где вскипали самые амбициозные планы, самые смелые мечты. Стремление превзойти себя и своих предшественников. Там где раньше черпал он страсть и силу для работы, теперь была вязкая тишина. Аплодисменты постепенно стихли, давая продолжить, но Президент безмолвствовал. Самые настороженные и пугливые начали озираться по сторонам, не зная как реагировать и ища поддержки. Время текло очень медленно. Наконец тишина стала настолько невыносимой, что кто-то не выдержал и подскочив с места, снова начал хлопать. Новые и новые люди в зале поднимаются на ноги и вливаются в стройные ряды хлопающих. Крики поддержки вторят аплодисментам в зале.  

Президент, восхищенный этой поддержкой, снова почувствовал небывалый подъем. Он горделиво поднял подбородок, словно устремляя взор к вершинам, что неминуемо будут покорены. Стать вновь вошла в его поникшее, сжавшееся тело. Он подобрался, вытянулся в струну, кажется даже прибавил в росте. Решительным жестом он сорвал верхнюю страницу речи, лежащей перед ним и начал читать. Чем сильнее и уверенней гремел его голос, тем реже он обращался к листам лежащим внизу, тем явственней проступали в голове слова, что долгие годы он повторяет с трибун. Такие близкие и понятные, такие естественные и удобные.  

Подул свежий воздух. Кажется кто-то все же заметил микроскопические капельки пота, что выступили на его лбу. Теперь гораздо легче. Он с новыми силами и упоением продолжил оглашать, заученную бесчисленными повторениями, речь.  

Когда но закончил – зал неистово ревел от восторга.  

Он обернулся назад, туда, где пара больших экранов замерла в моменте наивысшего торжества его выступления.  

Его лицо, такое бывает лишь в самом расцвете сил, когда ты уже не молод, но по прежнему тверд и силен, когда силы твои, еще значительные, расточаются через призму мудрости и опыта. О, это торжество в глазах. Бесконечная уверенность в безграничности твоих возможностей, в собственном величии. Как блаженно это чувство.  

Команда, что все снято, вырвала его из восхищенного оцепенения. Люди, его почитатели и самые преданные поклонники, хлынули на сцену. Множество знакомых, таких близких, понятных и даже по своему родных лиц, окружили его – выражая благодарность, уверяя в вечной преданности и почитании, восхищаясь и признавая за ним единственный пример и мотив их жизни. Он пожимал их руки, говорил с ними, благосклонно шутил, упиваясь этим моментом.  

Затем охрана неторопливо и деловито оттеснила почитателей и его вывели из зала. Ему нужен был отдых и покой.  

Зал постепенно пустел. Лишь сгорбленные старухи, уборщицы, деловито и спесиво собирали мелкий мусор в зале. Время от времени перекидываясь соображениями, что за всю свою славную и продолжительную карьеру, они не видели больше мусора, чем здесь и сейчас.  

Лишь двое остались в зале.  

– Нет. Ты слышал? Он снова внес изменения в речь. Мы ведь все написали как следует. Строптивый старик... – презрительно сказал один. Он развалился на стуле, сложив руки на груди, а его ноги, закинутые одна на другую, покоились на бархатном зеленом сукне соседнего стула.  

Второй как-то рассеяно кивнул, словно его мысли были сейчас где-то далеко.  

– Он по прежнему так нам нужен? – снова заговорил первый.  

– Люди ему верят. Нам это и нужно – снисходительно улыбнулся второй, наконец выйдя из раздумий.  

– Люди? А они нам зачем?  

– Да, без них все было бы гораздо проще. То, что мы продаем могут извлечь и сами покупатели. Мы же продаем лишь права на извлечение. Люди в таком количестве нам действительно не нужны. Но они есть и с этим нужно как-то работать. Просто поверь. Как тут все устроено, это оптимальный вариант. Мы держим их впроголодь, так они более податливы. Но есть один важный момент, если их перестать кормить совсем, будет только хуже. Лучше тебе не знать куда они придут, когда им нечем будет накормить своих детей. По этому он нам и нужен. Он символ того, что принято называть государством. Пока есть яркий символ – есть государство и слепая вера в него, а если символ убрать, то последствия не заставят себя ждать и будут очень неприятными.  

