Деревенская история

На дворе 1980 год. Весной вернулся из армии. За день-два восстановился в институте на дневной. Для всех востановленцев, переведенцев, вышедших из "академки" и тех, кто не отработал летом часы на благо альма-матер – приговор один – колхоз, вместе с абитурой. Абитура – этап, для меня ранее пройденный. Это те, кого зачислили после очередных вступительных экзаменов. Назначили меня старостой такой вот группы. Мне по фигу – всё равно колхоз для служилого – с родни курорту… ну если не курорту – то дому отдыха – это точно.  

Разместились…. Условия хуже армейских – три хари на две сдвинутых кровати. Скудное питание, работа от зари до зари. И полная антисанитария – баню не обещали, как всегда. Парням то ладно. А девочкам? Им-то без бани – совсем тоска.  

А 250 гектаров картошки на 250-300 человек. Понятно, с учётом естественной убыли «кадров» – с месяц времени надо.  

Вот и неделя позади. Баньку бы ….  

Знал я в той деревне бабу Настю. Она была сговорчивой. Мужика в доме уже давно не было. Подкатываю вечерком к ней. Договариваюсь насчет аренды баньки на субботний вечер. Условия вполне приемлемые: мы с колодца таскаем воду, с кухни нашей приносим дрова и платим ей по 15 копеек с каждого грязного носа (стоимость билета в городской бане). А баба Настя – к назначенному вечернему времени топит баньку. Нас 12 – 15 человек. Доход бабуле больше 2-х рублей. Ну и понятно: и воды и дровишек для личных нужд самой бабы Насти оставить в достатке – постираться, да и самой баньку принять.  

Девочки остались в поле дорабатывать – а я и ещё два парня (тоже после армии восстановились) ушли в четвёртом часу вечера готовить баню.  

Сразу по пути с поля с нашей кухни прихватили три охапки дров и направились к бабе Насте.  

Когда мы шли с дровами, за нами пристально наблюдала троица, сидящая на завалине изрядно покосившегося домишки на два окна: девица размалёванная — ну ни дать ни взять — бикса; при ней два её нукера — разнузданного вида парни лет по 20, чуть постарше. Судя по тому, что на одном была тельняшка и солдатский ремень, пряжка которого свисала сильно-сильно ниже пояса (догадливый читатель понял — именно на каком месте), а на втором пареньке — зелёная фуражка — явно дембеля минувшей весны — опытным глазом определил я. Казалось, что ребята просто сильно загулялись по случаю дембеля, не замечая, что на дворе уже первая декада сентября, и на селе вовсю шла уборочная компания.  

Невооружённым глазом было видно — поддатые. И чем то очень недовольные.  

Они сопроводили нас презрительным взглядом. Такой взгляд я привык видеть и чувствовать спиной ещё в армии. Так сопровождали нас, солдат и сержантов комендантской роты, «воины» остальных подразделений. И я точно знаю – им всегда хотелось набить нам рожи.  

Я уже спиной чувствовал, что и у этих ребят тоже есть желание нас побить. А повод – он всегда найдётся.  

Мы занесли дрова во двор бабы Насти, взяли молочные фляги пошли за водой. Идём под надзором выше упомянутой троицы. Вдруг девица, явно обращаясь к нам, орёт:  

– Эй, чуваки!!! – далее последовал вопрос, где главными вопросительными словами был трёх этажный мат. В переводе на литературный язык означало: – "Зачем Вы у моей бабки дрова воруете? "  

Далее последовал упрёк, также обильно пропитанный ненормативной лексикой. Нас обвинили в постоянных грабительских, разрушительных набегах на незамысловатое сооружение, принадлежащее её бабке, называемое поленницей. А ещё в конце она протяжно, завывая как бешеная собака, назвала нас собачьими самками.  

Парни встали с завалинки, будто приготовились к команде «ФАС». Провокация сработала. Ребятки решили покарать городских разорителей поленниц. И на полном серьёзе ринулись в атаку….  

Один из них — ростом с полушпалок, почему-то выбрал объектом для атаки меня — рослого 1, 84 метра, Я опустил флягу на землю и, когда полушпалок был в двух шагах от меня, катнул флягу ему на встречу. Он подпрыгнул, чтобы не запнутся, подскочил ко мне, ещё раз припрыгнув, пытался съездить мне по морде. Руки у меня длиннее. Я ловлю его за грудки и с налёту бью лбом ему по носу. Он обмякает. Я, продолжая держать, левой рукой не сильно ударил его в нижнюю челюсть и отпускаю. Полушпалок грохнулся в пыль у обочины. Можно было пнуть по почкам в подставленный бок. Да не бью я лежачих, да ещё пьяных.  

А тем временем второй паренёк пытается напасть на Валерку. Парень угрожающе держит одну руку в кармане и орёт на всю Кисловку (деревня так называлась), что всех нас порежет и напирает на моего дружка.  

Валера, не дожидаясь исполнения его угроз, изловчился и грохнул паренька флягой по башке. Тот рухнул, подняв море пыли с обочины.  

Пока суть да дело, осматриваемся. Их девчонка бежит в проулок и исчезает из виду.  

Но где же наш третий? Оборачиваемся и видим – тачка с пустой флягой, а Андрея нет…. Не надо объяснять, что подумали мы об Андрюхе. А ещё танкист… мл. сержант.  

