Рассказ о пьесе

“Он был обычным. Обычное начало истории. В начале истории все обычные. А дальше происходит история”.  

Когда он впервые увидел её в загаженной, и населённой в гораздо большей степени тараканами, чем их общими знакомыми, квартирке они не сказали друг другу ни слова. Все фразы из их возможного диалога украл себе, тот, кого они даже не знали. Грязного вида и неопознанного возраста, но скорее всего молодой человек, украв себе их возможные слова, их теоретический диалог, создал из этого монолог. И лениво расхаживая по единственной комнате, громогласно изрекал подробности своей будущей пьесы под названием “Моя мать – девственница”. Он с восторгом, на какой был способен его затуманенный мозг, провозглашал о будущем величии пьесы и тут же говорил, что никому при жизни её не покажет. Завязкой пьесы должна была стать история двух людей, переживающих грехопадение. Но первый из них, грешник, легко воспринял этот поворот судьбы и продолжил вести неплохую, на беглый взгляд жизнь. А второй, святой, погрузился на самое дно отчаяния и не выкарабкался в таком же вальяжном стиле грешника.  

Второй акт пьесы, неизвестно столько – актовой, какое-то время известен был лишь в спящем сознании грязного драматурга. Зарывшись лицом в свои волосы, он грезил не то, о возрождении этих идей на подмостках, не то о такой же благодушной, не перебивающей, и даже возможно слушающей публике, как за несколько секунд до сна. Похоже, восприняв это, как самодельный антракт, все в комнате последовали примеру и растворились в сонливой лености.  

Она проснулась первая. Он вслед за ней. Он в смысле он с самого начала, а не Он – будущий писатель пьес, а ныне обколотый и спящий. Эта комната была частью мира забвения, но она была готова нарушить целостность этого забвения словом. И словом было имя.  

–Анна.  

Он расслышал не сразу, но через миг имя эхом докатилось до сознания.  

– Хорошо.  

Словно до последнего он гордо хотел быть безымянным, но под натиском красоты эта битва была проиграна ещё до своего начала.  

– Марк.  

Знакомству суждено было приостановиться на этом моменте. Со вздохом перевернулся на спину и очнулся, теперь единственный носитель местоимения “он” в данной комнате. Для других людей в ней ещё даже время не пришло. Возможно, по причине их временного переклассифицирования из рода Людей в биологическое царство Растений. Так вот, он, полностью проигнорировав своей памятью невынужденный и затянувшийся антракт, как ни в чем, ни бывало, продолжил декларировать свою, неизвестно завершённую ли, пьесу. Не обращая конечно внимания на зрительский, а точнее на слушательский, состав. Но надо отдать ему должное, нити своего блаженного повествования он практически не потерял. А если бы и потерял, мало кто в состоянии был это заметить.  

Пьеса продолжилась флешбеками. Предыстория этой парочки, святого и грешника, явно не походила на бадди-муви эквивалент для пьес. У святого был сын, но жена умерла много лет назад. У грешника напротив была жена, но никогда не было детей. Святой был обычным ремесленником. И действие пьесы всё больше походило антуражем на Средневековье. Грешник был хозяином небольшой бакалеи. Далее, если чересчур сократить красноречивое громыхание оратора, происходящее довольно сильно будет напоминать бразильскую мыльную оперу. А от этого стоит воздержаться.  

“Грешника жена в любви искать стала новых ощущений, и выбор пал на одинокого святого. Он чист душой и никогда не сдаст её. На это и расчёт, коль ничего не выйдет, из связи сей преступной. Одиночество с тоской, секундную победу одержав над святостью, исполнить помогли с коварной точностью весь план жены неверной. Расчёт на добропорядочность с лихвою также окупился. И лишь сия случайность, как острый взор соседа, разрушил всё на корню.  

Гнев грешника был страшен и совершил очередной он грех. Жена убита, но чести долг не взыскан. Чудовищное правило тех лет. И хоть убийства бремя взял грешник на себя, но истинно виновным был святой. И долг погашен быть мог лишь только кровью. Но не своей. И тот же грех святой взять на душу обязан. А кандидат то лишь один. Наследник. Сын. Он ниточка последняя, что в царство мёртвых путь ведёт к жене его покойной. И лично разрубить обязан он её. Закону подчиниться должен он и тоже стать убийцей. Да будет так. Он виноват. Но грех не смыть грехом. И понимает это он в глубинах униженной души. Удар мечом и занавес”.  

Он приостановился.  

– Мы давно тут?  

“Не знаю”. – Ответил Марк на вопрос Анны.  

Похожий, но не по значению, а по слову, вопрос был другому адресован:  

– Долго ещё? Скоро конец?  

– Уже почти.  

Третий акт был самый короткий. Заключение. Он начал рассказывать об итогах грехопадения. Святой и грешник попали в чистилище. И святой во имя своего раскаяния помнит, что произошло, но не знает, что это случилось именно с ним. Грешник же, не только не раскаявшийся, но и получивший удовольствие и всепоглощающее удовлетворение от содеянного, был обречён с интересом слушать историю своей жизни в компании убитой жены. Не только не помня о её проступках, да ещё и испытывая чувства, захлестнувшие его в их первую встречу.  

Марк обернулся. Анна исчезла. Через долю секунды он вновь увидел её впервые.