– И все таки не понимаю, такие сложности. Любой из нас мог бы делать это сам.  

– Сам? Ха. Я не настолько тебе доверяю, чтоб позволить такое – он похлопал его по плечу.  

После чего они дружно рассмеялись и вышли. Лампы в зале гасли одна за другой и только большое, по отечески доброе и мудрое лицо, смотрело им вслед с двух огромных экранов.  

За дверью шумел телевизор. Он вошел в комнату и осмотрелся. Он дома, все по старому. На телевизоре крутили хронику его спасения. Куча бойцов в черных костюмах и масках штурмовали здание, в котором его еще недавно держали захватчики. Штурм прошел быстро. Несколько взрывов, вынесших оконные рамы. Короткие очереди спецназа. Дым, пыль взлетевшая в воздух. Сутолока у входа. Рваные кадры с камер установленных на шлемах бойцов. Отборный мат. Стрельба куда-то вперед, в дым, от бедра, не прицеливаясь. А затем запустили журналистов. Вот они ходят по комнатам здания, снимают поверженных экстремистов. Мертвые. Пыльные от взрывов. С неестественным положением тел. Кровавые пятна от пуль. Рядом стволы, новые, блестящие, смазанные. Горки гранат, аккуратно сложенные чтоб отбиваться как можно дольше. Журналисты с пылом рапортуют, что террористы повержены, а Президент спасен и теперь ему ничего не угрожает. И снова по кругу, новости сообщают, что Президент был похищен, но благодаря профессиональной и слаженной работе специальных служб, теперь он в безопасности.  

Он тяжело сел в кресло. Вспышки света с экрана создавали уродливые тени в полумраке комнаты. Стрелки механических часов, на стене, застыли около 24 часов. Секундная стрелка слабо вздрагивала, пытаясь сделать еще шаг, но безвольно падала назад. Тени от стрелок пульсировали на белом циферблате, словно старались пронзить часы, окончательно прервать свой ход. Он отвел взгляд, снова заставив его бесцельно блуждать по комнате. Под рваными вспышками комната силиться быть другой, но уже не в состоянии измениться. Слишком долго ничего в ней не менялось, слишком поздно. Даже подброшенная пыль, как стайка потревоженных птиц взмывает вверх, отлетает чуть в сторону и безмятежно опускается. Этих птиц уже не согнать с насиженных мест. Взгляд касается фотографии на стене. Старая, выцветшая. Улыбки людей на ней, вытягиваются в уродливые гримасы. Он не в состоянии узнать этих людей, так давно она сделана. Он даже не уверен есть ли там он.  

Его старая комната уже не могла быть источником жизни, она состарилась вместе с ним. Давно в ней не звучал смех, давно не было душевных разговоров. Эта мысль зародилась в нем не сейчас. Настолько давно, что уже похоронена под нагромождением мусора жизни. В голове пустота, которую хочется заполнить мыслями. Но они не рождаются, неужели мысли тоже стареют и умирают. Лишь изредка он вспоминает что-то, немного крутит мысль в голове, но она истончилась как он сам, такая же неторопливая и блеклая. Ему скучно с этой мыслью, она не доставляет ему радости, своим развитием и ростом, она не обрастает деталями и подробностями.  

Когда ты молод мысли витают в твоей голове, как сумбурный клубок, как стайка мелких птах, что задорно носятся в небе. И тебе так хочется навести порядок в мыслях, придать им строгость и систему, очистить голову от нагромождения этого веселого беззаботного потока чувств и радостей, от вязких изматывающих тревог. Ты буквально вожделеешь пустоты, чтоб построить новый правильный порядок. И вот ты стар, и у тебя в голове вожделенная пустота, но что-то ты не счастлив. У тебя не просто нет сил уже что-то возводить. Не осталось материала, кирпичиков. Всё же мысли, это бурный поток. Можно изменить русло, можно устроить запруду, заставив русло выйти из берегов или ограничить русло узкими рамками, ускорив поток мысли, но нельзя осушать реку.  