Мы подняли фляги, и пошли на колодец. И вдруг из того проулка, куда скрылась деревенская девушка, вылетает толпа и бежит в нашу сторону…. Мы бросаем фляги и задницы в охапку, бежать прочь. Бежать уже некуда – впереди плетень. Вырываем из забора колья и занимаем оборону…. И тут видим – во главе толпы бежит наш Андрюха.  

Пронесло – Андрей просто убежал за подмогой в наш лагерь….  

Баня – она, конечно, состоялась. Наши девочки, поблагодарили меня, Валеру и Андрея, а также и бабу Настю за хорошую баньку и чай, довольные и розовощёкие, с полотенцами на головах побрели в лагерь.  

Мы с парнями немного посидели за припасённой бутылочкой, да у бабы Насти прикупили самогончику и тоже вернулись в расположение.  

И вроде конец истории, но это деревня….  

На следующий день группа моя вернулась рано. Я решил зайти в магазин за водкой. Там очередь. Встаю крайним, следом за мной встала девушка. Оглядываюсь, а это вчерашняя героиня, которая сбежала, бросив своих ухажёров в придорожной пыли. Одного взгляда было достаточно, что бы понять — девочка красивая.  

— Танька, отец долг передал? — обратилась к кому-то продавщица.  

Стоящая за мной девушка, приятным голосом отозвалась продавщице.  

— Ничего батя мне не передавал. Он занимает у тебя водку, пусть сам и отдаёт, — с усмешкой сказала девушка, которая оказалась Таней.  

А мне, как под сердце нож…  

— Опять Таня! Когда же это закончится? — путано закрутились мысли в голове, — в этой красивой девушке трудно признать вчерашнюю, распущенную деваху, которую я для себя назвал биксой, вкладывая в это понятие зэковское толкование. Надо же, как подходит ей это имя.  

Я сделал свои покупки и вышел из «сельпо». Неведомая сила остановила меня.  

— Ничего, подождут меня наши, ещё ужин впереди, — мысленно я оправдывал себя.  

Вышла Таня. Она узнала меня ещё в очереди. Но вида почти не подала.  

Не буду распространятся по этому поводу. Но я решился познакомится с ней.  

Я отвлёкся, меня ведь ждут мои ребята. Сходили всё же на ужин. В наличии на вечер две бутылки водки  

После ужина забурились во двор заброшенного дома не далеко от лагеря и отдыхали при небольшом костерке. И вдруг раздвигаются кусты малины и нашему взору предстают два вчерашних паренька.  

Нас, видимо, не узнали. Они опять выпившие.  

Тот, что пониже ростиком, гундявым голосом заговорил:  

– Мы тут вчера с вашими сцепились…. Мы виноваты, конечно, сами в занозу полезли, – швыркнув носом, втянув в себя сопли, начал он обиженно-повинующимся голосом.  

Он ещё что-то хотел прогундеть, но тут как крик души второго, как крик дитя, несправедливо обиженного, со всхлипом и придыханием, разнеслось на всю деревню Кисловку:  

– Мой батя на мацепуре* вам картошку в поле копает…. Да мы виноваты! …. И опять последовал вопросительный мат, высотой с сорокаметровое здание элеватора, виднеющееся вдали за деревней.  

Если «запикать» матерные словечки, то прозвучало бы это примерно так: «Зачем же флягой то по башке бить?!»  

Идея сближения села и города, о которой всегда говорили коммунисты с трибуны каждого Съезда КПСС, работала на полную катушку.  

На примере этой маленькой деревенской истории мне и хотелось рассказать, как происходило стирание граней между городом и деревней.  

Батя на мацепуре от зари до зари выковыривает из земли картошку в поле, сынок же грозит порезать ножиком тех, кто приехал из города помочь убрать урожай, и тут же обижается на тех, кто цилиндрическим телом в форме молочной фляги попытался сгладить острые грани между городом и деревней.  

Меня всегда удивляла простота наших селян. Их детская непосредственность. А равно и их доброта и отзывчивость.  

А потому вложил десять лет своего труда в дело электрификации сельского хозяйства нашей СТРАНЫ! Исколесил немало сёл и весей, чтобы зажечь лампочку Ильича и приблизить этот добрый сельский народ к цивилизации и облегчить им тяжёлый физический труд.  

P. S.  

Таню я тогда проводил до дома. Стали встречаться по вечерам. Гуляли, целовались. Но не более. Таня работала мед. сестрой в медпункте. Хорошая девушка и готовила вкусно. И ни разу не предложила выпить.  

— Таня, а что ты делала тогда в той компании с пьяными парнями? — спросил я.  

— Дура я! Не знаю даже. Выпила спирту на работе, вот и понесло. Не подумай, я не такая. А Сашка ко мне всё лето клеится, как с армии пришёл.  

— Не нравится он тебе?  

Таня помолчала.  

— А ты не боишься гулять со мной по вечерам по деревне?  

Я хихикнул!  

— А я уверен, что не сунется к нашим никто. А Сашка и правда болван и друг его — тоже.  

Последние два дня перед нашим отъездом так и не пришла Таня в условленное место.  

Я уехал домой и Таня исчезла из моей памяти.  

* Мацепура – картофелекопалка, прицепляемая к трактору...  

октябрь 2017