Эта комната сильно напоминает ему, что он стар, но непреодолимое желание снова укрыться здесь, манит его не смотря на то, что он мог бы найти покой и уют в любом месте дворца. Что-то блеснуло под шкафом. Он сполз с кресла и на карачках подполз к шкафу. Он протянул руку под шкаф и сгреб ладонью наружу. Острые уколы пронзил пальцы. Он извлек наружу осколки старого зеркала, с облупившейся фольгой позади стекла, обмотанные пылью и паутиной. Он разбил его тогда, когда впервые, несмотря на весь его макияж и безупречные костюмы, он увидел, что он просто старик. Он так возненавидел себя, что в сердцах разбил зеркало кулаком. Убрать осколки было некому и он смел их ногой под шкаф.  

Он, устало пыхтя, встал с колен и вернулся в кресло. Осмотрел свою руку. Несколько капелек крови проявилась на ладони. Ничего страшного. Даже приятно. Он еще жив, кровь внутри еще течет, хоть и давления ее уже не достаточно даже для приличного кровотечения.  

Мерзкие стенания журналистов вырывали из размышлений. Он устало поморщился и взял пульт со стола. Выключил телевизор. Тяжелая вязкая тишина мигом заполнила комнату. Глаза постепенно привыкали к темноте. На секунду ему показалось, что тишина заполнила даже его череп, он не чувствовал разницы между внутри и извне. Он прислушался к своим мыслям. Ничего. Легкий укол страха пронзил сердце. С усилием выдохнув, он вытеснил страх, не дав тому развиться и захватить нутро. Лишь еще упорней прислушался к себе, обратив все свое внимание вовнутрь. Нужно попытаться что-то вспомнить, может это поможет? Зрительные образы прошедшего дня вспыхнули и пронеслись в темноте перед лазами, не оставив после себя и единого следа. Ни тревог, ни волнений – пустота. Он закрыл глаза, глубоко вздохнул. Почувствовал, что его мышцы напряжены. Расслабился и обмяк в кресле. Где-то глубоко, или далеко он услышал подавленные голоса или щебет птиц, он не разобрал. Когда-то давно он слышал их так часто. Их так не хватало, но он не мог представить, что это за голоса и как снова их услышать.  

Может стоит поискать их в прошлом, откуда их отголоски еще доносятся. Он встал с кресла и снова подошел к шкафу. Открыл и порылся внутри. Да где же он. Старый фотоальбом. Вот и он. Он вытащил его из шкафа и вернулся в кресло.  

Он щелкнул выключателем и теплый персиковый свет, небольшим пучком, осветил мягкий бордовый бархат альбома. Золотым тиснением на нем было выведено одно слово «Память». Он открыл обложку. Старая желто-серая фотография на первой странице. На ней два человека. Его отец и мать. Он вспомнил их. Такие молодые, им там намного меньше, чем ему сейчас. Он перелистнул страницу. Еще одно черно-белое фото. Это уже он. Такой юный. Совсем еще мальчик. Он сидит на кресле и улыбается. Кажется с трудом понимая, что происходит, зачем его посадили в кресло и просят не шевелиться. Ведь он так хочет побегать с другими мальчишками. Следующее фото. Он возмужал. Уже взрослый парень. На нем гимнастерка, так складно сидит. Он подтянут, так и пышет силой и здоровьем. Вся жизнь еще впереди и так хочется покрасоваться. Он листает страницы, а с ними этапы своей жизни. Фотографий все больше. На них все больше людей. Институт. Друзья. Вечеринки. Прогулки по улицам. Первая девушка. Пройдет совсем немного времени и она станет его женой. Работа, путь который определил его дальнейшую жизнь. А затем первая дочь. Чуть позже вторая. И на одной из страниц он нашел ту фотографию, что напомнила ему то, что он так давно забыл. Такая яркая, совсем не выцветшая, она живо напомнила ему тот день. Они сидели на сочной траве, на в фоне уютного леса, рядом с женой, с двух сторон обнимая девочек, сидящих перед ними, такие счастливые и довольные. Этот снимок они сделали на берегу реки, когда они праздновали день рождения старшей дочери. Незадолго до его первых политических успехов. Кажется это был последний день рождения, когда они были вместе, были семьей. Потом все закрутилось и времени на них уже почти не оставалось. Может по этому тот день рождения остался в его памяти.  

Утром, когда их дочь в ожидании подарков проснулась раньше обычного, они уже сидели возле ее кровати, украшенной воздушными шарами и разноцветными лентами. На подушке лежал подарок в красочной упаковке. Она быстро открыла его. Внутри оказалась горсть конфет. Для нее это стало полной неожиданностью, она даже опешила и решила, что родители что-то напутали. Они тогда переглянулись с супругой, разыграв оплошность, и попросили дочь помочь найти ее настоящий подарок. Она нашла его в коридоре. Красный велосипед. С огромным золотистым бантом на руле. Ее счастью не было предела. Затем они завтракали в кафе. День был такой теплый и солнечный, что было жалко проводить его в пыльном городе. Они быстро собрались и уехали из города. В один из природных парков, на берегу реки. Весь день они гуляли по лесу, катались на лошадях, купались в реке или грелись на солнышке на берегу, подъедая предусмотрительно захваченные съестные припасы. К ним даже прибился маленький котенок, который выбежал к ним из леса, видимо на аромат пищи и счастливый смех. Он так понравился девочкам, что остаток дня они таскали его на руках, передавая друг другу по очереди и когда пришла пора ехать домой, стыло очевидно, что теперь в их семье появился питомец. Слабые отголоски этого смеха он и услышал из глубин своей памяти.  

Он взял телефон и набрал номер. На том конце что-то щелкнуло. Затем раздались гудки. Он прижал трубку к уху и терпеливо слушал. На том конце не отвечали. Он ждал до тех пор, пока после очередного щелчка на раздались короткие гудки. Он положил трубку, а затем снова снял ее. Снова набрал номер – другую комбинацию. Снова гудки. На этот раз ему ответили.  

– Привет. Это папа. Я вас не разбудил?  

Некоторое время он с виноватым видом слушал в трубке.  

– Нет, ничего срочного. Просто тяжелый день. Хотел узнать как у вас дела.  

– Что? Уже поздно? Извини. Твоя сестра не отвечала, а мне очень хотелось снова вас услышать. Вы давно не звонили. Вот я и решил уточнить все ли в порядке.  

– Все хорошо? … Ладно, прости. Спокойной ночи… А, прости, еще секунду. Твоя сестра, она обижается на меня? Я давно ее не слышал…  

– Ты не справедлива… Ты же знаешь кто я. У меня очень много дел…  

– Алло? Алло… Алло…  

Он убрал трубку от уха и отложил в сторону. Короткие гудки в трубке, слегка оживили мертвую тишину в комнате.  

Утром, когда охрана вошла в квартиру. Он не вышел к ним по обыкновению. В гостиной было пусто. Только с экрана телевизора к ним обращался Президент. Незыблемый. Статный. Полный энергии. Волевой. Чеканя каждое слово, он воодушевлял страну терпеть и работать. Увещевал величием подвига предков. Взывал к стойкости и непокорности, силе и непоколебимости.  

Один из охранников взял пульт и уменьшил звук до минимума. Они прошли на кухню, там никого. Затем вошли в спальную. Маленький, очень худой старик, лежал в постели. Его щеки впали и выглядели безжизненно, а на лице была гримаса смертельной усталости и покорности. Они попытались его разбудить, потом пощупали пульс. Старший поднес рукав к лицу и сообщил, что Президент не дышит.  

Пара крупных детин в медицинских халатах уложили бездыханное тело в черный пакет и застегнули его. В комнату вошел статный мужчина. Безупречная прическа, черный костюм, сталь во взгляде. Он попросил медиков оставить его. Они покорно, без лишних вопросов, вышли из комнаты. Он расстегнул мешок и спокойно посмотрел на покойного.  

– Как странно. Я раньше не замечал какой он маленький. Такой худой и слабый. Такой старый – он брезгливо поморщился – Еще бы, ведь целая эпоха – он усмехнулся.  

– Господин Президент? – в коридоре раздался голос секретарши.  

– Да, да. Иду. Не входите, вам не стоит это видеть.  

– Конечно… Господин Президент. Нам пора, у Вас сегодня запланировано много дел. А вечером обращение к нации.  

Они вышли из комнаты. У двери, пара рабочих уже доставала инструменты из ящиков, а другие, неторопливо подносили мешки с цементом и кирпичи. Уже к вечеру, здесь будет стоять стена, словно и не было никогда, этой квартирки.